Текст книги "Прогнозы изменения законов природы"

Глава 4. Суриков

Телефоны разрешили не сдавать.

* * *

С совещания расходились не спеша. Присматривались к куратору. Просто общались.

Семибратский сидел, в ожидании, пока схлынет толчея у выхода. Шкаф тоже ждал. ГШ и гость встали, но не уходили. Директор поманил Стерна и Романа. Гость поздоровался с ними за руку.

Шкаф встал и поковылял к выходу. У него был ДЦП. Человек уже с ним свыкся и лицом не выражал ни боли, ни просьбы в сочувствии, ни какого-либо вызова. Он только вопросительно поднял глаза, когда проходил мимо нескольких оставшихся и пропускавших его вперёд коллег.

– Пойдёмте выпьем, – буднично сказал директор Стерну, Семибратскому и гостю.

Самого кавалера он не позвал, зная его свойство переключать, особенно в подпитии, все внимание на себя. Хотя повод заслуживал. Награждённый сделал вид, что не догадался о планах компании.

«Скорее всего, всё уже готово в их офисе, – подумал Семибратский. – Ясно же, что о таких наградах предупреждают заранее. И закрепить достижение корпоративным образом, на самом деле, будет правильнее».

Куратор насчёт выпить не возражал.

Такие кулуарные мероприятия ГШ практиковал раз-два в месяц, с разными сотрудниками, всегда по делу.

Кабинет директора был неподалеку, располагался на первом этаже. Скорее всего, были еще по одному-два этажа вверх и вниз, но это не точно.

В основном Романа приглашали для участия в выработке ложных задач для Со-директора, в качестве которого недавно был назначен искусственный интеллект (ИИ), а точнее программа собственной, конторской разработки. ГШ поначалу принял новшество с оптимизмом, но затем оказалось, что масса неформальных факторов не могла быть учтена Со-директором, хотя такая функция была заложена. Встречные неформальные резоны и контррезоны, их столкновения, динамика в самоотрицании и, особенно, unexpected mercy, неожиданная милость, были системе неподвластны. Поэтому мощный потенциал направлялся на отвлекающие задачи. Часто задачи были запредельного уровня – чтобы ИИ было интересно. Очевидно, сегодня необходимо было придумать еще задачу.

Из свежего: Со-директор занимался, но не на полную мощность, проблематикой уплотнения и канализации Хаоса, самоочищением от производимой им же энтропии и разработкой методики для проекта «Приведённая душа». Приведённая в техническом, не бытовом понимании, как «привёденная стоимость» – то есть, оценка в специальных параметрах человеческой души в целях сравнения и исчисления потенциалов, возможностей совершенствования её наличного и будущего бытия. «Может пригодиться на Страшном суде».

ГШ технично распаковал комплект и глазами спросил, что предпочитает товарищ Суриков, коньяк или виски. Сам он пил виски, и гость кивнул на этот вариант. Директор разлил напиток в пять тумблеров, поставил на середину стола ведёрко со льдом.

– Пятый – для Со-директора, – предупредил вопрос Сурикова генерал.

Шеф реально засмущался, что с ним бывало очень редко.

– Да, не будем обижать коллегу! – поддержал его гость.

Чокнулись – выпили.

– Где загорели? – директор разглядел в лице гостя остатки давнишнего загара.

– В Аргентине. Я, собственно, не загорал, работал.

– Понятно, – то ли с иронией, то ли без среагировал ГШ.

«Какого хрена можно работать в Аргентине?», – подумал Семибратский.

– Кстати, как к тематике «приведённой души» относятся зарубежные коллеги? – спросил Суриков у завсектором.

– Положительно, – то ли слукавил, то ли нет Стерн. – В целом радует мощный спектр тем и постоянный поток нетривиальных идей. Немногие на такое способны.

– А вы сами как считаете? Что в этом находите полезного? – хотел деталей куратор.

– М-м-м… Моё частное мнение: наука и религия с ходом истории не отдаляются, а наоборот, медленно, пусть в перспективе, но сходятся. Сейчас они могут казаться параллельными прямыми, но их основа кроется как раз в душе, в ее устремлениях. Возможно, даже не столько в разуме. А в стремлении души достичь пределов и воссоединиться с мировым благом. Поэтому я считаю полезным исследования «приведённой души» как очищение первоначал для их лучшего рассмотрения и понимания.

– Как зачистка проводов перед паянием, – вмешался в разговор директор, чтобы сменить тему.

ГШ жестом предложил присесть.

– …И потому многие физические эксперименты, направленные на изучение, например, планковских параметров, приближения к началам Вселенной, в равной же степени продвигают нас в изучении души. Если хотите, духа, – Стерн всё-таки завершил мысль.

Все сели.

– Что такое «паяние»? – на ухо спросил Стерн у Романа.

– Это соединение проводов путём нагрева, – Семибратский решил буквально, без образных оборотов объяснить термин иностранцу. – А зачистка – в техническом смысле, – добавил по инерции.

– Роман, пока не захмелели, давай про новую задачу. У тебя же, знаю, есть заготовка! – спросил утвердительно директор.

Куратор подался вперёд – наверное, ему нечасто приходилось присутствовать в такой кухне. И скорее всего, у него начали прорабатываться собственные версии, и Суриков хотел сравнить уровень своих и Семибратского идей. Стоило предполагать также, что это было именно личное заочное соперничество, эпизод, не схватка киношного свойства, а тренировка профессионалов. Во всяком случае, Семибратский внутренне именно так переживал эти секунды. Тянуть или играть смысла не было: шеф слёту считывал такое, а неискренность среди институтских была не в чести.

– Задача: «Определить аттрактор института во Вселенной». Или можно в более узком смысле, как заход, в контексте текущего эона.

Роман не думал, что это произведет какое-то специальное впечатление. Тема была рабочей, интересной и перспективной как основа для развития ветвлений мысли и реально следующих из этого обстоятельств, но будничной.

– Про эон мне нравится, – порадовался ГШ. – Я сам как-то занимался темой «Потенциал сжатия эона».

– И каков потенциал? – Сурикова захватили разговор и сама обстановка.

Если попытаться погрузиться в его пакет одновременно происходящих мыслей, а таких было несколько десятков только в нормальном, без ускорителей, состоянии, то он уже считал, что пребывает сейчас в новом, вневременном континууме, где действуют яркие, очищенные от необязательных, силы – чище, чем в гамильтониане.

– Гипотетически, можно сжать до двух-трёх недель! – ГШ торжественно поглядел на гостей.

– Ух-х-х! – вырвалось у них одновременно.

– А что за ситуация с телефонами? – поинтересовался куратор.

– По старой памяти сдаём на входе телефоны. У каждого своя ячейка, – ответил генерал. – В общем-то, все привыкли.

– Или нет? – повернулся к Роману гость.

ГШ показал взглядом, что можно отвечать смело.

– И да, и нет. Да, в смысле, что уже выработался динамический стереотип, нет – что мы начали себя чувствовать, как будто мы немного в прошлом, запаздываем к миру на два-три дня. Как отстающие на минуту часы – вроде ничего страшного, но однажды точность может понадобиться.

– Ничего, быстро догоним, – усмехнулся директор.

– Догоним и перегоним! – воодушевился Суриков. – Это тост.

– За нашу победу! – генерал не мог не сказать своё фирменное присловье. Тем более, что оно подходило к любой ситуации.

Хозяин кабинета долил всем и гостю, хотя у того оставалось около трети.

– Это тост, – повтор символизировал максимальное интеллектуальное удовлетворение.

Выпивал Суриков нечасто. Он чуть распустил галстук.

– Для работы с аттрактором потребуется ряд пока неизвестных исходных, – директор посмотрел на куратора. – Да, в их числе стратегическое видение руководства в отношении института.

У Сурикова включился режим поиска дипломатических формулировок. Но никто никуда не торопился. Текущий эон пока не уплотняли, но, возможно, именно в этот период пытались.

– Зависит от математического оператора, точнее, его аналога в общественном пространстве, то есть субъекта. Я не очень силён в физико-математической терминологии, попробую порассуждать про «моральный аттрактор».

– А пойдёмте с экскурсией в лабораторию! – предложил довольный ходом дел директор.

Это не было бестактностью: повсеместно в здании было тихо, в том числе, в лаборатории, и можно было спокойно продолжать разговор. Тем более, что лаборатория располагалась в этажах под строением – по всему периметру О-образного здания было где два, где три подвальных этажа.

Коридоры были неширокие, Суриков и Семибратский шли впереди, ГШ со Стерном на пару шагов сзади. Пусть общаются, молодежь…

– В природе везде действует сила. Не в негативном смысле, а как общий двигатель процессов и единственный вариант миропорядка. Согласны? – куратор повернул к нему голову, ища понимания.

Роман принял его взгляд, промолчал, чтобы не сбивать ход рассуждения.

– В обществе и управлении им тоже всё опирается на силу, точнее, имеет в своей базе силу. И мораль отталкивается от силы. Это не отрицает гуманность. Если хотите, мы реализуем новую гуманность. Поэтому моральный аттрактор вполне ясен – сохранение гармонии и смысла в повседневном существовании. Но, поскольку достижение аттрактора несколько отдалённая цель во времени, то мораль, конечно, нестатична. Это усложняет задачу. Динамикой морали, безусловно, необходимо управлять.

– Но есть ещё вариант подвинуть к нам время, – без тени иронии сказал ГШ.

– Безусловно. Мы, точнее вы, этим немного занимаетесь, – куратор снова затянул галстук.

– Да, общественное время – комплексная задача.

– Повторю: гармония и смысл в повседневном существовании, в условиях нестатичной морали!

– Такое возможно? – вклинился в паузу Семибратский.

– Если это дело – от человеков, … разрушится, а если от…, то вы не можете разрушить его, – несколько слов утонули в непонятном грохоте, донесшимся из-за дверей лаборатории, – Сурикову нельзя было отказать в философской силе.

Куратор остановил всех перед входом, чтобы закончить.

– Если смотреть на мораль и насилие в эволюционном развитии, то можно говорить, что с развитием морали и наблюдаемым количественным и качественным ростом самоограничений в обществе вполне правомерно и совершенствование, извините, насилия. Которое направлено на регулирование более сложных отношений и которое, в свою очередь, можно ограничивать более мощным аппаратом морали.

ГШ набрал код на замке, и они прошли в гигантские, заставленные непонятными конструкциями залы. Все ожидали, что их встретят, но залы были пустынны. Вдали у конструкций трудились несколько человек.

– А почему внутри не охраняется? – Суриков для порядка напомнил о вертикали.

– В этом нет необходимости: никто, кроме нас, не сможет воспользоваться этим оборудованием. Например, в этих, зашитых в корпуса, установках крутятся большие гироскопы. Они вбирают в себя и накапливают в объемных аккумуляторах энергию гравитационных волн, – директор с силой постучал по черному корпусу, который напоминал Каабу. Не донеслось никакого отзвука. Возможно, энергию колебаний также вбирала система – чтобы не упустить ни единого фрагмента реальности.

– Рядом, очевидно, эфирные трубы? – проявил осведомленность Суриков.

Бесчисленное число раструбов, круглых, квадратных, иных форм, громоздилось по соседству. Они были направлены в разные стороны, в том числе, некоторые смотрели друг на друга, некоторые даже специально были помещены в другие раструбы, или были спаяны накрест, частично пересекаясь вбираемым пространством.

– Да, эфир также накапливается в хранилище. Оно еще ниже и дополнительно охлаждается. Чтобы повысить эффективность сжатия и хранения.

– А не «рванёт»?

– Нет, звук, который вы слышали – это подключение очередных резервных хранилищ, – ГШ спокойным образом гордился своим детищем.

– А если в обратную сторону сказать что-нибудь вашими «громкоговорителями»?

– Мы же не хотим протрубить в иерихонскую трубу! – улыбнулся про себя генерал.

– И скорее всего, звук будет беззвучным, – добавил Семибратский.

– Верю…

– …ибо абсурдно, – директор немного захмелел.

Ему было можно – и рассуждать, и шутить.

Вдруг, как будто из ниоткуда, будто из одного из раструбов появился начальник лаборатории. Семён Шутов, лучший друг Дементия, также в белом халате, невысокого роста и неопределённого возраста. Для отличения от синоптического братства и в качестве местного юмора завлаб носил в нагрудном кармане халата старинный деревянный стетоскоп.

– Были на совещании? – для строгости спросил Семёна директор.

– Нет. Сами же знаете, срочное задание.

– Познакомьтесь, это наш куратор, – ГШ отодвинулся в сторону, чтобы дать лидировать в экскурсии Сурикову.

Гость и завлаб обменялись кивками.

– Изначально мы хотели разделить площади на блоки для фундаментальных экспериментов и для прикладных исследований и разработок. Но так не получается: задачи идут внахлёст, разные эксперименты требуют разной энергетики, людей, у установок бывают контрастные габариты. Если честно, иногда мы даже забываем, какая установка что делает.

Экскурсия начиналась в незапланированном формате.

«Лишат премии», – подумал Роман.

«Ну и пусть», – скорее всего, ответил бы Шутов. Семибратский мог предугадывать ход его мыслей, потому что Семён иногда участвовал в их с Ириной перекурах. Кстати, прямота учёного ценилась коллегами. Директор тоже такой подход в целом одобрял, переживая только за реакцию Сурикова.

– Из прикладного: вот только закончили проект «Пчелиный рой». Это система спутников, которая содержит в себе тысячи мини-спутников, которые должны разнести по всему ближнему космосу наши флаги. Вот взгляните.

Он взял с длинного многоярусного стеллажа один мини-спутник – тот утонул в складке ладони.

– Это вам сувенир, – завлаб начинал реабилитироваться.

– Спасибо!

Стоявший неподалёку лаборант погрозил пальцем заведующему, директор закатил глаза в ответ на жест сотрудника. Хорошо, эту сцену гость не видел.

– Сегодня старт подготовки проекта «Левша». Это пока мы у себя его так назвали. Хотим «подковать» бозон Хиггса. Готовим варианты трансформации поля на околосингулярных границах. И старт – пока занимаемся расчётами и документами. Но завтра всё будет готово.

– То есть, так можно создать новую вселенную, искусственную вселенную в рамках имеющейся?! – быстро схватывал Суриков.

– Создать новую пока нет, но можно будет повлиять на параметры нынешней Вселенной. Или, но маловозможно, создать мини-вселенную и ненадолго. Задача: еще приблизиться, научиться управлять реальностью на уровне планковских параметров. Заказчик – господин Стерн, – Семён широким жестом указал на коллегу.

Тот поклонился и через паузу добавил:

– Автор идеи – Роман.

ГШ почувствовал, что пора заканчивать: все устали от такого потока разноплановой информации. Но он был доволен. У него нарастало предчувствие хороших сложностей и перспективных удач и неудач.

Группа попрощалась с завлабом и пошла к выходу. Суриков крутил в руке мини-спутник, не зная, куда его деть. В конце концов, убрал в карман брюк.

«Забудет», – подумал Семибратский.

– Кстати, вы, например, на что готовы про аттрактор? – остановился в коридоре и, взяв Семибратского за полу пиджака, спросил Суриков. – Готовы на самопожертвование, хотя бы на символическое моральное самопожертвование?

Роман знал, спасибо школе Василия Сергеевича, что есть вопросы, на которые нельзя отвечать. Он только посмотрел в глаза Сурикова – тот был готов на такое самопожертвование, более того, совершал его каждый день.

* * *

Вечером, выйдя из конторы и пройдя пешком в неопределенном направлении несколько километров, Семибратский нашёл располагавшийся в подвальчике бар и напился.

Глава 5. Дежурство / переписка

На следующее утро он заступал на дежурство. Пришёл к восьми утра, в форме. Его напарником была Наташа Скачко.

– Ты чего небритый? Давай живо в уборную, – она вытолкала его из дежурки.

Традиция суточных дежурств сохранилась с двадцатого века. Сейчас, конечно, уже не требовалось проверять пропуска, но наличие офицера на входе добавляло ощущение упорядоченности и цели.

Наташа сама встретила генерала, доложила, что всё в порядке. ГШ прошёл вместе с ней из конца в конец коридора. Так он настраивался на рабочий день. И пробегая глазами надписи на кабинетах, обновлял в памяти рабочие тематики и намечал план, кого сегодня вызвать.

У генерала не было секретаря, свой график он вёл сам, при этом не вёл никаких записей, всё держал в голове. Чай делал тоже сам. В бесчисленном множестве чайных коробочек ориентировался только директор, не говоря уже о колдовских процедурах приготовления.

– Как детишки? – директор знал, что Наташа в одиночку воспитывает только одну дочь, первоклашку. Но ему нравилось слово «детишки».

– В общем, нормально, – замялась майор.

– А не в общем? – директор догадался, что не всё гладко.

– Подралась с мальчишками, заступилась за подругу.

– Хорошо же, молодцы! – искренне похвалил их обоих ГШ.

– Да я не ругаю, – настроение матери улучшилось.

– А как учёба?

– Много предметов. И для малышни, да и для взрослых сложно. – посетовала Наташа.

– Да. Будет только сложнее, – раздумчиво протянул директор. – Кстати, подумайте, пожалуйста, вот над чем. После Нового года мы будем разрабатывать учебник «Основы». Подумайте над концепцией. Необходимо сделать к первому сентября.

– С какого класса будет предмет?

– Само собой, с первого! Таково техзадание, – он чуть смутился, отвернулся. – Ну, идите на службу. Хорошего дня!

– И вам удачного дня! – сотрудники не всегда по-воински отвечали, но генерал этого и не требовал.

Когда она вернулась к дежурке, Роман ещё не появился. «Разгильдяй!» Она стала прохаживаться в холле. Коллектив протекал мимо, чаще молча кивая. Половина ещё сдавали телефоны.

С интервалом в несколько секунд подошли Дементий и Роман.

– Привет! – главный синоптик держал в руках какие-то списки. – Коллеги, вот, сегодня у вас… у нас будет хлопотный день. Мы ожидаем сто гостей, на… экскурсию.

Он вручил Наташе, как более обязательной, список.

– Я дублировал на бумаге, для удобства. В системе список уже есть. Приходить будут в течение дня, но основная масса вечером, после работы. Ближе к концу дня выделю вам пару сотрудников в помощь, чтобы встречать гостей. Хотя у всех есть схема прохода.

– Хорошо! – подтвердили дежурные.

Расспрашивать было не только нельзя, но не принято, прежде всего, по соображениям научной этики.

Дементий уже развернулся уйти, Роман придержал его.

– Если не секрет, ты телефон сдаёшь?

– А у меня его нет! – усмехнулся Дементий.

Дежурные вышли, не одеваясь, на улицу, подышать зимним воздухом. Было холоднее обычного, в небольшом разрыве облаков показывалось солнце.

– Ты что-то волнуешься? – Наташа посмотрела ему в глаза.

– Жду Новый год!

На самом деле Семибратский ждал эксперимента, который был назначен на конец декабря. Волновался, как бы не сорвалось.

Из метро вышла Ирина и быстро приблизилась. Кстати, метро было специально подведено к конторе, был и вход прямо в здание, но тем ходом пользовались редко. Не было необходимости. Завсектором была в цивильном, вместо дамской сумочки несла деловой портфель.

– О, привет! Вы, оказывается, на дежурстве! – Ирина оглядела обоих. Внутренне одобрила: – Форма вам идёт.

– Здравия желаем! – Семибратский иногда поддерживал образ военного.

– Напиши мне в телефоне, – сказала она Роману.

– Наташа, пожалуйста, не доставай его учёными дискуссиями.

– Уже не собираюсь, – Наташа досадовала, что столько времени пропадёт, а можно было бы спокойно поговорить, порисовать совмещение их проектов.

Они втроём вошли в здание.

– Пойдем, выпьем чаю! – Наташа взяла под локоть коллегу и увела в дежурку.

Семибратский непонятно зачем неловко помахал Ирине.

Наташа достала печенье, конфеты. Ранее она уже обжила помещение – появились зеркальце, стоячий календарик, ноутбук, разбухший от различных вложений ежедневник.

Роману тут же пришло сообщение от Ирины.

«Привет ещё раз! Как прошло вчера?» – она имела в виду неформальную встречу у директора.

«Потом расскажу».

«Нельзя быть таким неразговорчивым!»

«Я разговорчивый, но сейчас в другом состоянии».

«В смысле?»

«Сейчас я в теле говорящей собаки, но долгое время был в теле говорящей белки и еще долго …ил в теле говорящей пумы», – у Романа поднялось настроение.

«Жил», – поправил он опечатку.

Ирина как будто ждала именно такого стиля общения. «Вот умеет же».

«Везёт, я пока в белке!»

И следом: «А почему не сложилось в пуме?»

«Пума не очень хотела меня)) Выталкивала в мир человеков)».

«Вот. Ты уже прошёл, видимо, круг. А мне ещё предстоит из белки в пуму, потом в собаку, и только потом в выпивающую леди».

«Это будет уже другое всё… Собака шаманская – она любит учиться, а пума – охотиться. Белка скрытно живёт и запасы прячет».

«А охота – охота за восприятием».

«Понятно)»

«А что сейчас происходит с собакой внутри?»

«Злость, возбуждение, удовольствие».

Наташа принесла чай, возможно, заметила несколько фраз из переписки, но не подала вида.

– Спасибо!

Семибратский был рад отвлечься от телефона – всё-таки пока это было непривычно. «А Дементий интересный, без мобильника».

На первом листе со списком образовался кружок от чашки.

– Ой, извини! – такая непредусмотрительность выдавала его рассеянные и нечёткие в этот момент чувства.

– Ничего страшного, это просто список, – Наташе не нравилось такое поведение.

«Вот в чём отличие ребёнка от взрослого: ребёнок не может предусматривать подобные вещи и ведёт себя, как будто он в чистом пространстве».

Время в карауле течёт, происходит по-другому. Чтобы оно шло в своём соответствии с режимом, Семибратский разделял его на крупные и средние отрезки – так было легче проживать. Повторяемость как структурный элемент мифа и человеческой жизни тоже была одним из крючочков, державших его в действительности. В этом контексте миф ему нравился больше, чем история. Проживать историю в будущее было для него тягостным, неизвестным заданием.

И особенно никогда он не был согласен с трактовкой любых движений, протяженностей времени как текста. Осмысление любых явлений в треугольнике «миф – история – текст» с любого, одного из этих направлений, углов зрения разрушало феноменологию, само бытие и ничто в хайдеггеровском понимании. Жить тогда становилось совсем невозможно. В таком неплохом рассуждении он прожил первые двадцать минут линейного, когда утренняя мифология института переходила в дневную рутину времени. Следующий отрезок необходимо было прожить в бездумном, без внутренних диалогов, формате.

В бездумности прошли очередные несколько часов безвременья.

В конце рабочего дня пришла сводка новостей, которую необходимо было перепечатать для бегущей строки, которая тянулась вдоль фасада здания. Сам Роман её обычно не читал, но было красиво – яркие уносящиеся в будущее буквы.

«Интересно, а если что от себя напечатать?!» – такое проносилось в голове у каждого второго дежурного, если не больше. Но дисциплина брала своё. Возможно, потом.

Итак: «Хорошие новости / Улучшения. Принят закон о свободном использовании плахи (орясины)».

«Так, очевидно, плаха в каком-то другом смысле. Надо будет потом посмотреть в Сети», – подумал и тут же забыл Роман.

«…Вступает в силу закон о массовых выздоровлениях».

«Во, наверное, для стимулирования борьбы с вирусом. Массовые выздоровления – вероятно, такое возможно. Механизм пока неясен, но на перспективу и для осознания заботы имеет место», – одобрил он.

«…Запрет упоминания возраста должностных лиц повышает уровень равенства и способствует укреплению солидарности поколений».

* * *

В конце сводки была приписка: «Спасибо за вашу помощь!» Семибратский не разобрался, относится ли это к тексту для строки или означает благодарность конторе за участие. Он решил, что второе.

Как ответственный товарищ Роман вышел на улицу проверить, нет ли в тексте опечаток или лишних пробелов, а могло и в кодах вдруг выйти. Всё было в порядке. Теперь каждый ознакомившийся пометил в памяти необходимость уточнить в Интернете про плаху, но никто этого так и не сделает.

Потом он начал размышлять, точнее в рациональном образе фантазировать о тех людях, которые должны будут приехать к ним в институт. Вот, какой-то человек заканчивает работу или отпрашивается, идёт к метро или вызывает такси и стремится оказаться в незнакомом месте, чтобы узнать нечто новое. В жизнь человека приходят новые знания и ощущения – гражданин их укладывает в свою систему… старается уложить, а если это выходит за рамки привычного, пытается выйти на более высокий уровень собственной и общественной модели мира.

В отсчете предстоящего времени (теперь он развернул восприятие в сторону ожидания, то есть в будущее) стало происходить уже другое проживание. Хотя он также разбивал период на некоторые доли, высчитывал проценты и понемногу их вычитал из остатка дежурства, теперь задача для повышения динамики составлялась из двух частей – оставшегося будущего и прошедшего будущего. Причём будущего, прошедшего не навсегда.

Но днём никто не приехал. И только когда уже большинство сотрудников разошлись и плотно стемнело, ближе к восьми вечера стали приходить посетители.

У каждого из гостей, очевидно, был код для прохода первых дверей, и люди появлялись перед окошком стеклянного павильона дежурки уже с развернутыми документами.

– Добрый вечер! – Наташа вышла в холл, встречая посетителей для любезности.

Они все молча кивали, затем, отметившись, проходили и становились ждать в пространстве. Контора существовала уже в предночном варианте: свет был в основном выключен или переведен в приглушенный.

Когда собралось около сорока человек, появился Шутов и повел всех за собой. Завлаб приветственно махнул офицерам рукой и, не дожидаясь ответа, шагнул в глубину коридоров.

Еще через час собралась оставшаяся группа – дежурные отметили, что явка оказалась сто процентов – и их уже встретил Дементий с двумя сотрудниками.

– Могли бы как-то организовать обслуживание, какой-то гардероб соорудить, – сказала вслух, но когда уже никого в холле не было, Наташа.

– Ну тоже о чём-то думают люди. Думаю, мы бы вдвоём вполне справились, – согласился Роман.

Он был не прочь к физическому или общественному труду. Собственно, свою работу в институте он отчасти воспринимал как подобную помощь Солнцу, сочетающую интеллектуальные и мышечные усилия практически в равной мере. И половина сотрудников, включая Наташу, тоже негласно были такими же тружениками.

– Кстати, ты не спросила, на сколько по времени рассчитано мероприятие?

– Нет, не догадались мы с тобой.

– Хотелось бы немного поспать.

Прошло сначала два, потом ещё два часа. Он заглянул в телефон, впервые после утреннего сеанса. Было несколько сообщений: от Алексея, из нескольких коллективных чатов, включая «Новогоднее» и «Объединительный» (имелась в виду коллаборация по означенным на совещании темам), от Ирины. Первые он не стал пока читать, мысленно отложив их на утро: всё-таки он на дежурстве; от Ирины просмотрел только последнее из десятка сообщений.

«Чего молчите, бобры?»

«Принимаем экскурсию. Сто человек».

«О, а что за экскурсия? Я не знала о таком», – пришёл мгновенный ответ.

«Я тоже не знаю. Необычная какая-то. Дементий делают с Шутовым», «Всё, отключаюсь, надо служить».

«Да, спокночи!» – это сообщение он уже не прочитал.

В полночь люди стали спускаться, но почему-то не выходили на улицу, а вновь собрались не первом этаже. Все молчали, хотя это нельзя было трактовать как происходящее от мрачности людей либо событий. Просто молчали. Они непроизвольно стали в упорядоченном виде, как-то непроизвольно построились. Мужчины не снимали шапок, возможно, они все выходили на улицу, вероятно, на крышу, где была метеорологическая площадка. Да и в лаборатории были криогенные установки.

– Семён, у вас это на всю ночь? – спокойно спросила Наташа.

– Я сам не знаю. Но не волнуйтесь, всё в итоге будет хорошо, – чуть проговорился Шутов. От смущения он достал слуховую трубку и начал вертеть её между пальцами.

– В каком итоге? – чуть насел на того Семибратский.

– Роман, давай, не того… – вступился за товарища Дементий.

Процедура ухода и прихода людей повторилась несколько раз. У Наташи и затем Семибратского получилось со сном по очереди всего по паре часов.

Утром, когда подошло уже к смене, Семибратский проснулся разбитым, но в относительно рабочем состоянии.

– Уехали товарищи? – спросил он.

– Не уверена. Как они выходили, я не приметила – правда, к утру я немного задремала.

Всё что происходило и могло происходить, в конторе было управляемо изначально или таковым считалось. Можно было как-то специально не волноваться.

– Знаешь, что мне показалось особенно странным? – сотрудника секретного института в принципе мало чем можно было удивить.

– Не знаю. Что?

– Это же не работа для них?! – утвердительно предположила майор Скачко. – А приехали все! Все как один!