Текст книги "Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия"

Параллельные прямые

На премии «Букер» в майданном 2014 году я накоротке спросил Захара Прилепина о Романе. Тот сказал, что сейчас они крайне разошлись и далеки друг от друга. Там же подошел к Роману, и он мне на этот счет ответил, что в литературе нет друзей. До этого Роман неоднократно возмущался, что Прилепин в соцсетях якобы призывает идти на войну.

Недавние трагические события на Украине явились лакмусовой бумажкой для многих. Стали водоразделом, который снова, как и в далекие уже девяностые, разделил общество, разбросал по разным лагерям близких друзей. Такой же развилкой они стали и для писателей – условно назовем их «новыми реалистами», ведь они имеют дело с новой реальностью. Если с позицией Прилепина, Шаргунова, Садулаева всё более-менее понятно, то Роман Сенчин здесь стоит особняком. Внешне даже может показаться, что он вступает в жесткое противоречие с собратьями по перу. Но так ли это?

«Я по-прежнему убежден, что в феврале 2014-го на Украине произошла революция. Ее делали вместе и националисты, и анархисты, и либералы, и социалисты», – обозначил Сенчин свою позицию в статье «Рассуждения недопонявшего», опубликованной в «Литературной России» ((http://www.litrossia.ru/item/7623-rassuzhdeniya-nedoponyavshego).

По его мнению, пена революции – языковые инициативы, с которыми выступил в Раде Тягнибок. Они стали поводом для событий в Крыму и после на Донбассе. В итоге «теперь для большинства украинцев Россия – враг, откусывающий куски их страны. Проклинающие Порошенко, Тимошенко, Яроша и прочих, всё же воюют с ополченцами и добровольцами на Юго-Востоке. И еще долго-долго будут воевать, истреблять друг друга славяне».

Важно то, что, по мнению Сенчина, «Евромайдан вполне мог перерасти в социалистическую революцию». Подобная перспектива пугала власть в России, и поэтому майдан был окрещен «нацистским переворотом». Сенчин же в Майдане увидел искреннюю низовую энергию масс, которая в идеале могла бы привести к настоящему переделу собственности, то есть национализации. Подобный пример никак не устраивал власть имущих в России, грозя аналогичным сценарием и для нашей страны.

Сенчин сохранил сильное недоверие к власти. В личном разговоре со мной он как-то отметил, что поддерживал Путина до той поры, пока тот не заявил, что не намерен пересматривать итоги приватизации. Всё остальное – мимикрия власти, попытки ее понравиться, заигрывание с массами. Главное же для нее – борьба за выживание, за установленный в свое время «новыми реалиями» статус-кво, за сохранение собственности. Ради этого она и перенаправляет энергию масс на поиск внешних врагов, ради этого выступила с позиций удушений украинской «революции», которая вполне могла бы перерасти в социалистическую. Олигархический передел власти и всплеск националистических настроений – всё это следствия задавленной революции.

«Я за Крым, за ополченцев, за Интербригады, но пока не известно, как тот же Крым нам аукнется. Его никогда не примут в мире и при малейшей нашей слабости могут предъявить», – сказал мне Роман во время кухонной беседы. По его мнению, буржуазная власть России, которая родом из девяностых и совершенно не порвала с ними, использует Украину для отвлечения от внутренних проблем. Это не примитивно-юмористический призыв «защитите русскоязычное население Вологодской, Архангельской, Ярославской области», который звучал в Интернете во время «русской весны». Сенчин подозревает власть в искусственном доведении ситуации на Украине до кровавого противостояния, чтобы не решать внутренние вопросы, которые давно назрели. Это и пересмотр итогов приватизации, и коренное изменение действующей экономической модели.

Хоть в той же статье Сенчин и пишет, что «в общем-то события на Украине и стали той развилкой, когда новые реалисты пошли разными путями», но если и можно говорить о развилке, то эти пути не диаметрально противоположны. Позиция писателя крайне далека от той, которую транслирует либеральная общественность. По мысли Сенчина, «российская власть переключила внимание с внутренних проблем на внешние» (http://russ.ru/pole/K-rasovoj-teorii-Zahara-Prilepina). Это на самом деле так, чего уж греха таить. Но произошло это по злому умыслу или по необходимости, потому как так сложились обстоятельства?

Действительно, сложилась полушизофреническая ситуация: с одной стороны, декларируется независимая суверенная внешняя политика, что было с энтузиазмом воспринято обществом и подняло уровень доверия к власти. Но с другой – мало что меняется во внутренней политике, где всё еще правят бал персонажи и законы девяностых («Самые влиятельные и самые богатые люди – это по-прежнему они, а не похожие на нас», – писал Прилепин в колонке «Гонимые, палимые, самые любимые» http://svpressa.ru/society/article/132676/). Не поднимается вопрос восстановления справедливости – пересмотра итогов преступной приватизации. И здесь Сенчин прав, эта проблема – лакмусовая бумажка всего.

«В России сохранились те институты и тот строй, которые создали Чубайс с Гайдаром. Причем институты эти усложняются, строй твердеет. Государство это не укрепляет, жизнь людей не улучшает. Если у руководства страны возникают идеи создать нечто новое, большое, то дело двигается тяжело, со скрипом, сопровождается массой скандалов, уголовных дел, отставок. Не думаю, что у нас так много вороватых людей – по-моему, сама система устроена так, что невозможно что-нибудь не нарушить, не попасть на крючок», – пишет Сенчин в статье «К расовой теории Захара Прилепина» (http://russ.ru/pole/K-rasovoj-teorii-Zahara-Prilepina). И здесь же он задается вопросами: «Что нынешняя, такая вот Россия принесет в Крым? Игорную зону?» «Юго-Восток бомбят. А многие города России без бомбежек лежат в руинах. Жители гибнут не от снарядов, а от кипятка, рухнувшей остановки, развалившегося дома, проваливаются в ямы на тротуаре, и их уносят канализационные потоки…»

В романе «Зона затопления» журналистка районной газеты Ольга ходила по остаткам села, которое готовят под затопление, и «не могла отделаться от ощущения, что находится в недавно освобожденном от захватчиков месте». Это ощущение пребывания в оккупации описал и Герман Садулаев в рассказе «Блокада». То есть, по мнению Сенчина, нужна коренная социально-экономическая переделка общества. В этом нет ничего от пресловутой «перестройки», а скорее – восстановление справедливости. Иначе всё будет восприниматься подделкой, красивым фасадом на публику, за которым действуют и правят бал совершенно другие процессы: пиара, выгоды, как в «Зоне затопления», самосохранения и сохранения собственности, а истовый патриотизм и «русский мир» – это лишь на публику.

«После четверти века томления и почти бесплодной борьбы, чувства униженности и тошноты наконец появилось настоящее дело», – считает Роман Сенчин, и многие (как тот же Захар Прилепин) бросились с азартом к этому делу. Но, как заключает Роман, это обманка, ведь власть до сих пор осталась антинародной, она не в силах преодолеть пустоту, пустыню, а только увеличивает ее под благими лозунгами, как в «Зоне затопления», уводя энергию масс, то есть растрачивая ее впустую, уничтожая на Донбассе людей, в которых проснулась пассионарность.

Поэтому и совершенно естественно появляется призыв Сенчина «перевести взгляд с западного направления обратно на Россию», иначе здесь ничего не останется. Менять внутреннюю экономическую модель и политику, по которой получается, что сама большая страна невыгодна и неэффективна. Остается ждать изменений, а они будут «в одну из двух сторон». Этими словами завершается у Сенчина повесть «Полоса».

Принципиальное расхождение с собратьями по перу еще и в том, что, по мнению Романа, его коллеги демонстрируют привыкание к жизни, отход от реализма. Собственно, этому и была посвящена его статья с говорящим названием «Новые реалисты уходят в историю» (http://www.litrossia.ru/archive/item/7191-oldarchive), где Роман сетует, что «настоящий художник занят хоть и непреодоленным нами всеми, но уже отдаленным, прошлым». И здесь же формулирует свое писательское кредо: «Есть правила для литераторов: не стоит писать на злобу дня, по горячим следам, не нужно тащить в прозу публицистичность, необходимо дать событиям отстояться. Неправда – нужно хватать настоящее, пока оно живое, пока сопротивляется, кусает».

Кстати, эту тему он проговаривал в одной из своих ранних повестей «Малая жизнь». Молодой художник Сергей решил перебраться из города в деревню, где побывал на концерте, приуроченном к 9 мая. «И вот пришел День победы в когда-то выигранной войне, и его нужно достойно отпраздновать. А говорить, на самом деле, нужно сейчас о другом, и именно в этот день, именно сейчас. Не о почти мифическом ныне немецко-фашистском нашествии, не о героизме советских бойцов, а… Вот бы собрали подписи за прекращение войны, послали телеграмму президенту…» – рассуждает про себя Сергей после мероприятия. История заменяет настоящее. Новая война – очередная чеченская кампания, которая развернулась в то время. В сопоставлении с этой реальностью действо в сельском клубе, на котором побывал Сергей, воспринимается как «грандиозный обман», чтобы отвлечь «внимание от зрелища другого»: от новой войны, которая «более страшная, потому что она сегодня, сейчас, потому что воюем не с каким-то явным агрессором, а, если честно, с маленьким народцем, который оказался внутри нашей страны…».

Памятуя об этом, понимаешь, что в своем нынешнем взгляде на украинские события Сенчин последователен. Он точно так же видит обман и отвлечение внимания от ближнего на дальнее. Вот только для Прилепина тот же Донбасс – это не дальнее, там его родня, и это не патетический речевой прием.

Что не должен делать писатель, по мнению Сенчина, так это призывать, агитировать идти на войну, подливать масло в конфликт. В той же статье «К расовой теории Захара Прилепина» Роман пишет: «Одни отправились сражаться, как Григорий Тишин, другие, как Захар Прилепин, стали жечь глаголом и собирать гуманитарную помощь… Всё бы правильно, но действуют они не в России, гибнут не за Россию и, по существу, не на благо России». Этот тезис был развит Сенчиным в рассказе «Помощь», опубликованном в журнале «Знамя» (http://magazines.russ.ru/znamia/2015/5/5s.html). Кстати, в нем он поставил Захара на место «чужого», что проделал в свое время с собой в одноименном рассказе.

Герой рассказа «Помощь», писатель Трофим Гущин, в котором без труда угадывается Захар Прилепин, беседует со своим соратником по партии Ясиром, скрывающимся от правоохранительных органов. Тот спросил у Гущина: «Мы сколько лет бились за революцию… Произошла революция на Украине, и мы бросились ее душить». Дальше разговор заходит про смену существующего строя в России, про национализацию, заявленных в программе партии. Как заключает Ясир: «война там – отвлечение от внутренних наших проблем.

– А может, первый реальный шаг к переменам в самой России, – добавил Трофим. – Тебе такой вариант не приходил в голову?

– Да ну, брось. Так и про тех, кто в Афгане воевал, говорили, и про тех, кто в Чечне… А возвращались они в жизнь и растворялись в ней. Приспосабливались, кто как мог».

Ответ про удушение революции можно найти, например, у того же Прилепина в юбилейном интервью газете «Труд» (http://www.trud.ru/article/03-07-2015/1326592_rodinu_nado_znat_v_litso.html): «Нет никакого интернационала революций, как остроумно заметил один человек. С чего мне принимать социальную революцию на Украине – откровенно западническую и русофобскую? Я же не мазохист. Я патриот своей страны и за чужие революции не болею».

По его мнению, присоединение Крыма и Донбасс – это тоже революции, только свои: «Микро-революция, национальная, имперская, дипломатическая, международная и внутренняя – как раз такая, о которой мы говорили и мечтали. И намечтали себе. И Донбасс – тоже революция, хоть и не удавшаяся пока в полной мере. И эти революции – мои. А майдан – не моя».

На упреки Романа о призывах воевать Захар также ответил в одном из своих интервью: «Я никогда и никого не призывал отправляться в качестве добровольцев, ополченцев или кого угодно, не призывал к участию в войне против Украины. Я занимаюсь сугубо гуманитарной деятельностью, помогаю гражданам Донбасса в сложившейся ситуации» (http://www.mk.ru/culture/2015/07/06/zakhar-prilepin-ya-nikogda-ne-prizyval-otpravlyatsya-voevat-na-ukrainu.html).

Там же он сказал, что «такое пугливое существование – из-под полы, из подземелья – русской литературе не было свойственно никогда. Ей была свойственна другая традиция. Тогда на все войны и Ломоносов, и Державин откликались одами, славящими величие русского оружия». Об этом он позже написал свою книгу «Взвод».

Если Прилепин фразой будто рубит сплеча, то Сенчин сомневается, он за многим подозревает подвох, он размышляет, будто с миноискателем идет.

Валерия Пустовая однажды сравнивала Прилепина и Сенчина на основе противопоставления «“рахметовщины” и “обломовщины” – разрушительного действия и разрушительного недеяния». Внешне всё выглядит именно так, особенно если отбросить эпитет «разрушительный». Сенчин из текста в текст выводит галерею персонажей обломовского типа. Но это всё очередной сенчинский обман, тупик лабиринта его произведений. Каждый его герой потенциально деятельный человек, он до поры прощупывает почву, чтобы прорвать покрывало инертного мира. Тот же Шулин – герой повести «Полоса». Далеко не каждому это удается, крест этот – тяжкий.

Сенчин жаждет «брожения умов», нынешнее же поколение, современные люди «закостенелы, неразвиты, ленивы» – пишет он в статье о Виссарионе Белинском «Конгревова ракета». И здесь, конечно же, проблема в поколении, которое «в самом начале пути оказалось словно бы перед глубоким оврагом, который нужно или перепрыгнуть или скатиться на дно. «Всё или ничего» – эта формула определяет российскую действительность последних десяти-пятнадцати лет» («Новые реалисты», 2003).

Кстати, о проекте гипотетической революции Сенчин писал в упоминавшейся уже колонке «Если завтра… Все-таки…». Повод – предложение написать небольшой рассказ за десять тысяч рублей о революции в России в ближайшее время. По большому счету, будет всё «как и раньше». Полумиллионный митинг, берут Кремль, несколько сотен погибших. А наутро – перестановка мест слагаемых: нынешние политические аутсайдеры распределяют власть, проходит некоторое время, «но улучшения не наблюдается – механизм сломать не удается». Да и новые отцы государства станут говорить, что его «невозможно изменить за сутки»…

По большому счету персонажи Сенчина тяготеют к прилепинскому Саше Тишину, просто они знают заранее итог – исякание прекрасных и губительных порывов, привыкание к жизни. Это знание часто мешает им наслаждаться чудом жизни. Герой Прилепина всегда остается самим собой, не свыкается с существующим порядком вещей, обретает волю, способность к действию. Он готов на внерациональные, абсурдные поступки.

А ведь тот же Саша Тишин при первом своем появлении в прилепинском романе не предпринимает активных действий, он довольно пассивен. Его «подтолкнули в спину стоящие позади», он еще пытается анализировать, размышлять, выступает как наблюдатель. Однако затем и сам обретает действие, его заражает окружающая стихия: «Саша уже держал в руках оградку и тянул ее на себя». Тишин до поры ведом, он действует по инструкциям, которые ему спускают, часто втемную. Он будто марионетка в руках неведомых сил, пока сам не возьмет всё в свои руки и не поведет за собой, обретая тем самым и свою самостоятельность.

«Наше имя – Эдуард Лимонов!» – одно время скандировал хмельной Роман во время общих посиделок в каком-нибудь питейном заведении. Он сам очень близок к Тишину. Возможно, в какой-то мере Сенчин воспринимает его за вариант своей потенциальной, но неслучившейся судьбы.

Кстати, на волне полемики с российским либерализмом Сенчин критикует и «расовую теорию Захара Прилепина» (http://russ.ru/pole/K-rasovoj-teorii-Zahara-Prilepina) – название «Две расы» дала колонке Прилепина «Их депрессия» газета «День литературы». Позже по поводу этой расовой теории Прилепин вскользь упомянет в колонке «Здравствуйте, мы ваши зомби», где говорит, что деятели прогрессивного толка вовсю подразделяют народ на два разряда и им никто слова не говорит. Однако сам Сенчин еще в 2003 году в статье «Разбор разбора» (посвященной реплике Анны Козловой по поводу повести Сергея Шаргунова «Ура!») писал о том, что сейчас появилось много интеллектуалов, для которых народ «жадная гадина», «безбожник», «зверь». Позицию подобных «антинародников» он сравнивал с фашизмом: «Это течение интеллектуалов-антинародников превращается в реальную идеологическую силу. Их позицию можно сравнить с фашистской, только у антинародников во главе угла стоит не национальность, а класс. Они делят население на два класса: народ (быдло, низовой слой) и оставшееся меньшинство, которое мыслит, безустанно духовно совершенствуясь… Дай им волю, они бы собрали низовой слой в резервации, огородили бы его высокой глухой стеной с редкими воротами для вывоза материальных ценностей». Не две расы, а два класса…

Позже сам Роман прокомментировал мне это свое высказывание: «Я именно против деления. И это хорошо видно вроде бы. Но люди не видят. В нулевые были интеллигенты-антинародники, теперь – некая новая элита, которая снова стала делить…» Это очень важное замечание, отлично характеризующее Сенчина, который выступает против любого навязанного разделения народа. Ведь именно с него начинается разлом общества.

Мы сидели у него на кухне, рассуждали, в частности, о том, что у нас на глазах довольно большое число талантливых и перспективных писателей сошли с дистанции и совсем прекратили писать или стали это делать заметно хуже. Они заходили с эпатажа, с того, что начинали «мочить» всех и всё и в итоге бумерангом разрушали сами себя, запускали в себя эту рознь.

«Люблю Прилепина, считаю его, возможно, самым талантливым современным писателем, но не понимаю, к чему он призывает. В стране ничего не меняется, а он как будто обуржуазился и поддерживает путинский капитализм. Я человек другой расы, а вот у него даже квартирник с пометкой “только для своих”», – сказал Роман.

Если уж на то пошло, то про две расы, два народа говорили задолго до Прилепина. К примеру, отечественный философ Георгий Федотов в статье «Трагедия интеллигенции» писал, что еще Петру удалось «расколоть Россию на два общества, два народа, переставших понимать друг друга». Собственно, сейчас мало что изменилось, разве что вместо петровского дворянства выступает либеральная интеллигенция, которая силится выпестовать вокруг себя новую элиту, которая бы противостояла народу.

Так что я не стал бы говорить о принципиальном расхождении позиций. Просто они идут параллельными путями. Рано или поздно эти параллельные прямые снова пересекутся. Это неизбежно.

Сенчин постоянно меняет угол обзора. Периодически проводит ревизию собственных взглядов от противного, проверяет их на живучесть, чтобы самому не погрузиться в миражную реальность. Его путь – путь сапера, борца с соблазнами и искушениями. Он пробил толщу реальности, и мир раскрылся ему своими смыслами.

Сенчин – наше настоящее, в которое никто не любит вглядываться. Это персонифицированный страх перед реальностью. Лучше убрать взгляд, потупить взор, пройти ускоренным шагом и начать рассуждать о чем-то другом, а иначе это настоящее поглотит. Это именно та пропасть, которая начинает вглядываться в тебя. Любопытный и показательный казус был с романом «Елтышевы», когда он был номинирован на все основные литературные премии. На «Нацбесте» почти все члены жюри расхваливали эту книгу, но голосовали, как правило, за другие. Перед «Букером» многие считали, что Роман гарантированно идет на премию, но в итоге ее дали полной серости. Лучше потупить взор?..

С Сенчиным часто так. Для многих он мрачен, замкнут, непонятен. Никто не знает, что от него можно ожидать. Ну, показывал бы беспросветный мрачняк современной России – можно бы на либеральные знамена поднять. Но мрачняк-то у него всегда внешний, для скользящего по поверхности взгляда. В реальности же у него всегда за тучами свет, потому что Сенчин очень светлый писатель, хотя и воспринимается как постоянный укор нам, погрязшим в серости в одном шаге от превращения в насекомое подобно Грегору Замзе.

Это писатель, который не может поступиться правдой, не может закрыть на нее глаза и идет против всего мира, против его логики, где у каждого есть своя хата, которая с краю. У него есть много общего с героем фильма Юрия Быкова «Дурак» – подвижника, совершающего часто внерациональные поступки, расходящиеся с общепринятыми стереотипами, чтобы встать на пути разлада, разобщенности, разрастающейся трещины. А если идти вглубь отечественной культуры, то Сенчин – это наш неистовый Аввакум.

К силе, смелости и наглости призывает он молодых, чтобы прервать инерцию: «Молодым, нынешним двадцатилетним, нужно поверить в свою силу, стать смелыми и наглыми. Не зевать, не примериваться к тяжести той или иной темы. Нужно схватить ее и ворваться», – пишет Роман в 2015 году в эссе «Не зевать».