Текст книги "Проклятый путь"

Ноздри майора затрепетали, губы сжались в тонкую полоску, словно сдерживая плевок. Я с удовольствием наблюдаю за его внутренней борьбой, хотя исход предсказуем.

– Ты много сделал для меня, – наконец, сказал майор. – Поэтому я дам тебе умереть быстро. Рико!

Мексиканец вскинул винтовку. Я бросился на Винча, на голову обрушился страшный удар. Мир полыхнул, сжался и рухнул в черную яму, увлекая за собой последние воспоминания о той ночи.

Глава 5

Ощущения знакомы – тупая боль в голове, холод каменной стены, ноющая от жесткого ложа спина. И хочется пить. Зараза, как же хочется пить!

– Пуля оцарапала мягкие ткани. Скорее всего, сотрясение мозга, не исключаю кратковременные провалы в памяти. Думаю, он скоро очнется.

– Надеюсь. Нам с ним есть о чем побеседовать.

Я открыл глаза. Серая пелена исчезла, я догадался, что это влажная тряпка, накрывавшая голову. Рядом возвышаются двое – худой, как жердь, тип в костюме с саквояжем и квадратный крепыш с маршальской звездой на лацкане щегольского пиджака.

– Очнулся, – с удовлетворением сказал маршал. – Все, спасибо, док, дальше мы сами.

Доктор собрал инструменты и, кивнув законнику, вышел из камеры, через минуту хлопнула дверь. В ту же секунду широкая ладонь сгребла меня за ворот рубахи и вышвырнула за порог. Растянувшись ничком в коридоре, я едва не ткнулся носом в пыльные сапоги помощника. Тот, долговязый, рыжий и нескладный, приподнял меня за шиворот, тут же с наслаждением ткнул в солнечное сплетение. Удар получился так себе, в Техасе новорожденные телята сильнее брыкаются, но в моем состоянии травинка покажется бревном, так что меня, оглушенного и потерянного, затащили в офис и усадили на стул, заботливо придвинутый в центр комнаты.

– Позови его, – распорядился маршал. Помощника как ветром сдуло. Я усилием воли заставил себя сидеть прямо, хотя комната затеяла хоровод, а вязкий комок подступил к горлу.

– Вот как все будет, – сказал маршал, оседлав второй стул напротив меня. – Ты скажешь, куда увезли девчонку и, возможно, получишь пожизненное в Юме вместо смертной казни.

– Пожизненное, да еще в Юме? – я поморщился, боль с силой вступила в голову. – Не слишком заманчивое предложение.

– Будь моя воля, ты бы и этого не получил. Рассказать, что у нас делают с теми, кто ворует молодых женщин?

– Думаю, мне не понравится.

Маршал издал нечто вроде фырканья броненосца, очевидно, этот звук он считает смехом.

– А ты у нас умник, да? Только учти, на виселице умники дергают ногами ничуть не изящнее дураков. Мы тут неделю назад вешали одного. Орал, визжал, а потом и обмочился, как осел на водопое.

– Судя по запаху, ты стоял рядом, – сказал я. – И с тех пор не мылся.

Маршал запнулся, лицо побагровело, став похожим на небритый помидор. Достойно ответить не успел – в сопровождении рыжего помощника вошел худощавый человек, в котором я узнал лорда Хэввита. Впрочем, он мало походит на чопорного аристократа – лицо осунулось, под глазами пролегли темные полосы, глаза лихорадочно поблескивают.

– Он сказал?

– Еще нет, но скажет, – мрачно пообещал маршал. Лорд перевел взгляд на меня. Я откинулся на спинку стула с видом пай-мальчика, которого спросили, что это он делал с соседской дочкой на сеновале.

– Оставьте нас, – отрывисто приказал лорд. Законники переглянулись.

– Сэр…

– Вы меня слышали.

– А теперь вы послушайте, сэр! – взорвался маршал. – Мне наплевать, кто вы там, за океаном, но здесь командую я, и будь я проклят, если позволю…

Помощник тронул его за рукав, что-то негромко произнес. Маршал изменился в лице, даже пошатнулся, к двери поспешил так, словно за ней родник, а он две недели бродил по пустыне.

– Значит, вы южанин, – сказал Хэввит, когда мы остались вдвоем. Он опустился на стул напротив, я отметил, что спину привычно держит прямой, но плечи опущены, а волосы в беспорядке.

Узкая ладонь исчезла за отворотом сюртука, тускло сверкнул металл. Я увидел небольшой револьвер.

– Я понимаю ваши чувства, – продолжил лорд. – В конце войны Конфедерация отчаянно нуждалась в помощи европейских держав, однако не получила ее. Вы хотите расплаты.

Он перехватил револьвер за ствол, протянул рукояткой вперед. Помедлив, я взял. Тяжесть оружия в руке придала сил, даже голова кружиться перестала.

– Сделайте это, но дайте слово, что поможете спасти мою дочь. Она еще ребенок. Она ничего вам не сделала.

Я проверил барабан, он полностью снаряжен. Подняв глаза, я не увидел лорда – напротив сидит убитый горем отец.

– Ваша смерть ничего не изменит, – я вернул револьвер. – И поверьте, если бы я знал, что Винч хочет похитить вашу дочь, я бы сделал все, чтобы ему помешать.

– Винч? Вы сказали – Винч? – переспросил лорд. Я взглянул с удивлением.

– Да.

– Проклятье. – Хэввит покачал головой. – Я слышал об этом мерзавце. Ради денег и амнистии он привел свою роту в засаду Союза, когда понял, что война проиграна.

Удар нанесен в самое сердце.

– Я в это не верю, – услышал я свой голос. – Винч, конечно, мерзавец, но он не предатель.

– То, что вы сидите на этом стуле, говорит об обратном, – заметил лорд. – Я в свое время служил в Индии и видел много таких людей. Они кажутся героями, даже патриотами, но, когда речь идет о собственной шкуре, меняются на глазах.

Я помолчал, пытаясь собрать мысли в кучу. Получилось плохо, лишь усилилась головная боль.

– Простите. Если бы я знал, то помог бы. Я встретил майора в небольшом городке… кстати, а где я сейчас?

– В Шайене, – Хэввит поднялся. – Похоже, здесь вы и останетесь. Мне жаль.

Он подошел к выходу и позвал законников. Когда дверь приоткрылась, я увидел широкую площадь, окруженную двухэтажными домами. В центре возвышается виселица, ее тень перечеркивает улицу. На мгновение показалось, что это черный палец, указывающий на меня.

Суд, если он и был, обошелся без моего участия. Вечером того же дня рыжий помощник маршала со злорадством сообщил, что виселицу уже готовят и, посвистывая, удалился.

Утром я ощутил, что желудок вот-вот начнет грызть ребра, кормить арестантов в Шайене явно считается дурным тоном. Чтобы отвлечься, я подошел к крохотному окошку, выходящему на площадь. Зрители начали собираться задолго до назначенного часа. Для местной элиты приволокли скамейки, люди попроще толпятся вокруг, мальчишки облюбовали крыши домов. В окнах мелькают лица с блестящими от любопытства глазами. Жизнь на Западе бедна на развлечения, тут и казнь – желанное зрелище.

Маршал лично взошел на помост, дернул рычаг. Люк с треском распахнулся, увесистый мешок задергался на веревке. Ее явно выбирал маршал – толстая и короткая, такая не сломает шею и не задушит сразу, а будет давить медленно, чтобы язык наружу и глаза на лоб…

Я поежился. Пережить две войны и умереть на виселице – при других обстоятельствах я бы оценил иронию. Я несколько раз глубоко вдохнул, холодные щупальца паники ослабили хватку. Еще ничто не кончено. Когда за мной придут, я попытаюсь добраться до оружия и напомню местным жителям историю Аламо.

Хлопнула входная дверь, затем донеслись приближающиеся шаги. Я сжал и разжал кулаки. Слабость дает о себе знать, но выбирать не приходится.

Помощник маршала с ухмылкой постучал по решетке.

– Эй, тут твою душонку описывать пришли.

Я увидел высокого священника и монашку, благочестиво опустившую голову. Священник явно нервничает, на лбу выступила испарина, пальцы стиснули толстую книгу так, что костяшки побелели.

– Оставьте нас, – слегка дрогнувшим голосом потребовал он. – Этого требует ритуал.

Помощник пожал плечами и удалился. Священник перевел взгляд на меня. Губы задрожали, мне показалось, что святой отец вот-вот лишится чувств. На удлиненном лице медленно проступает выражение дикого, животного страха.

Но боится он не меня.

– Вам нужно присесть, святой отец, – заботливо сказала монашка. Она за руку отвела священника в офис, тот попытался слабо упираться. Через мгновение донесся короткий удар, вскрик и еще один удар.

– Плохо выглядишь, босс.

Монашка вернулась к камере со связкой ключей. Я ощутил, что моя челюсть медленно отвисает до пряжки на поясе. Лесли подмигнула и открыла замок.

– Шевелись, законники скоро вернутся.

Она сунула мне в руки ремень с кобурой и прошла к двери черного хода. В офисе я увидел неподвижное тело священника. Книгу он так и не выпустил.

– Ты его убила?

– Святошу..? Скоро очухается.

Я подошел к столу маршала. Из отражения на медном письменном приборе на меня взглянула бледная физиономия с запавшими щеками. Из-под окровавленной повязки выглядывает багровая припухлость, опускающаяся к левому глазу, и вообще события последних дней не пошли на пользу моей внешности.

Со стороны черного хода донеслось проклятие, я оглянулся.

– Что там?

– Чертов ключ не поворачивается!

Я бросил взгляд в окно. Законники беседуют возле виселицы с каким-то господином в длинном сюртуке и цилиндре. Оглянувшись, маршал что-то сказал, помощник кивнул и направился к офису.

– Сюда идут, – сказал я.

– La mierda del toro!1616
  «Бычье дерьмо!», исп.


[Закрыть] – воскликнула Лесли, что прозвучало особенно выразительно, учитывая ее одеяние монахини. Негромко щелкнув, ключ сломался.

Я прижался к стене возле двери. Помощник шагнул через порог и замер, рука метнулась к кобуре. Рукоять револьвера с силой опустилась на рыжий затылок, законник без звука рухнул ничком. Я аккуратно прикрыл дверь.

– Хороший удар, – одобрила Лесли. – Но через черный ход теперь не выйти. Есть предложения, босс?

Я выглянул в окно. Маршал нетерпеливо прохаживается вдоль виселицы, еще минута-другая, и он лично пойдет узнать причину задержки.

Отступив от окна, я едва не споткнулся о священника, в своем черном тренче похожего на дохлого ворона.

Я подумал. А почему бы и нет?

– Помоги-ка, – я начал стягивать со священника тренч. Он сдавил в плечах, я подумал, что церковь не слишком хорошо кормит своих последователей. Оружейный пояс скрылся под полой, я натянул круглую шляпу священника по самые уши, поискал взглядом зеркало.

– Выглядишь глупо, нелепо… словом, вылитый слуга церкви, – кивнула Лесли. Я взглянул укоризненно.

– Иногда мне не верится, что ты из религиозной семьи.

Глубоко вздохнув, как перед прыжком в холодную воду, мы шагнули через порог. Жара еще не набрала силу, но просыпающееся светило спешит выжечь ночную свежесть. По спине потекли горячие струи, я покосился на Лесли, представив, каково ей в тяжелом и неудобном одеянии.

Аккуратно прикрыв дверь, мы направились прочь от площади. Земля утоптана до твердости камня, в трещинах у стен нашла приют сорная трава. Большинство домов построено из некрашеных досок, таких же серых и унылых, как и все в этом городе.

– Укороти шаг и ссутулься, – шепнула Лесли. – Священники так не ходят.

– Святой отец!

Я чуть заметно вздрогнул, узнав голос маршала, с трудом подавил желание ускорить шаг.

– Святой отец! Я к вам обращаюсь!

Я бросил взгляд через плечо, маршал нагоняет быстрым шагом.

– Святой отец, я…

Я обернулся, ткнув в живот дуло револьвера.

– Исповедь по средам и субботам, сын мой, – негромко сказал я, наблюдая, как рожа законника меняет цвет. Лесли вынула из его кобуры револьвер, который тут же исчез в недрах монашеского одеяния.

– Ты сейчас спокойно дойдешь с нами до переулка, – сказал я. – И, может быть, я…

Дверь офиса с треском распахнулась, помощник почти вывалился на улицу с револьвером в руке. Я подумал, что если Бог и есть, то сегодня он не на моей стороне.

– Вот они! Там!

Замешательство длилось несколько секунд, толпа на площади не сразу сообразила, почему законник указывает на слуг церкви. Я ударом в челюсть отправил маршала на землю, мы с Лесли бросились в переулок, проклиная неудобные церковные тряпки. Сухо треснул выстрел, пуля выбила щепку в дюйме от моего лица. Лесли замедлила шаг, в руке появился револьвер. Я на ходу толкнул ее в спину так, что она вылетела на соседнюю улицу и едва не распласталась в пыли.

Улица заметно уже той, что вела к площади, окна и двери некоторых построек заколочены досками, в других не хватает стекол. Лесли уверенно направилась к переулку на другой стороне, я увидел пару оседланных коней. Я решил не спрашивать, где она их достала – учитывая список прегрешений, конокрадство не сильно его утяжелит.

Лесли замешкалась – одеяние монахини не способствует езде верхом. В оставленном переулке мелькнули первые преследователи, я несколько раз выстрелил поверх голов.

Лесли уже верхом, колотит пятками по конским бокам. Я взлетел в седло по-техасски, не касаясь стремян. Многострадальная голова ответила на этот трюк головокружением, я едва не свалился с другой стороны. Конь оглянулся, в глазах недоумение.

– Сам дурак, – огрызнулся я. Получив шпоры, конь оскорбленно заржал, выметнулся на улицу, я бросил его в галоп, нагоняя Лесли. Вслед стреляют, шляпа спорхнула с головы, я оглянулся. Большинство горожан с бессильной яростью смотрят вслед, мало у кого при себе есть оружие, на зрелище шли, не на войну.

Улица уперлась в корраль. Быстро переглянувшись, мы направили коней на ограду. Снизу толкнуло, деревянные брусья мелькнули внизу, снова толчок, на этот раз сильнее, копыта с гулким стуком ударили в землю. Несколько лошадок шарахнулись в стороны, мы перемахнули ограждение на другой стороне и круто свернули к юго-востоку, к поросшим редким лесом холмам, похожим на спины ощетинившихся диких кабанов.

Снова затрещали выстрелы. От города за нами катится облако пыли, в нем мелькают темные фигуры всадников, доносятся крики, ржание коней. Лесли что-то крикнула. Избавившись от бесформенного балахона, она выглядит фурией, лицо раскраснелось, глаза горят, волосы развеваются, как боевое знамя.

Холмы подступают издевательски неспешно, расстояние между нами и погоней тоже сокращается медленно. На мгновение мне показалось, что мы все застыли в огромной капле древесной смолы, которая застынет и станет янтарем. Внезапно конь Лесли с жалобным ржанием рухнул, она едва успела выдернуть ноги из стремян, умело спрыгнула. Я натянул поводья, мой конь с визгом поднялся на дыбы, удила раздирают рот. Работая шпорами и поводьями, я заставил его развернуться. Со стороны преследователей доносятся торжествующие вопли, стрельба участилась.

Тонкая ладонь скользнула в мою. Я коротко дернул, Лесли почти вспорхнула на круп моего коня, под двойной ношей он помчался к лесу. Разрыв между нами и врагами продолжает сокращаться, я уже вижу не только злобное лицо маршала, но и пламенеющую ссадину от моего удара на его левой скуле.

Мы буквально ворвались под сень деревьев, пули срезают тонкие ветки, на головы сыплются листья, ошметки коры, словно десятки дятлов одновременно застучали клювами. Брызнула вода. Вероятно, когда-то здесь текла река, но сейчас осталось лишь пересохшее русло с жалким ручьем. Я на скаку наклонился, подобрал сухой сучок.

Подходящее место обнаружилось за поворотом русла. Я остановил коня, спрыгнул. Несколько секунд ушло на то, чтобы заточить деревянный сучок и приладить его под седло острием вниз.

– Извини, лошадка, так надо, – я хлопнул по седлу, конь сорвался с места. За поворотом уже слышен топот копыт, мы едва успели укрыться за трухлявым стволом, принесенным некогда половодьем.

Преследователи промчались мимо, следы нашего коня хорошо отпечатались на сухом иле. Несколько минут мы переводили дух, лишь потом поднялись и зашагали прочь. Скоро враги, конечно, настигнут обессиленного коня, будут искать место, где мы спешились.

Но мы к тому времени будем далеко.

Лесли чуть прихрамывает, но шагает споро. Я без труда нагнал, пошел рядом. Она бросила взгляд искоса, но ничего не сказала.

– А где Винс? – спросил я больше для того, чтобы начать разговор.

– Присматривает за бандой твоего друга майора, – отозвалась она.

– Ясно, – я помолчал. – Лес, послушай меня.

Я остановился. Она повернулась ко мне, но смотрит в сторону.

– То, что я сказал тогда, в салуне… мне очень жаль. Я не хотел этого говорить.

Она кивнула, все так же глядя в сторону, зашагала дальше.

– Мои родители были квакерами1717
  Религиозная секта, одно из ответвлений христианства. Идеология может существенно различаться в зависимости от региона, но общими остаются миролюбие, неприятие насилия, вплоть до пацифизма и отказа от военной службы, равенство людей перед Богом.


[Закрыть], – неожиданно сказала она. – А – Бен техасским рейнджером. Однажды он спас меня от двух мерзавцев, мне тогда было всего пятнадцать. Потом нам пришлось переехать, Бен снова помог. Однако моим родителям не нравилось, что я общаюсь с человеком, чья жизнь связана с оружием и насилием. Мы поженились тайно. Потом он ушел на вашу войну.

Она помолчала.

– Родители решили выдать меня замуж. Мне пришлось рассказать, что я уже замужем за ганменом1818
  На Западе так называли всех людей, зарабатывающих на жизнь с помощью оружия, от законников и охотников за головами до бандитов и наемных убийц.


[Закрыть]. И тогда они выгнали меня из дома, сказали, что я опозорила веру и их самих. Бен узнал об этом. Ему пришлось выбирать. И он выбрал меня.

Я молчу, чувствуя себя огромной, дурно пахнущей кучей бизоньего навоза. За последующие пару часов мы не сказали друг другу ни слова.

К полудню мы вышли к небольшому городку. Когда-то, очевидно, здесь проходила железная дорога, но, после спрямления полотна городок оказался в нескольких милях от линии и опустел. Единственная улица пустынна, упирается в здание платформы, давно приспособленное кем-то под склад, чуть дальше крошечный салун, телеграфная станция и несколько домов, остальные заколочены досками.

Лесли молча направилась к зданию телеграфа. Я, подумав, вошел в салун. Небольшое квадратное помещение, сонный бармен даже не отреагировал на звук дверного колокольчика. Занят лишь один стол, четверо крепышей в кожаных куртках режутся в карты, я без труда узнал охотников на бизонов.

– Виски, – сказал я, подойдя к стойке. Бармен вынул из-под стойки стакан, плеснул. Я выпил залпом, жестом велел повторить.

Голоса за спиной звучат все громче, за столом разгорается нешуточная ссора. Я постарался не реагировать. События последних дней дают о себе знать, мысли текут мрачные и тягучие.

Мимо головы просвистела бутылка. Я бросил взгляд через плечо – картежники вскочили на ноги, перевернув стол, в руках блестят ножи, один вооружился разбитым стаканом.

– Весело тут у вас, – сказал я, расплачиваясь. На ходу опрокинув в себя второй стакан, я направился к выходу. В этот момент один из картежников, получив хороший удар, отступил назад и толкнул меня в плечо.

Дальнейшие события в памяти отпечатались плохо. Вся тщательно сдерживая ярость выплеснулась наружу, сметая хлипкие ограды самоконтроля. Грохот, кулак вминает чьи-то губы вместе с зубами, блеск ножей, режущая боль в боку, тут же удар, костяшки вспыхивают огнем…

Грянул выстрел, я оглянулся, красная пелена ярости немного прояснилась. В дверях, устойчиво расставив ноги, стоит Лесли с дымящимся «Винчестером». Один из картежников с проклятиями отпрыгнул, у ног валяется дешевый револьвер. Трое его друзей в разнообразных позах валяются в зале, один даже свесился через стойку бара, я смутно удивился, как он держится, должен уже упасть…

– Решил выпустить пар, босс? – поинтересовалась Лесли, все еще держа под прицелом зал салуна. Перешагнув стонущего на полу, я прошел к выходу, с наслаждением вдохнул горячий полуденный воздух. Драка немного прочистила мозги и подняла настроение. Лесли заметила у меня на боку кровь, заставила сесть на скамейку и приподняла рубаху.

Я закрыл глаза, чувствуя умелые пальцы. Разрез оказался довольно длинным, но неглубоким. Я взглянул на Лесли. Сейчас она близко, очень близко. Мне вдруг захотелось поцеловать ее. Она подняла голову, я понял, что она почувствовала мои мысли.

– Если вы закончили, то нам пора отправляться.

Я поднял голову. Сэр Хэввит смотрит требовательно, я поспешил закрыть рот и взглянул на Лесли.

– Я смогла убедить его, что без нашей помощи дочь ему не вернуть, – ответила она, не поднимая глаз. Наваждение момента исчезло, она снова занялась раной. – У нас телеграмма от Винса. Ты удивишься, босс, но, похоже, твоих друзей не особо интересуют деньги англичанина. Они покинули Вайоминг и отправились на восток.

Глава 6

Лошадей купили у побитых охотников на бизонов. Те хмуро поглядывали, но Хэввит, спеша отправиться в погоню, платил щедро, лица задир прояснились, один даже неуклюже извинился перед Лесли за неподобающее поведение и восхитился сноровкой, с которой ее изящные руки управляются с оружием.

– А еще в этих руках апачи плачут, как дети, – добавил я. Многословный охотник запнулся, словно получил копытом в зубы, и больше не проронил ни слова.

Лошади оказались под стать бывшим хозяевам – приземистые, крепкие и выносливые. Скачки на таких не выиграть, но для длительного преследования подходят прекрасно. Рысью идут споро, уже через несколько часов мы оказались в Небраске.

На гребне холма я натянул поводья, огляделся. Очень давно, наверное, в другой жизни, я поехал с отцом из Остина на северо-восток, в Арканзас. Тогда я покинул Техас впервые, меня не покидало чувство, что за пунктирной линией на карте все будет по-другому – другая природа, другие люди, другие животные – и был разочарован, когда никакой линии не оказалось, а впереди расстилалась все та же бескрайняя прерия.

В груди резануло, я закашлялся. Лесли как бы невзначай подала коня вперед, заслонив меня от удивленного взгляда англичанина. Я благодарно кивнул. Порыв ветра с юга принес влажную свежесть. На фоне желто-зеленой равнины перемещаются буро-коричневые пятна, стадо бизонов неторопливо бредет, не обращая внимания на серую колышущуюся стену, что перегородила мир от земли до неба, скрыв долину реки Платт. На наших глазах стену расколола серебристая, причудливо изломанная линия, через несколько секунд докатился раскатистый гром.

Хэввит выглядит обеспокоенным, явно опасается, что смоет следы, но я вижу, что дождь пройдет мимо. Весной и летом Небраска славится бурями и ливнями, но им далеко до тех, что проносятся на юго-западе Техаса, когда едешь по выжженной земле, отхаркивая комья пыли, похожие на утопших мышат, а через несколько минут продираешься сквозь порывы шквального ветра, клубы пыли и песка и тугие струи воды, при этом не видишь даже ушей своего коня.

– Вспоминаешь Техас? – спросила Лесли. – Не надо. Мы не сможем вернуться.

– Сможем, – возразил я. – Когда-нибудь.

Она взглянула искоса.

– Да. Когда-нибудь.

Мы устремились на восток. Кони трусят экономной рысью, в галоп пускаем редко, опасаясь загнать. Хэввит обещает в этом случае поменять в ближайшем городке, я не стал объяснять, что Гражданская война оттянула из местных фортов солдат, а после Сэнд-Крик1919
  Резня на Сэнд-Крик – позорное для американцев событие Индейских войн, когда на рассвете, 29 ноября 1864 года, отряд полковника Джона Чивингтона полностью уничтожил поселение мирных индейцев на реке Сэнд-Крик. В лагере находился вождь южных шайенов Черный Котел, а также большое количество женщин и детей.


[Закрыть] объединенные силы индейцев сиу, шайенов и арапахо вытеснили немногочисленных поселенцев. Вытеснили и вырезали.

Далеко на востоке из белесой дымки проступает темная масса, там долина Миссури, сейчас мы в самом сердце территорий индейцев. Впрочем, этим землям недолго оставаться во владении краснокожих. Скоро федералы, дограбив южные штаты, обратят сюда алчные взгляды, а всех этих арапахо и шайенов в лучшем случае ожидают резервации, как это уже случилось с восточными племенами вроде тех же чероков.

На привал остановились за полночь, а с первыми лучами уже мчались дальше. Все чаще в траве мелькают обломки повозок и фургонов, сломанные колеса, даже кое-что из мелкой мебели. До войны здесь находилась одна из троп миграции на Запад, после строительства железной дороги почти заброшенная. Правда, иногда находятся смельчаки или просто сумасшедшие, которые по старинке отправляются на Запад крытыми фургонами.

На северо-востоке возвышаются холмы, с нашей стороны склоны отвесные, словно обрезанные гигантским ножом, у подножий осевшие под собственной тяжестью осыпи. Их окружают рощи, почти леса, широкий клин зелени вдается в прерию. Лесли вынула из-за спины «Винчестер», положила поперек седла так, чтобы дуло смотрело в сторону деревьев. Хэввит посматривает неодобрительно, для консервативного англичанина женщина с оружием – дикость, но благоразумно помалкивает.

Настороженность Лесли передалась и нам, даже Хэввит больше не торопит, в руке поблескивает металлом изящный карабин. Прерия вокруг словно вымерла, но не покидает ощущение тяжелого, враждебного взгляда из зеленого сумрака леса. Я покосился на Лесли. Ее губы плотно сжаты, взгляд перебегает с леса на овражки и балки, где так удобно укрыться засаде.

Острый клин деревьев рысью промчался в стороне. Хэввит облегченно вздохнул, карабин с разочарованным шорохом отправился обратно в чехол.

– Рано, – буднично проронила Лесли. – Сейчас…

Из леса выметнулся отряд всадников. Индейцев около дюжины, все на низкорослых лошадках, причудливо раскрашенных цветной глиной. Лесли приподнялась в седле, дуло винтовки выбирает цель. Грянул выстрел, один краснокожий кубарем покатился по траве. Индейцы, до этого момента приближавшиеся молча, завизжали, вскинули луки, у двоих я рассмотрел мушкеты Энфилда.

Я бросил коня навстречу, дважды выстрелил, сбив еще одного индейца. Лесли держится чуть сзади, ее «Винчестер» выплевывает одну пулю за другой, рядом Хэввит с проклятиями возится с заклинившим затвором.

Индейцы налетели, разом выпустили стрелы. Я пригнулся, над головой вжикнуло, едва не срезав волосы на макушке, еще одна стрела вонзилась в луку седла, осталась торчать. Индеец заорал, я направил коня навстречу, тот грудью ударил низкорослого пони. Жалобно заржав, лошадка повалилась на землю, краснокожий ловко прыгнул на меня, сшиб с седла. В падении я извернулся, оказался сверху, удар о землю вышиб из противника дух. Я сунул ему под подбородок дуло револьвера, нажал на спуск, брызнуло смесью крови и осколков черепа.

Трое уцелевших индейцев помчались к лесу, Лесли вскинула винтовку. Грянуло, один из беглецов прогнулся в пояснице, упал на шею коня, Лесли дернула затвор, но в патроннике пусто.

– Почему они напали? – удивился Хэввит, опуская карабин. Лесли поморщилась, но до объяснений не снизошла, ей все ясно – дикари, потому и напали.

– Босс, этот живой.

Лесли стволом толкнула индейца, придавленного лошадью, тот дернулся, с головы упала черная шляпа с плоской тульей. Он обнажен по пояс, на ремне болтается нож с простой деревянной ручкой, но в искусно расшитых бисером ножнах. Лесли вынула нож, попробовала ногтем лезвие, на пленника смотрит так, словно уже освежевала и развесила сушиться.

– Погоди.

Я подобрал шляпу, осмотрел.

– Спроси, откуда это у него?

Хэввит спешился, на холеном лице плохо скрываемое раздражение.

– В чем дело? – спросила он. – Вы не забыли, что с каждой секундой моя дочь…

– Это моя шляпа, – отозвался я. – Я потерял ее у поезда.

Он посмотрел с сомнением.

– Мало ли черных шляп на Западе?

– С инициалами «Ч. Г.»? Только моя.

Брови англичанина взлетели, он по-новому взглянул на пленника. Краснокожий что-то лопочет, Лесли сидит рядом на корточках, в глазах растет тревога.

– Что случилось? – едва слышно сказал Хэввит. – Что он сказал?

Лесли медленно выпрямилась. Я ощутил, что сердце сжалось и рухнуло в пропасть.

– Босс, похоже, у нас проблемы…