Текст книги "Избранные работы по теории культуры"

– ЭСП включает в себя следующее:

– ясновидение – перцепция удалённых объектов или явлений без участия каналов обычного чувственного восприятия;

– телепатия – считывание мыслей (мыслеформ) и психических образов помимо сенсорных каналов;

– эффект прямого знания – универсально распространенный в культуре феномен непосредственной внезнаковой перцепции, проявляемой также и в отношении объектов, не доступных непосредственному/чувственному восприятию;

– невербальная суггестия – в терминах экологической этологии – невербальный гипноз [382];

– индуцируемые состояния и «эпидемии идей» – феномен бессознательной массовой или групповой (не говоря уже об индивидуальной) вовлечённости в поле психических воздействий определённого характера (как частный случай – идей определённого содержания) и сверхзависимости от последних вопреки любым рациональным противодействиям вроде осознания своих убеждений, интересов и т. п.

«Эпидемии идей» с их наиболее яркими воплощениями в массовых психозах можно было бы считать всего лишь частным проявлением психосферы, если бы при чуть более пристальном взгляде не становилось очевидным, что глубинная экзистенциальная зависимость человека от тех или иных смысловых комплексов является его универсальной культурноантропологической и метаисторической характеристикой. Психиатрия, со своей стороны, признаёт, что склонность к индукции – неустранимое антропологическое свойство человека;

– эйдетизм – особый режим перцепции, переживания и воспроизведения информации, основанный на «атавистическом» правополушарном «схватывании гештальтов» с предметно-галлюцинаторной остротой и точностью. В этот комплекс феноменов, внутренне глубоко родственных включаются также и разного рода внетелесные переживания, медиумизм, реинкарнационные перцепции[157]157
  Помимо известных лСД-сеансов С. Грофа здесь можно отметить т. н. эффект Хупкоса, состоящий в психической актуализации следов прежних рождений в состоянии медитативного транса. См.: 365.


[Закрыть] и разнообразные комбинации и разновидности всего вышеперечисленного;

– прекогниция – предвидение (предсказание) будущего, главным образом, в режимах ИСС – снах, трансовых состояниях и иных формах визионерского опыта;

– ретрокогниция – перцепция событий прошлого, недоступных по каналом обычного знания. Как и прекогниция, посткогниция выступает частным проявлением более широкого феномена – эффекта прямого знания.

– психокинез (телекинез, психоэнергетика) – воздействие сознания (хотя и не в меньшей степени бессознательной сферы человека) на физическую, биологическую или физиологическую систему. Здесь важно отметить, что явным образом выбивающиеся из обыденных представлений о психических возможностях человека проявления психокинеза – это не более чем видимая и притом ничтожно малая часть континуума взаимодействий, осуществляемым по каналам психосферной медиации. Исследование этой сферы уместно было бы начать с микроуровней[158]158
  Речь идёт о хорошо известном в квантовой механике и упоминавшемся уже эффекте отсутствия у микрообъектов объективных свойств, независимых от аппарата измерения и, что особенно важно, в данном случае, от сознания экспериментатора. См. напр.: 218, с. 7; 335, s. 49.


[Закрыть] и явлений, аналогичных приведённому примеру о воздействии человеческих эмоций на молекулу ДНК. Сферой проявления психокенеза[159]159
  Среди отечественных публикаций на эту тему внимания заслуживают: 91, с. 58–67; 92, с. 49–57; 90, с. 71–76; 155, с. 62–64; 1, с. 51–61. и нек. др.


[Закрыть] выступают, прежде всего, магические практики, широко и разнообразно представленные во всех без исключения культурных системах. Кроме того, в современности описываются и исследуются психокинетические эффекты, не имеющие отношения к магическим традициям [369 и др.].

Заниматься подробной систематикой и классификацией феноменов ЭСП и психокинеза в данном контексте не имеет смысла; нас интересует не формальные классификации, не рационалистическое объяснение этих феноменов[160]160
  Этот более всего ожидаемый читателем подход чреват либо апологетикой мистики и фрондёрским отрицанием принципов научности, либо, напротив, «разоблачением чёрной магии».


[Закрыть] в рамках принятых научных парадигм и не отношения этих феноменов друг к другу, а эскизное построение общей для них всех модели теоретической интерпретации. Поэтому установление внутреннего родства этих феноменов представляется более важным, чем классификации по внешним проявлениям.

Также за рамками рассмотрения окажутся и разнообразные виды психических расстройств: галлюцинаторно-бредовые синдромы, патологическое фантазирование, парафренные состояния, массовые психозы и другие психопатические патологии, границы которых с ЭСП часто предстают весьма размытыми. Эти феномены, фрагментарно попадая по ходу исследования в поле нашего интереса, будут рассматриваться не со стороны психиатрии, а исключительно как ментально-культурные феномены.

За пределами сферы психического, в его общепринятом и узком понимании (впрочем, общепринятых представлений о психике тоже не существует), лежит и возникновение в ментальном и культурном пространстве своеобразных «узлов притяжения» – дискретных агентов незримых когерентных связей, которые выделяются и «просвечивают» в эмпирическом мире за счёт более высокой вероятности осуществления в нём (здесь напрашивается некоторая аналогия с синергетическим понятием аттрактора, которая, впрочем, не является обязательной. Вообще, нижеследующая модель представляет собой не столько полемическую альтернативу синергетике, сколько взгляд на самоорганизационные процессы в несколько ином ракурсе).

Строя концепцию психосферы, равно как и все другие концепции в рамках смыслогенетического подхода, я принципиально дистанцируюсь от выяснения отношений между материализмом и идеализмом. Для меня этой дихотомии не существует, а потому я не намерен ни становиться на одни из сторон, ни искать пути их примирения. Эти две доктрины в своём ригористическом взаимоотрицании подобны двум уродливым гвоздям, намертво забитым в стену и не позволяющим ничего на этой стене поместить без учёта их местоположения. А между тем метафизическая граница, якобы разделяющая мир эмпирический (доступный опыту) и мир трансцендентный, размывается при чисто количественном расширении сферы человеческого сознания. В частности, с помощью специальных технических средств. Прямого же и эпистемологически не опосредованного знания вообще не существует (впрочем, в глубоком погружении в ИСС такое знание достижимо, вернее, такого рода опыт возможен – только в научное и философское знание он не конвертируется. Таким образом, метафизический водораздел между идеальным и реальным исчезает (для носителей логоцентрических доктрин, этот водораздел, разумеется, не исчезнет ни при каких обстоятельствах), уступая место многоступенчатой иерархии эпистемологических опосредований, а само их разделение становится чистой условностью. Что же касается вопроса об онтологии, о некоей «окончательной реальности», которая мерцает за пределами сенсорно воспринимаемых вещей и явлений и следы которой обнаруживает квантовая физика, то реальность эту, не редуцируемую к «обычной», неправомерно отождествлять также и с сознанием, как это делает квази-религиозный идеализм. Для такой самонадеянной натяжки просто не нет оснований. А законы этой «последней и окончательной» (?) реальности, даже в самом общем их понимании, не укладываются в прокрустово ложе материалистическо-идеалистического дуализма.

Дуализм материального и идеального словно проклятье «висит» и над теми концепциями, которые исходят из квантовой природы сознания и его взаимодействия с эмпирическим миром посредством изменения квантовых состояний нейронов. Здесь мы опять видим всю ту же картину: мир № 1 – материальный и мира № 2 – идеальный (он же мир сознания), а между ними – человеческий мозг в качестве связующего звена (Дж. Экклз, К. Поппер). Здесь же, впрочем, с необходимостью появляется и мир № 3 – “обитель” культурных значений, но неизбывный дух дуализма и субстанциализма не позволяет во всём этом разобраться без натяжек и искажающих призм под названием «правила игры».

Нашу позицию можно было бы представить как условно близкую нейтральному монизму, если бы и в этой парадигме не возникала как deus ex maxina непознаваемый Абсолют, в котором всё та же материально-идеальная дихотомия снимается всего лишь заменой жёсткого антиномического позиционирования на более мягкое – комплементарное.

И последнее. Чем сложнее структурная организация культурной системы, тем многослойнее ментальность её носителя – человека. Это значит, что режим и глубина погружения человека в психосферу не могут быть выраженными какой-либо раз и навсегда данной формулой. Каждый из слоёв ментальности располагает свои набором энграмм и налаживает собственный репертуар психосферной медиации и взаимоотношений с психическими матрицами (об энграммах и психических матрицах см. ниже). Вот почему человек современной культуры может в одном секторе своей ментальности быть «эйдетиком» и чуть ли не визионером, а в другом – последовательным рационалистом.

Итак, чтобы означенные явления рассмотреть в рамках единой гипотезы, необходимо представить себе механизм (плохо подходящее слово!) медиации между импликативным и эмпирическим мирами, проявляющими себя через психосферу. Здесь и далее мне вновь придётся обращаться к теориям КМ и квантовой космологии в контексте вопросов, так или иначе уже затронутых в гл. 1. Вопросы эти сложны и многоаспектны, и потому я заранее прошу у читателя прощения за вынужденные повторы.

3.2. Психосферная медиация и «ложные представления»

Гипотеза психосферной медиации (ПМ), предлагающая интерпретацию вышеозначенного комплекса «паранормальных» явлений, не может быть построенной на основе антиисторических представлений об абстрактном человеке (см. Введение). На разных стадиях развития психофизиологии и ментальности человека этот комплекс проявляется по-разному.

Когда в ходе антропогенеза подчинение жёстким и стандартизованным диктатам ИМ частично разрушилось, на «принимающее устройство» психики гоминид обрушился вал прежде незнакомых интенциональных сигналов, потоков и воздействий. Невидимые мосты, по которым шли интенциональные импульсы, испускаемые животной психикой, частично рухнули, что и определило психическую составляющую эволюционной болезни. Разрушения всех этих мостов ни один биологический вид перенёсти бы не смог. К тому же такой обвал невозможен в принципе – предки человека тогда бы полностью утрату свою природную компоненту, так и не успев обрести культурную. Но и того разрушения, что принесла с собой эволюционная болезнь, оказалось довольно для трансформации животного психизма в протокультурный, а затем, по мере его дальнейших трансформаций, в сферу зрелой человеческой ментальности. Эрозия стандартных природных каналов взаимосвязи психики с ИМ шла на протяжении всего периода антропогенеза, и всё это время дуализм двух миров медленно, но верно проступал и проявлялся в пробуждающейся рефлексии раннего сознания. По мере развития культурных практик увеличивалась и действительная дистанция между мирами, что и стало глубинным основанием отпадения, обособления культуры и человека от природы. Однако даже у современного архаика дуализм миров относительно слабо выделяется из синкретической нерасчленённости. Но такого рода «холизм» – лишь атавистическое, ослабленное воспоминание о несравнимо более высоком уровне слитности, которое неуклонно утрачивалось с развитием самости и сознания вообще. В этом смысле современные первобытные народы – своего рода «декаданс», разложение и упадок той целостности и прямой интенциональной отзывчивости на когерентные взаимосвязи и вообще любого рода импульсы ИМ, которые имели место ещё в верхнем палеолите, не говоря уже о более ранних временах.

Каким же образом развивается диспараллелизм миров? Психика, изначально ориентированная, в силу ее природного происхождения, на улавливание когерентных связей, постепенно утрачивает с ними связь и принимает за них ложную каузальность. Что это такое? Включение в становление психики процессуально-временных отношений сбивают правополушарные настройки погружения в паутину психосферных интенций. Поэтому подсознание вынуждено «ощупью» отыскивать агентов когерентных связей и полуосознанно-полупринудительно их между собой связывать. Там, где атавистические «прописи» животного психизма оказываются недостаточно стёртыми эволюционной болезнью, это в той или иной мере удаётся, и акты безошибочного животного «знания» восстанавливаются и срабатывают уже в осмысленных культурных практиках. Там же, где инстинктивные каналы медиации оказываются разрушенными, непосредственное погружение в когерентность и, соответственно, получение прямых психических и поведенческих регуляций вынужденно заменяется тем, что впоследствии станет пониматься как культурный опыт. Эти вторично установленные связи, которые ранним сознанием инерционно переживаются как когерентные, в действительности не когерентные, а каузальные, либо псевдо-каузальную связи.

Но, что же представляет собой псевдо-каузальная связь? Объективные[161]161
  Этот термин здесь понимается исключительно в значении указания на модус вещей, не зависящий от человеческого сознания


[Закрыть]каузальные связи между вещами обнаруживают себя в сознании на основе их (вещей) природных свойств. Но этот сектор связей за ненадобностью лишь «краем» включён в спектр животной психической перцепции. Животным не нужно осваивать физические свойства вещей – все необходимые с ними взаимодействия предусмотрены инстинктами, дополнены и скорректированы условно-рефлекторными сценариями. Поэтому в животной психике каузальность инкорпорирована в когерентность. Лишь при определенных условиях эта когерентность ситуативно «расплющивается», «высвобождая» ощущение протокаузальности. Примерами поведения животных, иллюстрирующими эту ситуацию, изобилует современная этологическая литература [см. напр.: 202]. У человека же (включая и его предков) из этого сектора каузальности развивается рационалистический бытовой, а затем, на высоком уровне развития сознания и знаковых систем, и научнотеоретический опыт. Это каузальность первого типа.

Второй же тип – условно говоря, ложный – возникает из-за стремления навязать вещам квази– и псевдокогерентные связи, т. е. заново их обнаружить там, где они, по смутным атавистическим интуициям, должны быть, но не чувствуются из-за того, что уже обработаны левополушарными когнитивными техниками. Неуклонно и последовательно утрачивая естественную погружённость в когерентность, пробуждающееся сознание стремится нырнуть в неё заново, по-новому устанавливая в психике полустёртые пути в когерентную паутину ИМ и тем самым преодолевая или, по меньшей мере, компенсируя травматичное отпадение от палеосинкрезиса. Но что утрачено – то утрачено: «правильная» животная вписанность в когерентный мир в ходе культурогенеза всё более отдаляется в область недостижимого идеала (отсюда, кстати, и бесконечная ностальгия по воссоединению с Единым[162]162
  Концепт Единого со всеми его изофункциональными коррелятами, разумеется, возникает уже на гораздо более поздней стадии развития сознания и культуры, но я использую здесь это понятие как обобщенную номинацию палеосинкрезиса в котором пребывало человеческое сознание задолго до появления любого рода концептов.


[Закрыть], тянущаяся с момента осознания проблемы отпадения). Ранее сознание по-детски тычется в вещи и методом проб и ошибок, а иногда и «назло» ошибкам пытается вновь поймать ускользающие алгоритмы и невыразимые «флюиды» когеренций, «склеить» распавшиеся корреляции. В раннем сознании память о ненарушенной эволюционной болезнью погружённости в когерентность ещё довольно свежа. На её основе на протяжении миллионов лет антропогенеза сформировалась мощнейшая устремлённость к трансцендированию – возвратному погружению в мир когерентных связей и прямое считывание импульсов ИМ (на самом же деле ментальность всегда имеет дело не с ИМ, а только с психосферой). Порыв к трансцендированию в своём экзистенциальном значении столь важен и фундаментален, что возникающие при его осуществлении когнитивные установки по глубине и силе превосходят режимы восприятия и освоения эмпирической реальности. Потому миф и господствует над опытом. И не только в первобытности. По той же причине магическое или квазимагическое действие, в отличие от действия технического, всегда сохраняет сакральную окрашенность. Именно магический акт переживается как подлинное, настоящее действие, имеющее, помимо субъективной человеческой воли, ещё и некую иную, мистическую санкцию.

Австралиец-мститель курдайча надевал специальную обувь из перьев, склеенных человеческой кровью, и крался к спящему врагу. Он мог бы просто его заколоть копьем, но он совершал ряд магических действий, и жертва заболевала и умирала – если не от колдовства, то от самовнушения: обувь курдайча оставляла следы [391].

Ища утраченные ключи ко входу в пространство когерентных связей, раннее сознание невольно опирается уже и на левополушарные когнитивные режимы. Искусственно-принудительным образом оно выстраивает ряды зависимостей между вещами по принципу внешнего сходства, произвольно понимаемого подобия, репрезентации целого его частью и т. п. Из этого ряда описанная Леви-Брюлем [137] и другими этнографами нечувствительность архаического мышления к логическим противоречиям или установление ложных зависимостей: к примеру, понимание предшествующего события как причины события, имевшего место впоследствии. Глубокое переживание временной последовательности как модифицированной когерентности и, более того, экзистенциальная ей сопричастность как бы заменяют утраченное «чувство когеренции» и оправдывает произвольность, необязательность новоустановленной связи.

В общем случае можно сказать, что для развивающегося сознания замена погружённости в континуум когерентных связей на доминирование каузальности никогда не проходит безущербно. И минимальный ущерб, который, впрочем, долгое время никак не замечался, – это нарастающий диспараллелизм мифа и опыта, где миф – сфера ложной[163]163
  Здесь слово «ложных» употребляется в значении, требующем не выразимой на письме нюансировки: нечто между заключением в кавычки и отсутствием
  таковых.


[Закрыть] каузальности (разумеется, значение мифа этим не исчерпывается). Ложной – в отношении к «объективной» природе вещей. Но, безусловно, истинной с точки зрения переживающего сознания, ибо разница между вещью-для-природы и вещью-для-человека – не та, что между объективным и субъективным – это дистанция всего лишь между разными модусами вещи. Таким образом, сбои и дисфункции «прямого знания», достигаемого путём психической погружённости в континуум когерентных связей, порождают – на основе не доступных животным комбинаторных способностей человеческого ума – чисто психические связи, мнимые и ложные согласно ходовым понятиям о т. н. объективной реальности.

Рационалистический подход на этом останавливается, считая вопрос исчерпанным.

Так, по К. Леви-Стросу, для возникновения магической ситуации необходима вера: шамана – в свои колдовские возможности, его «клиента» – в силу колдовского воздействия и общества – в действенность магической традиции. Однако, говоря о возникновении магической ситуации, и леви-Строс, и другие авторы разговор о «настоящих чудесах», которые де могут при этом твориться, уводят в область невнятных полуметафор и стыдливой двусмысленности. С одной стороны, они не желают игнорировать очевидное, с другой – панически боятся хотя бы в малой степени заслужить упрёки в иррационализме.

Но не слишком ли просто закрывать вопрос с помощью нехитрой дихотомии истинное – ложное? Правомерно ли связи, «имеющие место» лишь, в психике, считать чисто психологическими и потому ложными в полной мере? Здесь мы подходим к одному пикантному моменту. В импликативном (когерентном)[164]164
  Поясню, что термины и импликативный и когерентный не являются здесь полными синонимами. Когерентность – это тот модус реальности, в котором субстанциональность импликативного мира являет себя человеку наиболее непосредственно, т. е. ещё до фильтрации и обработки всех поступающих в мозг сигналов сознанием. Кроме того, типология связей внутри импликативного мира полностью не покрывается понятием когеренции.


[Закрыть] мире нет ничего абсолютно автономного. Иначе тезис о всеобщей связи был бы пустой декларацией. Поэтому даже связи, произвольно устанавливаемые «больным» сознанием и не верифицируемые практически, не могут быть абсолютно ложными. Любая, даже самая абсурдная мысль в ИМ обладает неким отличным от нуля минимумом бытия. Связи, устанавливаемые посредством мистических и ритуально-магических техник по каналам мифологического ассоциирования, адресуются к тонким и удалённым от фронта стандартных естественных экспликаций (распаковываний) слоям ИМ (подробнее см. ниже). Поэтому вероятность их проявления (реализации) в эмпирическом мире критически мала. И вот-то здесь кроется интрига! Психическая энергия человека, т. е. сила его интенций, частично освобождённая от связанности природных психических режимов, способна хоть какие-то из связей, ею самой установленных, вторичных и «ложных», (с вышеуказанной точки зрения), таки реализовывать – «вытягивать» из ИМ и в «здешнюю» реальность (в гл. 1 общая схема этого вытягивания осуществления обозначена в терминах КМ). Иными словами, человек способен абстрактные возможности осуществления придвинуть к рубежу реализации (экспликации) и этот рубеж при некоторых условиях преодолеть и, тем самым таковые возможности актуализовать.

Способность человеческой ментальности не только воздействовать на уже имеющиеся в психосфере интенциональные взаимодействия, но и создавать новые импликативные паттерны и пакеты потенциальных существований я буду называть интенциональной индукцией. Усиление возможностей интенциональной индукции по ходу исторического развития человеческой субъектности – одна их магистральных, хотя и скрытых линий в культурной эволюции.

Квантовая физика теоретически допускает обмен информацией без обмена энергией («квантовая передача порядка»), и это может прояснить вопрос о законе сохранения энергии в процессе медиации между мирами. Так, согласно теории вакуума Г.И. Шипова[165]165
  Репутация этого автора в кругу учёных-физиков неоднозначна. Это, однако не делает безосновательным обращение к некоторым его утверждекниям.


[Закрыть], в онтологии вакуума физическое в значительной степени совпадает с психическим. Утверждается, что в основе любого рода квантовых полей лежит некое первичное торсионное поле, состоящее из элементарных пространственно-временных вихрей, не обладающих энергией, но переносящих информацию[166]166
  Шипов Г.И. Теория физического вакуума. М., 1993. О связях квантовых процессов: эффекте нелокальности, редукции волновой функции и др. с пси-фенеоменами см. также: 182, с.100; 300, р. 671; 231; 175 и др.


[Закрыть](см. гл.1)

Важно, однако, и то, что ментальная интенциональность человека (обычно она соотносится с сознанием или разумом) способна, в соответствии с этими же представлениями, влиять на вероятность микрособытий, образующих, в свою очередь, макрособытия в эмпирическом мире. Такую гипотезу выдвигал, в частности, нейрофизиолог Дж. Экклз. Собственно, гипотеза, согласно которой человеческое сознание «схлопывает» квантовую волну, предложена была ещё фон Нойманом в 1930-е гг. С тех пор она получила многочисленные экспериментальные подтверждения. Вкупе с данными, аналогичными тем, что приведены в гл. 2 (о воздействии человеческих эмоций на молекулы ДНК и т. п.), современные квантовые представления рисуют отношения человеческой когнитивности с внешним миром как своего рода нелокальную интерактивность, а нелокальные воздействия человеческой интенциональности на процессы и объекты макромира – как частные её проявления. Не случайно В. Гейзенберг паттерны потенциальностей называет тенденциями.

В таких случаях говорят о чуде и нарушении законов природы. Однако в большинстве случаев можно говорить лишь о нарушении известных культурному сознанию данной эпохи правил и законов – не более того (вспомним хотя бы об упоминавшемся выше «ненаучном» поведении воды). Ведь то, что мы привыкли понимать под объективными и незыблемыми законами природы – всего лишь частный случай, один из секторов необозримой сферы возможных связей и отношений между вещами. И опытная верификация этих законов ничего в этой диспозиции не меняет – опыт наш так же не субстанционален, а модален, как модально вообще наше восприятие мира. Логика и законы эмпирического опыта всего лишь устанавливают границы того сектора свойств и связей вещей, в котором человеческое сознание и культурные практики им релевантны Причём границы эти, из каждой отдельной исторической точки видимые как окончательные и не подлежащие пересмотру, в исторической перспективе предстают весьма подвижными, т. е. относительными.

Неслучайно по результатам научных открытий и мировоззренческих трансформаций в первой половине XX в. принцип историзма решительно вторгся и в области, традиционно далёкие от гуманитарных сфер: фундаментальную физику и разные области естествознания, так что принцип историзма распространяется теперь не только на культуру, но и на природу. И хотя далеко не все готовы принять картину мира, в которой наша Вселенная одна – из множества подобных, перманентно рождающихся из «квантово-гравитационной пены» [188], более нельзя игнорировать положение, согласно которому «законы природы – не более чем принципы местного действия, результат исторических случайностей, произошедших в первые мгновения после Большого Взрыва» [207, c. 14].

Исходя из всего сказанного, можно заключить, что параллельно с угасанием способности к перцепции когерентных связей в человеческой ментальности развивается способность к структурированию двух типов каузальности. Первый, условно говоря, атавистический, представляет собой трансформированную левополушарными когнитивными техниками когерентную (по генезису – правополушарную) перцептивность и выступает психической основой «ложных представлений» (в вышеозначенном смысле). Такой перцептивностью, в свою очередь, определяется возможность магического воздействия на реальность и, что особенно важно, степень эффективности такого воздействия.

Наглядным примером каузальности первого типа являются, помимо разнообразных магических практик, универсально распространённые практики гадания. Здесь сознание стремится уловить и почувствовать внешние признаки-проявления скрытых когерентных со-осуществлений и, «расплющив» (спроецировав) их во временном измерении, придать им вид каузальной связки по принципу «если… то». При этом атавистическая «когерентная интуиция» уверенно связывает кончики нитей, тянущихся к агентам когерентных связей, которые «торчат» из ИМ и проявляются в вещах и явлениях, внешне совершенно меж собой не связанных. Полёт птицы, сожжённые внутренности жертвенного животного, кости, вода, зеркало, бобы и прочая понимаются магической интуицией как некие особые ключи-медиаторы, приоткрывающие двери в запредельный мир. С помощью этих ключей можно прощупать нити когеренций, скрывающиеся за внешностью вещей. Разумеется, чем больше разнообразных опосредований символического и технологического характера вклинивается между агентами предполагаемой (или искусственно устанавливаемой?) когерентной связи, тем меньше оснований говорить о действительной и объективной когеренции. Связь здесь может быть установлена лишь вторичным образом за счёт интенциональных энергий человека. Но явно неслучайно то, что в разных культурных традициях «щели» в ИМ ищутся в сходных направлениях, т. е. атрибуты и приёмы гадания у разных народов во многом совпадают.

Каузальность второго типа – рациональная, в привычном смысле этого слова, т. е. основанная на опыте освоения локальных связей. И связи эти релевантны ключевым модусам развивающегося человеческого сознания. Этот общераспространенный тип каузальности в дополнительных комментариях не нуждается.

На основе сказанного можно предложить набросок модели исторической динамики изменений в раннем и архаическом сознании. Модель строится по принципу соотношения между способностью к прямым включениям в когерентные суперпозиции[167]167
  Термин когерентная суперпозиция употребляется здесь и далее в более широком смысле, чем в квантовой физике, поскольку речь идёт, главным образом, о реалиях макромира.


[Закрыть] ИМ и соответствующей этому режиму магической потенцией, с одной стороны, и динамикой наработки рационально осмысляемого опыта – с другой. Через это сопоставление проясняется природа и историческая динамика означенных «ложных представлений». Вот как она выглядит.

1. Нижний и частично средний палеолит – доминирование животной погружённости в когерентность с постепенным нащупыванием вторичных, новообразуемых псевдо-когерентных связей (см. выше). На этой стадии психической эволюции такие связи основаны на неоптимальной «смеси» право– и левополушарных паттернов – большей частью «неправильных», ложных, не отражающих ни физической природы вещей, ни их глубинных когерентных взаимосвязей. Поражённая эволюционной болезнью, психика гоминид в отсутствие сформировавшихся компенсаторных режимов находит спасение в лоне незатронутых эрозией секторов животной инстинктивности. Но за их пределами господствуют связи протомагические, по своему характеру вторичные (в вышеозначенном смысле). Они не обладают безошибочностью инстинкта, но также и адекватным соответствием хотя бы некоторым законам природы. Поэтому переживаются они в режиме максимальной суггестии и возможности вызывать к мир «неправильные», с точки зрения природных законов, акты бытия. При этом мощнейшая суггестивность заключается в узкие рамки стихийной, бессознательной интенциональности – ведь ни о каких определённых целополаганиях или даже представлениях о желательном результате на этом этапе культурогенеза и речи быть не может. Возможно, эффективность спонтанной медиации психики с ИМ и достижение прямого протомагического воздействия на вещи обеспечиваются как раз отсутствием рефлексии и знакового опосредования экзистенциальных интенций.

2. Средний и, главным образом, верхний палеолит и мезолит. Прямая, животная по генезису «когерентная интуиция» неуклонно деградирует. Когнитивные доминанты окончательно смещаются в область «неправильной» мистико-магической каузальности. Сформировавшиеся к этому времени мифоритуальные семантические комплексы господствует над узким сектором рационального опыта. Связанная с ним каузальностью второго, «правильного» типа интуиция синкретически слита с каузальностью первого, «неправильного», магического типа при сильнейшем преобладании последнего. Интенционально-энергетические возможности человека на этой стадии максимальны, поскольку потенциал прямого интенционального (магического) воздействия на реальность сочетается с достаточно развитыми культурными практиками и представлениями об этой самой реальности, что способно порождать достаточно широкий спектр целеполаганий. Эту эпоху можно, в известном смысле, назвать золотым веком магии.

3. Современное состояние архаического и постархаического сознания. Нисходящая – по причине усиления левополушарной когнитивности – линия «когерентной интуиции» почти уравновешена восходящей: утверждением эмпирического рационализма и «правильной» каузальности; первая отчасти даже уступает второй. Когерентные связи улавливаются искажённо и фрагментарно. Считываются они главным образом благодаря «атавистическим» правополушарным психическим режимам, подпитываемым коллективными интенциональными импульсами. Последние кодируются в соответствующей мифосемантике и в таком опосредованном виде закрепляются в традиции. Но магические техники уже почти не работают, а коллективная интенциональная индукция настолько слаба, что традиционные мистические представления, отражающие некогда действенные магические отношения, вырождаются до суеверий, коими переполнена повседневная жизнь современных архаиков. На поздних стадиях разложения традиционного общества и соответствующего типа ментальности агенты «ложных» связей (каузальность первого типа) далеки не только от действительной когеренции, но даже и от её ослабленного подобия. Ведь психическая индукция человека (коллектива), стремящаяся вторично и принудительно, с помощью волевого импульса воздействовать на интенциональные потоки, уже почти совсем выдохлась. Агенты магических манипуляций служат лишь носителями семантических кодов для включения соответствующей инерционной суггестии (индукции), более не способной к действительным магическим воздействиям. Здесь угасающая сила магического воздействия зависит только от субъективного интенционально-энергетического потенциала индивида или группы и условий его проявления. Вопрос можно формулировать так: способен ли индивид (группа) со своим индуктивным потенциалом создать действующую когерентную связь и тем самым осуществить действенный магический акт? В большинстве случаев ответ отрицательный. «Инструментализм» сводит на нет магическую потенцию. Но есть, разумеется, и исключения.