Текст книги "Победы, которые не умирают"

***

Месяц подготовки подходил к концу, и напряжение среди атлетов в гимнасии Элиды росло с каждым днём. Они были уверены в своих силах, но не могли не замечать, что противники подготовлены не хуже. Всех лихорадило, схватки на площадке ужесточались, словно бойцы пытались заранее выбить соперников из числа участников.

Всего было две группы атлетов – молодые юноши вроде Клеанта и Ксенокла, у которых ещё не росла борода, и куда более многочисленная группа взрослых спортсменов. Клеант особенно любил смотреть, как соревнуются бегуны на стадий, отмечая особенности бега. Больше всех ему нравился Фанас из Пеллены, что находится в Ахайе, на самом севере Пелопоннеса. Он одинаково быстро бегал на стадий и два стадия. Также он был быстр в беге в полном вооружении гоплита: его щит с изображением богини Деметры всегда оказывался впереди, победно сверкая медью.

Вообще, среди атлетов были представители самых разных мест: Коринфа, Кротона, Дельф, Афин, Фив, островов Самос и Родос и многих других. Каждый любил порассказать вечерами о своей родине, о происходящих там событиях. Говорили, что Милон – многократный победитель игр, – тоже приедет, чтобы снова принять участие в борьбе за венок победителя. Вроде собирался приехать и Тимасифей – победитель прошлых игр в панкратии.

Клеант слегка наклонился, выравнивая дыхание после бега. Выпрямившись, он откинул назад отросшие волосы. Прошло то время, когда их приходилось сбривать наголо, но и ухаживать за ними он до сих пор не научился. Ему было не до красоты, хотя даже спартанцы при всей своей неприхотливости не одобряли неряшливости.

Это были последние испытания перед окончательным решением судей. Клеант только что победил всех соперников в беге на стадий. Впереди были состязания в борьбе, но он был уверен, что не будет выглядеть слабаком на фоне остальных. Клеант пригладил волосы и пошёл передохнуть перед следующим агоном.

К вечеру всё было кончено. Получилось, как планировал Клеант. Судьи дали ему разрешение участвовать в Олимпийских играх! Он был так истощён, что даже не сразу сообразил, что случилось, но потом радость переполнила его, и торжествующая улыбка появилась на перепачканном песком лице. Казалось, победа в Олимпии уже у него в руках.

После соревнований Клеант долго отскребал песок и жир с тела, водя бронзовым стригилем88
  Стригиль – скребок, небольшой металлический инструмент с изогнутым лезвием и согнутой почти вдвое ручкой, служивший для очищения тела спортсмена от грязи после соревнований или тренировок.


[Закрыть] по коже, а потом умывался прохладной водой, уставший, но почти умиротворённый. Остальные занимались тем же, забыв на время о тяжёлых тренировках. Несмотря на усталость, ночью все долго не могли заснуть, мечтая ознаменовать этот год олимпийским венком. Затем последовал пеший переход в триста стадий до Олимпии, мимо поселений Летрины и Пиргос, где каждые четыре года проходили новые участники. Полные надежд и сил, по пути они приносили жертвы богам, которые могли помочь претворить эти надежды в жизнь.

Олимпия не изменилась за четыре года, что Клеант тут не был. Так же зеленел Кронос, пестрели бесконечные палатки, покрывавшие долину Алфея, шумели собравшиеся на игры торговцы и зрители. Атлеты разместились в постройке возле гимнасия. Клеант не стал тратить время и в тот же день приступил к тренировкам. Впрочем, он был не один – все хотели быть на пике возможностей. На этот раз зрители заворожённо смотрели уже на Клеанта. Выяснилось, что в Олимпийских играх и впрямь будут участвовать Милон и Тимасифей – чемпионы прошлых игр – и то, что Клеант будет соревноваться на одном стадионе с ними, придавало сил и помогало собраться, чтобы не ударить в грязь лицом.

Как оказалось, Гектор тоже приехал. После тренировки он подошёл к Клеанту, поздравил его с участием в играх и пожелал победы, но не было в нём прежней весёлости, жизнерадостности, удовольствия от новых впечатлений. Клеант уже слышал от Праксидама о гибели матери Гектора, но не знал, как выразить другу то, чего никогда не испытывал сам.

– Мой отец тоже умер, и у меня никого не осталось, – неловко выдавил Клеант. – А отчего она умерла?

– Её убили, – эту фразу Гектор произносил часто, но она по-прежнему вызывала боль, от которой сжималось горло и билось сердце. Гектор сглотнул и продолжил: – Не знаю, кто, но обязательно найду того ублюдка. – Он помолчал: – Давай не будем об этом. И мне правда жаль твоего отца. Если бы я своего потерял…

– А где Прокл? – Клеант решил сменить тему, не желая показывать истинного отношения к своему отцу.

– Ушёл куда-то. Ты слышал про убийство Гиппарха?

– Да, немного, – рассказ Праксидама тут же всплыл в памяти.

– Он был убит пару лет назад, в тот же день, когда и моя мама, и после этого мы уехали из Афин. Живём теперь в небольшом посёлке. Похоже, скоро что-то начнётся. Там у нас есть такой Клисфен – так он собирает своих сторонников, и отец тоже решил присоединиться к нему.

– Кто он такой – этот Клисфен? – Клеант спросил скорее из желания отвлечься от разговора на темы смерти, о которой не хотелось думать сейчас, накануне самого важного дня своей жизни.

– Он из одного знатного и богатого рода Алкмеонидов. Мой дедушка, мамин папа, тоже был Алкмеонид, хотя он не был богатым. Выходит, Клисфен мой очень дальний родственник. Кстати, их родоначальник Алкмеон побеждал здесь в Олимпии в гонке тетрипп. Правда, давно это было. Отец говорит, что Клисфен мечтает о славе если не олимпийского победителя, то хоть бы победителя тирании. А по мне пусть мечтает, о чём хочет, лишь бы помог в войне с Гиппием. Лишние друзья не помешают. – Гектор повертел головой и добавил: – Клисфен, кстати, тоже приехал на праздник.

– Искать в мирной Олимпии союзников для войны? – ехидно спросил Клеант. – Самое место. Одни объявляют мир, другие втихаря готовят войну.

– Да ладно тебе, мы с отцом в Афины не вернёмся, пока Гиппия не прогонят или не убьют. А то этот тиран после убийства брата совсем чокнулся. Все, кто его знают, так говорят. А отец считает, что это от страха перед новым заговором.

«Бремя власти, полученное от отца, оказалось опасным даром. Но Гиппий отдавать его не собирается» – таковы были слова Прокла.

– Из Афин многие поуезжали, а мне надо вернуться – как иначе найти маминого убийцу? А я его найду, клянусь! – видно было, что Гектор злится, что его заставили уехать.

– А твой отец что говорит? Он разве не хочет найти убийцу?

– Я его не понимаю. Сначала думал, что он просто не хочет терять свою привычную жизнь, но теперь мне кажется, что он нацелился на что-то большее. – Гектор не мог остановиться, выкладывая то, что никогда не говорил никому.

– Он решил присоединиться к Клисфену, чтобы убрать Гиппия, а раньше он даже не слишком его ругал.

– Может, он считает, что Гиппий имеет отношение к смерти твоей матери?

Предположение Клеанта не слишком удивило Гектора.

– Есть одна странная вещь – маму убили кинжалом, который я видел у телохранителя Гиппия. Даже если он убийца, то непонятно, зачем он это сделал. В любом случае я хочу вернуться в Афины, и если для этого надо помочь Клисфену, я это сделаю. А ещё отец говорил, что у Клисфена какие-то дела с дельфийским оракулом. Клисфену даже поручили восстанавливать храм Аполлона, который сгорел тридцать с лишним лет назад.

– Да, я слышал, что Дельфы – богатое место. Наши часто туда ездят. Значит, ваш Клисфен тоже решил счастья попытать? Повезло – этот храм славится на всю Элладу, так что восстанавливать его будут долго и дорого. Ну, и как тебе на новом месте?

– Да так себе. Народу там полно, и все мечтают оттуда поскорее перебраться в Афины. – Гектор внезапно улыбнулся, заметив кого-то, и замахал рукой: – Леандр, иди к нам! Знакомьтесь, это Клеант из Спарты, а это Леандр из Каркинитиды в Северном Понте.

– Мы знакомы, – Леандр вертел головой, ещё не до конца освоившись в Олимпии.

– Мы говорили о Дельфах – ты был там? – спросил Гектор Леандра.

– Нет, но слышал. Это ведь святилище Аполлона, где оракул находится и предсказания делает? Мне говорили, что туда за пророчествами едут со всех концов эллинского мира, так же как со всей Ионии люди собираются к оракулу храма Аполлона Дидимского у Милета.

– Это точно. Все любят знать, чем кончится то, что даже не началось, – хмыкнул Клеант.

– А что, в Спарте разве не обращаются к оракулу? – спросил Гектор.

– Да, спартанцы ездят в Дельфы или сюда, в Олимпию, где тоже есть оракул, только Зевса, а не Аполлона. Ты был в Дельфах?

– Нет, но знаешь, – обратился Гектор к Клеанту, – мы ездили на Херсонес Фракийский…

– Это где?

– Где пролив Геллеспонт, ну тот, что ведёт из нашего Эгейского моря в Понт. А там, представь, я встретил Праксидама – помнишь его? – Клеант слегка вздрогнул, но Гектор не обратил внимания: – Вот он нас и познакомил с Леандром. И ещё я там познакомился с Мильтиадом, местным правителем, и он тоже мне понравился, куда больше, чем Клисфен.

Мильтиад, как и Клисфен, Клеанта не интересовал, зато весть о Праксидаме он не пропустил, поэтому прервал восторги Гектора:

– Что там делал Праксидам?

– У них с отцом Леандра какие-то торговые дела. Чем вы торгуете, хлебом?

– Да, – коротко ответил Леандр. – Зерно поставляем на Эгину.

Тут Клеант не выдержал:

– А где он сам? Он обещал приехать к своему ученику.

– Да, к Ксеноклу, – кивнул Леандр. – Но и тебя он тоже хотел видеть. Когда он из Элиды вернулся, то сказал, что ты можешь стать чемпионом. Он тебя, похоже, уважает. У него ведь учеников хватает, но он про тебя очень хорошо отзывался. Праксидам просил тебе и Ксеноклу передать, что скоро будет. Несколько дней назад он по делам поехал в Аттику. Сказал, что в Олимпию приедет прямо оттуда. Я думал, что он уже здесь, ведь соревнования начнутся завтра?

– Завтра только первый день – он посвящён жертвоприношениям и клятвам. Будет процессия. Соревнования послезавтра. Ты ведь здесь первый раз?

– Да, всё так необычно. У нас почти не проводят соревнований, тем более таких. Можете показать, что тут где?

Троица, к которой незаметно присоединился Ксенокл, направилась к воротам Альтиса, чтобы повторить тот путь, которым Праксидам четыре года назад вёл Клеанта с Гектором.

***

Торжество переполняло Клеанта, когда он в составе процессии на следующий день возносил свою мольбу богам, и то же чувство он испытал, когда обогнал всех эфебов в беге на укороченный стадий и первым пересёк заветную линию. Но когда весь стадион приветствовал его, Клеанта, он понял, что победа не принесла ничего, кроме горечи. Он хотел, чтобы за него порадовался Праксидам, но тот так и не приехал. Соревнования начались с рассветом, и Клеант до конца надеялся, что эгинец успеет, однако когда вечером Леандр с Гектором налетели на него после победы, чтобы поздравить, Клеант понял, что Праксидама нет. И не будет.

Уже позже, после соревнований, Калипп, отец Ксенокла, сообщил, что Праксидам и ещё несколько человек погибли при нападении, совершённом на их корабль афинянами. Новость принёс один из эгинцев, который уезжал в Аттику с Праксидамом, – он единственный выжил в стычке.

Клеант впервые услышал, что Эгина и Афины – давние враги, что между ними идёт постоянное соперничество за торговые пути в Эгейском море, за влияние на соседние полисы, за что-то ещё, что для Клеанта сейчас не имело никакого смысла. Важно было лишь то, что из-за этой враждебности какая-то кучка афинских ублюдков напала на судно Эгины, напала в дни, когда военные действия запрещены. Ничего толком не было известно: тот, кто выжил, мало что мог сообщить, так быстро всё произошло. Он почти ничего не помнил, потому что сразу был оглушён и потерял сознание – наверное, его сочли мёртвым. Афиняне, конечно, заявили, что не отвечают за всех пиратов, но многие, особенно эгинцы, хмурились, поглядывая на пришельцев из Аттики.

Весёлый пир, который закатили устроители после соревнований, не принёс Клеанту радости. Даже Милон из Кротона, который в седьмой раз участвовал в играх и уступил схватку своему соотечественнику Тимасифею, не выглядел таким расстроенным. За вечер Клеант уже успел искусать себе губы до крови, и ему всё тяжелее было отбиваться от настойчивых зрителей, которые считали его счастливчиком. Этеолк поздравил Клеанта с победой и пообещал, что государство непременно его вознаградит. Леандр был мрачен и мало что замечал: новость о смерти Праксидама была для него ударом, как и для Ксенокла, который на играх победить не смог, но сейчас об этом и не думал. Гектор был скорее задумчив: после гибели матери другие потери не вызывали у него сильных эмоций.

Незаметно выбравшись из толпы, Клеант пошёл в темноту, мимо гимнасия, туда, где слышалось тихое журчание Кладея. Юноша нагнулся над водой и сполоснул лицо. Лучше не стало, и он лёг на живот, погрузив лицо в воду. Через несколько мгновений он отфыркивался, с трудом восстанавливая дыхание. Глаза жгло, губы болели, стиснутые зубы ныли от напряжения, ногти впивались в сжатые ладони, а сил, чтобы подняться, не было. Клеант перевернулся на спину и уставился в небо, где давно сияли звёзды, а лунный диск мягко светился, расплываясь перед глазами. Слёзы текли по лицу, смешиваясь с оставшейся на коже водой Кладея, но Клеант не замечал их. Завтра будет чествование – он получит оливковый венок из рук агонофета, а потом его ждёт торжественная встреча в Спарте, но мысль об этом вызывала лишь раздражение. Он, конечно, выдержит, будет вести себя, как чемпион, ведь Праксидам так хотел этой победы, и пусть душа его радуется, но сам Клеант не испытывал ничего, кроме боли. Теперь он понял, каково было Гектору после смерти матери, понял, что он должен был, но не мог испытывать после смерти собственного отца. Понял значение слова «потеря» – это тяжесть, от которой опускаются плечи, а внутри образовывается пустота.

Леандр видел, как Клеант ушёл, но решил ему не мешать. Только теперь он осознал, насколько тяжёлой оказалась смерть Праксидама для Клеанта. Он и сам чувствовал нечто подобное, ведь за последний год Праксидам так прочно вошёл в его жизнь, многому научил, помог лучше понять Элладу, о которой Леандр раньше слышал от отца. Он погиб в то время, которое богами было определено, как время мира, и это усиливало ощущение нереальности и абсурдности происходящего.

Олимпийские игры всегда были всеобщим праздником, но на этот раз он обернулся трагедией по крайней мере для нескольких человек. Гектор весь вечер вспоминал прошлые игры, когда его мать была жива, а жизнь казалась простой и весёлой. Клеант не знал, куда деваться от своей славы после того, как узнал о смерти Праксидама. Леандр даже заметил, что спартанец, не отдавая себе отчёта, сторонился Гектора – представителя тех самых Афин, граждане которых напали на корабль Эгины. Он надеялся, что Клеант сумеет преодолеть своё горе и не ожесточится, но вряд ли ему, Леандру, представится возможность это узнать. Завтра он покидает Олимпию. Леандр решил, что заедет на Эгину отдать последние почести Праксидаму, а оттуда поплывёт домой. Он соскучился по отцу, который всегда был ему другом, отдавал ему всего себя – теперь Леандр видел это как никогда ясно. Он хотел порадовать Иолу рассказом о её брате и их странных взаимоотношениях. Завтра начинается его путь домой, и вернётся ли он в Элладу – кто знает. Но он никогда не забудет эмоций, которые охватили его здесь, в Олимпии. Свобода, лёгкость, сопричастность великому событию, радость в первые два дня, не омрачённые смертью друга, заставили Леандра задуматься о своей судьбе. Он жаждал снова оказаться среди этих людей, показать, на что способен. Но он знал также, что линия судьбы не известна никому, и Леандр сомневался, что даже дельфийский оракул смог бы её предсказать.

Глава 3

– Неужели без Спарты мы не можем выбросить Гиппия из Афин? – Прокл не скрывал раздражения: – Звать чужаков на нашу землю – не слишком ли большая цена за победу? Неужели нам не хватит поддержки Дельф?

– А что ты хочешь? – не выдержал Клисфен. – Чтобы мы так и сидели в этих Дельфах, ничего не делая? Посмотри, какое Гиппий выстроил себе убежище на холме Мунихий в Пирее. Кроме того, он уже отправил послов в Персию. Дарий после бесславного возвращения от скифов только и мечтает о какой-нибудь победе. Он заставил македонского царя признать свою власть! Тот даже согласился свою дочь Гигею выдать за этого перса… как его там – Бубара, вроде. Правда, македонцы утверждают, что убили семерых персидских послов, а замужество – лишь стратегический ход, но ход этот, похоже, привёл их волку в пасть. Теперь Бубар распоряжается в Македонии, а царь Македонии Аминта с сыном Александром – одно название, что цари. Мы не можем терять время, Прокл! Нам и так туго пришлось после боя у Лепсидрия, когда Гиппий напал на нас всей своей армией. Сколько достойных людей мы там потеряли – вспомнить страшно! Да что я говорю, ты ведь сам чуть не погиб! Нам повезло, что удалось унести оттуда ноги! И ещё больше нам повезёт, если Дельфы станут на нашу сторону. Тогда спартанцы обязательно нам помогут.

– Ты так уверен в том, что оракул будет вещать в нашу пользу? Ты подкупил его, что ли?

– Не будь наивным, Прокл. Жрецы Дельф заинтересованы в нас и не станут мешать. Мы ведь получили подряд на строительство их храма Аполлона.

– Строительство, которое пока не началось, хотя давно пора. Ты вообще собираешься восстанавливать храм?

– Разумеется. Иначе нельзя. Храм будет восстановлен, но тогда, когда это будет нужно нам.

– Тебе, то есть?

– Не понимаю, чем ты недоволен? Ты ведь сам пришёл ко мне.

– Я пришёл бороться с Гиппием, а ты готов ввергнуть всю Аттику в войну со Спартой.

– Они будут нашими союзниками.

– Никогда! Спартанцы всегда живут своими интересами. Они придут сюда, только если эти интересы потянутся в нашу сторону, но тогда их будет не остановить. А воевать с ними у нас сил не хватит!

– Успокойся, я знаю, что делаю. – Клисфен резко повернулся, и Гектор отпрянул от окна, через которое прекрасно слышал весь разговор. Не то, чтобы он собирался подслушивать, но бездействие сводило его с ума. Никто не говорил, что происходит, а обрывки разговоров не позволяли составить полной картины. Отец мрачнел с каждым днём, и это беспокоило Гектора. Что-то определённо готовилось, и юноша хотел знать, чего ожидать в ближайшем будущем.

Судя по разговору, предстояло жаркое время, раз отец так горячится. Гектор неторопливо побрёл по безлюдной дороге, ведущей к святилищу Аполлона. Горная гряда, носившая название Парнас, уходила вверх, а на склоне одной из гор, во много раз превышавшей высоту Кроноса, в несколько ярусов поднимался Дельфийский комплекс. Сюда стекались отовсюду, чтобы спросить о будущем, узнать, будут ли успешны те или иные начинания, выяснить, какой союз лучше заключить, как получить выгоду в деловом предприятии, стоит ли начинать войну. Центром Дельф являлся Дельфийский храм, посвящённый Аполлону, покровителю искусств, спорта и Дельф. В храме, недоступная для постороннего взора, сидела пифия и вещала свои пророчества. Понять, что она вещает, не дано было никому, помимо оракула – жреца храма. Он-то и передавал волю Аполлона тому, кто пришёл узнать ответ божества на тот или иной вопрос.

Храм Аполлона, выстроенный когда-то Трофинием и Агамидом, сгорел почти сорок лет назад. Новый храм начали было возводить на новом месте – пожар пожаром, но должен же оракул иметь своё место под солнцем – однако пока строительство продвинулось недалеко. Работы оказались дорогими, и деньги пришлось собирать со всех концов эллинского мира. Дельфы повсюду искали средства на перестройку храма, а когда они были собраны, Клисфену удалось убедить амфиктионов – представителей государств, которые занимались делами святилища в Дельфах, – в том, что он сможет выстроить новое сооружение, не превышая установленной цены. Клисфен получил подряд, который отдал в его распоряжение колоссальные средства в триста талантов, и теперь обязан был начать строительство. Знакомый Клисфена, архитектор Спинфар из Коринфа, по его просьбе согласился осмотреть руины храма, чтобы предложить план и смету работ.

Сами работы пока не начались и, судя по всему, начинаться не собирались. Гектор задрал голову и разыскал на склоне остатки храма – немногие сохранившиеся колонны и стены, выстроенные из камня на века, но не простоявшие и нескольких десятилетий. Интересно, когда-нибудь он увидит этот храм во всём его великолепии? Станет ли храм вновь тем местом, где можно будет возносить хвалу Аполлону, а не напоминать себе о том, что всё смертно, даже камень?

Солнце заливало парнасский склон, безжалостно поливая жаром Дельфийское святилище. Внизу располагался ярус с сокровищницами, подобными олимпийским, затем шла площадка с остатками храма Аполлона. Выше по склону, невидимый снизу, прятался за соснами и кипарисами стадион, на котором каждые четыре года проходили Пифийские игры, где, в отличие от Олимпийских, венок победителю вручался лавровый, а не оливковый. Ближайшие игры должны были состояться больше, чем через год.

Гектор, напоследок кинув взгляд на панораму Дельфийского святилища, отправился обратно в деревушку, где остановились они с Проклом. Честно говоря, он не понимал, почему отец против участия спартанцев. Какая разница, кто им поможет расправиться с Гиппием – ведь он главный враг, а не Спарта? Гектор был согласен с Клисфеном: любая цена не казалась ему большой, и он не понимал, как отец этого не видит. Хорошо хоть Клисфен достаточно ненавидит Гиппия. Интересно, оракул и впрямь станет на их сторону? Неужели Клисфен может предвидеть будущее?

Очевидно, Клисфен мог, потому что его предсказание сбылось. Пифия изрекла: спартанцы обязаны помочь афинянам освободить город от тирана. Спартанцы, у которых были неплохие отношения с Гиппием, не были рады такому прорицанию. Раз за разом они искали возможности как-то иначе понять речения пифии – никогда Дельфы не видели столько спартанцев за такой короткий срок. Но когда пророчество было повторено снова и снова, спартанцы признали, что воля богов есть высший закон, и поклялись его выполнить. Клисфен не скрывал радости и постоянно обсуждал со жрецами какие-то вопросы – наверное, старался, чтобы они не забыли сделанного предсказания. Подготовка к походу на Афины заняла немного времени: спартанцы к войне были готовы всегда. Войско во главе с Анхимолием, должно было плыть на кораблях до гавани Афин, высадиться и занять Афины. Всё казалось простым и понятным.