Текст книги "Комплект книг: Дух времени. Введение в Третью мировую войну / Четвертая мировая война. Будущее уже рядом / Складка времени. Сущность и критерии"

В нашем мире всё перевернулось с ног на голову. Люди спокойно относятся к насилию, совершаемому на их глазах, но каждый, не похожий на них, вызывает у них отвращение.

Бернард Вебер

Да, люди нуждались, нуждаются и всегда будут нуждаться в управлении: это связано с устройством, с настройками, грубо говоря, их мозга (если их, людей, больше 150, вы уже не можете пустить дело на самотёк). Но правда состоит в том, что у нас сейчас нет ни необходимых инструментов, ни потребного образа будущего.

Стоит ли удивляться, что после определённого затишья нулевых годов уровень агрессии в обществе, в отношениях между людьми, включая их общение в Сети, стал резко расти, причём по всему миру. При внешнем благополучии, о котором так любит напоминать Стивен Пинкер, поразительным образом разрастаются эффекты «виртуального насилия».

Нет, речь не идёт о домашнем насилии, которого, возможно, и в самом деле стало меньше просто по причине того, что люди всё больше стремятся к одинокому образу жизни, растёт число домохозяйств, где проживает только один человек (хотя по-прежнему каждая третья женщина в мире подвергается насилию от рук знакомого, супруга или партнёра).

Речь даже не о подростках, пожилых людях и инвалидах, которые традиционно являются группами риска со стороны преступников[128]128
  Данный тип насилия провоцируется физической слабостью, зачастую немощностью представителей этих групп, что не позволяет им постоять за себя и дать отпор преступнику.


[Закрыть]. Хотя надо признать, что специалисты отмечают существенный рост такого рода насилия в последние годы.

Наконец, речь даже не о новых феноменах, а точнее – понятиях, пытающихся схватить и поименовать разные виды нарастающего притеснения человека человеком в современном обществе: буллинг, кибербуллинг, абьюз, аутинг, бодишейминг, культура отмены, виктимблейминг, газлайтинг, сексизм, сталкинг, киберсталкинг, кэтколлинг, мэнспрединг, мизандрия, мизогиния, неглект, слатшейминг, эйджизм и т. д.

Нет, речь сейчас о том, что следовало бы, возможно, назвать «взаимной настороженностью», распространившейся в огромном числе современных сообществ и культур. То есть это даже не насилие как таковое, а ожидание, тягостное предчувствие возможного насилия – противоправных действий, оскорблений, манипуляций и т. д. – со стороны третьих лиц.

В 2018 году международный исследовательский проект World Values Survey представил результаты своей работы. Социологи сравнивали не общий уровень доверия, а доверие людей друг к другу в разных странах. Так вот, большинству людей в Китае готовы доверять 63,5 % населения, в Швеции – 62,8 %, в России – 22,8 %. При этом 62,5 % американцев предпочитают быть осторожными с другими людьми, в России же – все 73,9 %.

Важно понимать, что эта настороженность, это взаимное подозрение опирается на мощный эволюционный, биологический базис, а именно на инстинктивную склонность человека к так называемой «внутривидовой агрессии». В своё время этот феномен был открыт и описан выдающимся этологом, лауреатом Нобелевской премии Конрадом Лоренцем.

Кажется странным, даже с эволюционной точки зрения, что представители одного и того же вида способны к инстинктивной агрессии друг на друга. Однако именно этот механизм позволяет стайным животным создавать стабильные социальные группы и защищать их целостность.

• Во-первых, это обеспечивает изоляцию группы в пределах одной популяции, благодаря чему при встрече на одной территории стаи не перемешиваются.

• Во-вторых, позволяет ограничить число самцов, претендующих на самок (они изгоняются из группы, но продолжают мигрировать вместе с ней, являясь для неё своеобразным «резервом»).

• В-третьих, именно благодаря внутривидовой агрессии в группах формируется иерархия, которая позволяет поддерживать порядок в таких сообществах.

Наконец, именно внутривидовая агрессия, если говорить о механизмах членения естественных социальных групп, обеспечивает распри, которые возникают между подгруппами и позволяют какой-то из них отпочковаться, создав таким образом новое племя – меньшее по размерам, но стабильное, – управляемое естественными механизмами социального взаимодействия, о которых говорит Робин Данбар.

Итак, для эволюции внутривидовая агрессия, быть может, и не так уж плоха. В конце концов, она опирается на принцип «выживает сильнейший», что важно и для полового отбора в том числе, поэтому почему бы не создать дополнительные инструменты конкуренции в рамках одного биологического вида.

С другой стороны, мы с вами благодаря развитию общественных отношений и культуры как таковой уверенно сошли с эволюционной траектории. Наше общество, напомню, защищает как раз тех, кого эволюция выбраковала бы, не задумываясь. Но уйти с траектории можно, а вот уничтожить эту траекторию в себе пока никому не удавалось.

«У нас, – как пророчески пишет К. Лоренц в своей знаменитой книге „Агрессия (Так называемое «зло»)”, – есть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьёзной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях культурно-исторического и технического развития».

Действительно, учитывая приобретение «второй сигнальной системы», человек получил возможность многократно усиливать свою «внутривидовую агрессию», просто концептуализируя её.

Нацизм, национализм, антисемитизм, расизм, образ «врага» любого рода (например, «классового врага», «религиозного» и т. д.), негативное отношение к конкретным социальным группам, меньшинствам и т. д. – всё это результат усиленного благодаря второй сигнальной системе биологического инстинкта внутривидовой агрессии.

При этом чем меньше люди начинают доверять друг другу, тем больше у них находится поводов для того, чтобы проявлять нетерпимость и жестокость, и, напротив, тем меньше в них альтруизма и сострадания.

При этом традиционный аппарат принуждения (например, социальное давление) и сам габитус, не позволяющие людям в большинстве случаев проявлять агрессию открыто, сами по себе становятся проблемой. В основе здесь механизм, который описан тем же К. Лоренцем: «переориентация внутригрупповой агрессии».

Аутоагрессивное поведение

В животном мире существуют различные практики, каким образом снижать уровень внутривидовой агрессии в группе. У каких-то видов – это достаточно агрессивные игры внутри групп, приводящие к разрядке этого негативного эмоционального потенциала. В каких-то случаях животное может отыграться на более слабом члене группы – выместив на него свою внутривидовую агрессию. Где-то происходит переориентация внутривидовой агрессии на физические предметы, что хорошо демонстрируют, например, ритуалы «ухаживания» у журавлей, описанные К. Лоренцем.

Мы так же нередко, зачастую и не замечая того, переориентируем агрессию, которую хотели бы выплеснуть на того или иного человека, на объекты материального мира – можем ударить кулаком по столу, сломать какой-нибудь предмет, разбить посуду, выйти, со всей силы хлопнув дверью, и т. д. То есть наша агрессия, связанная с другим человеком, как бы переходит на тот или иной предмет.

Но надо также иметь в виду, что мы и сами для себя являемся другим человеком, а потому вызываем в себе же на себя же внутривидовую агрессию. Звучит, конечно, несколько странно, но это и в самом деле так.

Вообще другие люди – это для нас их образы в нашей голове (нейронные ансамбли), но и мы сами представляем для самих себя такой образ в своей собственной голове.

Как пишет профессор психологии и неврологии в Принстонском университете Майкл Грациано, разрабатывающий «теорию сознания» на базе так называемого «внутреннего внимания»: «Мы верим, что обладаем сознанием – в самом глубинном, интуитивном и иррациональном понимании, – поскольку мозг строит автоматические модели своего мира и себя самого, а также обладает частичным когнитивным доступом к этим моделям».

В этом смысле отнюдь не удивительна «иррациональная», но «интуитивно» понятная концепция Рене Декарта, согласно которой в нас, по сути, находится некий гомункулус, который нами управляет, который и есть в некотором смысле мы сами.

Этот гомункулус – та самая модель нас самих в нашем же собственном мозге, которая функционирует там на тех же правах, на которых это делают и образы других людей, про которых мы вспоминаем, о которых мы думаем, с кем ведём внутренние «диалоги».

То есть ко всем прочим людям, с которыми мы взаимодействуем, у нас есть и ещё один, специальный человек – это мы сами, так называемое «субъективное я». Находится это «я» в больших полушариях, агрессия рождается «этажом ниже» – в подкорковых структурах. Так что для того, чтобы пасть жертвой своей собственной «внутривидовой агрессии», много ума не надо – достаточно просто о себе подумать.

Иногда этот акт насилия в отношении самого себя может быть связан с оскорблениями – например, самоуничижение («я толстый», «я глупый», «у меня ничего не получится», «я ничего собой не представляю», «моя жизнь ничего не стоит», «я не сделал ничего стоящего», «я неудачник» и т. д.).

В других случаях, когда мы накапливаем слишком большой уровень неотреагированной внутривидовой агрессии, мы переориентируем её на себя в смысле буквально физическом – ненавидя, казалось бы, всех и вся, мы различными способами пытаемся умертвить себя.

Этот феномен получил в психологии название «аутоагрессии». И к ней относят самый широкий спектр всем хорошо известных практик. К саморазрушающему поведению относятся и вредные привычки (включая даже патологическое «заедание стресса»), алкоголизм, действия, связанные с риском для жизни (опасное вождение, рискованные виды спорта), наркотики, суициды и т. д. Часто, впрочем, всё это идёт буквально комплектом.

Если же теперь понять субъекта как продукт социальной интроекции, то есть как производное от самого этого социума, то понятно, что такое саморазрушающее поведение легко задваивается и тем самым ещё больше усиливается[129]129
  Это «задвоение» аутоагрессии есть естественное следствие того, что фактически внешние по отношению к субъекту другие в действительности находятся у него же в голове. Например, переживая ненависть по отношению к другому лицу, человек испытывает стресс, который его же и травмирует.


[Закрыть]. С другой стороны, это побуждает человека, в значительной степени в целях самосохранения, как раз преступать границы, которые это общество для него устанавливает, причём касается это и его лично, и других людей.

То, что раньше назвали бы беспринципностью, сейчас зачастую становится чуть ли не нормой вещей. Множество правонарушений, в которые вовлечены обычные люди, не являющиеся организаторами мошеннических схем: телефонисты, использующие методы социальной инженерии для получения данных банковских карт, курьеры, доставляющие наркотические средства клиентам, сотрудники нарколабораторий, производящие синтетические наркотические средства, редакторы пабликов (зачастую действующие журналисты), которые выполняют заказы на очернение чьей-либо репутации, лица, производящие разного рода поддельные документы (от справок о регистрации до дипломов об образовании), сотрудники избирательных комиссий (часто учителя и преподаватели), участвующие в фальсификации результатов выборов, и т. д.

Рутинная противоправная деятельность за нелегальную зарплату – это, впрочем, только верхушка айсберга. В предпринимательской среде считается нормальным уход от налогов, в сфере ЖКХ – незаконные подключения к сетям и т. д. То же «тихое увольнение» без фактического увольнения с работы, по сути, является точно таким же воровством денег у работодателя, как если бы они были украдены «обычным» способом, но ни у кого даже мысли не возникает, что это так.

Системное распространение коррупции происходит на всех уровнях, начиная с высших эшелонов власти, заканчивая местными, региональными, а также в социальных и образовательных учреждениях – в детских садах, школах, в вузах, в медицинских учреждениях, домах престарелых. Причём часто коррупционная деятельность рассматривается сотрудниками соответствующих структур и организаций просто как «подработка» или как мотив для осуществления их прямых функциональных обязанностей.

Сюда же относится и халатность в воспитании детей, которые чем дальше, тем больше воспитываются смартфоном, а не родителями. Или, например, отсутствие помощи по отношению к престарелым родителям, которые в ней нуждаются. Условная «нормальность» супружеских измен, когда изменяющая сторона не испытывает по поводу своего поступка, как говорили ещё недавно, «угрызений совести».

Эта расползающаяся по обществу, грубо говоря, «антиобщественная», а точнее – антиинституциональная деятельность разрушает остатки прежнего габитуса, который, если говорить о России, и так не смог выкристаллизоваться в постсоветской реальности. Разу-меется, что и о социальном давлении как инструменте организации человеческой «субъективности» в такой ситуации речи не идёт. Скорее есть обратного рода социальное давление: не пробовал наркотик – попробуй, не берёшь взяток – возьми, не изменяешь – измени, не воруешь – укради и т. д. Причём в этом нет цели «преступления», есть лишь цель не чувствовать более границ, освободиться от социального как такового.

В отсутствие образа будущего, наличием которого никак не может похвастаться общество цифровой эпохи, жизнь обывателя скучна, пуста и кажется уходящей сквозь пальцы. Лишь возможность этой новой, бесчувственной трансгрессии[130]130
  Трансгрессия – термин, возникший изначально в экзистенциальной философии, но затем укрепившийся в философии постмодерна (сохранив при этом своё экзистенциальное звучание), обозначающий феномен перехода непреодолимой границы между возможным и невозможным. Морис Бланшо говорил о «преодолении непреодолимого предела», Мишель Фуко описывал трансгрессию как акт «эксцесса, излишества, злоупотребления», Жорж Батай – как опыт «абсолютной негативности», некого предела разрушенной собственной субъективности, опыт экстаза, безумия, оргазма, смерти.


[Закрыть] ещё способна как-то занять человека, развлечь его – мол, вдохни, преодолей ограничения и расслабься. Поскольку жизнь скучна, бессмысленна, пуста, живи для себя.

К сожалению, эти тенденции, пусть в разных видах и формах (в зависимости от культурной среды, от габитусов) проявляют себя везде – в разных социальных стратах, в разных странах и культурах. А это значит, что управление людьми больше невозможно – они полностью освободились, сбросили одежды социального, оказавшись голыми, на промозглом ветру в неизвестном нигде.

Гипернормальность

Термин «гипернормальность» (или гипернормализация) принадлежит американскому антропологу, профессору Калифорнийского университета в Беркли Алексею Юрчаку, который, впрочем, родился и вырос в СССР. Впервые он использовал это понятие в своей удостоенной множества профессиональных наград книге «Это было навсегда, пока не кончилось».

Но популярность термину создал не Юрчак, а маститый британский документалист Адам Кёртис, который в 2016 году создал для BBC фильм с этим названием – «Гипернормальность». И если А. Юрчак рассказывает в своей книге о том, как гипернормализация привела к гибели СССР, то А. Кёртис в своём фильме анатомирует современный Запад.

Идея Алексея Юрчака такова: большинство людей в СССР знали о неэффективности советской экономики, о том, что власть лжёт и что все её идеологические клише – лишь ширма, за которой ничего нет, но при этом все считали, что это навсегда и вполне нормально.

Советская идеология стала фоном, пейзажем, на котором проходила жизнь обычных людей. Они лишь имитировали свою «партийную» вовлечённость, а сам советский дискурс превращался для них в своего рода культурологический перфоманс, забаву.

«Экономика должна быть экономной!», «А ты записался в добровольцы?», «Жить нужно так, чтобы не было мучительно больно…», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» – никто не задавался буквальным смыслом этих фраз, никто не относился к ним серьёзно, а потому сам официальный дискурс как бы «гипернормализовался».

Он лишился своего тела, своей территории, и не случайно А. Юрчак использует термин М. М. Бахтина – «вненаходимость», то есть положение, в котором ты здесь и не здесь (например, на демонстрации), свой и чужой (например, на партийном собрании), и эта твоя валентность даёт тебе право на твою собственную, частную жизнь.

И вот что Адам Кёртис говорит в интервью: «Я вовсе не пытаюсь своим фильмом сказать, что современные Британия и Америка напоминают Советский Союз 80-х – это было бы глупо и наивно. Я всего лишь пытаюсь сказать, что мы здесь на Западе сегодня оказались во многом в сходной ситуации.

У нас тоже немало коррупции. Мы все об этом знаем, и политики знают, что мы знаем. Политики на Западе также почти утратили контроль над происходящими событиями, и они знают, что мы об этом знаем. Итак, все знают, что мир наш странный, нереальный, фальшивый и коррумпированный. Но все воспринимают его как совершенно нормальный.

Потому что самая интересная черта нашего времени состоит в том, что миру этому никто не видит альтернативы. Любые попытки изменить мир – будь то движение „Оккупай“ или еще что-нибудь в таком духе – ни к чему не приводили. То есть я хочу сказать, что мы – как и когда-то Советский Союз – оказались в этой ситуации „гипернормальности“».

Конечно, считать, что СССР пал исключительно по причине «гипернормализации» дискурса, было бы большим преувеличением. Но все, кто помнит 1991 год, подтвердят, что падение режима, по сути, никто не заметил. Кроме небольших стычек в двух столицах – никаких других телодвижений (в событиях 1993 года погибли, может быть, в сто раз больше людей), а каким будничным для обывателя было подписание «Беловежских соглашений»…

Почему реакция общества была столь незначительной? Потому что ему был абсолютно безразличен режим, который лишился своей «символической власти». Поэтому и репрессивный аппарат («физическая власть») спокойно и без суеты перешёл на сторону того, кто действовал уверенно и решительно.

И трудно не заметить, что нынешняя «постправда» цифрового мира повторяет эффект «гипернормализации» официального дискурса Советского Союза.

Количество агрессии – плюс-минус константа, пропорциональная численности соответствующей популяции. В этом нет никакой метафизики, ведь каждый человеческий мозг производит определённое количество агрессии[131]131
  Реакции агрессии обеспечиваются работой миндалевидных тел, относящихся к лимбической системе. Последняя влияет на состояние гормонального фона, в частности – на уровень кортизола и адреналина в крови человека, отвечающих за физиологические проявления агрессии. Существует, конечно, некоторая вариативность в активности соответствующих нервных центров и гормональном фоне у разных людей, но все они находятся в определённом коридоре.


[Закрыть]. Да, при возрастающей скученности населения уровень внутривидовой агрессии растёт, но он компенсируется снижением агрессивных реакций на какие-то другие типы раздражителей.

Кроме того, важно, наверное, понимать, что одни и те же нейронные структуры – миндалевидные тела – ответственны в нашем мозге не только за агрессию, но и за чувство страха, тревоги, внутреннего напряжения. То же самое и на гормональном уровне: кортизол и адреналин в одних случаях способствуют страху, в других – агрессии.

То есть чисто математически – чем выше страх, тем меньше агрессии, и наоборот. Вот почему классический гоббсовский Левиафан служит снижению агрессии в государстве: граждане боятся последствий своей агрессии и фактически таким образом расходуют её запасы (можно сказать, что она из «динамического» состояния переходит в «кинетическое»).

Но стоит вам создать условия для той самой пресловутой «свободы», то есть Левиафан больше не подавляет человека и не вселяет в него страх, как граждане тут же вцепятся друг другу в глотки. Возможно, это не слишком согласуется с нашими идеалистическими представлениями о человеческой природе, но вспомните, чем обернулась «свобода» в 1990-е, которые отнюдь не случайно получили прозвище «лихих», или то, например, с каким остервенением прокатился по США нововластный BLM, аккурат после баснословной докапитализации американской экономики и заработавшей уже к этому моменту инициативы Obamacare[132]132
  Obamacare – неофициальное название федерального закона США о защите пациентов и доступном здравоохранении (Patient Protection and Affordable Care Act: Закон о доступном здравоохранении), законодательная основа реформы здравоохранения, ставшая одним из самых крупномасштабных социальных проектов в истории США с середины 1960-х годов. Большинство основных положений введено в действие к январю 2014 года, остальные были реализованы к 2020 году. Реформа Obamacare является главной инициативой и считается главным достижением президентства Барака Обамы.


[Закрыть].

Да, это кажется парадоксальным, но ровно до той поры, когда вы думаете, что есть какая самостоятельная, надмирная История, которая идёт к светлому будущему неолиберализма, коммунизма или чему-то ещё в этом роде. К великому сожалению, идти мы можем куда угодно, а вот от себя уйти у нас шансов совсем немного.

Не знаю, насколько руководство Коммунистической партии Китая просвещено в нейрофизиологии, но то, что они там делают, не может не вызывать восхищения. Да, практики «тотальной слежки», «социального кредита», ограничений «свободы слова» и использования интернета детьми, чтобы они не превратились в цифровых дебилов, могут быть кому-то неприятны по нравственно-эстетическим соображениям – могу это понять, – однако, имея под собой почти полтора миллиарда человек, чьё благосостояние растёт как на дрожжах, у вас не так много вариантов для манёвра.

Так что давайте взглянем на другую сторону этой «безнравственной» политики… Во-первых, она позволяет существенно снизить уровень тяжких и особо тяжких преступлений[133]133
  Согласно «Рейтингу стран мира по уровню преднамеренных убийств», составленному ООН, Китай имеет показатель 0,5 на 100 000 граждан (Тайвань – 0,8, Гонконг – 0,7). Для сравнения: в США – 5,0, в Индии – 3,1, в России – 8,2. Столько же, сколько в Китае, только в двух европейских странах – в Словении и Норвегии, в остальных больше.


[Закрыть]. Во-вторых, Китай уверенно идёт к тому, чтобы стать первой экономикой мира, если уже не является ею. В-третьих, китайская наука выбилась в мировые лидеры.

Теперь про когнитивную матрицу, или, в данном случае, поскольку речь идёт о КПК КНР – точно «надстройку». В 2021 году Си Цзиньпин публиковал в главном партийном журнале «Цюши» программную статью, в которой изложил основные направления работы для достижения Китаем «общества всеобщего процветания». В ней три принципа: «поощрять упорный труд и инновации, чтобы разбогатеть», «придерживаться основы экономической системы на базе государственной собственности и здорового развития частного сектора», «делать всё возможное и жить по средствам».

В развитие этих принципов Си Цзиньпин указывает, что в Китае должна быть создана «разумная система распределения доходов», а также не следует раздувать аппетиты и давать обещания, которые невозможно выполнить, и нельзя попасть в ловушку «велферизма» (благосостояния), когда граждане живут на пособия, а государство воспитывает «ленивых людей».

Очевидно, что задачи поставлены не из самых простых, однако очевидны и пути решения – цифровое государство. Там, где другие государства гибнут под натиском цифровой реальности, «новой власти», технологических гигантов и т. д., Китай уверенно использует цифровые ресурсы для решения национальных задач, причём с прямым привлечением крупнейших китайских IT-компаний.

Китай стал безусловным лидером по количеству «умных городов». Сейчас в стране реализуется около 800 программ, что составляет более половины от общего числа аналогичных проектов в мире. Например, в Ханчжоу запущен проект City Brain, которые с помощью больших данных устраняет проблемы с городским трафиком (уже снизили на 15 %). Эта программа была реализована Alibaba совместно с муниципальными властями.

На Всемирном конгрессе Smart City Expo премию World Smart City 2020 получил Шанхай за свой проект цифровой инфраструктуры Smart City. В рамках этого проекта город на 99 % был оснащён оптоволоконными сетями, а в его центральной части реализовано полное покрытие 5G. Кроме того, в Шанхае на 14,5 миллиона пользователей работает «цифровое правительство». Ну, а основной инструмент управления – видеокамеры и большие данные.

По данным People Think Tank, который является аналитическим центром при официальном медиа ЦК КПК «Жэньминь жибао», на июнь 2022 в «умных городах» Китая практически повсеместно и круглосуточно ведётся видеонаблюдение за всеми гражданами – от поведения учащихся в классах до наблюдения в общественных туалетах для контроля экономии использования туалетной бумаги.

Охват населения практически полный – 99,3 % (47 % на транспорте, 43,9 % при контроле доступа и проверке посещаемости на работе и учебе, 33,5 % при контроле входа и выхода в жилые дома). 70 % жителей это приветствуют, 30 % не слишком счастливы, и при этом 67 % признают, что власти злоупотребляют видеонаблюдением, а 44,6 % считают, что «распознавание лиц само по себе нарушает неприкосновенность их частной жизни и заставляет чувствовать, что за ними наблюдают».

Конечно, эти процессы вызывают беспокойство в странах Запада, например исследовательская группа под руководством профессора Ноама Ютмана из Лондонской школы экономики и Дэвида Янга из Гарвардского университета провела большое исследование под названием AI-tocracy.

Они проанализировали обширные данные о китайских компаниях, работающих в области искусственного интеллекта, и их контракты на госзакупки для слежения в течение последних десяти лет. Согласно их результатам, новые технологии укрепляют власть автократа, а спрос автократа на технологию стимулирует дальнейшие инновации за пределами областей, приносящих автократу непосредственную пользу, то есть все, в общем-то, в плюсе – такое государственно-частное партнёрство.

По всей видимости, китайские «умные города,» как и «социальный кредит», будут несколько лет пилотироваться, а затем, с доработками, объединятся в целостное цифровое государство – единственное в своём роде и самое сильное, самое значительное на Земле. Предположу, что китайские власти планируют сделать это примерно к 2030 году.

Но, возможно, главное, что нужно понять: Китай не просто создаёт инфраструктуру или не просто следит за гражданами, нет, он создаёт инструментарий для производства субъективности, но не за счёт социального давления, а за счёт цифрового контроля. И это уже сейчас у них очень неплохо получается…

«К 2022 году Китай стал невозможным местом для жизни, – пишет для The Critic Джек Левер, который до этого семь лет работал в Китае преподавателем. – Первоначальная реакция Китая на COVID достойна восхищения, но она превратилась в безумный авторитарный кошмар. Китайцы всегда были националистами, но при Си Цзиньпине их национализм стал агрессивным и повсеместным. После COVID Китай чувствовал себя местом, где невозможно было избежать политики, и эта политика становилась чрезвычайно уродливой. […]

Китай совсем другое место, чем страна, в которую я приехал семь лет назад. Некоторые из изменений были хорошими: загрязнение воздуха резко сократилось; сеть высокоскоростных поездов Китая замечательна. В других изменениях я не так уверен.

Наиболее очевидным изменением стал рост национализма. В Пекине каждую неделю я ставил своим ученикам письменные задания. Я сделал всё возможное, чтобы избежать политических и деликатных вопросов. Каким-то образом студенты всегда находили способ сделать свой текст политическим. Что бы вы сделали, если бы у вас оставалось 24 часа, чтобы жить? Я бы бомбил Америку и убил как можно больше американцев. Чем вы надеетесь заниматься через десять лет? Боевые действия в армии за освобождение Тайваня. Каковы основные различия между китайцами и иностранцами? Иностранцы – это буржуазия, а китайцы – это промышленный пролетариат. Безобидное письменное задание превратилось в яростную антияпонскую тираду. […]

Вся культура Китая чувствует, что она становится всё более националистической. Люди больше не смотрят «Титаник»; они смотрят Wolf Warrior и бесконечные фильмы о героическом убийстве японцев. Это правда, что мои ученики в Аньхое и Юньнани (у которых я преподавал в 2015 году) любили свою страну. Многие из моих учеников в провинции Аньхой с гордостью рассказывали мне о вступлении в Коммунистическую партию в надежде служить своей стране. Но эта любовь к своей стране не определялась необходимостью настраивать себя против Америки и всего, за что выступает Америка. В наши дни, что бы ни происходило в мире, это вина Америки. Если Россия вторгнется на Украину, то это вина Америки. Если тайваньцы голосуют за Цай Инвэнь, то это вина Америки. Китайский национализм меньше относится к таким ценностям, как лояльность, и все больше становится навязчивым страхом, неуверенностью и ненавистью к Западу.

Другие изменения в Китае также были разочаровывающими. Когда я впервые переехал в Китай, всё ещё можно было читать „Википедию”, Би-би-си или любой другой новостной сайт. VPN, если они вам были нужны, были в свободном доступе в китайских магазинах приложений. Сейчас трудно найти какие-либо крупные англоязычные веб-сайты, которые доступны в Китае. В Китае сейчас не столько интернет, сколько интранет».

Даже беглого взгляда на историю человечества достаточно, чтобы понять, насколько мы агрессивный вид. Мы вошли в мир, если и не уничтожив всех своих «близких родственников» от неандертальцев и кроманьонцев до денисовского человека, то, по крайней мере, оказались достаточно более приспособленными, чтобы пережить их всех.

Дальнейшая история человечества – бесконечные, зачастую совершенно бессмысленные войны, рабство, растерзанные хищниками на арене Колизея христиане и христианские же крестовые походы, костры инквизиции, мировые войны, гражданские войны, «красный террор»[134]134
  «Красный террор» – официальная политика, реализуемая большевиками как «крайняя и вынужденная, защитная и ответная мера, как реакция против белого террора», определена в декрете советского правительства от 5 сентября 1918 года.


[Закрыть], репрессии, фашизм, холокост, концентрационные лагеря, атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, «культурная революция», апартеид…

Наконец, уже современный нам геноцид в Руанде с миллионом жертв (хуту управились с тутси за несколько недель), и два миллиона жертв только за 12 лет боевых действий на Ближнем Востоке в результате спецопераций, проведённых под командованием США.

Крис Хеджес – американский журналист, военный корреспондент, лауреат Пулитцеровской премии, всю свою профессиональную жизнь изучающий патологическую тягу человечества к войне, в 2003 году опубликовал книгу «Что каждый человек должен знать о войне?». Эта и другие работы К. Хеджеса разительно отличаются от весьма, на мой взгляд, наивного оптимизма блистательного, несмотря на это, Стивена Пинкера.

Если считать войной вооружённый конфликт, унесший более 1000 жизней, то, согласно К. Хеджесу, из последних 3400 лет люди жили в мире лишь 268 лет (всего 8 % хоть как-то задокументированной истории). Понятно, что эта цифра не учитывает событий, которые не сохранились в документальных свидетельствах, а многие войны происходили и между городами-государствами, которые при всём желании не могли бы собрать войско, достаточное для потерь в тысячу человек.

Наконец, необходимо помнить, что в мире, как правило, идёт несколько войн одновременно, даже десятки войн. Например, на начало 2003 года, когда К. Хеджес опубликовал свою книгу, в мире, по его подсчётам, параллельно шло 30 войн: в Афганистане, Алжире, Бурунди, Китае, Колумбии, Конго, Индии, Индонезии, Израиле, Ираке, Либерии, Нигерии, Пакистане, Перу, Филиппинах, России, Сомали, Судане, Уганде и др.

В войнах только ХХ века, говорит К. Хеджес, погибло не менее 108 миллионов человек, тогда как за те же 3400 лет общее число боевых потерь составляет по разным оценкам до 1 миллиарда человек[135]135
  Надо принять во внимание, что общая численность населения земли достигла одного миллиарда лишь в 1804 году и удвоилась больше, чем через сто лет – в 1927 году.


[Закрыть].

Объединённые вооружённые силы мира в том же 2003 году составляли 21,3 млн человек (Китай на первом месте – 2,4 млн, США – второе место с 1,4 млн, Индия третья – 1,3 млн, в Северной Корее – 1 млн, в России 900 тыс. человек). При этом 20 крупнейших армий мира находятся в 14 развивающихся странах.

Мы слишком западоцентричны в своём восприятии истории, и в значительной степени поэтому не понимаем всего масштаба мирового кровопролития. Нас не удивляет, что Китай находится на первом месте по численности своей армии – «они же ведь и сами большие». Но границы-то у Китая меньше, чем, например, у нас, тогда зачем в два с половиной раза бо́льшая численность вооружённых сил?

Объяснение куда проще… Согласно данным из исследования Джереми Бендера и Аманды Мациас, Китай становился инициатором пяти из десяти самых кровопролитных войн в истории человечества (причём в число этих пяти не входит Вторая мировая война, поскольку тогда Китай сам стал жертвой агрессии со стороны Японии и заплатил за это цену в 20 млн жизней).