Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

10. Воинский призыв

Первоначально после Октябрьской революции 1917 г. служба в Красной армии была добровольной, однако Гражданская война побудила перейти к обязательности службы.

Конституции РСФСР 1918 и 1925 гг. признавали обязанностью всех граждан республики защищать социалистическое отечество и устанавливали всеобщую воинскую повинность. Почетное право защищать революцию с оружием в руках предоставлялось только трудящимся. На нетрудовые элементы возлагалось отправление иных воинских обязанностей.

В Конституции СССР 1936 г. и Конституции РСФСР 1937 г. указывалось, что воинская служба представляет почетную обязанность граждан страны, а защита отечества есть священный долг каждого гражданина.

Законами СССР «Об обязательной военной службе», принятыми в 1925, 1928 и 1930 годов[111]111
  СЗ СССР. 1925. № 62. Ст. 463; СЗ СССР. 1928. № 51. Ст. 449; СЗ СССР. 1930. № 40. Ст. 424.


[Закрыть], в целях обучения военному делу и комплектования Красной армии устанавливалась всеобщая обязательная военная служба трудящихся мужского пола. По достижении 19-летнего возраста граждане привлекались к допризывной подготовке продолжительностью в два учебных месяца, а с 21 года призывались на действительную военную службу.

Г. Г. Клуцис «Будь горд, будь рад стать красноармейцем в ряд». 1934

Служба в кадровом составе Красной армии продолжалась пять лет и слагалась из непрерывной службы в частях Красной армии в течение от двух до четырех лет в зависимости от вида и рода войск, а также пребывания в долгосрочном отпуске продолжительностью от одного года до трех лет с привлечением на учебные сборы во время этого отпуска.

В определенных законом случаях гражданам предоставлялись отсрочки или они освобождались от службы. Предусматривались льготы по семейно-имущественному положению, состоявшие в освобождении призываемых от службы в мирное время в кадровом составе и замене ее службой в переменном составе территориальных частей или службой, проходимой вневойсковым порядком.

Служба в переменном составе территориальных частей состояла в первый год из трехмесячного обучения, а в течение следующих четырех лет – из учебных сборов и пребывания в отпуске в периоды между сборами. Служба, проходимая вневойсковым порядком, слагалась из учебных сборов общей продолжительностью в шесть месяцев в течение пяти лет и пребывания в отпуске в периоды между сборами.

С 1930 по 1931 г. служба в кадровом составе могла быть заменена военно-производственной службой, слагавшейся из двухлетней непрерывной службы на промышленных предприятиях с привлечением к военному обучению и трехлетнего состояния в долгосрочном отпуске с учебными сборами.

Устанавливались три разряда льгот по семейно-имущественному положению, взамен которых в 1931 г. установлена одна льгота[112]112
  Постановление ЦИК СССР № 12, СНК СССР № 595 от 3 августа 1931 г. «Об изменении закона об обязательной военной службе в части, касающейся льгот по семейно-имущественному положению и годности призываемых на действительную военную службу» // СЗ СССР. 1931. № 48. Ст. 321; Постановление СНК СССР от 5 августа 1931 г. № 596 «Об изменении закона об обязательной военной службе в связи с отменой военно-производственной службы, установлением единой льготы по семейно-имущественному положению и изменением категорий годности к военной службе» // СЗ СССР. 1931. № 50. Ст. 331.


[Закрыть]. Она предоставлялась в том случае, когда на действительную военную службу призывался единственный способный к труду член семьи при одном или более нетрудоспособных членах семьи, которых он содержал своим трудом.

Такая льгота была предоставлена Сергею Федоровичу Гусеву. В связи с находившейся на его иждивении нетрудоспособной матерью он оказался зачисленным в переменный состав территориальной части Красной армии.

Сергей Федорович родился 24 октября 1916 г. в г. Аткарске Саратовской губернии в семье рабочего, младшим из шести детей. С восьми лет учился в школе Саратова, закончил семь классов, поступил в автодорожный техникум и вступил в ряды ВЛКСМ. После смерти отца, работавшего портным в саратовской артели, был вынужден на первом курсе прервать обучение и в 1933 г. за сестрой переехал в Рузаевский район Мордовской автономной области, где устроился счетоводом в колхоз. В следующем году хотел продолжить обучение, но этого сделать не удалось.

Тогда райком комсомола командировал его в школу первой ступени при Глебовском сельсовете Турковского района Саратовского края, где он трудился педагогом и заведующим. Согласно характеристики работу выполнял аккуратно, был председателем революционной комиссии и членом сельсовета, организовал первичную комсомольскую ячейку и избран комсоргом.

По окончании учебного года в течение трех месяцев работал счетоводом на строительном участке на станции Сердобск, а затем поступил в театральное училище в Саратове. Однако на первом году обучения решил, что ему более интересна юриспруденция, и в марте 1936 г. он зачислен на шестимесячные вечерние юридические курсы по подготовке работников суда и прокуратуры при Саратовском краевом суде. Успешно изучал дисциплины.

С 4 июля по 7 августа того же года проходил практику в прокуратуре г. Саратова. В этот период возбудил и расследовал шесть уголовных дел по фактам побоев, краж и сопротивления представителям власти. По двум делам производство расследования приостановил за розыском обвиняемых, а по четырем делам составил обвинительные заключения. Кроме того, им было проведено тринадцать проверок с вынесением постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела.

По окончании юридических курсов в августе 1936 г. направлен в краевую прокуратуру с рекомендацией использования на следственной работе в районе и назначен на должность народного следователя прокуратуры Кистендейского района Саратовского края (с декабря 1936 г. – Саратовской области).

Руководством прокуратуры области в марте 1937 г. отмечалось, что Гусев осваивал следственную работу, работал над повышением квалификации, ежемесячно заканчивал расследованием по шесть уголовных дел, из которых половину в срок до десяти дней.

Все изменилось ближайшей осенью, когда по месту своей работы и на вокзале в с. Кистендей с рядом лиц, в том числе сотрудником милиции и судебным исполнителем, обсудил вопросы призыва на службу в Красную армию, при этом пояснил причину, по которой сам не был призван.

Информация об этом дошла до местного отделения НКВД. В результате были проведены допросы свидетелей, которые заявили, что Сергей Федорович говорил о бесполезности для образованных людей службы в армии, в которой за два – три года ничего не получишь, и призыве в армию только необтесанных колхозников. Одному из призывников также якобы сказал, что тому в армии спустят шкуру. Наряду с этим сотрудник милиции поведал, что в его присутствии Гусев одному из арестованных произнес: «НКВДевцы постарались нахапать много».

По ордеру начальника Кистендейского районного отделения УНКВД по Саратовской области 9 октября 1937 г. проведены обыск по месту жительства и арест Сергея Федоровича. На основании постановления об избрании меры пресечения и предъявления обвинения, вынесенного помощником оперуполномоченного того же районного отделения, согласованного и утвержденного руководителями, он был заключен под стражу в Балашовскую тюрьму. Арест санкционирован временно исполнявшим обязанности заместителя областного прокурора по спецделам.

В постановлении указывалось, что Гусев достаточно изобличался в том, что систематически среди окружающих проводил антисоветскую агитацию, направленную на дискредитацию Рабоче-крестьянской Красной армии, и распространял клеветнические провокационные слухи относительно органов НКВД. Деяния квалифицированы по статье 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда или агитация). Подписывая этот документ, Сергей Федорович отметил, что изложенное считает ложным.

Спустя пять суток руководство прокуратуры области обратилось к Прокурору РСФСР санкционировать увольнение Гусева из органов прокуратуры как арестованного по обвинению в совершении контрреволюционного преступления, на что получило положительный ответ. Приказом по прокуратуре области от 17 ноября его уволили. Кроме того, он был исключен из членов комсомола.

При допросах обвиняемого и его очных ставках со свидетелями, в том числе в присутствии прокурора района, сотрудники госбезопасности требовали прекратить упорство. Сергей Федорович же последовательно утверждал, что разговоры о призыве в армию имели место, однако категорически отрицал слова, приписываемые ему свидетелями как о службе в армии, так и сотрудниках НКВД.

По окончании расследования 4 ноября подписан протокол объявления об окончании следствия и ознакомления обвиняемого с материалами, а 20 ноября двумя сотрудниками пятого отделения четвертого отдела УГБ УНКВД по Саратовской области с согласия заместителя начальника данного отдела и утверждения помощника начальника областного УНКВД вынесено постановление о направлении дела через прокурора по спецделам в Спецколлегию областного суда.

Неизвестно, составлялось ли ими обвинительное заключение, но 20 декабря помощником прокурора Саратовской области по спецделам обвинительное заключение пересоставлено и согласовано с заместителем областного прокурора по спецделам.

В соответствии с данным документом Гусев обвинялся в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьей 58.10 УК РСФСР, а именно в контрреволюционной деятельности, выражавшейся в проявлении среди близких ему лиц, главным образом молодежи, недовольства Красной армией и их запугивании военной службой, а также дискредитации мероприятий, проводимых органами НКВД.

На подготовительном заседании 26 декабря Спецколлегия Саратовского областного суда согласилась с предложением участвовавшего представителя прокуратуры области утвердить обвинительное заключение.

Основное слушание дела прошло в закрытом судебном заседании без прокурора, но с участием защитника. Сергей Федорович пытался объяснить, что как допризывник в сентябре подал заявление в райвоенкомат о службе в пограничных войсках, скрыв факт нахождения на его иждивении матери, однако военком при отправке в ряды Красной армии об этом узнал, и ему пришлось вернуться к своей работе в прокуратуре.

Эти откровения не произвели впечатления на суд. Приговором от 8 января 1938 г. Гусев призван виновным в контрреволюционной агитации и осужден к пяти годам лишения свободы с поражением в правах на три года. Суд отметил, что подсудимый совершил преступление, «будучи антисоветски настроенным».

Определением Специальной коллегии Верховного суда РСФСР от 7 марта 1938 г. приговор оставлен в силе, а кассационная жалоба осужденного – «без последствий».

Однако в уголовное дело вмешалась Прокуратура СССР, которая внесла протест. На этом основании Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 3 августа 1940 г. состоявшиеся судебные решения в отношении Сергея Федоровича отменены, а дело производством прекращено.

Верховным судом СССР констатировано, что высказывания Гусева действительно имели место, однако по своему содержанию являлись лишь нетактичными и не могли быть квалифицированы по части первой статьи 58.10 УК РСФСР. Наоборот, из дела видно, что он сам имел большое желание служить в Красной армии, но в силу того, что на иждивении имел нетрудоспособную мать, был зачислен в переменный состав территориальной части.

В армию Сергей Федорович Гусев все же попал. Это произошло в Великую Отечественную войну 15 июля 1943 г. Он получил воинское звание младшего лейтенанта и окончил службу 31 августа 1960 г.

11. Община бетбрудеров

В период существования СССР формального запрета религии не было. Более того, провозглашалась признаваемая за всеми гражданами свобода отправления религиозных культов. На деле же государством в те или иные отрезки времени в большей или меньшей степени в различных формах велась борьба с религией.

Таким образом, проводилась в жизнь государственная задача политического воспитания масс для полного высвобождения их из-под влияния враждебной коммунизму идеологии, воспитания единственно правильного научного материалистического марксистско-ленинского мировоззрения и преодоления пережитков капитализма в сознании людей. Делались всевозможные усилия к отказу граждан от прежних духовных ценностей и становлению уклада жизни в социалистическом духе. Атеизм создавал почву для лучшего формирования убежденности граждан в правильности политики Коммунистической партии и деятельности советского правительства.

Активно осуществлялась антирелигиозная пропаганда. Конфисковались религиозные материальные ценности. Принудительно закрывались и разрушались монастыри, храмы, мечети, синагоги, молитвенные дома и иные религиозные объекты. Существенно ограничивались в правах и подвергались репрессиям священнослужители и проповедники.

Так, Дальневосточное управление государственной безопасности НКВД в 1930-е годы сформулировало основные причины, по которым «церковникам и сектантам» можно выносить обвинительный приговор за антисоветскую деятельность: сектантская пропаганда среди населения; проникновение в советские учреждения городов, в сельские советы; противодействие культурно-политическим мероприятиям партии и государства; агитация против налоговой политики государства; распространение контрреволюционных, провокационных слухов; связь с зарубежными контрреволюционными белоэмигрантскими организациями и иностранными разведками; монархические взгляды и т. п.[113]113
  Цит. по: Потапова Н.В. Религиозная жизнь Сахалина (во второй половине XIX – начале XXI вв.): Дисс. … канд. ист. наук. Южно-Сахалинск, 2004. С. 142.


[Закрыть]

М. М. Черемных «Сектант – кулацкий петрушка». 1930

Несмотря на все предпринятые усилия для изжития религиозной приверженности, проведенная в январе 1937 г. перепись населения путем опроса, содержавшего включенный И. В. Сталиным вопрос о вероисповедании, дала совершенно неожиданные результаты, которые не были официально опубликованы. Процент верующих граждан страны в возрасте 16 лет и старше составил 56 %, причем достаточно высок оказался этот показатель среди грамотного населения – 44 %. Подавляющее большинство верующих (3/4) были православными, остальные относили себя к другим различным религиозным конфессиям и течениям[114]114
  Справка ЦСУ СССР от 20 декабря 1955 г. «О численности верующих в СССР и их распределении по религиям по переписи 1937 года» // РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 33. Д. 2990. С. 71–74.


[Закрыть].

В Саратовском Поволжье, особенно Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья (АССРНП), среди населения большим авторитетом пользовались католические и лютеранские священнослужители, а также руководители общин бетбрудеров (молящихся братьев).

В отчете спецсектора прокуратуры АССРНП за 1935 г. сообщалось, что в 1933–1934 гг. классовые враги, прикрываясь религиозными бетбрудерскими общинами, вели активную работу по развалу колхозов, настраивали население против советской власти, агитировали за эмиграцию из Республики Немцев Поволжья в Германию. Официально католическая, лютеранская церковь, протестантские деноминации и секты были ликвидированы в Саратовском Поволжье в середине 1930-х годов, но религиозная жизнь продолжалась на полулегальном и нелегальном положении. Люди оставались верующими, несмотря на сильное желание руководства страны уничтожить веру и церковь, а вместе с ними и любое инакомыслие[115]115
  См.: Яковлева Ж.В. Характер и особенности протестных действий поволжских немцев в период антирелигиозной кампании 1930-х годов // Немцы России в общественно-политической жизни страны (XVIII–XXI вв.): Материалы 16-й Международной научной конференции. Москва, 27–31 октября 2016 г. М., 2017. С. 177–178.


[Закрыть].

Осенью 1937 г. Директивой НКВД СССР приказывалось «в ближайшие дни обеспечить оперативный разгром церковного и сектантского контрреволюционного актива, подвергнув аресту всех участников шпионских, повстанческих и террористических формирований, в том числе пытающихся вести подрывную работу в связи с выборами [в Верховный совет СССР]»[116]116
  Охотин Н.Г., Рогинский А.Б. «Большой террор»: 1937–1938. Краткая хроника // Газета «30 октября». 2007. № 74. С. 6.


[Закрыть].

В начале ноября 1937 г. в с. Швед Красноярского кантона АССРНП сотрудниками НКВД подвергнуты заключению под стражу четверо местных жителей как враждебно настроенных членов группы бетбрудеров, проводивших среди колхозников контрреволюционную деятельность. Они обвинены в том, что вели агитацию против мероприятий ВКП(б) и советского правительства, распространяли провокационные слухи о голоде в стране, а также под видом проведения богослужения убеждали выйти из колхоза и добиться открытия церкви (дома для богослужения). В конечном итоге их заставили признать вину.

Трое были рядовыми колхозниками, а четвертый член группы – 41-летний Готлиб Генрихович Гоппе.

Родился 12 сентября 1896 г. в том же селе в крестьянской семье. Окончил четыре класса сельской школы, в 1920–1921 гг. проходил службу рядовым в Красной армии. Занимался семейным крестьянским хозяйством, в 1931 г. вступил в колхоз, а через пять лет устроился на должность секретаря прокуратуры Красноярского кантона. К осени 1937 г. у него имелись жена и пятеро детей в возрасте от одного до 14 лет.

У Готлиба Генриховича 2 ноября проведены обыски, а сам он арестован, о чем была составлена анкета арестованного. Помещенный же в дело ордер наркома внутренних дел АССРНП на данные мероприятия датирован двумя днями позднее.

В ходе допроса, проводившегося временно исполнявшим обязанности по должности начальника Красноярского кантонного отделения НКВД по АССРПН, Гоппе указал, что никаких фактов контрреволюции не помнит. Однако допрашивавший заявил: «Следствие требует от Вас правдивых показаний, так как располагает точными данными о Вашей контрреволюционной агитации», – и зачитал показания одного свидетеля. Вероятно, не обошлось без физического воздействия, поскольку допрашиваемый тотчас же признал себя виновным в том, что был враждебно настроен к советской власти и в с. Швед вел антисоветскую агитацию среди колхозников, намереваясь подорвать мероприятия советской власти. В частности, в 1936 г. во время реализации займа заявил:

– Облигации нас, колхозников, задушат. Когда кончатся эти облигации? Они как ярмо на шее. Из колхоза деньги за работу не получаешь, а советская власть требует деньги. Запишите меня на заем, может быть после этого скорей сдохну.

Внутренние государственные займы СССР, появившись в 1922 г. как вынужденная мера борьбы с инфляцией и бюджетным дефицитом, постепенно стали важным дополнительным источником финансирования интенсивного развития советской экономики. В ходе поиска оптимальной модели были опробованы различные варианты, но к концу 1920-х определился, а в 1930-е годы окончательно отработан ее основной тип: внутренние государственные займы стали всенародными, ежегодными, крупными, состоявшими из двух частей (процентной и выигрышной), долгосрочными, добровольными по форме с использованием элементов принуждения. Они проводились, как правило, в виде ударных политических кампаний и реализовывались в рассрочку по подписке среди трудящихся. С одной стороны, было немало желающих добровольно поддержать своими финансами советскую власть. С другой стороны, благодаря организации специальных Комиссий содействия, усиленной пропаганде и насаждению обстановки страха, вызванной массовыми репрессиями, государственные займы фактически стали обязательностью и превратились в дополнительное налогообложение населения[117]117
  См.: Пинаев С.М. Исторический опыт проведения внутренних государственных займов СССР 1920 – 1930-х годов: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Владимир, 2012. С. 21–29.


[Закрыть].

Готлиб Генрихович также вынужденно «признался» в том, что в 1936 г. в колхозе выражал недовольство хлебозаготовками:

– Из колхоза вывозят весь хлеб, а нам, колхозникам, ничего не останется для распределения на трудодни, и будем сидеть без хлеба. Я в этом колхозе больше работать не буду.

Система оплаты труда колхозников заключалась в распределении между ними собранного урожая после выполнения обязательств перед государством в том числе по обязательным поставкам хлеба. Такое распределение осуществлялось с учетом отработанных каждым колхозником так называемых «трудодней», являвшихся формой учета количества и качества его труда.

В ходе скоротечного следствия в отношении группы бетбрудеров постановлений об избрании меры пресечения и предъявления обвинения не выносилось, прокурорских санкций на арест не получалось, а 6 ноября 1937 г. составлены справки об объявлении обвиняемым об окончании следствия без ознакомления с материалами дела.

Обвинительное заключение подготовлено тем же сотрудником, который проводил допрос Гоппе, и 8 ноября утверждено заместителем народного комиссара внутренних дел АССРНП. Всем четверым проходившим по делу лицам инкриминировано совершение преступлений, предусмотренных статьями 58.10 (контрреволюционная пропаганда или агитация) и 58.11 (контрреволюционная организация) УК РСФСР. Так, Готлиб Генрихович обвинен в том, что являлся членом контрреволюционной группы в с. Швед, где вел активную агитацию против мероприятий ВКП(б) и советской власти, распространял провокационные слухи о голоде, агитировал за выход из колхоза, заявлял, что за трудодни колхозники ничего не получают, выступал против реализации займа.

На утверждение прокурору дело с обвинительным заключением не передавалось. Более того, уже в день составления данного заключения состоялось заседание тройки при НКВД по АССРНП. Всех обвиненных приговорили к расстрелу, в частности, Гоппе – за активное участие в контрреволюционной группе церковников-бетбрудеров, проведение активной антисоветской агитации за развал колхозов и против партии и правительства.

Через пять дней приговор приведен в исполнение.

В 1989 г. по заключениям прокуратуры Саратовской области Готлиб Генрихович Гоппе и другие осужденные по данному делу признаны реабилитированными.