Текст книги "Большая война Сталина"

Официальный «Краткий очерк истории Краснознаменного Киевского военного округа. 1919–1969» подсказывает: «За две недели до войны Военный совет поддержал предложение командующего об отдаче войскам, составляющим второй эшелон округа, следующего приказа: в полках носимый запас патронов иметь непосредственно при каждом ручном и станковом пулемете, половину набив в ленты и диски; гранаты хранить на складах, но сейчас же распределить их по подразделениям; половину боекомплекта артиллерийских снарядов, мин и зенитных снарядов иметь в окончательно снаряженном виде; запас горючего создать не менее двух заправок, одну – в баках, другую в бочках» (с. 174). Подчеркну: патроны с минами и снарядами солдатам и командирам тыловых частей и соединений округа раздали уже 8 июня – ровно за неделю до отдачи другого приказа, о котором Баграмян напишет чуть позже: 15 июня тыловым корпусам было приказано начать скрытное, ночными маршами выдвижение к госгранице. В первой книге «“Внезапно”, “без объявления войны”?..» я уже цитировал свидетельства очевидцев событий, утверждавших, что и первому эшелону округа дремать не давали – к началу войны у артиллеристов в тягачах лежали очищенные от смазки боевые снаряды, в танки мехкорпусов был загружен полный боекомплект, а командиры частей и соединений совершали рекогносцировки непосредственно на государственной границе.

Но тут – к началу лета – у Баграмяна наступило совсем уж жаркое время: «В конце мая значительная часть командиров штаба округа была занята приемом и размещением прибывавших войск. Эшелон следовал за эшелоном. Оперативный отдел превратился в своеобразный диспетчерский пункт (!)… Дивизии прибывали боеспособные (прим. автора: прошу запомнить это весьма важное утверждение), хотя командиры жаловались на некомплект среднего комсостава и недостаток боевой техники, транспорта и средств связи. Их обнадеживали, что после объявления мобилизации получат все недостающее…» («Так начиналась война», с. 64).

Теперь предлагаю читателю вспомнить симоновскую «загадку» – тех самых упорно бредущих на запад призывников и толпы едущих «из отпусков» командиров, получивших предписания и севших в поезда еще до начала войны. Если дивизии перебрасывались к самой границе, где их и собирались в случае чего «легким движением руки» быстренько довести до штатов военного времени, давайте угадаем, куда – согласно врученным задолго до войны мобилизационным предписаниям – должны были направляться тысячи советских мужчин? Не на Урал же! Вот и шли они навстречу врагу, повинуясь заранее отданному приказу, потерявшему свою актуальность ранним утром 22 июня… Владислав Савин в книге «Разгадка 1941. Причины катастрофы» подтверждает, что «приграничные дивизии планировалось отмобилизовать за 2-3 суток, однако в реальности многие дивизии прикрытия были разгромлены раньше» (с. 34). Предлагаю читателю запомнить эти «2-3 суток» на будущее – когда речь зайдет об укомплектованности и планировавшейся численности первого стратегического эшелона после объявления открытой фазы мобилизации. Чтобы читатель лучше представлял себе секрет столь скорого доведения приграничных дивизий до штатов военного времени, вновь процитирую монографию «Начальный период войны» под редакцией генерала армии С. П. Иванова: «командование стремилось обеспечить высокую мобилизационную готовность соединений армий прикрытия приграничных округов. Их надо было не заново создавать, а лишь укомплектовать до штатов военного времени людьми, автотракторной техникой, конским составом, причем автомобильный и гужевой транспорт согласно мобилизационному плану поступал в эти соединения из близлежащих районов. Вооружение и техника, необходимые для доведения их численности до предусмотренной штатами военного времени, должны были храниться на складах соединений» (с. 208).

Добавлю от себя, что скрытая мобилизация в СССР происходила с августа 1939 года. 23 июня 1941 года началась ее открытая фаза. Советская военная энциклопедия так прямо и пишет в огромной статье, посвященной мобилизации: «Мобилизация может осуществляться открытым или скрытым образом» (т. 5, с. 342). На то, чтобы призвать два с половиной миллиона военнообязанных в ходе скрытой фазы с осени 1939 года по 22 июня 1941 года СССР понадобилось двадцать два месяца. Советская военная энциклопедия любезно сообщает о размахе открытой фазы: «Мобилизация военнообязанных… началась 23 июня 1941 года и уже к 1 июля в Вооруженные Силы было призвано 5,3 миллиона человек, сформировано дополнительно к существующим 96 соединений» (там же). Иначе говоря, в течение недели численность армии удвоилась, составив почти одиннадцать миллионов. При этом количество дивизий выросло с 303 до 399 – то есть на четверть. Куда же направили остальных военнообязанных? Очевидно, что, в том числе, и на доукомплектование до штатов военного времени кадровых дивизий – давно готовых к приему пополнения и сформированных задолго до начала войны. Почему всеобщую мобилизацию объявили 23, а не 22 июня? Может, потому, что заранее были отпечатаны миллионы листовок именно с этой датой? Может, решили не выбрасывать?.. Но вернемся к мемуарам Баграмяна.

«В первых числах июня, – пишет прославленный полководец, – мы узнали, что сформировано управление 19-й армии. Разместится оно в Черкассах. В новую армию войдут все пять дивизий 34-го стрелкового корпуса и три дивизии 25-го стрелкового корпуса Северо-Кавказского военного округа» («Так начиналась война», с. 64). Заметим, что в состав 19-й армии входил и 26-й мехкорпус, формировавшийся там же, на Северном Кавказе, откуда в Киевский округ с 20 мая прибывали и дивизии упомянутых маршалом стрелковых корпусов. Во всяком случае, об этом говорится на с.236 энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945»: «Девятнадцатая армия была сформирована в июне 1941 года в Северо-Кавказском ВО и первоначально включала 25-й и 34-й ск, 26-й мк, 38-ю сд и ряд отдельных частей». Правда, согласно книге Р. Иринархова «Красная Армия в 1941 году», соединения 19-й армии, вроде бы «сформированной в июне», начали скрытную переброску еще 13 мая (с. 152): соответственно, на дорогу им потребовалась ровно неделя. Предполагалось, что армия будет находиться в подчинении наркома обороны – то есть входить в резерв группировки РККА, развертывавшейся с мая 1941 года на западных границах. «Возглавит ее (прим. автора: 19-ю армию), – продолжает Баграмян свое повествование о предвоенных месяцах, – командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенант И. С. Конев. Днем позже Генеральный штаб предупредил: предстоит принять еще одну, 16-ю армию генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Она будет переброшена из Забайкалья в период с 15 июня по 10 июля. Итак, уже вторая армия направляется к нам» («Так начиналась война», с. 64).

Правда, по данным Р. Иринархова, 16-я армия Лукина начала переброску на Украину еще в начале июня («Красная Армия в 1941 году», с. 150). Сам же Лукин получил приказ о переброске из Забайкалья (пока неведомо куда) и начал погрузку соединений и частей армии в эшелоны 26 мая («Командарм Лукин», с. 15). По словам командующего Киевским Особым военным округом М. П. Кирпоноса, уже 15 июня эшелоны армии «были на подходе» (там же, с. 23). Забыл Баграмян упомянуть и 5-й механизированный корпус, входивший в состав этой армии, а это как минимум 974 танка (или даже «около 1300» – если верить дочери Лукина).

Но были, оказывается, и другие перебрасываемые в Украину резервные армии – например, 21-я, сформированная еще в марте – апреле 1941 года на основе частей Приволжского военного округа и оказавшаяся в районе Конотопа – Чернигова к концу июня. Ею командовал генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко, а в ее состав, согласно энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945» входили 63-й и 66-й стрелковые корпуса и еще один механизированный корпус – 25-й (с. 231). «Забыл» Баграмян и 57-ю отдельную танковую дивизию под командованием полковника Мишулина, переброшенную в Украину из состава 17-й армии в Забайкалье в июне 1941 года. В книге «Командарм Лукин» говорится, что «днем 23 июня на командный пункт Лукина в Староконстантинов прибыл полковник с танковыми эмблемами в петлицах». Оказывается, что это тот самый вышеупомянутый герой Халхин-Гола полковник Мишулин. «Вот так сюрприз! – обрадовался Лукин» («Командарм Лукин», с. 28). Еще бы не обрадоваться: как из-под земли вдруг объявились его, можно сказать, земляки, прибывшие из Монголии! Целая «в основном сформированная» танковая дивизия с минимум тремя сотнями танков (356 по данным В. Суворова, приведенным в «Разгроме»)! Резонно спросить: когда Мишулин и его танкисты появились в Киевском Особом? Отвечаю: 19 июня! (там же, с. 29). Полковник сообщает и некоторые подробности многодневного путешествия дивизии по просторам Евразии: передвижение держалось в секрете, танки были замаскированы деревянными коробами, а вся техника находилась под брезентом (там же). Но вернемся к воспоминаниям Баграмяна.

«Это радовало. – признается Иван Христофорович. – Опасение, что в случае войны у нас в глубине не окажется войск, отпадало. Но с этого дня командиры штаба округа окончательно потеряли покой. Приходилось жалеть, что в сутках всего только 24 часа. Ведь одновременно с завершением работы по плану прикрытия государственной границы, приемом и размещением двух (прим. автора: как видим, на самом деле трех) прибывающих на территорию округа армий нам пришлось готовить всю оперативную документацию, связанную с выдвижением пяти стрелковых и четырех механизированных корпусов из районов прежней дислокации в приграничную зону… Окна оперативного отдела светились всю ночь. Командующий округом стал все чаще выезжать в войска… Генерал Кирпонос особенно тщательно проверял состояние механизированных корпусов (прим. автора: заметим, что не укрепрайонов)… 15 июня (прим. автора: «успокоив» Гитлера сообщением ТАСС от 13 июня) мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому. На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные – на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов. Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее» («Так начиналась война», с. 77). Таким образом, полное сосредоточение практически всех стрелковых дивизий Киевского Особого военного округа на границе должно было закончиться к 1 июля 1941 года – постараемся запомнить эту дату. Отметим также, что «несколько суточных переходов», оставшихся стрелковым корпусам, чтобы добраться до самой границы, в данном случае означают один-два ночных перехода: чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на карту и отметить конечные точки маршрутов, приведенные Баграмяном – Ковель, Дубно, Кременец и пр. Помните воспоминания лейтенанта-артиллериста Петрова, приведенные в первой книге «“Внезапно”, “без объявления войны”?..»: как вечером 21 июня к приграничному западно-украинскому городку подошла очередная кадровая пехотная часть?..

При этом разведка, как говорится, «не дремала», в том числе и фронтовая:

«В разведотдел округа стали поступать сведения одно тревожнее другого. Наш разведчик Г. И. Бондарев стал чуть ли не самым частым посетителем командующего. Мы заметили, что после каждого разговора с ним М. П. Кирпонос становился все более мрачным. Оснований для тревог хватало…» (там же, с. 65). Да уж: тут тебе и по двести немецких эшелонов, прибывающих каждый день в приграничные с Украиной районы, и оборудование полевых аэродромов вблизи границы, и «нарастающий» темп переброски немецких сил вторжения, и выселение мирного населения из приграничной зоны, и замена гитлеровских пограничников полевыми войсками, и выгрузка боеприпасов прямо на грунт… (там же, с. 67). Словом, если немцы делают то же самое, что и мы, то что же они задумали? Не обороняться же?..

Таким образом, в своей совершенно официальной, выверенной и одобренной цензорами книге, которую потом неутомимо цитировал и главный военный мемуарист – Г. К. Жуков, несмотря на определенную «забывчивость» и не всегда почтительное отношение к исторической правде, Баграмян умудрился сказать буквально следующее:

1. С осени 1940 года Красная Армия тщательно готовилась к боевым действиям в горах – то есть на территории других стран.

2. При составлении планов, невзирая на такие словосочетания, как «план прикрытия государственной границы» и «отражение агрессии», войска округа готовились исключительно к внезапным (вспомним процитированные слова нового начальника Генштаба – Г. К. Жукова) наступательным ударам еще не виданной в истории силы по давно переставшему быть «вероятным» противнику.

3. Уже в мае 1941 года были сформированы и начали скрытно отправляться в западные военные округа резервные армии второго стратегического эшелона. Процесс переброски резервов приобрел огромную интенсивность в июне – накануне нападения немцев.

4. «Собственные» войска Киевского округа к началу июля должны были столь же скрытно занять исходные – и отнюдь не оборонительные! – рубежи в лесах у границы. Таким образом, войска округа превратились в войска первого ударного стратегического эшелона. Прибывавшие резервные армии должны были составить второй стратегический эшелон. Сразу отмечу, что о его существовании немцы не имели ни малейшего понятия, пока не столкнулись с входившими в него соединениями в бою. И хотя второй стратегический эшелон Красной Армии Вермахт разбил столь же добросовестно и методично, как и первый, немцы потеряли драгоценное летнее время. Скажем, по мнению австрийского историка Хайнца Магенхаймера (Heinz Magenheimer), поздней осенью 1941 года немцам не хватило каких-то десяти «сухих» (до наступления распутицы) дней, чтобы «добить» Красную Армию и взять Москву («Hitler’s War. Germany’s Key Strategic Decisions. 1940–1945», с. 83). Именно это, по мнению многих военных и историков (которое я пока не разделяю до конца), привело к провалу плана «Барбаросса» и в итоге к разгрому и безоговорочной капитуляции нацистской Германии.

5. Вблизи границы (а иногда и на самой границе) были созданы огромные склады с боеприпасами, горючим, военным имуществом и боевой техникой. Об этом в мемуарах Баграмяна говорит, в частности, начальник артиллерии округа Парсегов: «Основные наши артиллерийские склады размещаются на линии, куда следуют войска (!). С выходом корпусов в назначенные районы они получат боеприпасы» («Так начиналась война», с. 82). Ни малейшей тревоги по поводу этого, очевидно, не самого мудрого, решения в книге Баграмяна никто не проявляет: все идет по плану. Становится понятным и то, зачем артиллерию различных соединений «собирали на полигонах» – ее планомерно концентрировали там, где она вскоре должна была понадобиться для разрушения германской обороны (или того, что у немцев таковой называлось);

6. Симметричное сосредоточение немцев на границе не являлось секретом для советского руководства. «…За месяц до начала войны, – подтверждают слова Баграмяна авторы монографии «Начальный период войны» под редакцией генерала армии С. П. Иванова, – развертывание немецко-фашистских войск у наших границ фактически проходило уже открыто…» (с. 212). Тем не менее, особой обеспокоенности оно почему-то не вызывало вплоть до начала третьей декады июня, когда руководство приграничных округов уже практически «прямым текстом» сообщало Генштабу и наркому обороны, что «вот-вот нападут», а те со спокойствием, непостижимым для подчиненных, не посвященных в тайные планы вождя, раз за разом невозмутимо отвечали: «не поддаваться на провокации».

Читая книгу «Так начиналась война», я не мог избавиться от ощущения, что автор описывал некий растянутый во времени, но имевший весьма конкретные конечную цель и дату завершения процесс подготовки. Причем немцам в этом процессе отводилась отнюдь не главенствующая роль. Приготовления нацистов на границе и возле нее тщательно отслеживались и, разумеется, не являлись секретом. Но в изложении Баграмяна сосредоточение и развертывание Вермахта происходит словно в какой-то иной реальности. У действий же РККА и ее командования – свое «измерение», своя собственная логика. Такое впечатление, что все действия огромного военного (и, не забудем, народнохозяйственного) механизма – скрытая мобилизация и формирование новых дивизий, корпусов и армий, начиная с марта, заблаговременное превращение окружных управлений во фронтовые, призыв сотен тысяч военнообязанных «на сборы» задолго до начала и окончания весенних сельхозработ, подготовка планов развертывания и само развертывание в мае – июне, мероприятия по повышению или (совершенно неожиданно!) понижению уровня боевой готовности войск, учения по отработке наступления и прорыву обороны немцев, выдача боеприпасов «на руки» аж за две недели до начала «внезапной войны», рекогносцировки на границе и прочее – вся эта бурная, ни на минуту не стихавшая работа шла по своему железному алгоритму. Как будто командование Красной Армии заранее знало, когда начнется война и приурочило к этой дате все детали грандиозного, отработанного до мельчайших деталей плана.

Скажите, как иначе объяснить, что все стрелковые корпуса «первой линии» должны были собраться в лесах у границы не к середине июня, когда все уже было ясно (и появилось по-прежнему изумляющее историков «Заявление ТАСС»), а именно к началу июля? Неужели была уверенность в том, что немцы не начнут вторжение 22 июня – как было уже известно из нескольких разведисточников? Потому что, как пишет товарищ Баграмян, «мы верили в несокрушимость нашего общественного строя и смело смотрели в будущее»? Почему огромные массы войск прятались в приграничных лесах и никак не готовились к обороне? Почему управление Юго-Западного фронта по плану выдвинулось на КП в Тарнополе именно в ночь с 21 на 22 июня? Почему по дороге в Тарнополь Баграмян пытался найти что-то в газетах? Там, правда, не было «ничего тревожного», но, как он пишет, «я и мои помощники знали значительно больше, чем сообщалось в газетах»… Что они знали? Почему «у всех первой мыслью» было: «А не провокация ли это?» Почему «стали ждать решения Москвы»? Почему, наконец, глава книги Баграмяна, описывающая последние мирные дни, называется «ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ»? «Приготовления» к чему – к нападению немцев? Почему тогда, напав, гитлеровцы почти сутки не встречали сколько-нибудь организованного сопротивления? «Последние»: откуда он мог знать, что они последние?..

Приказывая занять в течение ночи огневые точки укрепрайонов, рассредоточить и замаскировать к рассвету всю авиацию, привести в боевую готовность все части войск и ПВО, телеграмма в то же время запрещала проводить какие-либо «другие мероприятия без особого распоряжения».

Поражает и то, что уже зная о точном времени нападения, нарком обороны и начальник Генерального штаба по согласованию со Сталиным послали в округа абсолютно невнятную шифрованную депешу, в которой сообщали, что «…в течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев» и требовали не поддаваясь ни на какие «провокационные действия», привести войска «в полную боевую готовность встретить внезапный удар немцев и их союзников». На практике выполнение этой преступной – иначе не скажешь! – директивы означало, что ранним утром 22 июня зенитчики во многих случаях не стреляли по немецким самолетам, летчики бессильно смотрели на уничтожение своих аэродромов, а занявшая огневые позиции артиллерия молчала. Но даже это «половинное» предупреждение в штабе Киевского Особого военного округа расшифровали лишь за полтора часа до нападения и не успели передать в войска.

«Читатель, – пишет Баграмян, – может спросить, а не проще было бы в целях экономии времени подать из Генерального штаба короткий обусловленный сигнал, приняв который командование округа могло бы приказать войскам столь же коротко: ввести в действие «КОВО-41» (так назывался у нас план (прим. автора: так и не утвержденный!) прикрытия государственной границы). Все это заняло бы не более 15–20 минут» (там же, с. 92). Я, являясь тем самым «читателем» (и внуком двух фронтовиков), действительно требую ответа на этот вопрос! И получаю его в следующем виде: «По-видимому, в Москве на это не решились. Ведь сигнал о вводе в действие плана прикрытия означал бы не только подъем всех войск по боевой тревоге и вывод их на намеченные рубежи, но и проведение мобилизации на всей территории округа» (там же).

Лично я не удовлетворен подобным – довольно распространенным в советской исторической литературе – объяснением и собираюсь поговорить об этом в главах, посвященных планам советского командования. Пока же ограничусь следующим: дело происходило в ночь с субботы на воскресенье. Ночью советские войска могли занимать какие угодно рубежи. Разобравшись наутро в обстановке, следующей ночью их можно было отвести обратно – в лесные «лагеря». В конце концов, именно так, если верить Мерецкову (см. «“Внезапно”, “без объявления войны”?..»), поступили в соседнем Одесском военном округе за несколько дней до начала войны – там не побоялись «спровоцировать» и заняли передовые рубежи, с которых даже пробовали наступать (и небезуспешно!) в первые дни войны. Что же касается второго аргумента, то соответствующие мобилизационные органы передали бы указания в военкоматы самое ранее в воскресенье утром. Повестки военнообязанным рассылали бы по почте (или, скорее, разносили бы посыльными) и того позже. С объявлением по радио было бы еще проще: хватило бы одного звонка в Радиокомитет: «Отбой Левитану, ошибочка вышла, ждите особого распоряжения!» Радио, напомню, в СССР было государственным и одноканальным. К тому же скрытая мобилизация в КОВО (и других приграничных округах) шла и до этого – еще с весны, и тогда это никому не мешало. Напомню также, что даже после подтвержденного нападения немцев и получения германской Ноты об объявлении войны всеобщая мобилизация была объявлена только с понедельника 23 июня! Наконец, самое интересное заключается в том, что, как показывают результаты моих изысканий, большое количество советских приграничных соединений (а по некоторым данным – вообще все войска приграничных округов!) были подняты по тревоге еще 18–21 июня 1941 года! И многие части и соединения (в частности, супермощные мехкорпуса – 6-й М. Хацкилевича в Белоруссии и 4-й А. Власова на Украине) таки получили приказ вскрыть «красные пакеты» и действовать согласно планам прикрытия за несколько часов до нападения немцев. Флот был приведен в «предвоенную» готовность № 2 19 июня. В том, что касается Киевского ОВО, то, судя по воспроизведенному в книге «Командарм Лукин» диалогу командарма-16 и командующего округом Кирпоноса, 15 июня 1941 года штаб округа получил шифровку наркома обороны, в которой содержался приказ перевести КП в Тарнополь к 22 июня, и которая прямо предупреждала: «в ближайшие дни Гитлер может без объявления войны напасть на нашу страну» (с. 23).

Правда, 21 июня, повинуясь приказам из Москвы, часть приграничных пехотных соединений начала демонстративный отход на 50 километров от границы, а все сколь-нибудь заметные военачальники дружно отправились «развлекаться» в театры и клубы. Во многих частях и соединениях первого стратегического эшелона получили (и во многих случаях предпочли проигнорировать) «странные» приказы о сознательном снижении уровня боевой готовности войск – вроде сдачи прицелов орудий «на профилактику», «просушке» баков самолетов и разрешения командирам навестить давно не виденные семьи. Впечатление такое, будто в последний момент в Кремле испугались своих собственных планов или… достигли с кем-то каких-то тайных договоренностей, о которых никто до сей поры никогда ничего не слышал. Но об этих шокирующих фактах более подробно говорится в третьей книге «Козырная карта Вождя», которую я как раз и посвятил попытке разгадать суть этих загадочных (и с первого взгляда противоречащих друг другу) действий советского руководства.

Интересно отметить, что, судя по дневникам начальника немецкого Генштаба Гальдера и воспоминаниям Гудериана, Манштейна и многих других гитлеровских генералов, они также жили в своем собственном «измерении». В противном случае я не могу объяснить то, что они столь спокойно относились к наблюдаемой в течение многих месяцев непрерывной концентрации советских войск на границе, ничтожности стратегических запасов Вермахта, ограниченности человеческих и промышленных ресурсов Третьего рейха, подавляющему техническому превосходству Красной Армии и очевидной авантюрности плана «Барбаросса». Впрочем, в отличие от советского командования, все вышеперечисленные полководцы Гитлера еще долго оставались в «виртуальной реальности» – даже когда Вермахт, Люфтваффе и войска СС начали нести совсем не виртуальные потери, а Красная Армия вновь и вновь демонстрировала прямо таки мистическую способность к возрождению после самых чудовищных поражений.