Текст книги "Победы, которые не умирают"

***

Высадка в гавани Фалерон прошла удачно, но, когда спартанцы направлялись к Афинам, дорогу им преградила конница. Никто не предполагал, что Гиппий успеет вызвать её аж из самой Фессалии. В придачу к коннице на равнину высыпала армия афинян, перекрывая доступ в город. Спартанцы, которых оказалось маловато для столь многочисленных соперников, ничего не могли противопоставить атаке фессалийцев во главе с известным воином Кинеем. Обезглавленные после гибели Анхимолия, они вынуждены были отойти. Возвращение в Спарту было бесславным, хотя потери говорили о жестокой битве.

Клеант, узнав о неудаче, раздражённо фыркнул, но никто не заметил, как известный всей Спарте чемпион выражает негодование неудавшейся экспедицией Анхимолия. Он сам мечтал поучаствовать в ней, но получил отказ.

После победы в Олимпии Клеанта встретили как триумфатора, был дан обед, на который собрались самые именитые люди Спарты, включая обоих царей и пятерых эфоров. Победа подразумевала также, что Клеант имел право идти на войну, находясь впереди войска, рядом с царями. Однако этой-то возможности он был лишён, поскольку, как бы ни была велика победа, она не добавила ему возраста. Клеанту оставалось несколько месяцев, чтобы закончить обучение и стать полноправным гражданином Спарты. Таков был закон, один для всех.

Сначала Клеант злился, пытался найти способ обойти закон, но получил лишь снисходительные пожелания подождать чуток. Оставалось только смириться, и вскоре Клеант изо всех сил стал готовить себя к тому, чтобы стать воином. Он неистово тренировался – даже при подготовке к Олимпийским играм он не изводил себя до такой степени. Опытные и много повидавшие наставники восхищались стойкостью и выдержкой юного чемпиона, который не собирался почивать на лаврах, а стремился по-настоящему обрести себя в воинских традициях. Его всячески хвалили и поддерживали, лучшие бойцы Спарты давали ему уроки лично, не гнушаясь сражаться с ним на равных.

Раньше Клеант не задумывался, что будет чувствовать, если придётся воевать. Он знал, что выполнит свой долг. Теперь же это был не просто долг. При отъезде из Олимпии Клеант так и не попрощался с Гектором, а просто исчез, как и в первый раз. Он чувствовал, что при взгляде на молодого представителя Афин его передёргивает – ведь именно афиняне убили Праксидама. Тогда это чувство заглушалось болью от потери, но за прошедшие два года боль утихла, и на первый план вышла ненависть – страстная и безжалостная. Достаточно безразличное, хотя и приправленное любопытством детское отношение к афинянам сменилось желанием расквитаться со всеми соотечественниками тех, кто мог иметь отношение к нападению на корабль эгинцев.

Меж тем подготовка к новому походу шла полным ходом. Если раньше Спарта не была настроена воевать с Гиппием, то теперь и пифия была не нужна: все хотели отомстить за поражение и смерть Анхимолия. Кстати вспомнилось, что Гиппий был союзником вечного врага Спарты – Аргоса. Даже оба спартанских царя, Демарат и Клеомен, которые нечасто соглашались друг с другом, нашли общий язык и согласились возглавить новый поход на Афины.

После победы в Олимпии для Клеанта настали нелёгкие времена. Обрушившаяся на него слава, которой восхищались и завидовали, не только не радовала, но иной раз даже злила. Воспоминания переполняли его, и порой Клеант проклинал свою отличную память. Он стал плохо спать и раздражение своё часто спускал на товарищах по отряду. Те не возражали, признавая право Клеанта на такое поведение и не обращая внимания на то, что он становится всё более непримиримым, стремится победить любой ценой. Несмотря на постоянное общение с другими юношами и взрослыми спартанцами, он научился скрывать свои чувства от посторонних, отгораживаясь от их назойливого присутствия напускным равнодушием или весёлостью. Пусть себе бродят вокруг, лишь бы не лезли в душу.

В душе Клеант мечтал о мести, и эту месть он не мог свершить, потому что был недостаточно взрослым! Это угнетало и бесило, и Клеант считал дни до последнего испытания на зрелость – криптии. Он бы с радостью заменил его участием в войне с афинянами, но это было невозможно, и поделать Клеант ничего не мог. Оставалось лишь утешаться мыслью, что, убивая одних афинян в этой войне, он одновременно помогал бы другим. Вот этого он точно не желал!

– Клеант, идём, войско отправляется в Афины, не хочешь нас проводить? – позвал довольный Каллител, который был для Клеанта, пожалуй, единственным другом и одновременно наставником. Ему было уже двадцать восемь, и он имел полное право идти на войну. Клеант буркнул что-то, но Каллител лишь слегка усмехнулся, привычный к такому поведению младшего друга.

– Пошли, брось злиться. Хватит на твою долю войн. Вот начнутся криптии…

– Да знаю, знаю. Но гоняться по лесам за беззащитными илотами – разве это война?

– Поосторожнее. Все эфоры, когда начинается срок их службы, приносят не только клятву верности Спарте, но и объявляют войну илотам. Это война, не сомневайся. – Каллител посерьёзнел: – Ты ведь знаешь, чего нам стоило завоевать Мессению. Её жители спят и видят, как от нас избавиться. Кабы не постоянная готовность к войне, нас бы давно перебили. Так уже случилось много лет назад, когда мессенцы восстали, и это повторится, если мы расслабимся и перестанем относиться к ним, как к противнику. Пусть нет доблести в том, чтобы убивать рабов, но это необходимо, потому что они живут в нашей стране и работают на нашей земле. Они близко, в отличие от тех же Афин.

– Я бы предпочёл воевать с афинянами.

Клеант не рассказывал о Праксидаме никому. Для него это была месть за одного человека, а не борьба во славу государства, но пусть Каллител и остальные считают его ненависть к афинянам проявлением воинского духа и желанием обрести славу воина.

– Кто знает, может, такой шанс тебе ещё выпадет. А пока пожелай мне удачи.

– Желаю тебе встретить следующий месяц на вершине акрополя Афин.

– А что у них за акрополь?

– Укреплённая скала. Сердце Афин.

– Вечно ты всё знаешь. Может, знаешь, как его захватить?

– «Доблесть, выучка, храбрость помогут вам в победе», – процитировал Клеант старого учителя. – «Не думайте о смерти, и вам никто не страшен». Помнишь?

– Конечно. Эти уроки никто из нас до гроба не забудет.

– Вот и применяй их – учитель он был так себе, но воевать умел. – Каллител едва не рассмеялся, и друзья заторопились к месту сбора войска.

***

Тишина стояла такая, что дыхание оглушало. Клеант, укрытый темнотой и деревом, пытался разглядеть во мраке хоть какое-нибудь движение. Он ждал, терпеливо снося ночную прохладу и урчание желудка, в котором почти ничего не было уже два дня. Голод, впрочем, мало его беспокоил. У него было задание, выполнив которое он получит права гражданина и сможет участвовать во всех военных походах Спарты. Правда, пройдёт десять лет, пока он сможет занимать государственные должности, – такое возможно было только с тридцати лет, – но к власти Клеант и не стремился. Публичность не столько пугала его, сколько отталкивала необходимостью постоянного общения с огромным количеством разных людей. Ему и так почти не удавалось найти уединение: его постоянно о чём-то спрашивали, искали совета или пытались его дать. Зато сейчас он был один.

Ночь вступила в свои права, и его ждала охота. Уже несколько дней Клеант вёл ночной образ жизни: днём находил укромное местечко в тени и засыпал, а к вечеру начинал осматривать окрестности, выискивая добычу.

Их было много – юных спартанцев, кому почти стукнуло двадцать, и кто рвался теперь доказать государству свою преданность и умение. Предстояло последнее задание: доказать, что они способны убивать людей.

Испокон веку в Спарте существовал обычай: под конец учёбы все юноши участвовали в криптиях, охотясь по ночам на рабов, устраивая на них засады, убивая, где только могли. Так они показывали свои навыки, смелость, смекалку и заодно уменьшали поголовье рабов, большинство которых были жителями Мессении – когда-то свободной и сильной страны. Рабы – их называли илотами – жили и работали на огромной территории, завоёванной Спартой в тяжёлых боях.

Не то, чтобы убийство илотов было регулярным. Государство, которому принадлежали рабы, по-своему заботилось о них: издавало законы, не позволявшие гражданам заниматься самоуправством, собирать налог свыше положенного по закону и уничтожать государственную собственность. Но ради того, чтобы держать в узде огромную массу работников, государство использовало криптии – обычно раз в год. Устрашение, демонстрация силы, опыт для молодёжи – для этого они и проводились. Впрочем, многие взрослые спартанцы не упускали шанса поразвлечься, пользуясь возможностью. Это помогало поддерживать форму между войнами.

Ради выполнения криптии Клеант совершил путешествие в Мессению. Это было необязательно – илотов хватало и в Спарте, – но чемпион должен подтвердить свой статус, совершив что-то особенное. Каллител как-то похвастался своим наделом в Мессении, где, правда, почти не бывал, и Клеант вспомнил, что там находится и его собственный участок – наследство отца. Он получит его в своё распоряжение после того, как станет полноправным гражданином. Туда он решил отправиться.

Клеант прислушался, выделяя несвойственные ночи звуки. Дорога в деревню, где жили илоты, была недалеко, и он надеялся, что сегодня ему повезёт с поиском жертвы. Он уже две ночи шатался по лесу, но пока встретил лишь несколько больших групп мессенцев.

Послышался тихий говор, и Клеант насторожился: судя по всему, на этот раз по дороге шли двое, причём голос, который был слышен, явно принадлежал девушке. Убивать женщин Клеант не собирался, но затем он различил другой – мужской – голос, и резко выпрямился, прислушиваясь.

– Говорят, многие спартанцы уехали в поход против афинян. Ты что-нибудь слышал, Лик?

– Да, так и есть. Свергать тиранов в Афинах, – в голосе Лика отчётливо звучала издёвка.

– Значит, это надолго?

– Надеешься, что это нас спасёт? Войны приходят и уходят, а мы как были рабами, так и остаёмся. И всё же эта война может сослужить нам отличную службу. Если мы все соберёмся и ударим по собственным тиранам, то сумеем вырвать нашу землю из их рук. Ты понимаешь, Леония? Пришла пора! В последний раз мы воевали со Спартой так давно, что они вряд ли считают нас серьёзной угрозой.

– Так вот к чему ваши собрания? Хотите поднять восстание? – голос девушки дрогнул, но она взяла себя в руки. – Думаешь, у вас хватит сил?

– Не знаю, но дальше терпеть невозможно. Вчера погиб мой друг – похоже, открылся очередной охотничий сезон. Нас бьют, как зайцев, а мы молчим. Хватит! – Лик уже почти кричал, так что Клеанту не приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. А слова эти заставили его похолодеть. Восстание илотов! Ясно, что рабы собирались ударить, пока боеспособные жители Спарты ушли в поход. Необходимо было действовать, и как можно скорее. Лик и Леония ушли вперёд, и Клеант торопливо, но осторожно, пошёл следом. Пара шла, не оглядываясь, что было на руку молодому спартанцу. Он выскользнул на дорогу и тенью последовал за ними. Приученный ходить неслышно, Клеант лишь молился, чтобы под ноги не попалась какая-нибудь хрупкая ветка. Юноша вынул кинжал и бегом преодолел оставшиеся несколько шагов. Лик не ожидал опасности, но успел почувствовать, как чья-то рука хватает его за горло. Внезапный удар в спину он уже не ощутил: смерть была мгновенной.

– Лик! – вопль Леонии разнёсся в ночи, и она бросилась к упавшему рабу. – Лик!

Клеант отпрянул, раздумывая, не убить ли и её.

– Ты убил моего брата! – Леония подняла взгляд, полный ненависти и боли, и Клеант вдруг вспомнил, как сам испытывал то же самое, когда услышал о смерти Праксидама. Он отступил на шаг и опустил кинжал. Девушка порывисто встала, и Клеант решил, что она вот-вот бросится на него. Он быстро шагнул к ней, схватил за волосы и приставил кинжал к горлу.

– Будешь орать – тебе конец, – прошипел он, зная, что вряд ли решиться убить её сейчас. – Брату не поможешь, но если хочешь похоронить его, а не лечь в могилу вместе с ним, слушай меня. Ты мне не нужна. Сейчас я уйду, а ты делай, что хочешь. Попытаешься напасть – я в долгу не останусь. Ни одна рабыня не поднимет на меня руку, понятно? Похоже, твой хозяин не научил тебя повиноваться, ну так я это исправлю. Ясно?

Леония медленно кивнула, коснувшись клинка подбородком. Клеант не ощущал её страха.

– Прекрасно, – Клеант говорил шёпотом. – Что ж, я ухожу. Но не советую радоваться, скоро мы встретимся. – И он исчез в темноте, уверенный, что больше не увидит Леонии.

Углубившись в лес, Клеант вдруг понял, что взбудоражило его не только убийство, но и странное волнение, которое возникло, когда он коснулся обнажённой кожи девушки, вдохнул запах её волос. Его поразили её красивый профиль, освещённый луной, и её храбрость перед лицом опасности. Но стоило Клеанту понять, что его беспокоит, как он выругал себя и ударил рукой по бедру – и невольно вскрикнул. Он забыл, что в руке ещё находился окровавленный кинжал. Клеант растерянно посмотрел на глубокую царапину, которая больше угадывалась, чем виднелась на ноге. Кровь, вытекавшая из раны, смешивалась с кровью убитой им только что жертвы, словно предсказывая, что тесная связь с этой семьёй стала неразрывной. Клеант потряс головой. Невозможно! Ничто не может связывать свободного гражданина Спарты и жалких рабов! Чтобы отвлечься, Клеант напомнил себе о готовящемся восстании, которое не отменят из-за гибели одного человека. Надо поспешить в Спарту и предупредить власти. Конечно, можно разыскать местного наместника и сообщить ему, но Клеант не знал толком, где его искать, да и вряд ли у него достаточно сил, чтобы расправиться с восставшими. Нет, нужно большое подкрепление! Не хватало только позволить илотам вкусить крови спартанцев.

***

Вернувшиеся из Мессении спартанцы были крайне довольны собой. С помощью относительно небольшого войска им удалось в полной мере проявить свои навыки. Вечером был объявлен общий пир, на котором присутствовать дозволялось и эфебам. Клеант среди них стал главным героем. Именно он поднял тревогу, предупредив пятерых эфоров, которые несли всю полноту ответственности за внутренние дела Спарты. Полученная от Клеанта информация вынудила их быстро собрать оставшееся взрослое население, которое прекрасно помнило о событиях последней Мессенской войны, произошедшей более ста лет назад. Победы Спарты, воспетые Тиртеем в стихах, живописали сражения между двумя государствами, и спартанцы с детства изучали их в школах. Но эти победы достались непросто: Спарте пришлось пройти через огромные потери, а сама война длилась много лет.

Тогда победила Спарта, и эта победа поставила Мессению на колени. Вся территория Южного Пелопоннеса к западу от Спарты оказалась в полном распоряжении Лакедемона, который установил в Мессении свои порядки, превратив население Мессении в рабов. Они не были рабами граждан Спарты – нет, рабами владело государство, которое ссужало их в пользование своим гражданам вместе с мессенской землёй, поделённой на участки-клеры. Клерами обладал каждый гражданин Спарты, они позволяли получать доход и кормить семьи. Илоты работали – спартанцы жили на плоды их трудов, тратя всё время на военную подготовку. И сейчас спартанцы в очередной раз отстояли своё право на владение рабами, о чём с гордостью поведали за праздничным обедом.

Клеант слушал рассказы о погромах, обысках, арестах, казнях, когда на улице хватали всех без разбора. Мужчин из деревни, где Клеант нашёл свою первую жертву, подвергли допросу, после которого, как с удовольствием описывали разгорячённые пиром спартанцы, над деревней несколько дней стоял женский вой. Впрочем, судьба женщин тоже не была лёгкой. От подробностей, которыми наперебой делились участники операции, Клеанта мутило, а желание заставить болтунов замолчать всё усиливалось. В отличие от большинства сверстников, интерес к противоположному полу у него пока ограничивался тем, что он разглядывал почти обнажённые, изгибающиеся в танце девичьи тела во время праздников или на тренировках по военному делу, которые девушки посещали наравне с мужчинами. Но Леонию он не забыл до сих пор. Стоило ему представить, что с ней проделывали всё то, о чём поведали воины-победители, и в голове рождались мысли, отнюдь не свойственные спартанцу.

Буря эмоций, незнакомых и потому пугающих, захлестнула парня, и он перестал воспринимать происходящее. Еда, которую он с удовольствием поглощал, вдруг приобрела отвратительный привкус, и Клеант отложил кусок мяса.

– А потом мы выхватили у неё мальчишку – наверное, брата, ведь она была такая молоденькая, – и поделили их обоих между мной и Листратом. Кинули жребий, ему достался мальчишка, и Листрат за шкирку поволок его в хижину. Ну и я своего не упустил. На ней был какой-то мерзкий пеплос – я решил, что грех портить такую красоту и… – Слова потонули в приступе смеха, от которого Клеант вздрогнул. Ему не было жаль мальчишку или кого-либо другого, но почему-то не хотелось, чтобы той девушкой оказалась Леония. Клеант резко поднялся и двинулся к выходу. Добраться до дверей он не успел. Один из бывших эфоров, Этеолк – тот самый, который ездил с ним в Олимпию, – остановил его и поманил к себе.

– А вот и Клеант. Помните, каким он был при рождении? Дохлятиком. Едва не отправился в Тайгетскую пропасть. А посмотрите на него теперь – чемпион Олимпийских игр, ещё повоевать не успел, а уже раскрыл заговор! И это только начало! Помяните моё слово – этот парень пойдёт далеко. Садись, друг! Отныне место тебе рядом со мной. Скоро ты станешь гражданином нашего государства, Клеант. Клянусь Зевсом, ты как никто другой заслужил это право! Ты знаешь, что тебе придётся выбрать, к какой сисситии ты будешь принадлежать? Это – один из главных твоих выборов в ближайшее время, ведь ты выбираешь товарищей, с которыми будешь проводить почти всё время, и каждый будет учить тебя всему, что знает сам. С ними ты будешь делить всё – от еды до мыслей и надежд. Так вот, я хочу пригласить тебя стать членом сисситии, к которой принадлежу я. У нас собрался отличный круг друзей, и, кстати, Каллител тоже с нами. Что скажешь?

Для того чтобы стать членом определённой компании, или сисситии, в которую входили человек по двадцать мужчин из разных семей и разного возраста, необходимо было согласие всех её членов. Отверженный хотя бы одним из них оказывался в неловкой и позорной ситуации. Приглашение лично от члена сисситии такого высокого положения означало, что никто не проголосует против. Он должен радоваться.

Клеант растянул губы в улыбке и выразил необходимую благодарность:

– Это большой почёт и ответственность, Этеолк. Клянусь, я вас не подведу. Я буду достойным учеником.

Больше он не стал говорить, ведь краткость в словах – главное достоинство спартанца. Юноша уселся за стол возле Этеолка и оставшуюся часть дня уйти не пытался, слушая рассказы о подавлении несостоявшегося восстания. В конце концов, он уже не мальчик, пора думать, как мужчина. Эмоции лишь причиняют неудобство. Зачем переживать из-за рабов? Нет – из всех чувств, которые он оставит при себе, ему нужна только ненависть. Ненависть к своим врагам и врагам Спарты.

***

Терпение Гектора истощалось. Осада Афин спартанской армией продолжалась уже несколько дней, а конца и края ей не предвиделось. Все вокруг говорили, что город достаточно обеспечен продовольствием и водой, чтобы выдержать не один месяц осады. Спартанцы, после того, как ими была обращена в бегство знаменитая фессалийская конница, удовлетворили таким образом свою жажду мести и теперь маялись от безделья. Гектор издалека наблюдал, как испаряется их желание находиться в Аттике, сменяясь раздражением из-за невозможности вступить в бой. В лагере Клисфена также росла неуверенность. Алкмеонид всё поставил на эту победу, и сейчас, как вчера вечером вырвалось у отца, буквально ходил по краю пропасти. Он должен был победить любой ценой, чтобы с триумфом вернуть былую славу своего рода, а также отстроить Дельфийский храм, на который были выделены крупные деньги.

Гектор отвлёкся от Клисфена и посмотрел на акрополь, расположенный на высокой отвесной скале, которую предстояло взять силой или измором.

– Ты должен быть осторожнее, Гектор. Если будешь отвлекаться, враг легко подкрадётся к тебе со спины, – прозвучал знакомый голос отца, после чего он добавил, словно услышав мысли сына: – Спартанцы не станут брать акрополь силой. Последний, кто пытался его захватить, – Килон, и для него это очень плохо кончилось. Это было почти сто тридцать лет назад.

– А что случилось?

– Килон хотел власти. Он собрал союзников и напал на акрополь. Вот только властям это не понравилось – сторонников Килона разбили, а потом почти всех казнили. Предок Клисфена Мегакл тогда был архонтом и руководил расправой. Из-за этого многих его родственников изгнали потом из Афин – потому что в попытке подавить мятеж Мегакл преступил все законы. Об этом до сих пор помнят.

Прокл устремил взгляд на спартанцев.

– Ещё несколько дней, и они просто уйдут.

– И что тогда будет с нами?

– Боюсь, этого никто тебе не скажет. Клисфен и думать не хочет об отступлении.

– А ты разве хочешь?

– Думать всегда полезно, – Прокл склонил голову и огляделся. – Впрочем, сейчас я предпочёл бы действовать. Поехали со мной.

– Куда?

– Клисфен предложил проехаться вокруг города, посмотреть… – Прокл неопределённо махнул рукой, потом поджал губы. – Ему сообщили, что Гиппий может попытаться покинуть Афины тайно. Мы отправляемся проверять сведения. Выйдем, как стемнеет.

Гектор, который готов был уже взвыть от тоски, воспрянул духом и встрепенулся. Размяться ему не помешает. А уж поучаствовать в вылазке со взрослыми – о таком любой мальчишка мечтал, едва начиная понимать, что такое война.

Отряд из двадцати человек выехал ночью. Гектор видел, что солдаты не особо надеются захватить афинского тирана, но внимательно прислушивался и всматривался в темноту. Остальные тихо переговаривались, чёрными тенями скользя мимо деревьев, освещённых луной.

Перед рассветом напряжение начало отпускать Гектора, и он остановился, чтобы помочиться. Остальные успели уйти вперёд, и Гектор, закончив своё дело, уже собирался броситься за ними, как услышал тихое звяканье металла. Гектор застыл, прислушиваясь и пытаясь понять, откуда пришёл звук. Явно не со стороны отцовского отряда. Гектор хотел проверить, кто там, но и подвести отца не хотелось. Он был один – и пусть ему хватило бы смелости вступить в бой, в одиночку он не смог бы ничего противопоставить врагам, если их хотя бы два-три человека. Звать на подмогу бессмысленно: крик услышат и в темноте могут скрыться. Гектор раздражённо посмотрел в сторону непонятного звука, потом в отчаянии прикинул, сколько времени уйдёт на то, чтобы позвать товарищей, и в конце концов, прикусив губу и придерживая меч, осторожно побежал следом за Проклом.

Тот уже заметил отсутствие сына и начал беспокойно оглядываться, когда появившийся внезапно из темноты Гектор шёпотом обрисовал ситуацию. Конечно, звук мог ничего не значить, но пренебречь сведениями никто не желал. Прокл кивнул в сторону, куда указал Гектор, и все бросились туда, стараясь передвигаться тише. Гектор попытался бежать впереди, но чья-то рука оттолкнула его, и вскоре он оказался за спинами остальных, обиженно глядя, как солдаты ухмыляются ему, пробегая мимо. К счастью, в темноте усмешки становились невидимыми куда быстрее, чем фигуры людей. Гектор припустил следом.

Бежать пришлось недолго – вскоре они наткнулись на группу вооружённых людей, которые, несмотря на неожиданность нападения, быстро пришли в себя и вынули оружие. Отряд Прокла окружил неизвестных, среди которых было несколько воинов, а также женщин и детей. В воздухе резко прозвучал вопрос:

– Вы кто?

– А вы?

Прокл вышел, держа меч в руке:

– Мы люди Клисфена.

– Мы из Афин, хотим покинуть город, – прозвучал нетерпеливый ответ. Вперёд выступил какой-то мужчина с бородой, высокий и крепкий. – Мы не знаем, каковы ваши цели…

– Наши цели мы вам подробно сообщим, как только доставим в лагерь, – насмешливо оборвал Прокл. – Идём, – он махнул отряду, и беглецов начали окружать гоплиты.

Бородач беспокойно огляделся, рука его потянулась за оружием, но Прокл угрожающе шагнул в его сторону.

– Зачем вести нас в лагерь? Вы же видите, это просто горожане. Мы доставим их на корабль, – успокаивающе произнёс бородач. Только теперь Гектор сообразил, что направлялись они к гавани.

– Может быть, но мы проверим. Никто не может покинуть Афины без проверки. – Прокл был настороже, Гектор буквально ощущал его подозрительность. – Вы идёте с нами, – отрезал Прокл.

– Следите за ними, – обратился он к отряду, но вдруг бородач что-то выкрикнул своим. Группа людей отделилась и скрылась в кустах, а бородач вытащил меч и бросился на Прокла. Гектор открыл рот, но не закричал. Отец отбил удар молниеносно, отбросив противника левой рукой. Сражение напоминало скорее свалку, чем настоящий бой. Гектора оттёрли в сторону, однако уже через несколько мгновений он бился с человеком, лицо которого скрывал шлем. Сталь поблёскивала и звенела. Противник Гектора был куда старше и опытнее, и юноше пришлось туго. От сильного удара он полетел на землю, выставив перед собой меч. Голова ударилась о какой-то корень и вспыхнула от боли. С трудом Гектор разглядел, как кто-то отбросил его врага, разрубив ему мечом правую кисть. Не кто-то. Прокл. Гектор выдохнул. Прокл обеспокоенно всмотрелся в сына, стараясь убедиться, что тот в порядке, потом отвернулся и приказал солдатам следовать за беглецами. На земле осталось несколько трупов и раненые.

Гектор с гудящей головой поднялся с земли, упрямо глядя в сторону, куда ушёл отец. Он не знал, сколько времени просидел вот так, в рассеивающемся полумраке. Неподалёку слышались звуки сражения, которые постепенно затухали. Гектор поднялся с земли. Он шатался, но собирался следовать за своими, когда обратил внимание, что бывший противник, уже без шлема, повернулся в его сторону. Явно не видя Гектора, с искажённым от боли лицом, он сделал пару шагов, зажимая левой рукой искалеченную правую. Он споткнулся о собственный шлем, валявшийся на земле, и едва не упал. Гектор инстинктивно придержал его за плечи, и у него перехватило дыхание. Он узнал человека, чьё лицо снилось ему по ночам, закрытое безликой маской. Сейчас оно было открыто, и это было лицо дорифора – владельца кинжала, убившего Софию. Гектор, не задумываясь, ударил его кулаком в живот. Тот завизжал от боли, но Гектор не останавливался, пока бесчувственное тело не упало на землю.