Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

6. Демократические свободы

Важной вехой развития советского законодательства можно с уверенностью назвать Конституцию СССР, утвержденную постановлением Чрезвычайного VIII Съезда Советов Союза ССР 5 декабря 1936 г., которая действовала (с внесенными в нее изменениями) на протяжении более сорока лет[88]88
  Утратила силу в связи с принятием Конституции СССР 1977 г.


[Закрыть]. В ее разработке приняли участие многие видные государственные деятели и ученые. В состав Конституционной комиссии ЦИК СССР по подготовке Основного закона входил и Прокурор СССР А. Я. Вышинский.

В принятии решения о проведении конституционной реформы ведущую роль сыграли политико-идеологические предпосылки: тенденция к централизации управления и унификации законодательства в общесоюзном масштабе; изменение основных ориентиров внешней политики и предпочтение национальных интересов идее мировой революции; трансформация коммунистической идеологии в государственную и необходимость для окончательной победы социализма идеологической консолидации общества. Первым шагом к консолидации различных социальных групп стал впервые опробованный механизм общенародного обсуждения проекта Конституции, что способствовало выявлению проблем общественного развития. Использование данного института подтверждало демократизм конституционной реформы в целом, позволяло опереться на широкие народные массы в ее осуществлении и преодолеть тем самым пассивное сопротивление в самой партии[89]89
  См.: Шершнева Е.А. Создание Конституции СССР 1936 года: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2011. С. 14, 16, 24.


[Закрыть].

Десятки миллионов советских граждан обсуждали текст опубликованного проекта на собраниях трудовых коллективов, выдвигали предложения о внесении дополнений и поправок. Проводимая кампания широко освещалась и комментировалась в средствах массовой информации.

Не были исключением и органы прокуратуры. В августе 1936 г. Всесоюзное совещание прокуроров горячо и восторженно приветствовало проект новой Конституции «как акт величайшего всемирно-исторического значения». Выражением великих принципов пролетарской демократии были названы всеобщее, равное, прямое, тайное избирательное право и провозглашаемые основные права и обязанности граждан СССР[90]90
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 13. Д. 1. Л. 93–97.


[Закрыть].

В результате принята по тем временам самая демократическая в мире Конституция, закрепившая для всех граждан Советского Союза прогрессивные социальные права и свободы. К ним относились в том числе права на образование, труд и отдых, материальное обеспечение в старости, в случае болезни и потери трудоспособности; свобода совести и отправления религиозных культов.

П. В. Ястржембский «Слава творцу Конституции СССР великому Сталину!» 1937

Гарантировались также свободы слова, печати, собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций. Однако эти свободы провозглашались с оговоркой, указывающей на определенные интересы и цели, для которых могли использоваться «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя».

Конституция 1936 г. являлась уникальным документом в том смысле, что содержала множество демократических принципов, но действовала в тоталитарном государстве, политическое сознание власти и граждан которого противоречило ценностям свободомыслия и гуманизма. Условно провозглашая базовые демократические свободы, Конституция была призвана повысить авторитет СССР на западе и уменьшить волнения в обществе, вызванные репрессиями и террором[91]91
  См.: Делова А.Д., Степанова Е.Л., Пенькова А.Н. Конституция СССР 1936 года: теория и реальность // Наука молодых – будущее России: сборник научных статей. Курск, 2019: В 8 т. Т. 4. С. 101.


[Закрыть].

Вместе с тем репрессии набирали еще большие обороты, а декларируемые свободы оставались лишь на бумаге.

Многие современники это понимали, но высказанные вслух мысли на эту тему не всегда находили поддержки окружавших лиц, искренне веривших в величие завоеваний революции и расценивавших любую критику большевистской партии, советской власти как посягательство на истинные социалистические ценности и развитие Советского Союза. Некоторые граждане считали своим долгом донести на инакомыслящих в органы государственной безопасности.

За смелые слова в кругу друзей и знакомых поплатился Петр Михайлович Кошкин.

Родился в 1904 г. в Архангельске. Получил низшее образование. Работал управляющим делами прокуратуры Северной области. В большевистские партийные ряды не стремился. Был женат и воспитывал сына.

Любил общаться с людьми, причем наличие у некоторых из них судимостей не имело для него значения. Знакомых и приятелей у него было много. Петр Михайлович ходил в гости и с удовольствием принимал гостей у себя в квартире. За рюмкой спиртного, игрой в карты и домино там велись бытовые разговоры, но иногда не обходилось без обсуждения политики, что стало известно работникам государственной безопасности.

Заместитель начальника первого отделения четвертого отдела УГБ Управления НКВД по Северной области 31 марта 1937 г. составил справку об имевшихся данных о ведении Кошкиным контрреволюционной агитации, а именно высказанных им накануне клеветнических вымыслах о сталинской Конституции, вождях партии и руководителях советского правительства, а также словах одобрения германского фашизма. Вывод – подлежит аресту и привлечению к уголовной ответственности.

Вынесенное постановление об избрании меры пресечения способов уклонения от следствия и суда в виде содержания под стражей в следственной тюрьме по первой категории мотивировано тем, что «Петр Михайлович является социально опасным».

Никаких доказательств к тому моменту получено не было. Тем не менее справку с постановлением согласовали и утвердили начальник того же отдела и начальник областного управления НКВД. Подпись о согласовании ареста поставил временно исполнявший обязанности прокурора Северной области. Вряд ли у него было сожаление к Кошкину, который ранее написал рапорт на увольнение, собираясь устроиться на другую работу.

По ордеру УНКВД 1 апреля сотрудники госбезопасности по месту жительства арестовали Петра Михайловича. В присутствии его и представителя домоуправления произвели обыск с изъятием личных и служебных документов, ружья с патронами, фотокарточек, дневников, блокнотов, почтовых открыток, иной переписки и даже стопки чистой бумаги. Также изъяли брошюры и книги, по названию которых можно судить об интересах владельца: «Жид» – рассказ 1846 г. И. С. Тургенева, «Толкователь политических слов и терминов, с кратким обзором во всех существующих и существовавших терминов» 1906 г. составителя А. Волгина, «В Москву из Питера по шпалам: рассказ из жизни безработных» 1910 г. писателя М. Зотова, «Черт во власти мошенников» 1911 г. М. А. Сафонова, «Полный курс хиромантии» 1911 г. Ю. Кестлера, «Кто такие социалисты-революционеры и чего они добиваются?» – программная брошюра 1917 г. партии социалистов-революционеров, «Как и почему народ уничтожил старую власть и за что он борется?» 1917 г. представителя партии социалистов-революционеров Е. Н. Медынского, «Гражданская свобода» 1917 г. А. С. Ахманова. Указанная литература следствием расценена как контрреволюционная.

Временно исполнявший обязанности по должности начальника третьего отделения четвертого отдела УНКВД 13 апреля 1937 г. вынес постановление, утвержденное начальником того же отдела, об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения. Согласно этому документу Кошкин достаточно изобличался в том, что, являясь участником контрреволюционной троцкистской организации в Архангельске, систематически пропагандировал троцкистские и фашистские взгляды, а также вовлекал в данную организацию контрреволюционно настроенных элементов и организовывал связи между ними. Указанные деяния квалифицированы по части первой статьи 58.10 (контрреволюционная пропаганда или агитация, а равно хранение литературы того же содержания) и статье 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР. Мерой пресечения по-прежнему определено содержание под стражей в следственной тюрьме УНКВД.

По уголовному делу были арестованы и обвинены в аналогичных преступлениях инженер областного отдела народного образования, инженер треста «Северолес» и начальник строительного военного управления. Впоследствии материалы дела в отношении последнего выделены в отдельное производство для расследования его вредительской деятельности в оборонном строительстве. Выделены также материалы еще по одному лицу – инженеру треста «Экспортлес» в связи с его длительной командировкой.

Обвиняемые и свидетели, являвшиеся участниками нескольких посиделок в марте 1937 г., в ходе следствия допрашивались неоднократно, но их показания не отличались единообразием. Вместе с тем из обрывочных воспоминаний прослеживалось, что Петр Михайлович допускал крайне неосторожные высказывания. Положения Конституции СССР считал принятыми для «замазывания глаз» и неосуществимыми в ближайшие двадцать – тридцать лет, но однажды произнес, что с учетом провозглашенной свободы слова «никто не имеет права преследовать за речи». Говорил, что руководящая верхушка ВКП(б) находится в привилегированных условиях и не заботится о рядовых коммунистах. Население Советского Союза заклеймено по определенным зонам как при крепостном праве, поскольку граждане, особенно бывшие ссыльные, ограничены в передвижении и не вправе выехать за границу.

Кроме того, по показаниям допрошенных, на одной из вечеринок затрагивалось выступление И. В. Сталина на февральском Пленуме ЦК ВКП(б), опубликованное в газете «Правда Севера». Кошкин заявил, что речь вождя следует глубоко изучить для ее опровержения, добавив: «Не зная врага, не знаешь, каким оружием с ним бороться». При этом посетовал, что беспартийным специалистам скоро придется лебезить перед рядовыми членами партии, а к секретарям парткомов, которым Сталин присваивает звания генералов, офицеров и унтер-офицеров, вовсе невозможно будет обратиться.

Арестованный Петр Михайлович допрашивался не менее восьми раз, не считая очных ставок с другими обвиняемыми. На первых двух допросах утверждал, что контрреволюционных разговоров не было. На третьем сотрудники НКВД говорили, что он, не желая давать показания о контрреволюционной организации, встал на путь обструкций, и предупреждали о применении к нему репрессий. На предложения прекратить запирательство и говорить правду молчал. Подписывать протокол отказался.

К четвертому допросу, состоявшемуся 14 апреля, когда было предъявлено обвинение, под давлением оперативных работников вынужденно дал «признательные» показания. Заявил, что высказывал контрреволюционные взгляды, «расценивая внутренний режим в Советском Союзе с фашистской точки зрения»:

– Демократические свободы, т. е. свобода слова, печати и собраний, предоставляются только тем, кто поддерживает правительство. Таким образом, свободно свои взгляды может высказывать не каждый. В отличие от других стран, где имеются широкие возможности передвижения, рядовые советские граждане не имеют права выезда за границу и закрепощены по определенным местам, как это было в период крепостного права. В частности, с архангельским паспортом невозможно выехать в Москву или Ленинград.

По поводу комментирования выступления Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) Кошкин сказал, что после употребления спиртного допустил троцкистскую клевету:

– Сталин дает секретарям партийных комитетов звания генералов, офицеров и унтер-офицеров, в связи с этим в партии устанавливается военная дисциплина. Перед секретарем парткома рядовой член партии должен вытянуться в струнку, а беспартийный работник вообще не знает, как к тому подойти.

На последующих допросах следствие выясняло взаимоотношения Петра Михайловича с другими обвиняемыми, а также пыталось установить какие-нибудь факты его противоправной деятельности по работе в прокуратуре. Он лишь признался, что в феврале 1937 г. возмутился несправедливым, по его мнению, решением руководства прокуратуры о возложении на него дополнительных непосильных обязанностей. Находясь в возбужденном состоянии, решил уволиться и написал записку знакомому, что ему «надоела в прокуратуре атмосфера наблюдателей и сталинских шпиончиков». Последнюю фразу объяснил своей безалаберностью и казавшимся ему существовавшим недоверием между работниками прокуратуры.

Сотрудниками госбезопасности с утверждения начальника областного управления НКВД в мае и июне выносились постановления о возбуждении перед ЦИК СССР ходатайства о продлении срока ведения следствия и содержания обвиняемых под стражей. Мотивировались необходимостью до конца вскрыть связи обвиняемых с другими участниками контрреволюционной троцкистской организации. Сведений о решениях ЦИК СССР в уголовном деле нет.

В конце июля всем трем обвиняемым объявлено об окончании следствия и направлении дела на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР. Возможность ознакомиться с материалами дела им не предоставлялась.

Помощником начальника второго отделения пятого отдела управления госбезопасности 25 июля составлено обвинительное заключение, которое согласовано с заместителем начальника отдела и утверждено начальником УНКВД по Северной области.

Отмечалось, что Кошкин в 1936 г. организовал и возглавил контрреволюционную группу из проживавших в Архангельске бывших ссыльных и иных контрреволюционных элементов, на сборищах которой в марте 1937 г. и отдельно среди своих знакомых пропагандировал контрреволюционные вымыслы о сталинской Конституции, возводил троцкистскую клевету на вождей коммунистической партии и советского правительства.

Уголовное дело было отдано на изучение в прокуратуру, и 4 августа помощник прокурора Северной области по спецделам составил заключение об установлении предварительным следствием виновности обвиняемых и направлении дела на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР. Данное заключение согласовал исполнявший обязанности заместителя прокурора области по спецделам и утвердил исполнявший обязанности прокурора области.

Особое совещание при НКВД СССР 27 августа 1937 г. постановило «за контрреволюционную деятельность» Петра Михайловича и других двух обвиняемых заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет. Отбывать наказание он отправлен на Колыму в район бухты Нагаево в Севвостлаг (Северо-Восточный исправительно-трудовой лагерь). В 1937 г. ему исполнилось всего 33 года.

Кошкин не стал обжаловать осуждение, а его жена не смирилась и писала заявления в органы НКВД, прося пересмотреть дело. В 1940 г. ей было отказано, а 21 марта 1942 г. он в лагере умер. Такая же участь постигла и осужденных вместе с ним лиц.

В 1989 г. по заключениям, утвержденным прокурором Архангельской области, все они, в том числе Петр Михайлович Кошкин, реабилитированы.

7. Личные убеждения

В 1936 г. в ходе всенародного обсуждения интерес граждан вызывали многие положения проекта Конституции СССР.

В «Информационной сводке предварительных итогов поступивших предложений и дополнений, вносимых трудящимися к проекту новой Конституции СССР» от 15 октября 1936 г. обобщено 13 721 предложение, из них 1 161 не повторялось. К X главе «Основные права и обязанности граждан» высказано 6 354 предложения, к XI главе «Избирательная система» – 3 014, к I главе «Общественное устройство» – 1 061, к VI главе «Органы государственного управления союзных республик» – 15, к VII главе «Высшие органы государственной власти автономных советских социалистических республик» – 11. Наибольшие дискуссии вызвал проект статьи 135 о введении всеобщего избирательного права. Большинство выступало за оставление ограничения избирательных прав для категорий, ранее их лишенных (священнослужителей; лиц, прибегавших к наемному труду, с целью извлечения прибыли; лиц, живших на нетрудовые доходы; частных торговцев, торговых и коммерческих посредников)[92]92
  ГА РФ. Ф. Р-3316. Оп. 40. Д. 28. Л. 1–2, 108–110, 142, 162.


[Закрыть].

Разработка и обсуждение изменений избирательной системы в проекте Конституции выявила разнообразные позиции, как среди руководства страны, так и населения. За отмену ограничений в избирательных правах по социальным основаниям и тайное голосование на выборах выступил лично И. В. Сталин. Предложенный им окончательный вариант XI главы Конституции оказался демократичнее представлений, как членов конституционной подкомиссии по избирательной системе, так и мнения самих граждан. Представляется, что основной причиной стала его уверенность в абсолютной подконтрольности общества и отсутствии необходимости введения дополнительных механизмов, способных обеспечить подконтрольные правящей партии составы Советов. Второй причиной стало желание продемонстрировать преимущества советского строя, доказать его демократичность, достигнув пропагандистского эффекта[93]93
  См.: Саламатова М.С. Реформа избирательной системы в Конституции 1936 года: новые материалы // Историко-правовые проблемы: Новый ракурс. 2020. № 4. С. 117–121.


[Закрыть].

Н. А. Валерианов «Работницы и крестьянки, все на выборы». 1925

Статья 135 главы XI утвержденной Конституции гласила, что все граждане СССР, достигшие 18 лет, независимо от расовой и национальной принадлежности, пола, вероисповедания, образовательного ценза, оседлости, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности, имеют право участвовать в выборах депутатов, за исключением лиц, признанных в установленном законом порядке умалишенными. Иной возраст – не менее 23 лет устанавливался только для того, чтобы быть избранным депутатом Верховного совета СССР.

Несмотря на существенные разногласия при обсуждении положений будущей Конституции, внесение некоторых предложений, шедших вразрез с опубликованным проектом, позже аукнулось их авторам.

Так произошло с Василием Степановичем Юрьевым.

Родился 20 февраля 1877 г. в с. Аныб Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии в крестьянской семье. Было у него две старших сестры. В хозяйстве имелись лошадь и корова.

Получив среднее образование, Василий Степанович перебрался в с. Тентюково Кодзвильской волости, являвшееся пригородом Усть-Сысольска (данный город в 1921 г. стал административным центром вновь образованной автономной области Коми (Зырян), а в 1930 г. переименован в Сыктывкар; позднее Тентюково с ним слилось), где трудился в уездном казначействе.

С приходом советской власти работал секретарем революционного трибунала, помощником секретаря уездного съезда, председателем местного профсоюза работников советских, общественных, торговых учреждений и предприятий, а также избирался членом волостного исполкома.

Как и большинство других граждан следил за изменениями в стране, имея на многие события свою точку зрения, не всегда совпадавшую с государственной. В декабре 1922 г., когда ему было 45 лет, на общем волостном собрании подверг критике значительное расходование средств на содержание государственного аппарата.

В ту же ночь за ним пришли сотрудники ГПУ, и он оказался под арестом по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных статьями 83 (агитация и пропаганда против порядка управления) и 109 (дискредитирование власти) действовавшего менее полугода первого Уголовного кодекса РСФСР. Спустя две недели освобожден, и впоследствии дело в отношении него прекращено за недоказанностью преступлений.

Затем он устроился бухгалтером областного финансового отдела, но в 1929 г. снят с работы. Он подал апелляцию, которая была рассмотрена на объединенном заседании коллегии областной рабоче-крестьянской инспекции и областной тройки по проверке и чистке советского аппарата. Решение об увольнении подтверждено, но с оговоркой об отсутствии возражений против его поступления на работу по специальности бухгалтера в советские учреждения на общих основаниях.

В начале 1930-х годов Юрьев устроился на должность бухгалтера суда и прокуратуры автономной области Коми Северного края (с декабря 1936 г. – Коми АССР). За хорошую работу получал премии. Проживал в собственном доме в Сыктывкаре.

Принял активное участие в обсуждении проекта Конституции СССР 1936 г. На общем собрании работников суда и прокуратуры выступил с предложением внести поправку о повышении минимального возраста избирать и быть избранным до 25 лет, поскольку считал, что молодые люди не обладали достаточно развитыми умственными способностями для участия в управлении государством. Посыпались возражения, что в таком случае в выборах в Советы не смогут участвовать комсомольцы и красноармейцы. Василий Степанович остался при своем мнении.

У него были и другие убеждения, о которых не стеснялся рассказывать знакомым и сослуживцам. Сообщал о приверженности учению Л. Н. Толстого, считавшего, что любое государственное устройство и всевозможные государственные учреждения основаны на том, что вооруженные, грубые, жестокие люди грабят трудолюбивых, безобидных оседлых людей, при этом из «ограбляемых» путем подкупов и угроз подбирают помощников для более широкого распространения своего грабежа[94]94
  Данные мысли Л.Н. Толстым изложены в 1909 г. в статье, опубликованной после его смерти под названием «О государстве» (Лев Николаевич Толстой: Юбилейный сборник / Собрал и редактировал Н.Н. Гусев. М.; Л., 1928). Писатель считал государства губительными, а деятельность их глав и всех чиновников, старающихся верить в необходимость и даже святость своего положения, дурной и направленной лишь на получение огромных денег и удовлетворение тщеславия. Философские писания о полезности государства, благе народа и патриотизме рассматривал не более, чем гнусным обманом и поразительной глупостью.


[Закрыть].

В продолжение темы Юрьев высказывал свои теоретические измышления о зле власти, государства и, соответственно, ненужности государственного аппарата.

Открыто утверждал, что налоговые комиссии, нарушая закон, облагают народные массы чрезмерными налогами. В связи с этим призывал работников органы юстиции и прокуратуры принимать меры по защите беднейшего крестьянства в данной сфере.

В феврале 1937 г. поделился с судейским работником соображениями, что с приходом советской власти исключена эксплуатация человека человеком, но осталась эксплуатация человека государством посредством налогообложения. Тот, озаботившись необходимостью исправления собеседника, разместил в стенгазете статью под заголовком «В стороне от больших дел», что в коллективе есть человек, ошибочно защищающий теорию существования в Советском Союзе эксплуатации труда.

Прокурор Коми АССР И. А. Федченко не смог оставить без внимания опасные суждения, быстро выяснил, о каком человек шла речь, и 25 февраля пригласил Василия Степановича вместе с другими работниками суда и прокуратуры к себе в кабинет.

Юрьев повторил свою точку зрения и попытался ее аргументировать ссылками на слова Толстого о государстве, а также доводами об огромных для крестьян налогах.

На период деятельности Федченко в указанной должности пришелся пик политических репрессий. Он характеризовался как энергичный, дисциплинированный, политически выдержанный работник, хорошо знавший специфику органов прокуратуры. Его отличало добросовестное отношение к порученному делу, высокие организаторские способности, требовательность в работе к подчиненным[95]95
  Прокуратура Республики Коми: годы, события, люди. Сыктывкар, 2011. С. 53.


[Закрыть].

Прокурор не стал принимать репрессивных решений, но сделал свободомыслящему работнику серьезное внушение о неправильности и вредности подобных суждений, предложив ему публично покаяться на профсоюзном собрании коллектива.

Василий Степанович согласился, однако информация о его взглядах донеслась до сотрудников госбезопасности, которые на ситуацию взглянули иначе.

Начальником четвертого отдела УГБ и начальником НКВД по Коми АССР было подписано обращение к заместителю прокурора автономной республики по спецделам с просьбой санкционировать арест 60-летнего Юрьева. Наряду с этим помощником оперуполномоченного четвертого отдела с согласия начальника отдела и утверждения наркома внутренних дел автономной республики 5 марта вынесены постановления о принятии дела к производству, избрании меры пресечения и предъявлении обвинения.

В приведенных документах указывалось, что Василий Степанович совершил преступление, предусмотренное частью первой статьи 58.10 УК РСФСР, а именно систематически проводил контрреволюционную агитацию: выступал на общем собрании против сталинской Конституции; называл неправильной политику советской власти по отношению к крестьянству; заявлял об эксплуатации в СССР чужого труда. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрано содержание под стражей в Сыктывкарской тюрьме по второй категории.

Прокурорская санкция на арест была дана незамедлительно, и помощник оперуполномоченного рьяно приступил к расследованию. В тот же день по ордеру республиканского НКВД задержал Юрьева и по месту его жительства произвел обыск. Помимо личных документов, фотокарточек, переписки изъял брошюры «врагов народа» Л. Д. Троцкого и Г.Е. Зиновьева.

В ходе следствия в качестве свидетелей были допрошены работники органов прокуратуры и суда автономной республики, а также лица, давно знавшие Василия Степановича. Они дали показания о его убеждениях, при этом допустили некоторое искажение им сказанного, что во многом объяснялось их субъективным восприятием минувших разговоров.

Сразу после ареста Юрьев был ознакомлен с постановлением об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, после чего допрошен. Виновным себя не признал. В течение марта – апреля его ожидало еще семь допросов и пять очных ставок.

Он не согласился со многими показаниями свидетелей, но подтвердил факты внесения предложения о повышении возраста активного и пассивного избирательного права в проекте Конституции, высказываний о недостаточной активности органов юстиции и прокуратуры по защите крестьянства в сфере налогообложения, а также об эксплуатации человека государством. Все сказанное, по его утверждению, никак не являлось контрреволюционной агитацией.

На вопросы следствия о причинах хранения контрреволюционных брошюр пояснил, что приобрел их в 1921 г., но читать никому не давал. Положил в ящики письменного стола и забыл.

Изучая обнаруженную по месту его жительства переписку, сотрудник НКВД наткнулся на составленную Василием Степановичем рукопись против новой экономической политики (НЭП) советской власти. Юрьев пояснил, что подготовил ее также в 1921 г., считая НЭП возвращением к капитализму. Хотел по данному поводу выступить с докладом на профсоюзном собрании, однако оно не состоялось.

Постановлением от 17 апреля 1937 г. признанные следствием контрреволюционными изъятые брошюры и рукопись приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.

Спустя три дня составлен протокол об окончании следствия, ознакомления обвиняемого с материалами дела и объявления о направлении дела по согласованию с заместителем прокурора Коми АССР по спецделам на рассмотрение Спецколлегии Верховного суда автономной республики.

Еще девять дней понадобилось на составление обвинительного заключения, его согласование с начальником четвертого отдела УГБ и утверждение начальником НКВД по Коми АССР.

В данном документе отмечалось, что Василий Степанович на протяжении многих лет вел контрреволюционную анархическую агитацию о ликвидации государственного аппарата в Советском Союзе, клеветал на политику советской власти по отношению к крестьянству, говорил об эксплуатации крестьян государством. В квартире хранил контрреволюционную троцкистскую литературу, а также составленную им контрреволюционную рукопись.

Обвинение в части выступления на собрании против сталинской Конституции исчезло. Видимо, возобладал здравый смысл.

Заместитель прокурора Коми АССР по спецделам, временно исполнявший обязанности прокурора автономной республики, в своем заключении от 4 мая указал на доказанность и правильность квалификации предъявленного обвинения.

На подготовительном заседании Спецколлегии Верховного суда Коми АССР 4 июня с участием того же прокурорского работника постановлено: обвинительное заключение утвердить; обвиняемого предать суду по части первой статьи 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная агитация, а равно изготовление или хранение литературы того же содержания); дело назначить к слушанию в закрытом судебном заседании без участия сторон с вызовом перечисленных в обвинительном заключении свидетелей; меру пресечения обвиняемому оставить содержание под стражей в Сыктывкарской тюрьме.

Юрьеву было вручено обвинительное заключение. Для представления суду достоверных доказательств относительно выступлений на собраниях по проекту сталинской Конституции и действиям налоговых комиссий он направил обращение председателю местного комитета союза работников суда и прокуратуры о предоставлении копий протоколов собраний. Просьба осталась без удовлетворения, а обращение перенаправлено в Спецколлегию Верховного суда автономной республики, где помещено в материалы дела.

На судебном заседании 7 июня Василий Степанович виновным себя не признал. В заявленном им ходатайстве о вызове дополнительных свидетелей было отказано. В то же время его доводы о фактическом не предоставлении возможности ознакомиться с делом показались суду убедительными. В связи с этим вынесено определение о возврате дела прокурору Коми АССР.

После выполнения требований об ознакомлении обвиняемого с материалами дела последнее вновь направлено в Спецколлегию.

Новое судебное заседание состоялось 12 июня без представителя прокуратуры, но по заявлению подсудимого ему предоставлен защитник, который попытался представить былые высказывания Юрьева его политической ошибкой. Сам Василий Степанович сказал, что всегда был полезным для советской власти работником и шел по большевистской дороге.

Тем не менее вынесенным в тот же день приговором он признан виновным в инкриминируемом преступлении, а именно ведении клеветнической агитации против политики советской власти в начале 1920-х годов и налоговой политики современности, а также хранении контрреволюционной литературы и своей рукописи. Спецколлегия Верховного суда также поставила ему в вину, что «во время обсуждения проекта Конституции выражал недовольство и вносил контрреволюционную поправку в избирательную систему».

Осужден к пяти годам лишения свободы в лагерях НКВД и трем годам лишения избирательных прав.

Определением Судебной коллегии Верховного суда РСФСР от 4 августа 1937 г. приговор оставлен в силе, а кассационная жалоба «без последствий».

В 2002 г. в соответствии с заключением прокуратуры Республики Коми Василий Степанович Юрьев реабилитирован.