Текст книги "Большая война Сталина"

«Но понимали ли мы, – спрашивает Сахненко, – что находимся накануне рокового дня – начала самой грандиозной войны в истории всех времен? Нет, пожалуй, не понимали. Предчувствуя приближение войны, мы не думали о таком (!) ее неожиданном начале. Мы верили в высшую бдительность нашего государства, партии, ее Центрального Комитета, И. В. Сталина… Никто не сомневался в том, что до начала боевых действий нас своевременно выведут в район боевых порядков, что до начала боевых действий мы будем обеспечены боеприпасами, горючим, средствами связи, пополнимся людьми и отработаем взаимодействие с войсками… К сожалению, события развивались в ином плане…» (там же, с. 331). Прежде всего, отметим, что он практически слово в слово повторил ожидания по поводу «организованного» начала войны, господствовавшие в дивизионе лейтенанта Петрова в Украине. Интересно также и то, что, с одной стороны, комбат Сахненко «чувствовал» угрозу немецкого нападения и даже, повинуясь долгожданному приказу начальства, 20 июня послал машину за снарядами. С другой же, он почему-то считал, что фашистская Германия нападет исключительно после того, как его артполк, ведомый Центральным Комитетом партии большевиков, займет отмеченные колышками позиции и обо всем договорится с пехотой, танкистами и летчиками. Откуда вновь эта наивная уверенность в «джентльменском» поведении немцев, которые должны были терпеливо дожидаться, пока Красная Армия развернется для их встречи?..

Судите сами: «Солдаты, сержанты, офицеры действуют успешно, без излишней суетливости, но на лице у каждого застыло выражение недоумения…». И это при том, что, как пишет сослуживец Сахненко Зеков на с. 222 сборника А. Драбкина, солдаты «вот уже месяц жили в ожидании роковой минуты». Чего недоумевать-то?! Все «чувствовали» угрозу, уже месяц спали вполуха вместе с переведенными на казарменное положение командирами, а местные жители называли конкретные даты начала германского нашествия. Надо воевать! Делать то, к чему готовились многие годы – защищать Родину! Но нет: на лицах застыло «недоумение»… А помните «боль» и «непонимание» в глазах подчиненных командира противотанковой артбригады Москаленко в Западной Украине? Они – из той же серии, что и «ошеломленные» генерал Ротмистров и адмирал Кузнецов. Уверен: ударь Красная Армия первой, и точно такие же «недоумение» и «боль» появились бы в глазах солдат Вермахта («Warum?..»)…

Старший лейтенант Сахненко рассказывает, что после известного Заявления ТАСС, опубликованного в СССР 14 июня 1941 года, к ним в часть из самой Москвы приехал лектор-международник. «Своей лекцией для офицеров, – вспоминает командир батареи, – он убедил заместителя командира полка по политической части подполковника Островского в том, что непосредственой угрозы войны нет, и убедил, видимо, в такой степени, что тот, вернувшись в расположение части (прим. автора: видимо, лекцию читали офицерам сразу нескольких частей – с целью большего «охвата»), приказал снять наиболее острые антифашистские лозунги и карикатуры.

– Снять, снять, снять. Рано пока (!)… Снять, Снять.

Я в это время дежурил по полку и, сопровождая подполковника по лагерю, отлично запомнил его указания… Его указания снять лишнее (!)… пока (!) лишнее, нас успокаивало и как бы снимало психологическую напряженность. А указания командира дивизиона о повышении готовности мы воспринимали как должное…» (там же, с. 332). Поразительные факты! То-то офицеры помоложе требуют выдвигаться к границе, а солдаты просят быстрее подвезти снаряды! Все дело в том, что, получив (как и замполит Юрия Никулина в начале апреля 1941 года) соответствующие указания от политического руководства РККА, подполковник Островский отработал новую задачу «по полной» – да так, что 20 июня «угрюмый» генерал из штаба округа был вынужден опровергать слухи о том, что Гитлер начнет войну в воскресенье (!), разрешил командирам посетить семьи (прямо как в описанных Петровым событиях в Украине!) и… приказал сдать прицелы орудий «для проверки» в Ригу… Впрочем, командир полка это распоряжение проигнорировал – и, разумеется, правильно сделал.

Несмотря на то, что уголовную ответственность за антигерманскую пропаганду в СССР на тот момент никто официально не отменял, накануне войны расположение советского артполка стараниями очередного политрука было буквально увешано антифашистскими плакатами и карикатурами на Гитлера-Геринга-Геббельса!

Похожую историю, случившуюся в последние предвоенные дни, рассказывает и флотоводец адмирал Н. Г. Кузнецов: «Выехала на Черное море и группа работников Главного управления политпропаганды во главе с бригадным комиссаром И. И. Азаровым. Он получил инструкцию говорить политработникам прямо: на случай нападения Германии приводится в готовность оружие. Впоследствии И. И. Азаров рассказывал мне, в каком сложном положении он оказался. Выступая перед личным составом крейсера «Красный Кавказ», он говорил о возможности конфликта с гитлеровской Германией и призывал людей быть бдительными» («Накануне», с. 294). Напомню, что со своими призывами к бдительности бригадный комиссар обращался к морякам во время совместных учений Черноморского флота с войсками Одесского округа, в ходе которых отрабатывалась высадка указанных войск (9-го стрелкового корпуса Батова) в Румынии.

«А через два дня, – продолжает Кузнецов свой рассказ о злоключениях комиссара, – на корабле приняли сообщение ТАСС от 14 июня, категорически отвергавшее слухи о возможности войны, объявлявшее их провокационными. К Азарову обратился командир «Красного Кавказа» А. М. Гущин с просьбой выступить перед людьми и разъяснить, чему же верить (!)» (там же, с. 294). Как говорится, «попал»! Ответственный посланец флотского политупра, как и приказано, «нагнетает», готовит людей к скорой войне, а тут – «как серпом по ноге»! ТАСС (то есть, И. В. Сталин) возьми да объяви, что его призывы – «провокация»! И деться-то некуда! С корабля в воду не спрыгнешь, в каюте не запрешься – труды Маркса – Ленина – Сталина штудировать. Да еще и капитан слишком умным оказался: не захотел брать на себя ответственность и «разъяснять» лихие развороты советской внешней политики! В общем, пришлось комиссару в кои-то веки подставлять любимое место организма и играть в «русскую рулетку», пытаясь угадать истинные намерения Хозяина…

Вот, что по поводу этой непростой ситуации написал сам И. И. Азаров: «Выполняя указания Рогова, я добивался, чтобы политработники разъясняли бойцам и командирам напряженность обстановки, добивались повышения бдительности и боевой готовности» («Осажденная Одесса», с. 8). Иначе говоря, получив соответствующий инструктаж, бригадный комиссар добросовестно науськивал советских моряков на Германию и прочих румын. Но тут… «Учения были в полном разгаре, – делится замполит, – когда мы услышали сообщение ТАСС от 14 июня, которое обескуражило нас… Официально было заявлено, что слухи о возможной агрессии Германии являются делом враждебных Советскому Союзу и Германии сил… Это ставило нас (прим. автора: агитаторов-пропагандистов) в нелегкое положение… В самом деле, всего несколько дней назад в Москве, перед нашим отъездом в Севастополь, Рогов, являвшийся членом Центрального Комитета партии, требовал от нас, от политорганов флота, усилить в устной пропаганде разоблачение агрессивных действий германского фашизма, ориентировать личный состав флота на повышение бдительности и боевой готовности. И вдруг – совершенно противоположная ориентировка» (там же, с. 9). «У моряков, – вспоминает тот страшный для себя момент будущий вице-адмирал, – возникло много вопросов. Уклониться от выступления было невозможно» (там же). Поняв, что соратнику по комиссарскому делу предстоит сделать по-настоящему «расстрельный» выбор, ему сочувствует главный замполит эскадры В. И. Семин: «Нелегко вам, Илья Иваныч…» Интересен пафос (нам его, по счастью, трудно понять), с которым «Иваныч» описывает свой «подвиг»: «Призывно заиграл горн, разнося через репродукторы сигнал большого сбора. У меня тревожно сжалось сердце (и другие органы)… Моряки собрались на просторной палубе. Лица сосредоточены, напряжены. В глазах моряков был немой вопрос: что теперь скажет (будет врать) бригадный комиссар?» (там же). Я могу понять этих самых моряков: ведь, по признанию Азарова, «всего два дня назад» он докладывал им об «агрессивных действиях германского фашизма» и о том, как этому страшному хищнику они будут в ближайшем будущем ломать рога. А тут – засада! Тем же людям надо что-то говорить, а что говорить – Бог его знает… «Угадаю или не угадаю?..» – все больше сжимался чуткий орган замполита с неуклонным приближением рокового момента…

И что бы вы думали: угадал! «Азаров, – свидетельствует адмирал Кузнецов, – решил от своей позиции не отступать. Он ответил командирам и матросам, что сообщение ТАСС носит дипломатический характер и направлено к тому, чтобы оттянуть столкновение, выиграть время для подготовки (!). «А наше дело – военных людей – быть всегда начеку» («Накануне», с. 294). По собственному признанию Азарова, его спасла вера в неизменность агрессивных планов начальства: «Внутренне был убежден, что за короткое время, которое прошло с момента отъезда из Москвы, не могла в корне измениться обстановка. Ведь, если бы что-то изменилось, Рогов обязательно дал бы знать. Он не дал – значит в силе прежние указания… Не носит ли это (заявление ТАСС) дипломатический характер, чтобы оттянуть столкновение, выиграть время?» («Осажденная Одесса», с. 10). Куда там Геббельсу! Вот они – асы политического словоблудия! Читатель, познакомьтесь с еще одним термином советского «новояза»: получается, что слово «дипломатический» в те незабвенные времена означало «брехню по уважительной причине». Но все получилось как нельзя лучше: «Команда корабля, – одобряет Н. Г. Кузнецов сообразительность краснофлотцев, – отнеслась к его заявлению понимающе и сочувственно» (там же). Моряки, у которых, по словам Азарова, при его словах «лихорадочно заблестели глаза», тут же поняли, о каком «оттягивании» и о какой «подготовке» идет речь: вон их сколько кругом, транспортов с пехотой! Все море заблевала, «царица полей»!

Но оставим в покое столь вдохновенно и мужественно вравшего флотского политработника и вернемся в советскую Прибалтику – к артиллеристу Сахненко. Вот что тот пишет о планах: почти сразу после начала войны «стало ясно: заранее намеченные боевые порядки у границы уже остались у немцев в тылу» («Огневой вал», с. 334). После нападения немцев планы в Прибалтике пошли наперекосяк точно так же, как и в Украине…

Я специально столь подробно остановился на воспоминаниях Петрова, Осокина, Зекова, Покрышкина и Сахненко. Дело в том, что мемуары тех, кто был в июне 1941 года полковниками и генералами, довольно скупо говорят о деталях их предвоенной жизни. Создается впечатление, что сколь-нибудь длинные пассажи (и даже главы) на этот счет позволялось писать только специально уполномоченным, одобренным и контролируемым редакторами и «соавторами» мемуаристам – вроде адмирала Кузнецова и маршала Жукова.

Именно живые и искренние слова тех, кто накануне Великой Отечественной войны были младшими офицерами, сержантами и солдатами, являются поистине драгоценными историческими источниками.

В заключение приведу слова Александра Осокина, написавшего предисловие к сборнику, составленному Артемом Драбкиным: «… только правда о войне (а не мифы, очень нужные (!) во время войны, но препятствующие ее пониманию после Победы) позволит сделать правильные выводы, надежно вооружить ее страну и армию, исключить повторение ошибок и просчетов, подобных допущенным перед войной и в ее начальный период» (с. 6). Хорошо сказано! «В последние годы… – продолжает А. Осокин, – у нас в этом отношении есть большие сдвиги, позволяющие приблизиться к пониманию истинной картины событий Великой Отечественной войны. Однако многое еще сокрыто, и именно в этом кроется причина появления многочисленных гипотез и версий об этой войне в целом и о ее отдельных этапах, в первую очередь о ее начале – если бы были опубликованы реальные документы, все эти версии растаяли бы как дым». Тоже правильная мысль: зачем опять архивы-то закрыли, товарищи Путин, Медведев и «примкнувшие» к ним? Чего нам бояться своей собственной истории? Да еще и спустя почти восемьдесят лет, минувших с июня 1941 года! Правда, в последнее время появилась информация об «оцифровке» и публикации этих архивов, но что-то подсказывает мне – неисправимому цинику: в ходе этой «оцифровки»-инвентаризации кое-какие бумаги могут просто исчезнуть…

А вот тут А. Осокин меня удивил: «Достаточно сказать, что самая сенсационная и широко обсуждаемая из них – версия Резуна-Суворова о том, что СССР готовился к удару по Германии, является вовсе не открытием, а дословным повторением объяснений причин нападения Германии на СССР, содержавшихся в ноте-меморандуме Риббентропа и речи Геббельса 22 июня 1941 года. Будь они опубликованы в нашей стране с соответствующими пояснениями и комментариями, Резуну и ловить было бы нечего. Сокрытием правды мы только вооружаем наших недругов – пора это понять всем, радеющим за честь нашего отечественного «мундира» таким образом» (там же). Да кто же спорит! Возьмите, Александр Осокин, да почитайте столь очевидно нелюбимого вами Резуна-Суворова! Именно к этому – открыть архивы и сказать ПРАВДУ – он и призывает вот уже десятки лет! Но ведь не открывают! И не говорят! Почему? Попробуйте угадать! А я готов еще и поспорить с вами, что и не будут открывать и публиковать – пока у власти в России находятся сторонники по-прежнему популярной теории благотворности оболванивания нации ради ее же пользы. К ним, судя по вашим словам, относитесь и вы сами, уважаемый А. Осокин.

Огромное число людей, – включая и меня, автора этой книги, – хотели бы узнать о реальной подоплеке тех далеких событий. И не Резун-Суворов виноват в том, что советские историки десятки лет утверждали, что Германия напала «внезапно, без объявления войны». Из многочисленных книг фронтовиков, цитируемых мною (включая и, как я понимаю, воспоминания вашего отца – Н. Осокина) становится совершенно ясно, что война эта была какой угодно, но только не внезапной. Да и нацистская Нота о том, что войну, оказывается, очень даже объявляли и при этом подробно объясняли причины этой вполне официально объявленной войны, попалась мне на глаза лишь в возрасте сорока четырех лет. Почему это не произошло раньше? Предлагаю читателю ознакомиться с приведенным в качестве Приложения 2 текстом этой Ноты, а также кратким анализом ее содержания: занимательное, скажу вам, чтиво! И не надо, Александр Осокин, объявлять «недругами» тех, кто пытается всего лишь узнать ПРАВДУ! Враги нации – это как раз те, кто препятствуют святому во все времена подвижничеству – делу нахождения истины. Настоящие недруги российского народа – это те, кто ЗНАЕТ, но, тем не менее, бесстыдно лжет, поливает грязью догадавшихся и заметает следы преступлений своих идеологических предшественников. Кто наглухо закрывает архивы семидесятилетней давности и грозится посадить тех, кто отказывается «верить, ибо нелепо».

Но, не будем отвлекаться: предлагаю продолжить наше путешествие во времени.

Вот что пишет высокопоставленный офицер Генштаба С. М. Штеменко: «В мае основной состав нашего отдела (прим. автора: Ближневосточного, планировавшего операцию по захвату Ирана) отправился в Тбилиси… Перед самым отъездом выяснилось, что ни начальник Генштаба (прим. автора: Г. К. Жуков), ни его заместитель выехать не могут… Чувствовалось, что в Москве происходит что-то не совсем обычное…» («Генеральный штаб в годы войны», с. 13). Штеменко обиженно отвечает тем, кто обвиняет Генштаб в отсутствии планов: «Допускалась ли нами сама возможность нападения на нас Германии в 1941 году и делалось ли что-нибудь практически для отражения этого нападения? Да, допускалось! Да, делалось!.. В последующем были созданы планы развертывания войск военных округов» (там же, с. 17). Мало того, «нелишне… напомнить и о том, что перед самым началом войны в пограничные округа под строжайшим секретом стали стягиваться дополнительные войска. Из глубины страны на запад перебрасывались пять армий… Всего перемещалось 28 дивизий. Из Московского военного округа в Винницу отправилась оперативная группа, развернувшаяся там в управление Южного фронта» (там же). Заметим: войны нет, а фронтовые управления уже созданы! А к упомянутым Штеменко 28 дивизиям и пяти армиям мы еще вернемся…

Все составные части плана были тщательно увязаны между собой и с работой народного хозяйства, транспорта, связи.

В. М. Молотов в Берлине (фото из советской газеты того времени)

Теперь дадим слово начальнику Штеменко – А. М. Василевскому, который в июне 1941 года возглавлял оперативный (он же главный) отдел Генштаба Красной Армии. В ноябре 1940 года Василевского посылают в составе делегации, возглавляемой Молотовым, на переговоры в Берлин. Напомню, что на тех переговорах «Гитлер попытался вовлечь советскую делегацию в грязную игру, предложив обсудить провокационный план «раздела мира» между Германией, Италией, Японией и СССР» («Дело всей жизни», с. 114). Будущий маршал, конечно, мог и не знать, что стороны тогда «не нашли общего языка» не из-за чистоты помыслов и кристальной принципиальности Сталина и Молотова, а потому, что в обмен на присоединение к всемирному фашистскому дерибану советское правительство предложило сделать игру еще более «грязной», потребовав для СССР Финляндию, Болгарию, Босфор с Дарданеллами, Ирак с Ираном и многое другое. Но знал он все же достаточно, чтобы написать уже в отношении ноября 1940 года (и до утверждения Гитлером плана «Барбаросса», которое произошло 18 декабря того же года): «Все члены делегации вынесли общее впечатление от поездки: Советский Союз должен быть, как никогда, готов к отражению фашистской агрессии…» (там же, с. 116). Интересно отметить, что «бесноватый» фюрер еще даже не принял роковое решение, а советские провидцы уже знают: быть войне. «С февраля 1941 г., – пишет дальше Василевский, – Германия начала переброску войск к советским границам. Поступавшие в Генеральный штаб, Наркомат обороны и Наркомат иностранных дел данные все более свидетельствовали о непосредственной угрозе агрессии… В июне 1941 года в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно другого тревожнее» (там же, с. 121). Какая же тут, извините, внезапность?..

«Сосредоточение немецких войск у наших границ закончено. Противник на ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности, явно готовя проходы для своих войск к нашим позициям. Крупные танковые группировки немцев выводятся в исходные районы. Ночами ясно слышен шум массы танковых двигателей».

А. Василевский «Дело всей жизни».

Непосредственный руководитель Штеменко и Василевского – начальник Генерального штаба, величайший советский полководец и главный военный мемуарист Г. К. Жуков, разумеется, тоже был вполне в курсе немецких приготовлений: «По данным разведывательного управления нашего Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф. И. Голиковым, дополнительные переброски немецких войск в Восточную Пруссию, Польшу и Румынию начались с конца 1940 года… На 4 апреля 1941 года общее увеличение немецких войск от Балтийского моря до Словакии, по данным Ф. И. Голикова, составляло 5 пехотных дивизий и 6 танковых дивизий. Всего против СССР находилось 72–73 дивизии (прим. автора: те же цифры называют и немецкие историки). К этому количеству следует добавить немецкие войска, расположенные в Румынии общим количеством 9 пехотных и одна моторизованная дивизия. На 5 мая 1941 года, по докладу генерала Ф. И. Голикова, количество против СССР достигло 103–107 дивизий… На 1 июня 1941 года, по данным разведывательного управления, против СССР находилось до 120 германских дивизий… Наиболее массовые перевозки войск на восток гитлеровское командование начало проводить с 25 мая 1941 года (прим. автора: интересно отметить, что именно в этот день на запад двинулись и эшелоны 16-й армии Лукина из Забайкалья, входившей в число тех самых пяти армий, упомянутых Штеменко). К тому времени железные дороги немцами были переведены на график максимального движения. Всего с 25 мая до середины июня было переброшено к границам Советского Союза 47 немецких дивизий, из них 28 танковых и моторизованных» («Воспоминания и размышления», с. 217). И коню, как говорится, было понятно, что вся эта армада собиралась на наших границах не просто так!