Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

17. Смазывание дел

Революционные преобразования в России первой четверти XX в. существенно изменили словарный состав русского языка.

Со второй половине 1920-х годов слова «смазывание», «смазать» все чаще стали употребляться в переносном значении по отношению к вопросам, задачам, делам, работе и т. п. В данных случаях подразумевалось искажение фактического смысла вопроса (задачи) либо недостижение поставленных целей из-за невыполнения или ненадлежащего выполнения возложенных обязанностей.

Так, в постановлении оргбюро ЦК ВКП(б) от 28 февраля 1927 г. «О массовой работе на предприятиях» указывалось на недопустимость смазывания особых задач, лежавших на бюро ячейки, фабзавкоме и администрации предприятий[150]150
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК (1898–1986). Т. 4: 1926–1929. 9-е изд. М., 1984. С. 155.


[Закрыть]. Резолюция прошедшего летом 1927 г. объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) «О международном положении» содержала тезис, что «точка зрения Троцкого есть грубейшее извращение ленинизма, опирающееся на грубейшее смазывание различий между странами империализма и колониями, смазывание, чрезвычайно характерное для социал-демократического уклона»[151]151
  Там же. С. 184.


[Закрыть].

В постановлении ЦК ВКП(б) от 20 октября 1929 г. «Об организации бедноты» говорилось о встречающихся попытках партийных и комсомольских организаций смазывания работы среди деревенской бедноты[152]152
  Там же. С. 568–569.


[Закрыть]. В резолюции состоявшегося в ноябре 1929 г. Пленума ЦК ВКП(б) «О кадрах народного хозяйства» отмечалось, что правые элементы в партии и примиренцы фактически смазывают задачу форсирования подготовки новых кадров пролетарских специалистов[153]153
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК (1898–1986). Т. 5: 1929–1932. 9-е изд. М., 1984. С. 19–20.


[Закрыть].

В уголовно-правовой сфере рассматриваемые слова нередко применялись по отношению к уголовным делам, что означало производство ненадлежащего расследования и не привлечение к уголовной ответственности виновных в преступлениях лиц.

С обвинением в смазывании следственных дел пришлось столкнуться Леониду Максимовичу Микицинскому.

Неизвестный художник «Дай качество!» 1931

Родился 28 августа 1896 г. в местечке Семятичи Бельского уезда Гродненской губернии в мещанской семье, отец служил в частной лесопромышленной фирме. В 15-летнем возрасте в Варшаве окончил прогимназию[154]154
  Общеобразовательное учреждение в Российской империи с программой четырех младших классов гимназии.


[Закрыть] и поступил учеником в аптеку, в которой проработал более двух лет.

В 1915 г., когда германская армия приближалась к Варшаве, его семья уехала в Одессу, а он отправился в Москву, где устроился работать в аптеку. Спустя два года сдал экзамен на звание фармацевта и стал трудиться в пензенской аптеке. Однако через год переехал в Саратов и поступил на службу в штаб революционной охраны (милицию), где занимал должности помощника начальника и начальника отделений милиции, а в 1920–1921 гг. был добровольцем-красноармейцем в Особом батальоне по борьбе с дезертирством.

В течение трех лет учился на медицинском факультете Саратовского университета, но учебу оставил и поступил на службу в Саратовский уголовный розыск, где до 1931 г. работал на разных должностях, от агента до начальника отделения.

В тот период ему впервые пришлось столкнуться с несправедливостью. Органами ОГПУ за антисоветскую деятельность арестован, но после месяца содержания под стражей освобожден.

Затем перешел на работу в краевую контору государственного объединения розничной торговли «ГОРТ», где был заместителем руководителя административно-хозяйственным сектором, экономистом-плановиком, временно исполнявшим обязанности начальника планово-экономического сектора.

Через два года Леонид Максимович вернулся в уголовный розыск в качестве старшего оперуполномоченного милиции, а в марте 1934 г. в возрасте 37 лет назначен народным следователем Саратовской городской прокуратуры.

Овладел следственной работой, заканчивал с обвинительным заключением по восемь уголовных дел в месяц. В марте следующего года переведен на должность старшего следователя при управлении краевой прокуратуры.

Несмотря на занимаемые посты, оставался беспартийным. Тем не менее в служебной характеристике указывалось, что он политически развит, правильно преломляет решения партии и правительства, настойчив и последователен, хорошо знает и серьезно относится к работе, по занимаемой должности вполне соответствует своему назначению.

Награжден месячным окладом в мае 1936 г. «за большую инициативу, проявленную при расследовании ряда серьезных дел, за раскрытие контрреволюционного преступления»; премирован в декабре того же года «за высокое качество расследования, а также за проявленную инициативу, находчивость и активность при расследовании дела о хищении пятнадцати тысяч рублей финансовыми работниками завода “Комбайн”».

Сложилась и семейная жизнь. С женой, работавшей помощником бухгалтера в одной из организаций, и сыном, учащимся средней школы, проживал в квартире в Саратове.

Неожиданно 11 февраля 1938 г. Микицинский заключен под стражу в Саратовскую тюрьму на основании вынесенного днем ранее оперуполномоченным четвертого отделения четвертого отдела УГБ Управления НКВД по Саратовской области постановления об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения. Постановление было согласовано с начальниками данных отделения и отдела, а также утверждено начальником областного управления НКВД. Арест санкционирован прокурором.

Леониду Максимовичу как участнику правотроцкистской контрреволюционной организации инкриминировалось совершение преступлений, предусмотренных статьями 58.7 (контрреволюционное вредительство), 58.10 (контрреволюционная пропаганда или агитация) и 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР. Обстоятельства противоправных деяний следствие не указывало.

Приказом по управлению прокуратуры Саратовской области от 25 февраля он стал считаться уволенным пятнадцатью днями ранее.

Спустя полтора месяца после ареста сотрудникам НКВД удалось вынудить его подписать заявление и протокол допроса с «признательными» показаниями об участии в антисоветской правотроцкистской организации, ставившей основной задачей свержение советской власти и восстановление капитализма в СССР, а также о выполнении по заданиям данной организации смазывания и прекращения уголовных дел по контрреволюционным преступлениям в том числе о вредительстве бывшего управляющего Саратовской конторы Нефтеторга.

Только после этого Микицинский ознакомлен с ранее вынесенным в отношении него постановлением об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения.

В мае начальником третьего отделения четвертого отдела УГБ областного УНКВД с согласия начальника данного отдела составлено обвинительное заключение, утвержденное 17 мая начальником Управления НКВД и 19 мая прокурором Главной военной прокуратуры.

Таким образом, на основании сфальсифицированных доказательств Леонид Максимович обвинен в том, что с января 1937 г. являлся участником существовавшей в Саратовской области антисоветской правотроцкистской организации, а также проводил вредительскую деятельность в прокуратуре, направленную на срыв революционной законности, путем смазывания и прекращения дел по контрреволюционным преступлениям. Из перечня вменных ему статей Уголовного кодекса исчезла 58.10 (вычеркнута ручкой в напечатанном тексте обвинительного заключения), зато по каким-то соображениям добавлена 58.8, т. е. совершение террористических актов.

Уголовное дело рассмотрено 20 мая 1938 г. в Саратове Военной коллегией Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании без участия сторон, где он также признал вину. По результатам на одном листе вынесен немотивированный краткий приговор, в котором не приведено ни одного доказательства. Осужден к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего имущества. Через два дня в Саратове приговор приведен в исполнение.

В 1954–1955 гг. по жалобе жены Микицинского Главной военной прокуратурой проведена проверка, показавшая необоснованность осуждения.

Его показания о совместной деятельности членов антисоветской организации по «смазыванию и прекращению дел по контрреволюционным преступлениям» опровергались материалами проведенной еще в 1938 г. комиссией Прокуратуры СССР проверки работы отдела по спецделам Саратовской областной прокуратуры. Комиссией тогда был сделан вывод, что за весь 1937 г. каких-либо нарушений по надзору за делами о контрреволюционных преступлениях не имелось, как не было и случаев отказа в даче санкции на арест и указаний о неправильном прекращении или привлечении к ответственности.

Прекращенного же Леонидом Максимовичем уголовного дела в отношении бывшего управляющего Саратовской конторы Нефтеторга не существовало вовсе. Вместе с тем имелось дело по обвинению этого управляющего и других лиц, арестованных органами НКВД, во взрыве нефтеперекачечной машины. В ходе расследования установлено, что взрыв не являлся преднамеренным и мог произойти от неосторожного обращения с огнем или пользования керосиновыми приборами.

В качестве доказательств, изобличавших Микицинского в антисоветской деятельности, к делу были приобщены копии протоколов допросов ряда лиц, арестованных и впоследствии осужденных по другим делам. Однако, как показало проведенное по их делам дополнительное расследование, все они осуждены необоснованно, в связи с чем в 1955 г. Главной военной прокуратурой в Военную коллегию Верховного суда СССР направлены заключения об отмене приговоров и прекращении дел.

Кроме того, вскоре после осуждения Леонида Максимовича сотрудники НКВД, принимавшие участие в расследовании в отношении него уголовного дела, сами были обвинены в необоснованных арестах и фальсификации следственных дел. Начальник областного УНКВД приговорен к высшей мере наказания, а начальник четвертого отдела УГБ УНКВД – к десяти годам лишения свободы. Еще один сотрудник уволен.

Бывший начальник отделения УНКВД по Саратовской области на допросе в 1954 г. показал, что с разрешения и по инициативе руководителей УНКВД к арестованным применялись незаконные методы следствия, длительные допросы, «стойки», физическое воздействие и наручники. На оперативных совещаниях приказывалось «добиваться от арестованных признательных показаний во что бы то ни стало, широко применяя активный метод допроса, что означало допрашивать день и ночь и не давать отдыха арестованным».

Другой сотрудник областного управления НКВД – бывший начальник секретно-политического отдела, также допрошенный в 1954 г. по ряду дел, показал, что в разговоре между собой работники УНКВД высказывали сомнения в существовании в Саратове контрреволюционной правотроцкистской организации, а дела прокурорских работников называли «липой».

В процессе дополнительного расследования допрошены знавшие Микицинского работники городской и областной прокуратуры. Они охарактеризовали его исключительно с положительной стороны и заявили, что ни о какой антисоветской деятельности бывшего коллеги им не известно.

На основании заключения Главной военной прокуратуры Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 21 мая 1955 г. приговор в отношении Леонида Максимовича Микицинского отменен по вновь открывшимся обстоятельствам, а дело о нем производством прекращено за отсутствием состава преступления.

18. Разветвленная сеть

В марте 1938 г. в Москве состоялся судебный процесс по делу «Антисоветского правотроцкистского блока» – последнего из трех так называемых Московских процессов в отношении ближайших соратников В. И. Ленина. Государственное обвинение поддерживал Прокурор СССР А. Я. Вышинский.

Перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали видные советские политические и государственные деятели Н. И. Бухарин и А.И. Рыков, которые вместе с М.П. Томским в 1928–1929 гг. выступили против курса И. В. Сталина на свертывание НЭПа, форсирование индустриализации и коллективизации. Такая позиция была объявлена «правым уклоном» (в противоположность «левому уклону» Л. Д. Троцкого) и резолюцией апрельского Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 1929 г. осуждена как несовместимая с генеральной линией партии. Через некоторое время всех трех оппозиционеров сняли с занимаемых постов и вывели из состава Политбюро ЦК. Публично покаявшись в правоуклонистских взглядах, они более не смели противопоставлять себя вождю и высказывались о преданности ему, но былого авторитета уже не имели. В 1936 г., когда началось расследование по делу бывших лидеров «правого уклона», застрелился Томский, а в феврале 1937 г. исключены из партии и арестованы Бухарин и Рыков.

В. Н. Дени «Сильнее огонь по оппортунизму и гнилому либерализму в теории!» 1932

Вместе с ними на скамье подсудимых оказались бывший Народный комиссар внутренних дел СССР Г. Г. Ягода, другие руководители, а также три высокопрофессиональных врача. Они обвинялись в целом наборе контрреволюционных деяний: измене родине, шпионаже, диверсии, терроре, вредительстве, подрыве военной мощи страны, провокации военного нападения иностранных государств на Советский Союз, убийствах С. М. Кирова, В. Р. Менжинского, В. В. Куйбышева, М. Горького и его сына М. А. Пешкова, покушении на жизнь В. И. Ленина в 1918 г., подготовке покушений на И.В. Сталина и Н.И. Ежова.

Под принуждением сотрудников НКВД подсудимые (всего 21 человек) признали вину в инкриминируемых преступлениях. Осужденных Военной коллегией Верховного суда СССР 18 человек, в том числе Бухарин и Рыков, расстреляли, а троих отправили отбывать тюремное заключение на срок от 15 до 25 лет[155]155
  В 1941 г. при приближении фашистских войск также были расстреляны вместе с другими политическими заключенными. Впоследствии (в 1963, 1985 и 1988 гг.) все осужденные по делу «Антисоветского правотроцкистского блока», за исключением Ягоды, реабилитированы.


[Закрыть].

В приговоре суда в числе прочего указывалось, что в 1932–1933 гг. Бухарин совместно с Рыковым, Ягодой и другими лицами, являясь непримиримыми врагами советской власти, по заданию разведок враждебных иностранных государств организовали заговорщическую группу под названием «правотроцкистский блок». Данный блок объединил подпольные антисоветские группы троцкистов, правых, зиновьевцев, меньшевиков, эсеров и буржуазных националистов советских республик. Целью ставилось свержение существовавшего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление капитализма и власти буржуазии путем диверсионно-вредительской, террористической, шпионско-изменнической деятельности, направленной на подрыв экономической и оборонной мощи Советского Союза, содействие иностранным агрессорам в поражении и расчленении СССР.

Судом признано, что участники блока по заданию германской, японской и польской разведок под непосредственным руководством Бухарина и Рыкова подготавливали на Северном Кавказе, в Сибири, Украине, Белоруссии, Узбекистане и других местностях Советского Союза бандитско-повстанческие кулацкие кадры для организации вооруженных выступлений в тылу Красной армии к началу интервенции против СССР. По прямому сговору с иностранными разведками и по заданию врага народа Троцкого организовывали террористические акты против руководителей ВКП(б) и советского правительства.

В связи с этим в регионах страны кипела работа органов НКВД по выявлению якобы созданных по указаниям Бухарина и Рыкова контрреволюционных правотроцкистских групп и организаций.

В Северо-Осетинской Автономной Советской Социалистической Республике (СОАССР) сотрудники государственной безопасности считали, что вскрыли антисоветскую буржуазно-националистическую организацию, действовавшую под руководством правотроцкистского блока и связанную с такими же организациями, существовавшими на территории Северного Кавказа.

Ее возникновение, по мнению республиканского НКВД, относилось к периоду 1923–1924 гг., когда руководители буржуазного национализма, проникнув в РКП (б) и на руководящую работу, умело маскируясь, вели борьбу с большевистской партией и советской властью, стремясь к выходу Горской Автономной ССР[156]156
  В 1924 г. Горская АССР упразднена с расчленением на две автономные области (Северную Осетию и Ингушетию), Сунженский округ и г. Владикавказ.


[Закрыть] из состава РСФСР и созданию независимой буржуазно-националистической республики. Эта группа сколачивала вокруг себя единомышленников и насаждала их на руководящую работу в советско-партийный аппарат. В последующие годы (1926–1928) из-за боязни разоблачения руководящая верхушка националистов ушла в подполье и начала создавать нелегальную антисоветскую буржуазно-националистическую организацию с задачей подрыва устоев советской власти методами вредительства во всех отраслях народного хозяйства, сопротивления хозяйственно-политическим кампаниям на селе и в городе, вызова недовольства населения путем перегибов и голого администрирования.

Исходя из дальнейшей логики работников НКВД, в 1930 г. в результате нажима на кулачество и проведения в Северной Осетии коллективизации сельского хозяйства антисоветская организация создала из числа контрреволюционного кулацко-белогвардейского элемента, спровоцированной бедноты и середняка повстанческую «Народную партию». Последняя летом того же года ликвидирована органами ОГПУ, хотя отдельные отряды повстанцев, оказав вооруженное сопротивление, ушли в банды в горные лесные массивы. В 1932 г. буржуазно-националистическая организация блокировалась с правыми, троцкистами и в контакте с ними продолжила вести антисоветскую борьбу. Усиливала вербовку в свои ряды неустойчивого социально чуждого и враждебного элемента, проникшего в ВКП(б), выдвигала его на руководящую работу на всех решающих участках.

Таким образом, как представлялось сотрудникам госбезопасности, в Северной Осетии сложилась четкая структура организации, в которую входили областной, городской и районные контрреволюционные центры. Деятельность организации особенно активизировалась в 1934–1935 гг. с приездом из Москвы в Северную Осетию на должность первого секретаря обкома ВКП(б) К. С. Бутаева, получившего лично от Бухарина ряд контрреволюционных установок. Областной контрреволюционный центр установил контакт с участниками военного заговора в местном военном гарнизоне, эсеровским подпольем и белогвардейской повстанческой казачьей организацией. Основная контрреволюционная задача заключалась в свержении советской власти вооруженным путем и реставрации капитализма в СССР. С целью ослабления мощи Советского Союза подрывная работа велась во всех отраслях народного хозяйства республики. Повстанческие кадры сколачивались с расчетом организации восстания, приурочивая его к моменту интервенции. Под руководством областного центра отдельные участники организации, связанные с иностранными разведками, вели террористическую и шпионскую работу.

В. В. Загалов

К участникам этой организации был причислен Виссарион Виссарионович Загалов.

Родился 18 февраля 1893 г. в высокогорном ауле Галиат Дигорского ущелья Владикавказского округа Терской области в крестьянской семье. Впоследствии вместе с родителями и братьями переселился на равнину в селение Карман-Синдзикау.

В начале 1910-х годов окончил Александровскую миссионерскую духовную семинарию в селении Ардон и Владикавказской епархией направлен дьяконом в Николаевскую церковь, расположенную в станице Черноярская Моздокского отдела Терской области. Спустя некоторое время женился на местной девушке и устроился учителем в земскую школу.

Постепенно проникся духом революции, и в 1918 г. вступил в ряды осетинской революционно-демократической партии «Кермен», вошедшей в состав большевистской партии. В смутное время гражданского противостояния подобные взгляды разделяли далеко не все. В октябре 1918 г. собрался Черноярский станичный круг из 76 человек, который из-за возникшего подозрения в большевистской агитации среди населения станицы вынес приговор об исключении его из школы, «дабы он не имел воздействия на учащихся в большевизме». Ему пришлось вернуться в Карман-Синдзикау.

После восстановления советской власти в 1920 г. устроился бухгалтером Владикавказского окружного комитета РКП (б) и со временем обосновался во Владикавказе (с 1931 по 1944 и с 1954 по 1990 г. – г. Орджоникидзе).

В 1921 г. в качестве делегата принял участие в работе I съезда Советов Дигорского округа, где избран членом окружного исполкома. В 1922 г. возглавил Революционный комитет Дигорского округа, стал членом Исполнительного комитета Владикавказского округа Горской ССР (ГССР), исполнял обязанности заместителя заведующего отделом народного образования. Далее были избрание делегатом Горского съезда Советов от Владикавказского округа и работа секретарем Владикавказского окружного комитета РКП (б)[157]157
  Прокуратура Республики Северная Осетия – Алания. История и современность. Владикавказ, 2013. С. 161.


[Закрыть].

В сентябре 1923 г. Владикавказским окружным парткомом Виссарион Виссарионович выдвинут кандидатом на должность помощника прокурора республики по Владикавказскому округу, и утвержден в ней постановлением Президиума Горского областного парткома, а спустя три месяца на IV съезде Советов ГССР включен в состав членов ЦИК Горской республики. С 4 марта 1924 г. по решению Президиума ЦИК ГССР исполнял еще и обязанности заместителя народного комиссара юстиции, а в апреле назначен заместителем прокурора автономной республики. С 2 по 31 июля 1924 г. замещал должность Наркома юстиции – прокурора этой республики. Под его руководством была проведена ликвидация органов юстиции упраздненной Горской республики. Менее чем через неделю, 5 августа, назначен прокурором вновь образованной Северо-Осетинской автономной области[158]158
  Там же. С. 161–162.


[Закрыть].

В декабре 1924 г. решением бюро обкома партии выдвинут председателем суда Северо-Осетинской автономной области. Длительное время вместе с подчиненными работниками судебной системы формировал правоприменительную практику в Северной Осетии[159]159
  См.: Зиновьев Г.А. Деятельность судебных органов Северо-Осетинской автономной области (СОАО) (1924–1929 гг.) // Вестник Брянского государственного университета. 2017. № 2 (32). С. 79.


[Закрыть].

В 1931 г. окончил шестимесячные Высшие юридические курсы руководящего состава в Москве, в 1932 г. назначен заместителем председателя суда Северо-Кавказского края в г. Ростове-на-Дону, а спустя два года в связи с разделением края переведен в Пятигорск.

В конце 1935 г. по настоянию обкома ВКП(б) Северной Осетии в возрасте 42 лет назначен прокурором Северо-Осетинской автономной области Северо-Кавказского края. Вскоре его взаимоотношения с региональным партийным руководством стали натянутыми.

С принятием новой сталинской Конституции в декабре 1936 г. Северо-Осетинская автономная область выведена из состава Северо-Кавказского края и преобразована в Северо-Осетинскую АССР. Соответственно, Загалов стал прокурором СОАССР.

Недруги, стараясь с ним расправиться, решили вспомнить его социальное прошлое. Весной 1937 г. появились обращения в НКВД по СОАССР от «неравнодушных» граждан, один из которых являлся ответственным партийным работником, а двое других находились под стражей в тюрьме республиканского НКВД, о кулацком происхождении Виссариона Виссарионовича и участии его родственников в Гражданской войне на стороне белогвардейцев.

Сотрудники госбезопасности взялись за проверку поступивших сведений путем допросов жителей Карман-Синдзикау и Черноярской, где он ранее проживал.

Допрошенные рассказали об обеспеченности его семьи в период царской власти: большой дом на шесть комнат; сорок десятин пахотной земли и три десятины участка леса; мельница, соломорезка, кукурузная рушилка и другое сельскохозяйственное оборудование; внушительная отара из более ста овец, три десятка голов крупного рогатого скота и несколько лошадей. Для управления хозяйством привлекалась наемная сила, что советской властью рассматривалось не иначе как «издевательство над бедными горцами».

По свидетельским показаниям, в Гражданской войне он участия не принимал, но его родственники состояли в рядах Белой армии. В 1918–1919 гг. проживал в одном доме с братом-белогвардейцем, который грабил горцев. После войны часть имущества Загалова была национализирована, но хозяйство осталось достаточно крепким. Несмотря на занятия партийных должностей, до конца 1920-х годов продолжал использовать труд батрака.

Собранные материалы в мае 1937 г. легли на стол начальнику НКВД по СОАССР. Никаких указаний следствию о предъявлении официальных обвинений по данному поводу не поступило, однако полученные сведения были использованы партийными органами.

Обком ВКП(б), недовольный работой прокуратуры и суда из-за недостаточной жесткости в карательной политике, под видом борьбы с классово-чуждым и разложившимся элементом предпринимал меры к исключению из партии и увольнению с работы целого ряда неугодных прокурорских работников и судей, подбираясь к Виссариону Виссарионовичу.

Дело дошло до проверки органов прокуратуры и суда автономной республики уполномоченным Комиссии советского контроля СНК РСФСР по Северо-Кавказскому краю. Постановлением бюро обкома от 3 мая 1937 г. Загалов снят с работы как не справившийся и не обеспечивший политическое руководство прокуратурой. Был освобожден от должности и председатель областного суда Д. Т. Годжиев. В качестве обоснования указывалось: «Несмотря на неоднократные предупреждения обкома партии, Совконтроля и Верховного суда РСФСР товарищ Загалов и товарищ Годжиев ничего не предприняли для того, чтобы исправить допущенные ими грубые политические ошибки в своей практической работе, а продолжают вредную практику игнорирования неоднократных указаний»[160]160
  Прокуратура Республики Северная Осетия – Алания. История и современность. С. 164–165.


[Закрыть].

Спустя две недели Орджоникидзевский городской комитет ВКП(б) исключил Виссариона Виссарионовича из партии за сокрытие кулацкого происхождения и проживание на территории белых в 1918 г., а также за связь с троцкистскими элементами, поскольку один из его братьев был арестован как троцкист. Объяснения Загалова на заседании бюро горкома ВКП(б) учтены не были.

Позже пять членов бюро, голосовавших за решение об исключении его из партии, арестованы и осуждены как члены националистической организации правых.

С учетом усугублявшегося положения, понимая возможные более неблагоприятные последствия, он в апреле, июне и июле по две недели проживал в Москве. Вероятно, старался найти понимание и помощь в высоких столичных кабинетах, но все было тщетным. Поддерживали его только жена-домохозяйка, дочь-студентка и двое сыновей (заводской механик и школьник).

Исполнявший обязанности председателя областного суда, показывая себя неутомимым борцом с «троцкистскими врагами» и свою «высокую политическую бдительность», 15 июля 1937 г. на пленуме областной партийной организации заявил:

– Решением горкома и обкома партии исключен из рядов ВКП(б) Загалов как враг народа, но почему-то до сегодняшнего дня он не привлечен к уголовной ответственности. Я считаю решение обкома в его отношении половинчатым. Если в промышленности или сельском хозяйстве мы судим за вредительство, то в случае с Загаловым мы допускаем преступный либерализм[161]161
  Там же. С. 165.


[Закрыть].

На этот раз органы НКВД не заставили себя долго ждать. Помощником начальника четвертого отдела УГБ НКВД по СОАССР 28 июля вынесено постановление, согласованное с начальником отдела и утвержденное наркомом внутренних дел автономной республики, об избрании в отношении него меры пресечения в виде содержания под стражей во внутренней тюрьме (ДПЗ) республиканского НКВД. Санкцию дал новый прокурор СОАССР.

Исходя из постановления, Виссарион Виссарионович достаточно изобличался в том, что был «активным участником контрреволюционной повстанческой вредительской организации правых и как член этой организации проводил активную вредительскую работу». В связи с этим был «привлечен к следствию» по статьям 58.2 (захват власти в контрреволюционных целях), 58.7 (контрреволюционное вредительство), 58.8 (террористические акты), 58.9 (диверсионные акты) и 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР.

Незамедлительно по ордеру наркома внутренних дел автономной республики арестован, о чем составлена анкета арестованного, а по месту его жительства проведен обыск, в ходе которого согласно протоколу изъята различная переписка и фотокарточки.

Тот же помощник начальника четвертого отдела УГБ 8 августа вынес постановление, также согласованное с начальником отдела и утвержденное наркомом внутренних дел СОАССР, о предъявлении обвинения: «Состоял в антисоветской правотроцкистской террористической организации, проводил вербовку в организацию и как член организации вел подрывную вредительскую работу в области суда и прокуратуры». Перечень вмененных статей Уголовного кодекса остался прежним.

С текстом постановлений об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения Загалов знакомился под роспись в дни их вынесения.

Первый же протокол допроса обвиняемого изобиловал фразами о раскаянии:

– Не желая осложнять следствие, совершенно искренне осознав свои тяжелые преступления перед ВКП(б) и советской властью, я решил с первого же дня следствия по делу правдиво рассказать о своей вражеской работе в контрреволюционной организации правых.

Вот только этот протокол допроса был составлен не в день задержания и не в день предъявления обвинения, а 8 сентября. Более месяца не удавалось сломить Виссарион Виссарионовича и заставить его подписать сочиненные сотрудниками НКВД показания.

Он «признался» в том, что в контрреволюционную организацию завербован в 1932 г. заместителем начальника краевого земельного управления П. И. Таболовым. Тот в ходе разговоров неоднократно критиковал политику партии за создание колхозов помимо воли и желания крестьянских масс, обнищание деревни в результате хлебозаготовок и осуждение людей за мелкие проступки. Когда он (Загалов) стал с этим соглашаться, Таболов сообщил о наличии во всех краях и областях контрреволюционной организации, возглавляемой из Москвы Бухариным, Рыковым и Томским. Задачами организации являлись сколачивание для нее кадров, ведение подрывной вредительской работы во всех отраслях народного хозяйства для ослабления мощи советского государства, вызова недовольства населения, смены руководства ВКП(б) и правительства.

От него (Загалова) требовалось вести вредительскую работу по линии краевого суда для ослабления карательной политики, но таковой не вел, поскольку был откомандирован в качестве председателя кассационной инстанции на Кубань, а затем в Армавир и Сальск. Прокурором Северной Осетии назначен благодаря усилиям члена контрреволюционной организации – первого секретаря обкома ВКП(б) Бутаева, очевидно знавшего о его принадлежности к этой организации в Ростове-на-Дону, но разговоров на эту тему между ними не было. В начале 1936 г., когда Бутаев уже был снят с должности, Таболов при встрече попросил включиться в контрреволюционную вредительскую деятельность, рассказав о существовавшей в Северной Осетии разветвленной сети организации и перечислив фамилии ее членов. Когда же решил проверить сказанное и у одного из высокопоставленных в Северной Осетии лиц поинтересовался о принадлежности к организации, получил ответ:

– О таких вещах не говорят и не спрашивают. Их надо видеть, понимать и делать, умело делать.

По показаниям Виссариона Виссарионовича, контрреволюционная подрывная работа по линии прокуратуры велась активно. Руководители обкома и облисполкома умышленно ослабляли аппарат прокуратуры путем увольнения квалифицированных работников и не укомплектования штата, в котором вакантными оставались свыше пятидесяти процентов должностей. Прокуратуру засоряли чуждыми, разложившимися элементами – пьяницами и взяточниками. Он и сам проявлял чрезмерную терпимость к работникам прокуратуры, совершавшим те или иные преступления. В деятельности областной и подчиненных районных прокуратур процветала волокита и бюрократизм. В канцеляриях без движения лежали заявления трудящихся о невыплатах заработной платы и алиментов, незаконных изъятиях имущества и выселениях. Оставалось без внимания массовое необоснованное штрафование колхозников. Борьба с расхищениями социалистической собственности, вредительством и иными нарушениями законности почти не велась. Материалам о преступлениях ходу не давалось, возбужденные уголовные дела затягивались и прекращались, к ответственности никто не привлекался либо привлеклись только второстепенные лица.