Текст книги "История Аквариума. Книга флейтиста"

А вот так – взяла и закончилась! Мы спели все намеченные песни.

И все! Можно и нужно было уходить…

Свершилось!

Помню даже не бледное, а белое лицо Олега Ивановича за кулисами. Он тихо стоял в уголке гримерки с камерой в руках, которую он так и не включил во время концерта. Забыл! Вот она, сила искусства!

Вернувшийся из зала от пульта Вадик в те мгновения светился. Он не говорил ничего конкретного, а только светился и лепетал: «Звук был ничего… Звук был ничего…»

Как он был доволен!

В коридоре появились финны и утащили Борюшку говорить интервью. За ними ввалился «Рыжий» Димка[42]42
  Гусев Дима – киношник, гармошечник (губной), «рыжий черт». Живет сейчас в Нью-Йорке и играет с женой и многочисленными детьми в своей группе. Больше всего любит улыбаться.


[Закрыть], по-матросски хромая во всю ширь своих ножищ и цепляясь своей улыбкой о дверной косяк. Она потом так и не спадала с его лица до самого нашего расставания с Тбилиси.

После этого концерта я наконец понял, чего я больше всего хочу сделать в Тбилиси – я хочу выпить с бегемотом!

Просто выпить красного вина в Зоопарке с бегемотом! И я выполнил эту мечту! Правда, бегемота мы на другой день не нашли, зато в нашу компанию затесался страус, который с фантастическим прожорством ел «Беломор».

Нет, уважаемые друзья животных, ни одно животное в зоопарке не пострадало, включая падкого на «Беломор» страуса. Он сам, как птица киви в каком-то рассказе Максуда Ибрагимбекова, напал на нас, только мы его за это не задавили, а наоборот, за то, что он украл у нас пачку «Беломора» и тут же съел, подарили ему вторую.

Пить пришлось в его компании, бегемота в тот день никто больше не искал!

Тбилиси, часть вторая – Гори

По условиям фестиваля каждый его участник должен был дать в общей сложности три концерта. Первый в филармонии, второй в местном Доме офицеров и последний в цирке города Гори, с обязательным посещением музея И. В. Сталина. Так вот, после первого выступления, второе нам попросту, без объяснения причин, закрыли.

Я не хочу сказать, что мы испытали какие-то трудности – нет! Просто нам сказали, что концерта не будет, и все! Думай что хочешь. А думать тут было нечего, мы продолжали посещать концерты и знакомиться с новыми людьми.

Ну вот, к примеру, группа «Сиполи», с которой мы вроде бы уже играли вместе, но так толком и не пообщались. А здесь самое время.

Хочу сказать, что чеховское театральное правило о ружье, которое должно выстрелить к третьему действию, отлично работает и в жизни. «Сиполи» в одной из песен своей большой и серьезной композиции, где поется обо всех бедах человеческих сразу, использовали пистолет. Простой такой стартовый пистолет. Бах! Бах! И все.

На сцене он был к месту и впечатлял, правда, смешнее всего выходило все-таки в тот момент, когда он давал осечку…

Так вот – есть в гостиничной жизни момент, когда на постояльцев накатывает чудовищная скука. Чаще всего это случается в первой половине дня, когда ничего не происходит. О некоторых методах ее преодоления я рассказывал в таллинских историях. В Тбилиси же все обстояло иначе. Теми методами здесь никого не удивишь. Но тем и хороши фестивали, что обязательно найдется кто-то, способный вывести кого угодно из того психологического стопора, который называют – спокойствие или затишье. Не помню, кто первый произнес это слово, может, это был Фагот или еще кто-то. Я склонен больше верить, что Фагот.

В общем, слово «Скука!» прозвучало определенно. Было это среди бела дня, напоминаю, что в центре города и в приличной по тем временам гостинице.

– Ах вот оно что! – с возмущением произнес Мартиньш Браун – герой «Сиполи», самый молодой член Союза композиторов Латвии. – Скучно?

Дальнейшие действия были столь молниеносны, что никто ничего не успел понять. Он вышел в коридор, достал свой стартовый пистолет и с криком: «Сейчас будет весело!!!» – трижды выстрелил из него в потолок, если стартовые пистолеты вообще стреляют столько раз.

Каждый раз после выстрела он выкрикивал в пространство одну и ту же запрещенную на всем ближнем и дальнем востоке фразу: «…твою мать!»

И ой как стало весело! Сразу!

Только что абсолютно пустая гостиница мгновенно наполнилась людьми. Но интересовало их не кто стрелял, а кто кричал. И не почему стрелял, а почему кричал?

Этот град несуразных вопросов и мелькание то ли напуганных, то ли возмущенных лиц привело компанию в такой восторг, что скука исчезла сама собой, а настроение вросло в норму без какого-то ни было допинга. И на долгое время.

Нам всем пришлось объяснять, что кричали это с улицы и кто это делал – мы не знаем!

Администрация поверила и удалилась через какое-то время вполне удовлетворенная, оставив нас в недоумении, как они смогли поверить в такую чушь. Но рассудите сами, среди бела дня, в самом центре Тбилиси кто-то ходит под окнами гостиницы и скандирует русскими ненормативными лозунгами! Для 1980 года это было невероятно!

И ни слова про стрельбу…

Восток – дело тонкое!

С этой гостиницей связана еще одна уникальная история, главным героем которой стал Михаил.

Как-то раз, совсем незаметно для нас, пришло время закрытия даже тбилисских магазинов, а холодильник с вином стал подозрительно и неуютно пустеть. Народу в номере было много, расходиться никто не собирался, и тогда было принято единственно правильное решение – отправиться в этом большом городе на поиски местной достопримечательности – «чачи», тем более что все знатоки местных традиций ее очень нахваливали. Вызвался Мишка, которому тут же были выданы деньги, и совместными усилиями спланирован первоначальный маршрут, с которого нужно было бы начать. Михаил выпил стаканчик вина «на ход ноги» и исчез. За него, как за человека, единственного осмотрительного из всех нас, никто не боялся.

Засим о нем на время и забыли.

Дальнейшее можно пропустить и сразу перейти к его возвращению, как к самой колоритной части рассказа. Надобно сказать, что не было его долго, и мы в какой-то момент начали беспокоиться, город-то все-таки чужой… Было не страшно, но все же…

И вот в какой-то момент дверь в номер с силой распахнулась и на пороге появился Мишка. То есть это был уже не Мишка, а большая на весь дверной проем Мишкина улыбка, и больше ничего в первый момент понять было нельзя.

В следующее мгновение, не говоря ни слова и не делая даже попытки шага вперед, он плашмя стал падать на гостиничный ковер. Сидевшие ближе к двери с трудом успели его подхватить за раскрывающуюся по ходу падения куртку, из которой вслед за ним начали падать полные бутылки из-под боржоми. Мишка рухнул на подставленные руки и сразу затих. Как раненого бойца, его отнесли на кровать в соседнюю комнату и оставили наедине со сном.

Ну а веселье продолжалось с новой силой от им принесенного, в ожидании его будущего рассказа о приключениях. А было все так.

Миша вышел из номера и, как человек с опытом в гостиничной жизни, направился прямиком к дежурному на этаже. В конце коридора за столом сидел человек с бутылкой боржоми и куда-то внимательно смотрел.

– Мне бы чачи? – спросил Миша.

Мужчина окинул его испытующим взглядом и протяжно спросил:

– А ты знаешь, что это такое?

Миша утвердительно кивнул головой.

Мужчина на Мишин ответ так же утвердительно кивнул головой и молча протянул ему наполненный больше чем наполовину стакан. Миша залпом выпил.

Это и была искомая чача! Да какая! Отменная, сделанная «для себя» или, во всяком случае, для друзей. Так Михаилу тогда показалось.

Мужчина испытующе смотрел на Михаила – дело было сделано, потенциальный продавец его зауважал.

– Мне бы на все, – стал запрашивать Миша, показывая деньги. Мужчина поманил его за собой, и они пошли вниз.

У входных дверей в гостиницу сидел другой человек, и тоже с бутылкой боржоми. Он столь же серьезно, что и первый, смотрел на Мишу.

– Мне бы чачи?! – опять спросил Михаил.

– А ты знаешь, что это такое? – последовал тот же вопрос. Миша кивнул головой.

Мужчина протянул наполненный чуть больше чем наполовину стакан. Миша выпил.

«Как все-таки они отлично умеют ее делать!» – промелькнуло в сознании.

Второй мужчина внимательно смотрел на Мишку и изучал.

– Мне бы на все… – повторил тот, как и в первый раз, показывая деньги.

Второй мужчина кивком показал следовать за ним.

Они вышли на улицу, свернули в глубь каких-то дворов, чуть поблуждали и скоро оказались у больших железных ворот. Мужчина постучал. Какое-то время спустя их впустили.

Зашли в дом. За столом, на котором стояла бутылка боржоми, сидел человек. Он смотрел на Мишу. Серьезно.

– Мне бы чачи?!! – спросил Миша.

– А ты знаешь, что это такое? – спросил человек.

– Знаю! – с надеждой ответил Мишка.

Мужчина протянул ему наполненный в точно такой же манере стакан. Миша выпил.

«А здесь чача была еще крепче, чем в последний раз!» – подумал Михаил.

– Мне бы на все, – произнес дежурную фразу Михаил, уже не вынимая денег.

– У тебя посуда есть? – спросил мужчина.

Миша отрицательно помотал головой.

– Тогда надо к соседу идти… – сказал мужчина и тут же потерял к Михаилу всякий интерес.

С провожатым они вышли за ворота и молча направились к соседу. Ситуация повторилась и в доме соседа:

– Мне бы чачи?!!!

– А ты знаешь, что это такое?

– Знаю!

Полстакана залпом, опять без закуски, и за это полные карманы посуды из-под боржоми.

Обратно с посудой к предыдущему человеку, а там новый вопрос:

– Тебе, генацвали, какой – этой или этой? На, попробуй.

– Мне любой! – с трудом выговаривая буквы, но не от холода, а наоборот, произнес Мишка…

– Нет, ты попробуй, чтоб потом на меня не обижаться, – и еще две порции от каждой «марки».

Дальше скорее по карманам, чтоб не уронить, а вдогонку: «Выпей на дорожку!» – или показалось?..

Скорее… В гостиницу… На этаж… Так, номер… Дверь открыта… Дома… Все…

Вот две части истории и замкнулись. Мы увидели Михаила в дверях гостиничного номера именно в этот момент, когда сознание начало его покидать, но он героически донес посылку до компании.

Ну а теперь о Гори…

Несмотря на бойкот, объявленный «официальным» Тбилиси в наш адрес, город Гори проявил полную самостоятельность.

– Ну и что, что у вас в Тбилиси такие порядки, – ответил вместо нас администратор из этого города, – у меня свои правила. У меня полный цирк народу сидит и артистов ждет! – сказал он какому-то человеку из городского начальства и, посадив нас в автобус, повез к себе.

И концерт состоялся.

Тогда мы впервые проезжали через Мцхета – это чудное место, где сливаются Арагва и Кура и где над всем этим стоит чудесная церковь, восхищавшая еще Лермонтова, да и любого путника, проходящего через те места. Не знаю, к чему я об этом, но мне кажется, что Грузия вообще не безразличное российскому пилигриму место.

На самом деле к тому дню, а это был, наверно, уже шестой день в Грузии, нас окружала довольно плотная компания из местных ребят. Их общительность и непосредственность полностью оправдывала те легенды, что ходили о них. Нас приглашали и встречали у себя в домах, как самых дорогих гостей и приятелей. Любое желание исполнялось, и любая прихоть могла стать реальностью.

В первый раз это настораживало. Не может же так быть на самом деле! Отчего все так удается?! А исполнение желаний длилось и длилось, не прерываясь.

В какой-то момент это должно было кончиться – и наконец-таки кончилось.

Эта история к концерту в Гори не имеет никакого отношения, но, прочитав ее, вы, может быть, поймете, почему путешествие туда могло вызывать опасения.

С первых дней, как мы поселились в гостинице, к нам прибился один молодой парень. Курд. Как и откуда он появился, не смог бы сказать ни один из участников поездки. Имени его не помню, и поэтому условно назову его «Гиви».

Он прилип к нам намертво. Вел себя просто и поэтому опасения вызывал не более пяти минут, тем более что по-свойски общался со швейцаром и некоторыми другими гостиничными старожилами. Производил впечатление своего… Был обходителен, охотно бегал за вином, сигаретами, помогал организовать еду в местном гостиничном ресторанчике, ничего за это не требуя, и особенно не надоедал. В первый день. Правда, в конце робко попросил провести его на концерт.

На следующий день он опять появился утром и естественно влился в наш процесс путешествий по городу. Гулял с нами, водил в кафе. И даже умудрялся брать нам кофе без очереди (помните еще такое слово – «очередь»?).

Делал, правда, он это невероятным образом…

Заходил в кафе, надевал на нос темные очки, доставал из кармана удостоверение ветерана войны и спокойно требовал ему кофе без очереди. Негодование сограждан по его поводу несложно представить, учитывая, что на вид ему было где-то года 23–24, а война закончилась к тому моменту уже 35 лет назад, как раз весной 45-го, и никакого официального Афганистана еще не существовало!

Но он умудрялся не только взять себе чашку, но и всем нам, как соратникам ветерана. Он утверждал, что курд, и даже возил в свой район, показывая, где живет. Представлял нам каких-то своих знакомых, родных…

Короче, усыпил бдительность вообще, если не сказать хуже. Нас должно было многое насторожить, но питерское воспитание не давало права послать его подальше.

На третий день он уже остался ночевать в номере, не желая далеко уезжать от холодильника, полного вина. Да и мы сами стали допускать ошибку за ошибкой. Первая и самая простая – начали его кормить и не брать денег. Спим, не спим – пускать его в номер. Стали оставлять его за себя, но пока еще ненадолго. И наконец – вообще перестали обращать на него внимание.

Он ведь ничего не делал. Не прибавлял и не убавлял!

Я даже один раз заговорил с Михаилом о нем:

– Странный парень – по всему, должен что-нибудь украсть, а не крадет.

– Да, – говорил Миша в ответ полушутя, – может, сегодня украдет?

На следующий день разговор повторился:

– Смотри, и сегодня ничего не украл?

– Да, и сегодня! – даже с каким-то разочарованием констатировал Михаил.

Так продолжалось несколько дней, и терпение начинало лопаться – ну должен же что-нибудь украсть, а не крадет, стервец! Надо сказать, что доверие к нему уже перешло все границы, и как-то раз Женька и Мишка просто оставили его ночевать у себя в номере, когда мы все где-то болтались до утра…

И опять все спокойно – ничего не украл.

И вот пришел тот вожделенный вечер, когда все вернулось на место. Он вдруг отказался идти на очередной концерт и попросил у кого-нибудь ключ от номера, мотивируя это желанием посидеть вечерок со своей подружкой у телевизора, а к ночи продолжить общение с нами.

Все было как обычно и не предполагало никакого подвоха. Он столько раз имел возможность и мог вынести абсолютно все из любого номера, что эти несколько часов без нас, да и в вечернее, а отнюдь не в ночное время, казались безопасными. Что там говорить!

– Возьми ключи и иди себе с миром, отдыхай.

Номер был Женькин и Мишкин. Кто играл в тот день, не помню, только еще во время концерта я с интересом подумал – как он там, наш Гиви?..

Вернувшись, мы первым делом сразу мимо своих номеров пошли к их номеру и…

Дверь закрыта, никто на стук не отвечает. Быстро за консьержкой, найти запасные ключи, открыть… Открыли…

Ну наконец-то – украл…

Как долго пришлось этого ждать!

Но как и что украл!

В номере лежали все Женькины барабаны, Мишкин бас, их иные персональные ценности и даже какие-то материальные (имею в виду деньги). Ну ничто не тронуто!

Гиви надел Женькины джинсы, Мишкины новые ботинки, еще что-то для полного гарнитура и ушел, оставив в шкафу свой потертый плащ и никому не нужные кеды… Короче говоря, он переоделся…

И тут надо отдать ему должное, потому что выбрал он самые неношеные вещи из всего аквариумовского гардероба. Все, что он надел на себя, – было практически новым! Вот гусь!

Еще находясь под впечатлением своего прозрения, мы пытались его найти, обратившись к тем людям, с которыми он еще недавно здоровался. Но никакой реакции! Его никто не знал, не видел, не слышал. Короче, что нам еще надо?

Человек исчез, словно стал тем самым ветераном, за которого себя выдавал, и растворился во времени, соответствующем его удостоверениям…

Так что, когда мы ехали в Гори, ощущение какого-то подвоха не оставляло ни на секунду. И как выяснилось – зря! День прошел прекрасно, начиная с упомянутого ранее Мцхета вплоть до окончания.

…Впервые я оказался в Москве в возрасте четырех лет от роду, тогда-то я первый и последний раз попал в Мавзолей. Помню, пришлось стоять многочасовую очередь. Моим родителям и мне. Да куда только в те времена не было очередей?.. Кроме Эрмитажа…

Они тогда там лежали оба. Оба светились (не как Вадик) и мерцали хрусталем. И вот я на родине одного из них. Я в зрелом возрасте и иду знакомиться с молодыми годами почитаемого здесь человека…

Странное смешанное чувство возникает, когда один бродишь по каменным пантеонам. Такое же чувство наверняка испытывали Pink Floyd, выступая в гордом уединении в Колизее, или Grateful Dead меж Египетских пирамид…

В таких местах ты как бы стоишь один на один перед ледяной вечностью, где бы она ни находилась – в Африке или в Антарктиде. Слаб человек думающий. Бессилен он перед периодом полураспада в миллионы лет!!! При жизни многие строят феоды и возводят империи, при жизни даже тлению можно придать цветущий оттенок.

…И ничто так не стынет перед вечностью, как ничтожность прижизненной силы…

В музее никого, кроме нас, тогда не было, его вообще, по-моему, ради нас и открыли…

А московский мавзолей в то мое единственное посещение был битком набит глазеющими…

А после был цирк!!!

Вот оно, настоящее ощущение зверя, когда вокруг тебя ревет толпа, а ты проделываешь свои фокусы и носишься, носишься, носишься по кругу. А если ты – лев, то еще и рычишь! Приятное чувство – тебе вовсе и не надо никого съедать – ты накормлен, а тебя все боятся. Как смерти.

Вот он, цирк!

Администратор был к нам с самого начала профессионально холоден, но одну фразу себе все-таки позволил, цитирую: «Делайте, что хотите, только „смичек в жепа“ не надо…»

Над ее смыслом уже не первое десятилетие бьются «аквариумоведы», но ее разгадка еще только впереди.

Скорее всего, свою роль сыграло природное грузинское любопытство – не бывает так, чтоб грузин сам ничего не видел, а ему только рассказывают про что-то такое, что и видеть-то нельзя. То есть одновременно это и показывать нельзя, и посмотреть хочется! Нет, все надо попробовать самому!

Но что бы там ни было – концерт в рамках циркового манежа удался на славу. С нами туда заодно приехали Мартиньш Браун и Димка Гусев в обнимку с финским телевидением в лице милой девушки и оператора-чилийца. Камеру он из рук не выпускал никогда. Вообще никогда!

Почему он это делал, я понял тогда, когда он назвал сумму, которую она стоит. Тихо и на ушко!

Съемка началась, а точнее, начался концерт, практически повторявший тбилисский, но в иных декорациях. Публика справа, публика слева, публика сзади и впереди, в общем – везде. Такого раньше тоже не было – непонятно куда петь и непонятно куда играть. Вспомнились кадры The Beatles на каком-то стадионе, где они от песни к песне поворачивали колонки в разные стороны и играли то спиной к одной стороне зала, то спиной к другой. Больше всех мучился Ринго. Ему с барабанами крутиться было труднее всех.

Мы же просто играли каждый в свою сторону, как дрессированные хищники, что сидят на тумбах по периметру арены и рычат. У нас выходило похоже.

Мне на том концерте достался вместо рояля очень милый синтезатор ARP OMNI, который заливался, как утренний соловей, и не давал покоя. Плохо зная расположение переключаталей на нем, в полной темноте цирка я не мог правильно совладать с этим инструментом в плане поисков нужных тембров и при первой же возможности старался на нем не играть вообще, хотя, судя по записи концерта, это мне не всегда удалось – он там все-таки звучит.

Для остальных же все было как обычно. Фагот стрелял музыкальной мелкой дробью под купол цирка, Сева перепиливал виолончель и Борю смычком, Женька стоя лупил палочками незабываемый рифф «Homo-HiFi», Мишку плавно выгибало от каждой взятой им ноты, а сам Борюшка заговаривал посредством правой и левой руки свой восстановленный после Артема инструмент и «электричество, смотрящее ему в лицо», в образе микрофона.

На этот раз все шло по плану. Во всяком случае, нам так казалось. Но другого мнения на этот счет были оставшиеся в районе шпрехшталмейстерского места Димка и Мартыньш. И когда заиграл «Блюз свиньи в ушах», Димкина гармошка, опережая ее хозяина, уже бегала перед свободным микрофоном, а ненадолго оставленный мною ARP вновь приобрел голос и запел рижским морским соловьем в лице Мартиньша…

Это уже был народный интернациональный оркестр имени всех диктаторов! Массы трепетали, администратор ликовал, кони бились в стойлах.

Концерт неожиданно закончился, как и его предшественник в Тбилиси. Песни пропелись…

Никто больше не стоял бледный, и никто, наверно, не светился – все устали… Играть – трудная работа…

Только в это время в горах раздалось далекое грозное ворчание, будто кто-то устало выдохнул…

Я подумал – это он отозвался на наше беспокойство…

А может, это самолет пролетел?

На улице было свежо и начинало темнеть. Нужно было обратно в Тбилиси. Гори улыбался неизвестно кому, может быть, и нам? Заканчивалась первая, самая безответственная часть истории «Аквариума», не оставившая после себя практически никаких документов, во всяком случае в тех хранилищах, куда вход простому человеку доступен.

Так и что с того? Помните, как у Бертолуччи? Монахи, всю жизнь творящие небесной красоты рисунок на песке, ради того момента, чтоб мастер, взглянув разок, одним движением руки стер его. Навеки…

Это время каплями горящей пластмассы легло на старинный дубовый паркет и застыло, навечно въевшись в благородную древесину. Его невозможно ни стереть, ни отмыть, ни забыть, ни уловить, его никак нельзя даже представить, разок не побывав там самому.

Его можно только любить, любить, любить, и то поверив нам на слово…