Текст книги "Победы, которые не умирают"

***

– Приветствую тебя, Мильтиад. Знакомься, мой сын Гектор.

– Да ведь мы знакомы – я видел его лет десять назад, – мужчина смерил Гектора весёлым взглядом. – Правда, он был куда меньше ростом. Что ж, приветствую тебя, Гектор. Нравятся мои владения? – широким жестом тиран Херсонеса Фракийского обвёл рукой вокруг.

Гектор кивнул и невольно улыбнулся, столько энергии и живости исходило от этого человека. Ему было за сорок, худощавое вытянутое лицо с бородой и усами, вьющиеся волосы, ощущение силы и уверенности.

После смерти Софии Прокл немедленно принял решение об отъезде, и Гектору пришлось подчиниться, хотя он мечтал лишь о мести. Он во сне видел тот проклятый кинжал, а убийца в этих снах был тенью без лица, точнее, он напоминал маску, которую надевали актёры в театре: чёрную, плачущую кровавыми слезами.

Театр был относительно недавним развлечением и быстро обретал популярность в Афинах, превращаясь из праздника в честь бога вина и веселья Диониса в увлекательное зрелище. Прокл несколько раз водил Гектора на агору, где на специальной площадке устраивались представления, за которыми зрители наблюдали со склонов акрополя. Раньше мальчик был в восторге от песнопений и музыки, от поэтических диалогов хора и актёра, надевающего различные маски, но теперь Гектор был уверен, что никогда больше не захочет видеть ни одного представления.

Гектор не хотел уезжать: он мечтал найти подонка и расплатиться с ним за смерть мамы, даже если придётся выступить против Гиппия, но отец был настроен решительно и вместе с тем Гектор ощущал его неуверенность и страх. Что-то, чего Гектор не понимал, вынуждало Прокла покинуть родной край ради жизни на чужбине. Впрочем, понимать мальчик не хотел. Как понять человека, который смирился с такой потерей и отказался от розысков?

Глаза защипало, и Гектор изо всех сил зажмурился. Воспоминания о матери вызывали сильную боль, и Гектор не знал, сколько это продлится. Отец тоже был сам не свой. Прокл старался не показывать этого сыну, но Гектор замечал, как он напряжён и рассеян – иногда до полного равнодушия к окружающему миру. И всё же простить отцу это бегство из Афин он не мог. Они с Проклом почти не разговаривали в последние дни.

– Что ж, погуляй пока по городу, познакомься с кем-нибудь. Нам с твоим отцом надо кое-что обсудить, – слова Мильтиада прозвучали как приказ, хотя и смягчённый улыбкой.

Ещё недавно Гектор обиделся бы на такое пренебрежение, но сейчас лишь кивнул и отправился к морю.

Херсонес Фракийский – вытянутый с запада на восток полуостров, омываемый Эгейским морем с севера и проливом Геллеспонт с юга, – был, по сути, границей между Европой и Азией, границей между миром северных варваров и цивилизованных эллинов. На нём располагались несколько небольших поселений: Сест, Элеунт, Кардия, Пактия, Мадит. В Сесте они в данный момент и находились. Городок обладал самыми мощными укреплениями на полуострове. На противоположном берегу Геллеспонта, чуть дальше на юг вдоль эгейского побережья Азии, располагалась знаменитая Троя, но если ещё не так давно Гектор мечтал бы её увидеть, то теперь даже не вспомнил о битвах, гремевших неподалёку столетия назад.

Порт Сеста, как и Фалерская гавань Афин, был шумным, повсюду царила суета, сновали туда-сюда моряки, торговцы, рабы-грузчики, слышалась речь не только эллинская, но и совершенно незнакомая, а одежды поражали пестротой расцветок и разнообразием фасонов.

Это было неудивительно, ведь Херсонес находился на перекрёстке важнейших торговых путей: отсюда можно было попасть на юг – в Египет – и на север – во Фракию. Но главное, вдоль берегов Херсонеса протекали воды Геллеспонта – пролива, через который проходил путь из Эгейского моря в Пропонтиду, а оттуда через Боспор – в Понт Эвксинский.

В отличие от Афин, в Сесте преобладали выходцы с Востока и другие представители варварских народов. Здесь были фракийцы в лисьих шапках с острым верхом и закрывающими уши лентами, пёстрых бурнусах, с ногами, обмотанными оленьими шкурами; персы с войлочными тиарами на голове, в кафтанах и кожаных штанах, иногда – в диковинных железных панцирях, напоминающих чешую; арабы в длинных развевающихся бурнусах; финикийцы в богатых украшениями одеяниях из прекрасных тканей, которые славились повсюду, и многие другие, кого Гектор не знал. Он с любопытством рассматривал всех вокруг и вдруг заметил мальчика, примерно своего ровесника, который тоже пялился на окружающих. Впрочем, «пялился» было не совсем точным выражением. Скорее, спокойно и внимательно рассматривал, прикидывая что-то про себя. Судя по одежде – короткому хитону и плащу-хламису, мальчик был эллином, но было в его облике что-то варварское, необычное, что показалось Гектору привлекательным. Ему захотелось узнать о незнакомце побольше, да и скучно было бродить в одиночестве по новым местам.

Однако не успел Гектор подойти поближе и познакомиться, как мальчик высмотрел какой-то корабль, стоявший в гавани, улыбнулся и помчался к берегу. Гектор последовал за ним. Мальчик явно кого-то встречал, и когда Гектор увидел кого, то и сам не удержался, кинувшись навстречу новоприбывшим. Он узнал Праксидама, чья мощная фигура выделялась на фоне остальных словно гигантская статуя бога или царя.

Праксидам и мальчик едва успели обменяться приветствиями, когда Гектор вмешался и схватил Праксидама за руку.

Тот удивлённо перевёл взгляд на Гектора, и удивление сменилось узнаванием.

– Гектор? Приветствую тебя. Как ты здесь оказался? Ты с отцом?

– Да, мы только что приехали. Маму убили, вот отец и решил уехать. Я не хотел, но он заставил! А я не ожидал вас увидеть! Так рад, что вы здесь! – Праксидам решительным жестом остановил его и резко спросил:

– Софию убили? Кто? Как это случилось?

– Мы не знаем. Я говорил, что не надо уезжать, что мы должны найти убийцу, но он меня не слушал…

– Подожди, не торопись. Вы где остановились?

– У Мильтиада.

– Ну, конечно, где же ещё. К сожалению, мне нужно идти. Я должен навестить старого друга. Кстати, познакомься, это его сын Леандр из Каркинитиды. Леандр, это Гектор из Афин.

– А где это – Каркинитида? – обратился Гектор к Леандру.

– В Таврии. Это полуостров там, на севере Понта, на границе со Скифией. Называется так, потому что населён таврами – это племя горцев…

– Вижу, что твоя любознательность не уменьшилась, – Праксидам чуть улыбнулся Гектору, но в глазах его читались тревога и грусть. – Послушай, сейчас мы с Леандром должны уйти. Передай отцу, что вечером я зайду к нему в дом Мильтиада. До вечера, Гектор.

Леандр тоже кивнул на прощание, и Гектор остался один.

***

Леандр тихо стоял у окна, не вмешиваясь в разговор Феодора и Праксидама. Оба взрослых познакомились в прошлом году, когда Феодор побывал на Хиосе, который вёл активную торговлю с Понтом. Здесь же оказался Праксидам, закупавший хиосское вино. На Хиосе находился также Меарон из Милета, с которым были знакомы и Праксидам, и Феодор, так что все трое легко нашли общий язык. Эгинец рассказал об обществе, созданном несколькими его соотечественниками для торговых операций. Корабль принадлежал наиболее богатому члену общества, а ещё трое, включая Праксидама, под взятые кредиты наняли команду и закупали товары на далёких рынках, с немалой выгодой продавая их на Эгине или переправляя дальше на Пелопоннес.

Вообще-то, Эгина больше торговала с западными землями и с Египтом, но Понт, который несколько десятилетий назад был в основном торговым партнёром ионийских полисов, постепенно становился всё привлекательнее для эллинских, в частности, афинских, купцов. Эгинцы решили не стоять в стороне. Эгина недаром была одним из центров эллинской торговли, собрав на небольшом клочке земли немалые богатства. Этот остров стал первым местом в Элладе, где лет сто назад появились деньги, и именно Эгина начала когда-то устанавливать единые меры веса монет.

Феодор уже давно налаживал связи для торговли. Каркинитида не была крупным полисом, скорее пока это было очень маленькое поселение, находившееся вдали от торговых путей. Основной поток товаров Северного Понта шёл через Ольвию с соседней Борисфенидой и Пантикапей, которые между собой почти не были связаны, и лишь те корабли, что изредка курсировали между этими полисами, иной раз бросали якорь в гавани Каркинитиды, да и то ненадолго. Каркиниты пользовались любой возможностью достать ценные товары, но продавать свои вне Северного Понта у них было очень мало возможностей. Феодор постоянно бывал в Ольвии для покупки или продажи товаров, но он давно хотел наладить прямые поставки в Элладу или Ионию из Каркинитиды и обратно. Своих товаров жители Каркинитиды пока производили немного, но они вполне могли торговать зерном, рыбой, морепродуктами или полученными в обмен от скифских племён шерстью, шкурами и кожами. Собственно, Ольвия торговала тем же, но Каркинитида могла продать кое-что подешевле или без торговых пошлин.

В последние годы торговля была затруднена из-за захвата Персией торговых путей в Эгейском море, многие эгейские купцы боялись отправлять в Понт свои корабли, но потребности растущих городов Эллады вынуждали их идти на риск, сбиваясь в крупные караваны. Так корабль Праксидама и его товарищей оказался на Херсонесе Фракийском, из которого шёл путь в Понт. Отсюда корабль должен был сопровождать Феодор. С караваном они планировали добраться до Истрии, а затем плыть в Каркинитиду через Ольвию, где они собирались продать часть товаров.

В качестве товара на обмен и продажу были отобраны амфоры с дорогим хиосским вином, которое славилось среди понтийских эллинов не меньше, чем рабы с этого острова, где был один из крупнейших рынков рабов. Ещё одна партия более дешёвого вина была закуплена на Лесбосе. Это вино через эллинов нередко шло на обмен скифам. Высоко ценилось и оливковое масло с Самоса, Фасоса или Клазомен, и эгинцы предпочитали закупать именно их отправки в Понт.

Сотрудничество обещало быть выгодным настолько, что в этом году Феодор решился оставить свои поля и вместе с сыном пустился в плавание, чтобы встретить корабль из Эгины на Херсонесе и лично доставить в Каркинитиду. Херсонес Фракийский был выбран потому, что отсюда легко было отправиться в любом направлении. Кроме того, Праксидам был знаком с Мильтиадом, чьё благоволение позволило бы им чувствовать себя более-менее в безопасности в проливах. Тот мог обеспечить и охрану и связь.

План Феодора состоял, помимо торговли, в том, чтобы познакомить сына с эллинскими традициями, обычаями и научить морскому делу. Поэтому по возвращении из Каркинитиды корабль с грузом должен был плыть на Эгину вместе с Леандром, которого Праксидам обещал устроить в обучение к эгинским морякам. Леандр предвкушал поездку с огромным нетерпением.

Оказавшись до прибытия Праксидама в Сесте, Феодор сплавал на попутном корабле в родной Милет. Город показался ему незнакомым. Некогда богатый и могущественный, выводивший многочисленные колонии повсюду, Милет превратился в провинцию ещё более богатой и могущественной Персидской державы, которая диктовала городу свою политику и назначала своих правителей. Впрочем, нельзя сказать, что Милет не процветал – он оставался богатым городом, но не был самостоятельным. Тираном Милета Дарий сделал Гистиея, который во всём следовал указаниям сюзерена.

То, что Феодор увидел в Ионии, его испугало. Меарон, сын друга Феодора, долго рассказывал, как Дарий готовится к походу на север против понтийских кочевых племён. Судя по количеству войск и кораблей, война предстояла нешуточная, и цели этой войны явно не исчерпывались победой над скифами. Кочевники вряд ли достаточно привлекательная добыча: они переезжают с места на место, не строя городов и дорог, не обладают большими богатствами, кроме стад и людей, и живут в степи, где места не пригодны для земледелия, а заниматься торговлей очень трудно. Поскольку на новой родине Феодору не раз приходилось иметь дела со скифами, он знал, что и особо значительными ресурсами скифские территории не обладали. Зато в тех краях располагались эллинские колонии. Феодор не сомневался, что именно они – цель Дария. Если Дарий победит скифов, то его дальнейшие завоевания коснутся эллинских городов Понта, и тогда бегство из Милета окажется бессмысленным. Они снова попадут в руки персам. Своими опасениями и страхами Феодор делился с сыном, понимая, что Леандру, возможно, ещё доведётся с оружием в руках отстаивать свободу новой родины.

Воевать жителям городов Понта приходилось часто, но не с регулярными армиями, а с племенами тех же скифов, мелкими отрядами фракийцев, каким-то чудом добравшихся до Таврии с берегов Истра, группами тавров, обитавших в горах, но постоянно беспокоивших набегами население равнин. Для варваров грабёж был образом жизни, но хотя их набеги были частыми, по масштабам они были невелики. Захватив награбленное, что называется, «собрав дань», они вновь исчезали, порой прихватывая с собой не только вещи и продукты, но и людей, которых обращали в рабов и отдавали родным за выкуп или продавали – зачастую тем же эллинам. Изредка отряды скифов были настолько сильны и велики, что устанавливали контроль над каким-нибудь полисом, вынуждая население откупаться и оплачивать их пребывание возле города из своих закромов. Некоторые варвары потом так и оставались в городах, даже заводили дом и семьи, но в основном они уходили, чтобы вернуться к жизни на колёсах – единственной, какую они понимали и ценили.

В колониях Понта существовало ополчение, как и в полисах Эллады. Каждый мужчина, внесённый в списки граждан, обязан был защищать своё государство в случае войн. Но реально практически некому было заниматься обучением и подготовкой армии. Города Северного Понта только становились на ноги. Во многих полисах шло активное строительство, у них, как правило, почти не было укреплений, способных защитить город от набегов. Что будет, если в этих местах появятся персы, представить было нетрудно.

Переполненный тяжёлыми предчувствиями, Феодор вернулся на Херсонес, куда вскоре прибыл и Праксидам.

***

Вопросы, связанные с торговлей, Праксидам и Феодор уладили быстро. Особенно радовало то, что у Феодора была возможность посодействовать беспошлинной продаже товаров в Каркинитиде. Внезапно Праксидам замолчал и посмотрел на Леандра:

– Хочешь познакомиться с местным правителем? – спросил он мальчика, после чего перевёл взгляд на Феодора: – У него сейчас гостят мои друзья из Афин.

– Афин? – глаза Феодора едва на лоб не вылезли. – Неужели эгинец и афинянин могут быть…

– Почему же нет? Мы познакомились, когда плыли на Олимпийские игры. А во время их проведения грешно помнить о враждебности, – усмехнулся Праксидам. – Кроме того, я предпочитаю судить о людях не по городу, который они представляют на играх. Прокл тоже. Думаю, он тебе понравится, и сын у него хороший парень – Леандр сегодня с ним познакомился. Так как?

– Согласен.

– Отлично. Я знавал Мильтиада совсем молодым в Олимпии, когда в играх участвовал его отец. Жаль, что одна из побед стоила Кимону жизни. Знаешь, ведь Мильтиад происходит из рода Эака, который был выходцем из Эгины, так что мы с ним почти земляки. Прокл, кстати, родственник Кимона.

– Тогда понятно, почему ты так к нему относишься.

– Думаешь? Прокл – не Кимон. Он другой. Похож на тебя.

– Или на тебя?

– Трудно сказать. Невозможно быть судьёй самому себе.

***

– Я бы на вашем месте не стал здесь задерживаться, – заявил Мильтиад решительно.

– Мы и не собирались ждать. Завтра Феодор отправляется в Каркинитиду с другими кораблями, которые идут в Истрию. Думаю, успеем обернуться с товаром за лето, – Праксидам пристально смотрел на Мильтиада. – Или ты имел в виду другое?

– Мы тут постоянно в напряжении. Боюсь, грядут события, которые могут привести к закрытию проливов.

– Дарий? Значит, слухи верны? Он собирается напасть на варваров?

– Всё говорит в пользу этого.

Праксидам подошёл к окну, откуда открывался великолепный вид на море, но вид этот не произвел на него никакого впечатления – лицо его было мрачно. Гектор никогда не видел его в таком настроении. Казалось, бывший борец никогда не терял оптимизма. Но не в этот раз.

– Ему не одолеть скифов, – устало произнёс Феодор. – Он не знает, во что ввязывается. Он не угонится за ними в голой степи, где нет дорог. Персы просто не смогут со своими обозами далеко уйти, а для скифов расстояния не помеха. Дарий проиграет, как когда-то проиграл сакам Кир, испив чашу крови до дна.

– Неужто они так сильны? – недоверчиво спросил Прокл. – Обычные варвары, им нечего противопоставить Дарию.

– Просто ты привык видеть скифских рабов в Афинах, где они подчиняются вашим законам, верно служат государству и правителю, где их мало, а вооружение они хотя и носят, но нечасто пускают в дело. Ваши скифы знают эллинский язык, живут в домах и их можно не бояться. Но понтийские племена совсем другие. Для многих из них война – образ жизни, способ заработать. Эти люди не знают усталости, не строят долговременных планов, но чужие планы умеют путать. Меч, кинжал, лук – скифы знают их с раннего детства, наездники они дай боги каждому, ну а количеству их лошадей можно только позавидовать. Скифов много, у них есть вожди, которым подчиняются не меньше, чем Дарию – его самые отборные дружины. Мне с их старейшинами приходилось вести переговоры, и, поверьте, это люди, не знающие, что такое сложить оружие.

– Ты, похоже, ими восхищаешься? – подколол Мильтиад, однако взгляд его на мгновение стал задумчивым. – Мы тоже не раз имели с ними дело, но в основном через фракийцев. Сам я не могу похвастаться, что много о них знаю.

– О них и мы мало что знаем, но, к сожалению, их силу нам на своей шкуре пришлось испытать.

– Надеюсь, шкура Дария порвётся от такой встречи, иначе вам суждено оказаться в персидских владениях, как ионийцам.

Феодор повернулся к Проклу: – А вы что делать собираетесь? В Афины не вернётесь?

– Нет, – лицо Прокла напряглось, а голос прозвучал сухо и резко. – Пока там нынешняя власть, это небезопасно.

Гектор презрительно глянул на отца, но тот ещё не закончил.

– Алкмеониды собирают силы. Я не хотел участвовать в их попытках отобрать власть у Гиппия, но выбора не осталось. Не собираюсь всю жизнь скитаться по чужим краям или искать новую родину. Я хочу жить в своей стране, и если ради этого придётся воевать с Гиппием, да будет так!

Гектор был потрясён – никогда он не слышал от отца столько воинственных заявлений, никогда он не отзывался так отрицательно о власти и не призывал её свергнуть. Отец казался незнакомцем. Хотя ещё недавно мальчик мечтал услышать подобные слова, сейчас ему показалось, что происходит нечто неправильное. Столь несвойственное Проклу поведение делало его непредсказуемым, а если даже отец мог так измениться, то что говорить обо всех окружающих. Ощущение было таким, словно идёшь по болоту, не зная тропинок, и в любой момент можешь провалиться и утонуть в мутной чёрной жиже. Гектор поёжился.

– Праксидам, ты когда собираешься на Эгину? – вопрос Прокла прервал мысли Гектора.

– Провожу Феодора и сразу домой. Хочешь присоединиться?

– Пожалуй. Афинские дела сейчас мало волнуют здешних обитателей. Судя по тому, что рассказал Мильтиад, вскоре предстоят большие перемены, а, оставаясь на Херсонесе, своих проблем мы не решим. Мне сообщили, что Клисфен собирает силы, вот к нему мы и направимся.

Мильтиад хмыкнул:

– Подумать только, а недавно ты бы и слышать о союзе с ним не захотел.

– Союз, как правило, штука вынужденная и временная. Сейчас у нас нет выбора. Смотри, тебе и самому скоро придётся договариваться с персами.

– Что делать – Херсонес важен для Афин, нельзя просто его бросить. Не зря же мой дядя старался и завоёвывал его. Пока я здесь – это афинская территория.

– Скорее, твоя личная. И Гиппий не тронет – далековато.

– А ты сам разве не для того приехал, чтобы пожить здесь – подальше от этого тирана?

– Нет. Я надеялся на поддержку в том, чтобы от него избавиться. Но ты предпочитаешь жить сам и дать жить ему. Твоё право.

– Ты получишь поддержку. Я ведь сказал, доходы с моих поместий в Аттике в твоём распоряжении. Я отправлю своим управляющим приказ доставить тебе нужные суммы. Но это не должно дойти до Гиппия. Мне не резон сейчас ссориться с ним.

– Он – убийца! Тебе ли не знать, ведь твой отец…

– Я не забыл, но каждый мстит по-своему. Хотя, если честно, не уверен, что именно Гиппий причастен…

– Мы это уже обсуждали, – прервал Мильтиада Прокл. – Идём, Гектор, уже поздно. Мы возвращаемся домой.