Текст книги "Белое движение. Исторические портреты (сборник)"

То, как были проведены учения, Молчанову в целом понравилось. Но еще большее впечатление произвели на него смотры. Начал он со 2-го полка. Несмотря на необычный вид, полк производил отличное впечатление:

«…Отношения между солдатами и офицерами дружеские, все одеты одинаково плохо; все офицеры знают своих подчиненных, как близких родных. Разговаривая со стариками, я натолкнулся на картину – в строю отец 64 лет и сын 18 лет, стоят рядом; отец говорит, что при наступлении он еще хорош, а вот при отходе ему тяжело, не может успевать за молодыми; сын говорит о боязни за отца, но оба хотят бороться против большевиков. В ротах солдаты, говоря о ротном, называют его по имени-отчеству; так и этот старик говорит: “Да нам хорошо воевать, Петрович (ротный) у нас храбрый и справедливый, одно слово, отец”. А отцу-то едва ли исполнилось совершеннолетие. Я вызвал всех солдат старше 50 лет, таковых оказалось больше полусотни. Я им объявил, что все они переводятся в интендантство, а оттуда будут взяты более молодые; не преминул поблагодарить их. Произвело впечатление, из строя послышались возгласы: “Правильно!”, “Справедливо”. …После обхода я говорил со всем полком, указал, что я, приняв бригаду, поставил себе задачей подготовить их в кратчайшее время к наступлению. …Мне не дали кончить и начали говорить, что кто-то распустил слухи, что ижевцы не пойдут в наступление, но это неправда, дайте одежду, и мы покажем, как надо воевать. Я отвечал, что не сомневаюсь в их доблести и уверен, что полк прославит себя. Уезжал я под крики “Ура!”. Я был растроган всем – и их видом, и их сердечностью».

Общий состав бригады доходил до 7 500 человек. Не хватало обмундирования и массы всякого другого военного имущества. Все это Молчанов немедленно затребовал в интендантстве, и, поскольку это дело взял на личный учет Командующий Армией, вскоре имущество начало прибывать в достаточном количестве.

Подготовка к наступлению требовала упорного труда, и в процессе ее между новым начальником бригады и подчиненными начало возникать взаимопонимание. Впрочем, не обходилось без шероховатостей. Особенно досаждала Молчанову привычка Ижевцев обсуждать приказы, прежде чем приступить к их исполнению. Этого Викторин Михайлович не выносил и, будучи человеком прямым и горячим, тут же обрушивался на ослушников потоком таких «крепких словечек», которым позавидовал бы бывалый боцман. О привычках командира быстро стало известно всем, и число «резонеров» в бригаде резко сократилось.

Молчанов и Ижевцы «притирались» друг к другу. Но по-настоящему оценили они друг друга уже в бою. Викторин Михайлович позже писал об этом так: «Я оказался самым счастливым офицером в армии, получив под свое командование Ижевцев. Они не хотели меня, а я не хотел принимать командование этой “вольницей”, но после первых боев мы поняли друг друга, постепенно крепло наше боевое содружество и доверие, которые сохранились до конца».

Получив и распределив по полкам необходимое имущество, Молчанов донес в Штаб Армии, что бригада к наступлению готова. В ответ 21 февраля командующий Западной Армией генерал Ханжин отдал следующий приказ:

«Ижевцы! Вы перешли в состав Западной армии при тяжелых условиях отступления, босые и голодные! Ныне вы отдохнули, вас одели и накормили! Настало время нанести красным поражение! Они уже бегут, и мы должны дать им последний жестокий удар! Наша задача освободить Уфу, Самару, Сарапул и Ижевск!

Я требую во имя Родины от вас нового подвига! Докажите еще раз свою преданность Родине. Ваши матери и отцы, ваши жены и дети ждут нас как избавителей от рук красных палачей-большевиков.

Я назначил вам опытных Начальников. Скоро я отдам приказ о всеобщем наступлении и надеюсь, что вы оправдаете доверие к вам.

После освобождения Ижевского завода вам будет предоставлена возможность вернуться к своим семьям, и только желающие останутся в рядах доблестной Ижевской бригады, чтобы с оружием в руках совместно с другими частями армии продолжать великое дело освобождения Родины от красных предателей».

Подписывая этот приказ, Ханжин не подозревал, что закладывает мину замедленного действия. Как он, наверное, жалел потом об опрометчиво данном им обещании по освобождении Ижевска распустить всех желающих по домам! Но рядовые Ижевцы отнеслись к обещанию командарма совершенно серьезно.

Было решено, что Ижевская бригада войдет в состав 3-го Уральского корпуса, в Штабе которого Молчанов получил приказ о своем производстве в полковники. Все вопросы были обговорены, и бригада начала выдвигаться на намеченные позиции. В этот момент, перед самым наступлением, Молчанов обрел еще одного, самого ценного своего помощника: в бригаду был прислан начальник Штаба – выпускник ускоренных курсов Академии Генерального Штаба капитан А. Г. Ефимов. Вот что пишет о нем Викторин Михайлович:

«Капитан Ефимов уже доро́гой начал знакомиться с делами, с частями. Я видел дельного, трудолюбивого офицера, а когда, по приезде на место, он немедленно принял должность и взял в руки немного распущенный штаб, я увидел в нем твердого человека, который вожжи не распустит. …С этого времени он был верным моим помощником, отважным офицером, ходившим в атаку с чинами штаба, дальше – близким моим другом, и я всю Гражданскую войну провел с ним и сдал ему ижевцев, когда был назначен командиром 3-го корпуса».

* * *

Давно ожидаемое общее наступление Западной Армии началось в ночь на 5 марта, а на следующий день перешла в наступление Ижевская бригада. В течение последующих семи дней она последовательно брала все красные позиции, неся порой большие потери, но ни разу не снизив темпа наступления. Вечером 12 марта бригада подошла к Уфе на полперехода, и разыгравшийся на следующий день бой закончился пленением целого красного полка, что фактически предопределило падение города. Ижевцы по праву гордились этой блистательной победой. Высоко оценило победу и начальство: два командира батальонов 1-го Ижевского полка были награждены Георгиевским Оружием. 14 марта Ижевская бригада была выведена в резерв. За 8 дней боев она понесла довольно большие потери и израсходовала почти весь запас патронов. Однако буквально через несколько дней, так и не пополнив своих запасов, она снова была срочно вызвана на фронт.

Увы, военное счастье начало изменять генералу Ханжину. Большинство дивизий его армии были изначально нацелены не на разгром живой силы красных, а на захват Уфы, и теперь «сбившиеся в кучу» части требовали перегруппировки и перенацеливания, а времени на это уже не было. Уфа, неожиданно для Штаба Западной Армии, подверглась с юга мощному контрудару. Противник подошел к городу на один переход. Штаб требовал: «Спасите Уфу!» – и Молчанову оставалось вести свою бригаду в бой практически без патронов.

Бой 30 марта поневоле запомнился Ижевцам: они должны были отражать наступление 26-й и 27-й советских дивизий (в целом – пятнадцати полков). Патроны вышли все, и полагаться оставалось только на свои штыки. Цепи шли по колено в снегу, казалось, красные перебьют их всех на выбор. Но подъем духа у Ижевцев был чрезвычайно высок. Бойцы 3-го батальона 1-го Ижевского полка ходили в атаку, забросив винтовки за спину и вытащив из-за голенища засапожные ножи. Как вспоминали участники боя, «на красных это производило огромное впечатление». Соседние роты шли в атаку, как на праздник – с песнями и гармошкой, как бы подтверждая известную народную пословицу «помирать, так с музыкой».

Между тем начальник бригады Викторин Молчанов пытался где только можно добыть для бойцов патроны. Подвоза все не было, и кончилось тем, что патроны стали отбирать у соседних частей (более богатых ими, но менее стойких), по нескольку обойм, прямо из подсумков бойцов, и тут же на подводах направлять их в бригаду. К вечеру минимальный запас был собран, и это наконец дало возможность Молчанову перейти к более осмысленным действиям. С утра 31 марта Молчанов оставил на позициях одну только Инженерную роту бригады, а сам с другими частями двинулся в глубокий обход в тыл красных. Обход произвел такую панику, что красные полки без боя начали отходить. Уфа была спасена.

Ижевец, идущий в атаку с гармошкой под красными пулями, навеки остался символом несгибаемой воли простых бойцов колчаковской армии. Красные же после этого боя настолько зауважали Ижевскую бригаду, что кстати и некстати стали приписывать ей участие во всевозможных «психических атаках».

Впрочем, до некоторой степени грешат этим и современные авторы. Порой приходится слышать или читать фразу: «Любили Ижевцы ходить в свои знаменитые беспатронные психические атаки, забросив винтовки за спину и достав засапожные ножи!» Однако вряд ли нормальный человек способен наслаждаться подобным времяпрепровождением. И уж тем более вряд ли люди, сами производившие трехлинейные винтовки, предпочитали действовать ими исключительно, как дубиной. Другое дело, коли нужда заставит! А сказку о «психических атаках», скорее всего, придумали не слишком стойкие красноармейцы, чтобы хоть как-то оправдать тот факт, что они разбегались при одном лишь виде идущих на них Ижевских цепей!

Несмотря на начавшуюся распутицу, Ханжин готовил красным новый удар. И вдруг в бригаде узнали, что 13 апреля войсками Сибирской Армии освобожден их родной Ижевск! Это сразу же заставило всех вспомнить о давешнем обещании командующего армией отпустить всех желающих на побывку сразу после освобождения их родины. А ведь к тоске по дому у большинства Ижевцев примешивалась тревога за оставленных на заводе близких, которые вполне вероятно могли пострадать от репрессий ЧК. Молчанов, со своей стороны, тонко чувствовал настроение в бригаде и предлагал немедленно в полном составе отправить ее на завод. Но это означало бы передачу ее (хотя бы временно) в другую армию, на что Ханжин пойти никак не мог. Вместо этого командующий сделал вид, что никаких обещаний не давал, и отдал приказ о продолжении наступления.

Более необдуманного поступка трудно было себе вообразить – бригада вышла из повиновения. Ижевцы решили не ожидать более команды свыше, а идти домой. Молчанов был в отчаянии, но прекрасно понимал, что переубедить подчиненных не сможет. Ему удалось лишь уговорить их, во-первых, оставить свое оружие, а во-вторых, не уводить с собою своих офицеров. С другой стороны, он старался, сколько мог, охладить «горячие головы» в Штабе Армии, которые грозились надежными Сибирскими войсками преградить Ижевцам дорогу.

29 апреля Ижевцы сдали оружие и, рота за ротой, двинулись домой. С Молчановым остались лишь небольшие кадры: офицеры и пулеметчики. За сутки численность бригады сократилась с 4 400 человек до 452-х. Впрочем, одновременно с Ижевской бригадой точно так же разошлась по домам и Воткинская дивизия. Командующий Сибирской Армией генерал Гайда не стал, подобно Ханжину, устраивать скандала, а распустил ее на время собственным приказом.

Как бы там ни было, а Белое командование, из-за собственных глупых и непродуманных обещаний в самый разгар наступления потеряло полторы дивизии! Для Викторина Михайловича это был особенно тяжелый удар: ведь всего за десять дней до этого, 20 апреля 1919 года, он за отличие в боях под Уфой был произведен в генерал-майоры. Более того, вот-вот должен был выйти приказ о развертывании его бригады в дивизию. Теперь все эти планы рухнули. А ведь все это происходило в тех местах, население которых еще год назад было настроено активно антибольшевицки, а за зиму подверглось новым репрессиям и притеснениям со стороны Советской власти! Казалось бы, прорыв в этот район должен был бы немедленно вызвать бурное формирование новых добровольческих полков и дивизий, а вместо этого на деле распадались старые части!

Именно в этот момент началось известное контрнаступление, организованное М. В. Фрунзе, и белые войска оказались вновь отброшенными к Уфе. На фронте на счету был каждый солдат, а потому в кадры бывшей Ижевской бригады наскоро влили 2 000 мобилизованных. После этого бригаду бросили в бой, и результат не заставил себя долго ждать: 9 мая в первом же бою она потерпела поражение. Молодые солдаты, впервые попав под огонь, растерялись и не смогли оказать должного сопротивления. После этого бригада была отведена в тыл и был поднят вопрос о ее расформировании. Но в самый последний момент, вечером 22 мая, Молчанов известил своих подчиненных о том, что бригада расформирована не будет. Вместо этого он составил план восстановления Ижевской бригады в ее старом составе. Викторин Михайлович представлял, какую картину смерти и разрушений застанут Ижевцы, вернувшись к себе на завод, и был уверен, что они скоро пожелают вновь взять в руки оружие, чтобы отомстить большевицким палачам и карателям.

А действительность превзошла все самые мрачные ожидания Ижевцев: после их отступления в ноябре 1918 года на заводское население обрушился вал репрессий. Всего за время господства большевиков в Ижевске было убито 7 983 человека; не было семьи, которая не оплакивала бы потерю близких. Недаром у красных бытовала гнусная присказка, что когда Гражданская война закончится, «все разойдутся по домам, а Ижевцы и Воткинцы – по гробам». Но, похоже, «по гробам» палачи пока что решили «развести» стариков, женщин и детей, а мужчинам оставалось лишь сжимать кулаки в бессильной ярости…

15 мая в Ижевск прибыла группа офицеров, которые обходили дома, предлагая старым солдатам-Ижевцам вернуться в родную бригаду. А 7 июня завод был оставлен, и подавляющее большинство его населения, не желая подвергать себя снова большевицким расправам, двинулось на восток вслед за отступающими войсками. В этот момент большинство старых солдат окончательно приняли решение вернуться в бригаду, которая пополнилась примерно тремя тысячами опытных бойцов.

Удача этого опыта подала Молчанову мысль и в дальнейшем пополнять бригаду исключительно за счет добровольцев, вербуя их по преимуществу среди беженцев-Ижевцев. В дальнейшем, по мере продвижения на восток эвакуируемых Ижевцев, следом за ними продвигались и вербовочные пункты. В результате их деятельности Ижевская бригада, а затем и дивизия, всегда имела пополнения отличного качества и никогда не теряла своего преимущественно добровольческого состава.

На 6 июля состав бригады был следующим: в 1-м и 2-м Ижевских стрелковых полках и Егерском батальоне – 1 020 штыков при 23 пулеметах; в артиллерийском дивизионе – 8 трехдюймовых орудий и две 48-линейные гаубицы; в инженерной роте 73 штыка; конный дивизион выделил из своего состава сводный эскадрон (45 сабель и 3 пулемета), а остальная его часть была отправлена в тыл на формирование конного полка.

* * *

Возвращение ижевских рабочих сразу резко подняло боеспособность бригады. Это показали ближайшие бои за Кусинский завод, развернувшиеся 10–12 июля. К этому моменту ударная группа 5-й красной армии М. Н. Тухачевского перевалила через Уральские горы и вышла почти в тыл белым, нацеливаясь на их главную коммуникацию – железную дорогу Уфа – Златоуст. Последней преградой для них на пути к этой цели являлся Кусинский завод. Ижевской бригаде было приказано выдвинуться из резерва, занять позиции перед заводом и удерживать его по крайней мере до 12 июля, давая возможность всем частям Уфимской группы генерала Войцеховского избежать окружения.

Эту задачу Ижевцы с честью выполнили. Когда с утра 10 июля красные пошли в атаку густыми цепями, силами не менее шести полков, они напоролись на стойкую и хорошо продуманную оборону. И даже неудача сменившей Ижевцев 4-й Уфимской дивизии не могла уже изменить общего положения: большинство частей Уфимской группы к этому моменту благополучно миновали опасный участок.

Западная Армия медленно отступала к Челябинску. Между тем у генерала К. В. Сахарова созрел план контрнаступления, который в случае его успешного выполнения свел бы на нет все успехи красных. Согласно этому плану, Челябинск должен был быть сдан красным без боя с одновременным нанесением двух ударов: севернее города – Уфимской группой Войцеховского и южнее города – Волжской группой Каппеля. К сожалению, план этот грешил излишне оптимистичным толкованием обстановки, не учитывающим всех возможных сложностей. Победу предполагалось одержать войсками одной только Западной (с 14 июля – 3-й) Армии, а то, что обстановка на фронте Сибирской Армии (с 14 июля разделенной на 1-ю и 2-ю) непрерывно ухудшается, – не учитывалось вовсе. Резонно было бы предположить, что красные, попав в тяжелую обстановку, нанесут удар именно отсюда, с севера, нацеливаясь во фланг и тыл группе Войцеховского. Между тем это направление прикрывала наиболее слабая в армии Уральская группа, потрепанная в предыдущих боях и еще не успевшая как следует оправиться.

Наступление группы Войцеховского началось строго по плану 25 июля. Ижевская бригада находилась в составе этой группы, на острие главного удара, и действовала с большим успехом. Однако тут-то и сказались просчеты Сахарова: одновременно, наступая с севера, красные прорвали фронт Уральской группы, и Войцеховскому пришлось срочно снимать с направления главного удара Ижевцев, чтобы прикрыть свой тыл. В ночь на 28 июля Ижевская бригада сосредоточилась к северу от Челябинска, сменив здесь отступающие части 11-й Уральской дивизии. От контрнаступления приходилось отказаться, и 4 августа был отдан приказ об общем отступлении войск 3-й армии. Сражение за Челябинск было проиграно.

Между тем 29 июля был подписан приказ о развертывании 1-й Отдельной Ижевской бригады в дивизию. Согласно ему, должны были быть сформированы 3-й и 4-й полки. Однако из-за обстановки на фронте выполнение приказа было отложено до лучших времен. После боев под Челябинском число штыков в бригаде уменьшилось до 650, и прибывшее 1 августа пополнение в количестве 52 только что выпущенных офицеров и 852 рядовых было использовано для пополнения действующих полков.

Неудача под Челябинском заставила части 3-й армии отходить дальше на восток. При этом Ижевская бригада образовала боковой заслон, прикрывавший основные силы от обхода красных с севера. Эту задачу она выполняла вплоть до перехода армии через Тобол, после чего была отведена в резерв. Здесь Ижевцы получили возможность передохнуть, привести себя в порядок, а также выделить кадры для формирования 3-го и 4-го полков.

22 августа в дивизию прибыл Верховный Правитель адмирал Колчак, который произвел смотр, раздал подарки (папиросы и консервы), а также беседовал со стрелками, желая выяснить их боевой дух. Всем увиденным он остался очень доволен.

* * *

Новое наступление на красных готовилось гораздо тщательнее. Согласно плану Главнокомандующего армиями Восточного фронта генерала М. К. Дитерихса, при подходе отступающих войск к реке Ишим в них должны были влиться пять заранее выведенных в резерв и пополненных дивизий, после чего все три армии Восточного фронта переходили одновременно в наступление. Пополненная Ижевская дивизия при этом придавалась Волжской группе генерала Каппеля, ее боевой состав на этот момент достигал 1 276 штыков при 14 пулеметах и 10 орудиях.

28 августа Ижевцы сошлись со 2-й бригадой советской 26-й дивизии. Полнокровная красная бригада (до 3 000 бойцов) была отброшена, а в ночь на 4 сентября окружена Ижевцами и наголову разбита: лишь жалкие остатки ее смогли прорваться из кольца. На следующий день в бою впервые приняли участие только что сформированные и пока что малочисленные 3-й и 4-й Ижевские полки. Свежие части 1-й бригады 26-й дивизии, атакуя с севера превосходящими силами, пытались окружить Ижевцев и отомстить им. В какой-то момент слишком растянутая цепь 1-го Ижевского полка дрогнула и начала отходить. Молчанов немедленно помчался к полку. По рядам пронеслось: «Сам начальник дивизии в цепи», – и как будто у стрелков появилось второе дыхание. Вся цепь разом повернулась и бросилась в штыки; красные были опрокинуты.

Первая неделя боев принесла белым войскам ощутимый успех. Большевики были отброшены на запад более чем на 100 верст. Это был прекрасный почин, и Верховный Правитель поспешил отметить его награждением особо отличившихся. Объезжая фронт, адмирал 9 сентября прибыл в расположение Ижевской дивизии. Он произвел смотр, благодарил стрелков за совершенные подвиги и объявил о награждении дивизии специально учрежденным Георгиевским знаменем. Одновременно Викторин Михайлович Молчанов «за выдающееся руководство блестящими действиями дивизии» был награжден орденом Святого Георгия IV-й степени.

К 10 сентября Ижевская дивизия была передана из Волжской группы в действующую южнее Уральскую группу. В составе этой группы дивизия с 13 по 20 сентября вела упорные бои с переменным успехом. А 20 сентября красные, более не останавливаясь, начали отходить за реку Тобол. Ижевцы вышли к этой реке 1 октября. Победа досталась им дорогой ценой: всего за месяц боев дивизия потеряла до 500 человек.

По выходе на Тобол наступило затишье, продолжавшееся до 14 октября, когда красные, собравшись с силами, перешли в контрнаступление. Ижевская дивизия стойко отражала атаки, но соседи не выдержали натиска. Под угрозой окружения пришлось отходить и Ижевцам. Отход других частей Уральской группы становился все стремительнее, и вскоре Ижевцы оказались фактически в тылу наступающего врага. По дороге к ним присоединились 2-я Оренбургская казачья бригада и 42-й Уральский стрелковый полк. 17 октября разведка донесла, что красные укрепились на пути дивизии. Обход был возможен только с севера, но, по донесениям разведки, как раз на этом участке концентрировался красный кавалерийский полк с явным намерением атаковать колонну в случае ее движения по этой дороге. И тогда Молчанов решился на чрезвычайно рискованный маневр. Казачья бригада скрытно сконцентрировалась близ опушки леса, в то время как по дороге был в открытую двинут дивизионный обоз. Первыми шли повозки Штаба дивизии, причем на передней сидела жена Викторина Михайловича, Наталия Константиновна.

Приманка была слишком заманчивая, и красные клюнули на нее. Их кавалерийский полк развернулся лавой и ринулся на обоз, подставляя фланг и тыл казачьей бригаде. Расплата была короткой: внезапной атакой Оренбуржцы опрокинули и полностью вырубили противника. Путь на восток был открыт. В конце октября 3-я армия вновь отступила за Ишим.

* * *

Нет нужды пересказывать еще раз грустную историю оставления Омска, предательства Чешско-Словацкого корпуса, всех бед, обрушившихся в одночасье на армию адмирала Колчака. Проследим на этом крестном пути путь одной только славной Ижевской дивизии.

Первым этапом стала Щегловская тайга. Ижевская дивизия, двигаясь в арьергарде 3-й армии, подошла к Щегловску 22 декабря. Здесь произошла радостная встреча: к дивизии внезапно присоединился совершенно свежий, только что сформированный Ижевский конный полк. Между тем дивизия в хвосте длинной вереницы санных обозов втягивалась в тайгу. Дорога была чрезвычайно узкая, и поломка саней или павшая лошадь тут же останавливали всю многоверстную колонну. А красные двигались по пятам.

За два дня войска черепашьим шагом добрались до деревни Дмитриевской, где окончательно попали в пробку: с севера к деревне подходила другая дорога, по которой на переселенческий тракт вливался новый поток отступающих войск и обозов. В этот момент сзади послышались выстрелы, поднялась паника. Вскоре после этого пришло грустное известие: 7-я Уральская дивизия горных стрелков, брошенная своим начальником, оставшись в арьергарде, приняла неравный бой. Она выполнила свой долг до конца и погибла в этом бою почти полностью. Теперь между Ижевцами и наступающими красными больше уже никого не было. Викторин Михайлович решил навести на дороге хотя бы минимальный порядок. Он немедленно послал часть конного полка обратно по дороге с приказом устроить из брошенных саней завалы и, укрываясь за ними, сдерживать красных как можно дольше. Ижевцы-кавалеристы выполнили этот приказ и, благодаря своей мобильности и твердому руководству, оказались в этом деле счастливее Уральских стрелков.

Одновременно с утра 25 декабря Молчанов послал два эскадрона во главе с поручиком Багиянцем решительно расчистить дорогу от нагромождения брошенных обозов, а ненужные сани сжечь. Исключения не должно было быть сделано ни для кого. Отправляя Багиянца, Молчанов как бы в шутку спросил его: «А если встретишь командующего армией, едущего в санях, что будешь делать?» – «Сожгу сани и предложу дальше ехать верхом. Скажу, что Диктатор тайги генерал Молчанов приказал так поступить!» – твердо ответил Багиянц.

Командующий армией им не встретился, но благодаря столь крутым мерам дорога была расчищена, и всю колонну удалось «протолкнуть» вперед. Поскольку большинство саней были сожжены, а едущие в них пересажены на выпряженных коней, все, и пехота, и обоз, поневоле превратились на время в «кавалерию». К вечеру 26 декабря дорогу преградил глубокий овраг, проехать через который можно было лишь по узкой дамбе. Здесь 3-й армии пришлось оставить бо́льшую часть своей артиллерии: измученные лошади не могли втащить пушки в гору. Лишь Ижевцы буквально на руках перенесли через овраг свои четыре орудия. 27 декабря, на шестой день пути, части наконец выбрались из тайги. Она в полном смысле этого слова стала могилой 3-й армии: брошенными оказались все обозы и почти вся артиллерия. При этом некоторые части погибли, многие другие не выдержали пути, отстали и попали в плен к красным. Многие беженцы просто замерзли. Боевой дух большинства частей был резко подорван. И среди очень немногих, сохранивших даже в таких условиях хоть какой-то порядок и боеспособность, выделялась Ижевская дивизия. Несомненно, это была заслуга ее несгибаемого начальника; впрочем, и подчиненные были ему под стать.

Выйдя из тайги, Ижевцы с ужасом узнали, что распропагандированные части 1-й армии генерала А. Н. Пепеляева восстали против своего командования и грозили теперь перекрыть путь на восток. Так что об остановке и отдыхе не было и речи, необходимо было как можно скорее прорваться мимо восставшего Красноярска. 2-я армия генерала Войцеховского, двигавшаяся вдоль железнодорожной магистрали, обогнала 3-ю на два-три перехода. А следом двигались уже красные, грозя отрезать 3-ю армию от железной дороги.

Выйдя из тайги, все части немедленно раздобыли себе некоторое количество саней и опять обратились в «конно-санные обозы». При каждой удобной возможности они меняли выбившихся из сил лошадей на свежих крестьянских. Местные крестьяне вряд ли были довольны таким обменом, но изнуренных лошадей можно было еще вы́ходить, так что это было лучше, чем ничего. Войска двигались день и ночь, почти без привалов, но все же опоздали. Вечером 4 января 1920 года они узнали, что дорога перерезана красными и дальше пути нет: у противника была отличная позиция и много пулеметов. Попытка пробиться силой закончилась неудачей.

Многие части были отрезаны, затерты среди обозов, так что при появлении красных им не оставалось уже ничего другого, как только сложить оружие. Подобным образом погибали не только «слабые духом», но и относительно крепкие части с хорошим добровольческим кадром. Лишь немногим, в их числе Ижевцам во главе с Молчановым, удалось пройти по тайге в обход занятых красными станций. Но и Ижевцы понесли потери: удалось спастись большей части 1-го полка, гораздо меньшему количеству чинов 2-го полка и буквально единицам из состава малочисленных 3-го и 4-го полков; артиллерийский дивизион, а также большая часть обоза, были отрезаны и погибли. Особенно обидна была потеря оставшейся артиллерии.

Теперь армия сократилась наполовину. Из наиболее крупных частей в ней можно было бы назвать Уральскую группу генерала Круглевского (400 человек) и Ижевскую дивизию (до 700 человек). Остальные части были в еще худшем состоянии, а впереди их ожидал Красноярск. Командующим 3-й армией на тот момент был уже генерал С. Н. Барышников. Как начальник Штаба генерала Каппеля, он принял временно командование армией после назначения Каппеля Главнокомандующим армиями Восточного фронта. Барышников не был предназначен для должности командующего, он был, скорее, штабным работником, хорошим начальником штаба при сильном, волевом командире.

2-я армия сосредоточилась перед Красноярском еще 4 января. Попытка взять город штурмом, предпринятая на следующий день, окончилась неудачей. А с севера приближались красные, поэтому было решено на следующий день не повторять штурма и обойти город с севера. Это обходное движение, совершенное с утра 6 января, обернулось для армии катастрофой: белые колонны столкнулись с подходящими по тракту частями регулярной Красной Армии. Потери были огромные, и они еще более усугубились от того, что многие части частично или целиком пошли в Красноярск сдаваться.

Лишь под вечер с запада начали прибывать первые части 3-й армии. Они подтягивались до глубокой ночи, а между тем в деревне Минино заседал военный совет под председательством генерала Барышникова. Обстановка прояснялась с каждым часом во всей своей жуткой безнадежности. Путь, по которому прорвалась 2-я армия, был теперь прочно перекрыт регулярными красными войсками. 3-я армия была значительно меньше 2-й, только что сильно пострадала, а вид сдающихся действовал на новоприбывших деморализующе, многие из них также начинали колебаться. Казалось, что спасения больше нет.

Так думал генерал Барышников и многие старшие начальники армии. Но в это время на станцию вошла Ижевская дивизия. Молчанов, опередив своих бойцов, вошел в избу, где заседал военный совет, и полчаса посидел на нем. Вскоре ему стало ясно, что присутствующим не хватает твердой объединяющей воли. Он поднялся и объявил, что возглавит прорыв со своей дивизией, после чего тут же вышел из избы, не теряя времени, двинулся навстречу колонне, втягивающейся на улицы деревни, и приказал немедленно идти дальше. По дороге из куч брошенного оружия Ижевцы пополняли запас патронов. Вскоре голова колонны достигла дома, в котором все еще продолжался военный совет. Не заходя внутрь, Викторин Михайлович постучал плетью в окошко и громко произнес: «Ижевцы подошли. Айда, поехали!» – и, не вступая более ни в какие разговоры, решительно двинулся вперед.

Его пример подействовал как нельзя лучше: все, кто не желал оставаться у красных, кто готов был продолжить поход и борьбу, немедленно начали пристраиваться к Ижевцам. Генералы, прекратив свои споры, бросились к частям, наводя порядок в походных колоннах. Толчок был дан, и 3-я армия двинулась на прорыв.