Текст книги "Земля туманов"

Глава шестая
Каратели

Три месяца спустя. Верхний сектор Читтерлингса. Район Старой Гавани.

Пересекая заброшенное кладбище, Джек все время озирался по сторонам, а его ноги, крутившие педали велосипеда, на какой-то миг замирали. Неприятное чувство преследовало его. Наверно, думал он, нечто подобное испытывает канатоходец под куполом цирка. И с каждым ярдом пути он окунался в новый прилив беспокойства.

Могли ли давно умершие люди следить за ним из своих дремлющих могил и пытаться читать его мысли? Где-то глубоко в сознании Джека проносились страшные видения. Мерещилось, что мертвецы там, под землей, держат рентгеновские снимки его мозга в костлявых пальцах перед провалами своих темных глазниц, излучающих зеленый лихорадочный свет, и беззвучно хохочут. И этот смех раздавался в ушах парня, как маленькое землетрясение. Он приказывал себе: надо очнуться от этого и выкинуть из головы весь проклятый бред!

Джека на кладбище всегда пробирала дрожь. Как-то раз поздно вечером, когда на небе висел серп луны, он видел здесь привидение – среди надгробий промелькнуло что-то бесформенно-белое, вроде простыни. Едва в штаны не наложил от страха. И после того случая ему на ум невольно приходили софизмы о цене человеческой жизни, которые он слышал от Башки. Он их многократно обыгрывал в уме и хотел спросить у покойников: «В чем ваши проблемы? Вы ведь сюда не пришли поспать часок-другой, верно? Таблетки, травка, самогон, болезни и старость заставили вас здесь лечь и вытянуться – при чем тут я?» – но тут же сам себе давал ответ: «Проблемы в том, что они мертвы, а я – нет».

Следовало сделать небольшой крюк, чтобы приблизиться к КПП[33]33
  Контрольно-пропускной пункт.


[Закрыть] заставы с севера. Спросят: «Откуда?» – тотчас смело заявить, что проведывал умерших родственников. Дедушку, к примеру. Или бабушку. Да мало ли! А на кладбище добирался через другой блокпост, тот, что находится в трех милях севернее. Солдаты в карауле меняются не часто, многие знали Джека в лицо. Точнее – знали придурковатого на вид парня в толстых очках, которому, возможно, никогда не светит свидание с нормальной девушкой, а о сексе – ни в настоящем, ни в будущем – уж и мечтать не стоит. Последние захоронения здесь делали лет пять назад. Никто ничего не заподозрит, если что. Поверят. И одет он вполне прилично. Даже носки на ногах имеются. Ничего общего с бродягой.

Когда кладбищенская ограда осталась позади, зудящее беспокойство начало исчезать. Джек почувствовал облегчение. Он проехал по дороге еще с четверть мили и повернул налево. Показалась застава: вышка, полосатая будка, ряды заграждений, казармы. Джек достал из кармана очки с толстыми линзами и шустро водрузил на переносицу. Тотчас все поплыло перед глазами, но эта уловка была как дополнительный пункт мелким шрифтом в напечатанной без единой задоринки хитрости. Правда, приходилось теперь чаще смотреть на дорогу, дабы не наехать колесом на какое-нибудь препятствие и не завалиться вместе с велосипедом.

Шлагбаум был поднят, десяток грузовиков с коричневыми тентами стояли в ряд на дороге, будто чего ждали. У обочины замерли два армейских джипа. У одного их внедорожников был поднят капот и виднелась взмокшая от пота спина водителя, склонившегося над двигателем.

«Понятно. Поломка. Потому и колонна остановилась».

Часовые, заметив Джека, уже приближались к нему размеренным шагом, преграждая путь. С вышки за парнем через оптику наблюдал снайпер. Попробуй теперь повернуть и броситься наутек – пуля мигом догонит. Таковы правила. Не спасет и Иисус Христос со всеми своими святыми, даже не надейся.

Джек знал, что делать. Он сбросил скорость, улыбнулся, как чеширский кот, скорчив любезную мину и при этом поправив кончиком пальца очки. Ни дать ни взять – Стопроцентный Маменькин Сынок, только что водрузивший цветочки на могилу любимого дедушки и торопящийся домой, чтобы успеть на занятия в школе. Со стороны, он, наверно, выглядел как полный недоумок, потому что с расширением улыбки на его лице тут же снижался коэффициент интеллектуальности. Улыбка была максимально глупой. Даже дебильной. Джек долго тренировался перед зеркалом. Слава богу, никто из членов его банды этого не видел. Они бы дико хохотали, согнувшись пополам и упершись ладонями в колени. Несомненно. Однако, как ни крути, а визуальная ложь всегда выразительнее путаных слов.

Часовые переглянулись. А дальше все развивалось по привычному сценарию, менялись только детали. Тот солдат, что стоял ближе к Джеку, узнал его, мотнул головой другому солдату – пускай, мол, проезжает. А тот махнул в ответ рукой, точно отгонял назойливую муху, и молча пропустил парня. Однако выглядели они как-то необычно – это не ускользнуло от Джека. Заметно нервничали и все время бросали взгляды то на джипы, то на грузовики.

– Спасибо! – сказал Стопроцентный Маменькин Сынок.

«Болваны…» – одновременно в мыслях добавил Джек. Ему захотелось сделать в их сторону выразительный жест правой рукой. И он едва сдержался.

Однако стоило Стопроцентному Маменькину Сынку притормозить у одного из грузовиков, чтобы заглянуть в кузов, как к нему пружинистой походкой подошел солдат и почти прорычал: «Куда пялишься, пацан? Проезжай, не останавливайся!»

Джек успел краем глаза заметить, что солдат был огромный, напоминал сбежавшего их зоопарка самца гориллы. На его лице не было никакого выражения, как не бывает его на кафельной плитке. А обмундирование – черный мундир с синими лампасами на штанинах, заправленными в высокие начищенные ботинки – было Джеку незнакомо. Никогда прежде он такой униформы не видел.

«Интересно, что тут за пляска с греблей происходит?» – подумал Джек, продолжив путь.

И тут из джипа вылез коренастый офицер в широкополой шляпе и солнцезащитных очках. Джек успел вильнуть влево, избежав столкновения с открывшейся дверцей автомобиля. Офицер потянулся, распрямляя треугольную глыбу спины, медленно повернул голову, пристально проследив за Джеком, затем достал сигару и закурил. На плече его униформы красовался шеврон с каким-то зелено-желтым чудищем, обрамленным надписью: Отряд «Кракен».

Джек не мог с уверенностью сказать, встретились ли их глаза, но предчувствие подсказывало – встретились. На миг он увидел свое отражения в тонированных стеклах его очков – видел ли офицер свое отражение? Причин волнения Джек понять не смог, но в желудке возникло неприятное ощущение, а сердце вдруг заколотилось. Он хотел оглянуться, но сдержался. Похоже, офицер уловил в нем скрытую суть не Стопроцентного Маменькиного Сынка, а настоящего Джека, за долю секунды успевшего прочитать надпись на шевроне. Или Джеку это показалось?

Как ни крути, но офицер Стопроцентного Маменькина Сынка не остановил.

Застава оставалась позади, и с каждым оборотом колес велосипеда в Джеке укреплялось чувство, что эта встреча не сулила в будущем ничего хорошего. Педали продолжали поскрипывать, а Джек размышлял о всяких парапсихологических явлениях, когда люди, наделенные даром предвидения, могут читать чужие мысли. Тот офицер, по мнению Джека, был из таких, потому что он и сам неоднократно испытывал нечто вроде озарения.

* * *

А в то же самое время…

Они лежали на циновке, освещенные солнечными лучами, пробивавшимися сквозь туман и надувавшимися парусами штор. Пока они занимались любовью, прошла добрая половина ночи, и силы их изрядно поубавились.

Джо Снежок лениво отогнал одного москита, парящего над его лицом, второго – прихлопнул на груди.

– Хорошо, что Башка иногда забирает Оскара к себе на ночь, – сказал он. – Надо бы еще москитную сетку на окно приделать. Проклятые кровососы совсем зажрали ночью.

Магда посмотрела на него, вздохнула и подумала, надо ли говорить ему. Ей хотелось сказать, но она боялась его реакции.

– Джо… – начала она, но Снежок повернулся к ней и закрыл ее рот поцелуем.

Затяжной поцелуй. Горячий и влажный. Настоящий.

Она обхватила его голову руками и ощутила трепет, которым пронзило ее от шеи до колен. Губы Джо отпустили ее, он откинулся на подушку, подпер голову рукой и молча разглядывал ее. Расцветающая женственность придала Магде новую прелесть – еще больше округлилась грудь, пополнели бедра. И Джо это нравилось.

– Джо, тебе не кажется, что Оскар слишком быстро растет? – помолчав, как-то неуверенно спросила Магда.

После секундной паузы он ответил:

– С чего ты взяла?

– Нашему малышу два с половиной месяца, верно?

– Ну, допустим. К чему ты клонишь?

– Сколько Оскару?

– Когда мы с Башкой его нашли… – Джо Снежок задумался, глядя в потолок. – На вид ему было уже где-то месяца три. Сейчас должно быть полгода, а может, чуть больше. Да и вообще, откуда мне знать насколько должен выглядеть ребенок в его возрасте? Что за глупые вопросы?

– Да нет, Джо, ничего не глупые. Ты пытаешься меня обидеть?

– Вовсе нет. С чего ты взяла?

– Тогда я тебе проясню ситуацию. О’кей?

Джо кивнул:

– Валяй.

Магда уселась по-турецки на кровать.

– Три плюс три – это шесть. Полгода. Верно? А выглядит он старше и уже бегает так быстро, что не угонишься. Каково? Уверяю, фактически ему уже как минимум год.

– Ну и что? – беспечно сказал Джо. – Подрастает. Входит во вкус. Пусть бегает на здоровье. Чего ты привязалась к пацану? Я бы тоже хотел, чтоб и мой ребенок в полгода начал бегать, как страус, и прыгать, как древесное кенгуру. Плохо разве?

– Это еще не все, Джо. – Магда придала своему лицу решительное выражение.

Он посмотрел на нее со слабой улыбкой.

– Что еще?

– Я не хотела тебе говорить… – Магда на секунду запнулась, но потом выдохнула и продолжила: – Он не человек, Джо.

Снежок приподнялся на локтях и покосился на Магду:

– Чего?!.. Выдумаешь тоже! – и снова опустился на матрас. – Нет, ну всему есть…

– Когда ты его отдал мне… – Магда пыталась подобрать нужные слова. – Когда он был еще мал… В общем, я видела его глаза! Вот!

– И что? Что с его глазами не так? Что?

– Он был грязный, я вытирала его тельце влажным полотенцем, а когда добралась до лица… – начала она, но потом прикусила язык.

– Продолжай, продолжай.

– Он как-то странно на меня посмотрел, Джо… Он моргнул, казалось бы, ничего необычного, но возникло такое ощущение, будто у него опустилось дополнительное веко, как у ящериц. Как у ящериц, понимаешь. Мне до сих пор страшно, как вспомню…

– Понятно. То-то ты к нему с тех пор и прикасаться боишься. Но, уверяю, он человек, а не амфибия. Неужели ты этого не видишь?

– Внешне?

– Да.

– А внутри?

– Но тебе могло показаться. Разве нет?

– Это еще не все.

Он посмотрел на нее удивленно.

– Что еще?

– У него кожа стала скользкой. Он из моих рук буквально выскользнул, как кусок мыла, и упал на пол. Я испугалась, что он ушибся, но он даже не пискнул – улыбался. Я подняла его, а уж потом вытерла сухим полотенцем.

– И?..

– Ничего. Все было нормально.

– Ну вот. Я ж говорю, что тебе показалось. Ты была беременна, а беременным много чего мерещится. Нервы и все такое…

– Не делай из меня дуру, Джо, – надулась Магда. – Я и сама думала, что не выспалась и мне привиделось. Но потом, когда уже родился Томми… Как-то я купала Оскара в ванной. На секунду отвернулась, выпустила его из рук, потому что Томми вдруг расплакался. Я успокоила нашего сына, а когда обернулась, то едва сердце не выскочило. Оскар лежал полностью в воде… и… он дышал, Джо. Он дышал под водой, клянусь.

– Господи-ты-Боже-мой-черт-побери! – выдохнул Джо. – Не говори чепухи, Магда! Он просто пускал пузыри, задерживая дыхание. Я слышал, дети могут такое запросто выделывать. Ты ведь потом вытащила его, правда? Если бы нет, то Оскар бы задохнулся.

– Я-я… – начала заикаться Магда. – Нет, Джо. Я стояла и смотрела. А он дышал и дышал. Несколько минут, представляешь!

– Ты едва не утопила ребенка, Магда, – нахмурился Джо. – Не говори мне такое, иначе я буду переживать и за Томми. Да, кстати, Оскару вообще стоит сказать огромное спасибо. Если б не он, то Джек отправил тебя с ребенком в город и…

– А кто его уговорил так поступить, а? – перебила его Магда. – Ну, ну, скажи.

– Башка. И что?

– А то! С кем сейчас больше времени проводит Оскар? Где он сейчас? С Климом?

Джо кивнул.

– Не чисто здесь что-то, – продолжила Магда. – Клим что-то скрывает от тебя и от меня. Что-то очень важное. Я никогда не доверяла этому умнику.

– Хорошо, Магда, – согласился Джо. – Я скажу Джеку, чтоб он слегка нажал на Башку и тот выложил все, что знает.

– Так будет правильно. Я ведь ему вместо матери. И я обязана знать все.

Какое-то время они сидели молча. Потом Джо поднялся, подошел к детской кроватке и склонился над ней. Малыш Томми спал на животе, повернув голову, и мерно дышал. Одна ручка лежала под щекой.

– Смотри не разбуди его, – негодующе прошипела Магда.

– Не думаю. Томми всегда спит крепко, – отмахнулся Снежок, откидывая москитную сетку над кроваткой младенца.

Джо потянул к сыну руку, но тут же одернул. Тот пошевелился, почувствовав близость отца, пискнул и потянулся. Веки дрогнули, приоткрылись. Губы разошлись в улыбке. Большой палец крохотной ручки пробрался в рот, и ребенок принялся его сосать. Потом веки его отяжелели, он вновь закрыл глаза. Палец вывалился изо рта. Малыш потянулся и заснул.

– Это правильно, сынок, – прошептал Джо, любуясь сыном. – Сон – это здоровье. Спи, спи…

И в этот момент свет накрыла огромная тень.

Джо выглянул в окно, осмотрелся по сторонам, затем задрал голову и тут же обернулся к Магде. Паника окутала его.

– Вниз! – едва не задыхаясь, проговорил он. – Возьми ребенка! Быстрее! Быстрее!

* * *

Джек миновал кирпичный завод, полуразрушенную водонапорную башню, заброшенную ткацкую фабрику, проехал еще милю, прежде чем попал в жилые кварталы Читтерлингса. К тому времени тучи на небе растаяли, и оно приобрело стальной оттенок, усугубляя уже и так невыносимое пекло.

– Просто здорово… – почти простонал Джек, чувствуя как струйки пота ускорили свой бег под рубашкой, она намокла и начала прилипать к спине.

Жара стояла страшная, почище, чем в печи булочника. Ветра практически не было.

На въезде, у развилки дорог стояли огромные рекламные щиты. На том, что слева, была надпись: «НОВИНКА! «БРАВЫЙ МОРЕХОД» для орального секса со вкусом морской капусты». Справа – с сидящей голой красоткой и двумя голыми мужиками рядом – гласил: «ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ПРЕЗЕРВАТИВАМИ «БРАВЫЙ МОРЕХОД» – ЭТО СОХРАНИТ ВАШ ИНТЕРЕС К ЖИЗНИ!» – и Джек, усмехнувшись, сказал: «Непременно воспользуюсь, если понадобится».

Фешенебельные районы города начинались намного дальше, если таковыми их вообще можно было назвать; на улице же, по которой он сейчас ехал, размещались в основном мелкие магазины, лавки, таверны, ломбарды и прочие злачные места, не производившие впечатление приличных заведений. Многие магазинчики, судя по всему, с трудом сводили концы с концами.

Джек ехал медленно, по дороге рассматривая подержанную одежду, выставленную в витринах, поглядывал на обувные лавки с плакатами, которые сообщали, что товары в магазине продаются по сниженным ценам. Кое-где предлагали ассортимент иного характера: устрашающие размерами искусственные пенисы, наручники, плетки, ошейники с шипами и обтягивающее кожаное белье с бахромой – для тех привередливых клиентов, кому вечно не хватало острых «приключений» в борделях.

Человеку, живущему в Пустошах и потом – случайно или по какому-то поводу – оказавшемуся в сети переулков окраин Южного Читтерлингса, могло показаться, что он попал в лучшем случае на другую планету: настолько в этих местах все разное. Вместо постоянной грязи и копошащейся в ней морской живности под ногами оказывались вдруг булыжники, а то и гладко уложенный асфальт, без трещин, из которых растут уродливые кораллы и жесткая, как проволока, трава. Хотя мусора и здесь хватало – им были заполнены не только обочины, но и забиты все сточные отверстия.

Немногочисленная армия дворников не справлялась с горами хлама, остававшимися после ушлых и горластых торгашей из Средней Азии и Вьетнама, устраивавших свой бизнес едва ли не на каждом свободном углу. Этих пришлых торговцев дворники открыто ненавидели и готовы были собрать все свои метлы и сколотить из них кресты, дабы на них распять этих беспардонных и наглых «работодателей». После проливного дождя улицы превращались в огромную помойку, разбрасывая свой выразительный запах на всю округу. К нему примешивались «ароматы» кухонной гари, угольного дыма, гнили и много чего еще, что идентифицировать было сложно. Впрочем, обитатели этих мест давно свыклись с вонью.

Двухэтажные дома стояли сплошным строем, плечо к плечу; их узкие подворотни вели в совсем уже темные дворы – место для разборок между мелкими ворами, быстрого секса и грабежа. А самое главное – тут обитали по большей части люди, чем крысы. Но и они оживляли эти улицы в основном в вечерние и ночные часы, когда спадала жара и слышались шумные ссоры мрачных котов с ворчливыми поссумами. Толпа зевак, торговцев, проституток и их клиентов растекалась по всем направлениям. Звенели и стонали гитары. Люди глазели на звезды, кружились в танце и целовались, а после занимались любовью под пение птиц и лай собак, устраивавших свой концерт в соседних кустах. Магазины не ослепляли роскошью витрин, но соблазняли ценой, и в них можно было приобрести все самое необходимое. Были даже почта, казино и кинотеатр под открытым небом. Но в основном, в дневные часы горожане проводили время так: кто за кружкой холодного пива, стаканчиком крепкого самогона и азартными играми в одной из множества таверн; кто, приняв героин, в тихом одиночестве писал стихи или музыку; кто просто сходил с ума и, накурившись травки, стрелял по бутылкам, метя через горлышко выбить дно. Объединяло людей одно: все они пытались отвлечься от протяжной и унылой, как морская зыбь, жизни.

Южный Читтерлингс уже давно не был рабочим районом. Трущобы, закрытые фабрики и убогая роскошь вполне уживались здесь бок о бок. Последние производства закрылись лет десять-двенадцать назад. Потому на вопрос «кем ты работаешь и на что существуешь?» можно было запросто получить в ухо. Каждый жил, как мог, самостоятельно внося коррективы в свою судьбу. И никто ничего ни у кого не спрашивал просто так, дабы не вызывать к себе ненужный интерес и не наткнуться спиной на нож в одной из подворотен. Никто не молил Бога дать хоть какой-то просвет в жизни, потому что там, наверху, уже давно никто не обращал на этих людей никакого внимания. Каждый искал свой шанс сам, вытряхивая по утрам песок из обуви и трусов, всматриваясь в треснутое зеркало и, достав последнюю сигарету из мятой пачки, мысленно проклинал все на свете, в том числе и жужжащих вокруг москитов, от крови раздувшихся как воздушные шары. Между тем, едва наступала очередная сумасшедшая ночь, каждый опять считал себя полнокровным земным человеком. Именно таким человеком, каким он был в своих мечтах. Но реальность вновь вышвыривала его вон с наступлением рассвета.

Джек продолжал путь. Сменяли друг друга названия на зданиях: «МОРСКИЕ ДЕЛИКАТЕСЫ», «ХОЛОДНОЕ НЕМЕЦКОЕ ПИВО», «СТРИПТИЗ-КЛУБ». Через два квартала ему попалась булочная с вывеской в окне: «СВЕЖИЕ ГОРЯЧИЕ БУЛОЧКИ». Он проехал мимо, вдыхая запах свежеиспеченных булочек, и их аромат снова напомнил ему о матери.

Джек облизнул пересохшие губы. И почувствовал пульс на виске.

Педали велосипеда мерно поскрипывали в утренней тишине, изредка нарушаемой людьми. Улицы были безлюдны. Все попрятались от жары. Лишь кое-где слышался скребущий звук метел и ворчание дворников; кто-то гремел кастрюлями и раздавались детские голоса; где-то громко работал телевизор, к экрану которого приросла подслеповатыми глазами какая-нибудь старушка, с готовностью развесившая уши – передавали новости.

– Что-то ищешь, парень?

На эту фразу Джек затормозил, опустил одну ногу на землю и повернул голову:

– Что?..

Спиной к Джеку стоял толстый буфетчик в незаправленной в брюки рубашке, наброшенной на плечи поверх замусоленной майки. Он переворачивал табличку «ОТКРЫТО» другой стороной – «ЗАКРЫТО». Стекло двери было разбито и не высыпалось на небольшое крыльцо лишь благодаря тому, что его держали полоски прозрачной клейкой ленты. Вверху, над дверью, на вывеске красовались две вздыбившиеся лошадки и название заведения: «БОЕВЫЕ ПОНИ».

– Я говорю, подзаработать не желаешь? – почесывая пятерней пузо, спросил толстяк у Джека.

– Я тут при чем? – едва не возмутился Джек.

– Вчера тут образовалась хорошая потасовка… – Буфетчик повернулся к Джеку и уставился на него щелочками глаз. Он вглядывался подслеповатым взглядом в парня, словно тот был отражением в запотевшем зеркале. – Едва по бревнышку мою таверну не разнесли, черти жареные. А меня, как назло, радикулит схватил. Едва ноги переставляю. Нужно подмести пол и выбросить мусор. Наведешь порядок?

– Я конкретно занят, дядя, – бросил Джек, собираясь ехать дальше. – Да и с какой радости я должен тебе помогать? И на порядок мне плевать. Это твой порядок, а не мой.

– Порядок – основа экономики, сынок! – Прищуренные глаза буфетчика смотрели на него с интересом, с хитринкой во взгляде. – К чему юлить… Мне нужно помочь восстановить порядок в заведении. Плачу двадцать монет. Ты ведь не кагтавый евгейчик, которому папа запрещает честно заработать ручками, верно?

– Верно, если не умеешь зарабатывать головой. Да и с дикцией у меня порядок. К чему мне твоя грязная, грошовая работа? – Джек бросил на буфетчика недовольный взгляд. – Почему не нанять официанток и уборщицу, чтоб они этим занимались? На всем привык экономить, дядя?

– Гм! Молодец! Ты умеешь торговаться. Двадцать два доллара! – тут же поднял цену толстяк и разразился странно тоненьким хохотом, держась обеими руками за свой выпуклый живот. Вид у него был такой, будто он предложил парню купить за бесценок весь оставшийся мир. Потом посерьезнел и сказал: – Больше не дам. И можешь взять себе какой душе угодно завтрак. Идет?

Джек окинул взглядом огромную фасадную витрину, столики за которой пустовали.

– Ты хочешь, чтоб я отравился твоей поганой стряпней? Засунь ее себе в жопу! – выпалил Джек и с места пустился во всю прыть.

– Ах ты сволочь! – побагровел толстяк, не веря своим ушам. На секунду он остолбенел от изумления. И вновь обретя дар речи, процедил: – У меня и выпивка не фальсифицированная, чтоб ты знал! Все по-честному! Да я тебя!.. Щенок!

– Скинь пару центнеров жира для начала, честный! – кинул ему напоследок Джек и рассмеялся.

– Моя еда отличная, сукин ты сын! Отличная!

Буфетчик с трудом нагнулся, что-то поднял. Вдогонку Джеку полетела пустая бутылка из-под пива. Но – мимо. Стеклянные осколки разлетелись по мостовой.

На другой стороне улицы, ярдах в ста стояли два аборигена с метлами. Один из них усердно забивал папиросу марихуаной. Буфетчик, заметив их, заорал: «Держите вора!» Но те и не собирались устраивать погоню за Джеком, как подобает добропорядочным гражданам, потому что к таковым никогда не относились. Они переглянулись, помахали толстяку метлами и сопроводили беглеца дружным улюлюканьем.

Буфетчик осыпал и их ругательствами, но тихо, себе под нос. Храбростью он не отличался, да и обозленные на жизнь аборигены за такие слова могли на месяц-другой забыть о том, что возле его таверны вообще нужно убирать мусор, а то и вовсе – изрядно поколотить даже за разбитую им на дороге бутылку.

Джек, посмеиваясь, стремительно удалялся и вскоре свернул за угол.

Буфетчик стоял, согнувшись и держась за поясницу. Негодование его было безгранично, но сообразив, что это бесполезно, он дал волю своим чувствам и начал сыпать тирады по поводу своей тяжелой жизни, настолько жалостливые, что и ангелы могли бы выплакать глаза, если б прислушались к нему.

Но это был не конец его страданий. Вдруг из-за поворота выскочила вереница машин, полных пьяных подростков, пребывающих на седьмом небе от счастья, с развевающимися вымпелами и флагами местной футбольной команды. «Ура! Мы победили! Ура! Мы победили!» – орали они, проносясь мимо буфетчика. Они давили на клаксоны, и вой сигналов, смешиваясь с их громкими криками, выливался в немыслимую какофонию.

Однако ликование по поводу победы их любимой команды этим не обошлось – кто-то заметил злобное выражение на лице буфетчика. И тогда чей-то гортанный юный голос крикнул: «Ты что, жирный мудак, не рад нашей победе?!» – и меткая рука швырнула по буфетчику почти полную пива жестяную банку, угодившую толстяку прямо между глаз. Буфетчику охнул, его колени подогнулись, он осел на крыльцо и схватился обеими руками за лицо. Банка рассекла ему бровь. Он, не веря собственным глазам, посмотрел себе на руку и растопырил пальцы, с которых капала кровь.

Из замыкающих колонну машин раздался одобрительный хохот и несчастного владельца таверны осыпал целый град полупустых пивных банок и упаковок с воздушной кукурузой и соленой картофельной стружкой. Полуголая шестнадцатилетняя девица с большущей грудью, не вмещавшейся в бюстгальтер, приподнялась, послала буфетчику воздушный поцелуй и тоже зареготала. Похоже, она была под крепким кайфом, потому что ее глаза вылезали из орбит, как стеклянные шарики.

Дворники, заметив выброшенный подростками мусор и погребенного под ним буфетчика, шустро посовещались, отлили у водосточной трубы и тут же ретировались на другую улицу, где работы – «проклятия от белого человека» – могло быть поменьше. Телевидение, алкоголь, случайные связи и рок-н-ролл, – весь этот когда-то чуждый им «дух белых» заставил забыть их о своей прежней жизни. Но это было все лучше, чем прозябание в резервациях, где аборигенов держали на правах объявленной вне закона банды и голод сокращал их численность день ото дня. Там даже собаки с прилипшими к позвоночнику желудками были больше похожи на грызунов. А по ночам крики горести людей и животных достигали небес.

Вереница машин футбольных болельщиков, рыча двигателями и стреляя выхлопными трубами, унеслась прочь.

А Джек наконец выехал на финишную прямую, ведущую к дому, где снимала меблированную комнату Цирцея.

Жара же продолжала сгущаться.

* * *

Джек стремглав мчался по Либерти-стрит, ни разу не остановившись, чтобы перевести дух, пока не доехал до отеля. Это было небольшое кирпичное здание, неудачная попытка сымитировать стиль пережитков рубежа веков, три этажа сплошного уродства.

У парадной двери, на которой чья-то неумелая рука выцарапала гвоздем рисунок марихуаны, Джека встретила тощая проститутка в ситцевой юбке и блузе, на шее у нее болталось дешевое ожерелье, ярко сверкавшее на солнце. Несмотря на свой жалкий вид, держалась она с какой-то царственной осанкой, совсем не подходящей ни к ее внешности, ни к одежде.

Джек спешился и подкатил велосипед к парадному входу.

– Эй, парень, ты чего такой запыхавшийся? Какая беда стряслась или спешишь к своей азиаточке? – узнала его тощая шлюха и задрала подол юбки, обнажив бедра. – Давай я тебя согрею, цыпленочек. Я многое умею, да и услуга моя по цене более приемлема.

– Моя любовь тебе не по зубам, да и такими мослами меня не соблазнишь, – ответил Джек, окинув ее презрительным взглядом, сложил кисть руки в кулак и ткнул оттопыренным большим пальцем вверх. – Она у себя, не знаешь?

– А где ж ей быть! – усмехнулась черными пеньками зубов проститутка и ехидно добавила: – Только она сейчас кувыркается с очень денежным клиентом. С вечера у нее остался. Придется тебе обождать, цыпленочек.

– Не называй меня так! – буркнул Джек, метнув на нее гневный взгляд. Ему очень захотелось угостить ее пинком. В этот момент его сердце заколотилось от ревности и радостное настроение от предстоящей встречи с Цирцеей, кружившееся старинным вальсом в голове, тут же улетучилось.

– Хорошо-хорошо! – примирительно всплеснула руками тощая проститутка. Потом она полезла в видавшую виды сумочку, достала мундштук, воткнула в него сигарету и закурила, наблюдая за парнем.

Джек извлек из бардачка цепочку с маленьким замком, хотел пристегнуть велосипед к низкой решетчатой ограде газона, но дужка замка отказалась защелкиваться.

– Дьявол! – ругнулся он. Недолго думая, завязал цепочку хитрым узлом, как его учил когда-то дядя Барри. Сломанный замок выбросил.

– Может, подкинешь старой перечнице монетку на выпивку? – не отставала от него тощая. – Кстати, зачем тебе немая, да еще и с маленькой грудью? Я могу подсказать, где найти бабу и получше. Недорого. Я знаю адреса таких сладких девочек, что и сигареты пипкой раскуривают.

– Как тебя зовут?

– Анджела, – ответила шлюха, расплывшись в беззубой улыбке.

Джек пошарил в кармане и протянул ей пять долларов:

– Держи, Анджела. И присмотри за моим двухколесным другом.

– А как же девочки? Хочешь глянуть?

– А что они могут делать лучше? Им что, вручали пластмассовые члены вместо дипломов в этих клоповниках? Не смеши! Ты, Анджела, лучше присмотри за велосипедом. И никуда не уходи.

– Полчаса. – Она покрутила ветхую, мятую купюру в руке и сунула себе за пазуху, в лифчик, поддерживающий отвислую грудь. – Не больше.

– Час. Буду дольше – доплачу, – продемонстрировал Джек широту натуры, глянул на размалеванную физиономию шлюхи, ее тощие бедра и подумал: «М-да, такую трахать так же приятно, как свежеокрашенную скамейку в парке».

– Надеюсь на… – сказала тощая, молитвенно сложив руки, и умолкла, наткнувшись на сердитый взгляд парня, говоривший: «Заткни глотку».

Джек исчез за парадной дверью.

Старая проститутка проводила его долгим взглядом и заметила, обращаясь, очевидно, к своему дешевому ожерелью:

– Правду говорят, что у влюбленных не все дома. Эх, попался б ты мне лет так десять назад, цыпленок…

Оказавшись внутри, Джек поморщился от запаха мочи из углов. Миновав коридор, он оказался в холле, где заспанный мужик – он же портье, он же коридорный, он же хозяин отеля – поднял голову, посмотрел на него, кивнул и провел долгим затуманенным взглядом, а после снова лег щекой на руки и погрузился в дремоту. Должно быть, он принял парня за посыльного. А чего? Одет тот прилично, на вид уж никак не бродяга, да и возраст подходящий. Для него он – человек без лица. Посыльный.

Джек поднялся по темной ветхой лестнице на третий этаж с той быстротой и легкостью, которые доказывали, что он бывал здесь не раз. Прошел по длинному ломаному коридору, пропитанному миазмами секса, марихуаны, потных человеческих тел и черт знает чего еще, что сложно идентифицировать. Кто-то без перерыва переключал телевизор с канала на канал, очевидно, решив делать это до тех пор, пока из него не пойдет дым. Кто-то ругался. Два шестилетних мальчугана писали мелом на соседской двери непристойные слова, от смысла которых и Джек поморщился. И тут мысли парня приняли какое-то странное направление, заставившее его сбавить шаг и остановиться у меблированной комнаты номер «176», практически подкравшись к двери, на которой кто-то из жильцов ножом вырезал слова: «Милый, не желаешь трахнуться со мной по-собачьи?» Он приложил к ней ухо и стал слушать. Меж бровей пролегла складка.