Текст книги "Практическая криминалистика. Учебник для вузов"

– Молодцы, – старый следователь был доволен, – давайте посмотрим ваши протоколы и фототаблицы, отвечают ли они этим требованиям.

– Я бы сказал, что частично, – заявил Сергей, – и вообще, мы же еще только учимся.

– И что? – в голосе Николая Валериановича зазвучали металлические нотки.

– Ну мы же не следователи, а только студенты, значит, мы можем и ошибиться, – неуверенно ответил Сергей.

– А следователь может ошибаться?

– Да, он же человек, – буркнул Сергей.

– Нет, – не согласилась Сима, – цена его ошибки слишком велика. Из-за следственной ошибки к уголовной ответственности может быть привлечен невиновный.

– Но следователи ведь все равно ошибаются, – возразил Сергей, и ребята вопросительно посмотрели на старого следователя.

– К сожалению, Сима, Сергей прав, следователи действительно ошибаются, – Николай Валерианович грустно улыбнулся, – но и ты права, цена этой ошибки – свобода и даже жизнь невиновного. Именно поэтому закон требует от суда изучения и оценки допустимости и достоверности доказательств, полученных следователем. Ошибка следователя – это основание для признания доказательства недопустимым или недостоверным. Таким образом, суд частично ее нейтрализует, с тем чтобы она не стала судебной. Невиновный в этом случае не пострадает, но виновный избежит ответственности, что тоже нехорошо. Но, как гласит древняя мудрость, «пусть лучше сто виновных избегут ответственности, чем пострадает один невиновный».

– Значит, следователь должен делать все возможное, чтобы избежать ошибок, – заключила Сима.

– И студент, выполняющий задание по криминалистике, должен, как следователь, делать все возможное, чтобы избежать ошибок, – продолжил Сергей, копируя ее интонации. Ребята и следователь весело рассмеялись.

– Давайте посмотрим ваши фототаблицы, – предложил Николай Валерианович.

Студенты открыли свои отчеты и сразу притихли и загрустили. В отчете Сергея на первом листе были наклеены три фотографии, собранные в книжку; они были перечеркнуты красным маркером, под ними красовался огромный вопросительный знак. У Серафимы такого знака не было, но поперек страницы было написано: «Переделать!»

– Ну и почему тут вопрос, – спросил Сергей, – а у Симы его нет?

– Кажется, я догадалась, – обрадовалась Сима, – у меня под фотографией есть ее номер, описание и параметры фотосъемки, а у тебя нет.

– Получается, под каждым фотоснимком нужно писать его номер, описание и параметры, как в протоколе, – согласился Сергей. – Так в протоколе мы указали, что это «фото 1–3 – ориентирующая фотосъемка места происшествия, выполненная методом круговой панорамы», и потом параметры.

Он устроился на краю стола и принялся переписывать текст из протокола в фототаблицу.

– А вот почему мне нужно переделать ориентирующую фотосъемку, я не понимаю, – вздохнула Сима, разворачивая свою панораму. Панорама легла длинной узкой лентой, там было не меньше 15 склеенных в ряд фотоснимков (рис. 4.1).

Рис. 4.1. В данном случае панорама включает в себя больше четырех фотоснимков, что существенно затрудняет ее восприятие

– Какая она у тебя длинная, – удивился Сергей.

– Полный круг, – гордо ответила девушка.

– А почему она такая узкая? – лукаво спросил следователь. – Вот я смотрю на нее, и ощущение, что в щелку подглядываю.

– Так снимки неровные получились, один выше, другой ниже, неаккуратно и некрасиво, я их подровняла, стало красивее, но узко, – вздохнула Серафима.

– Значит, в материалах уголовного дела главное – это красота?

– Красота должна быть во всем, и в деле тоже, – не сдавалась девушка.

– Серафима, – Николай Валерианович строго и пристально посмотрел ей в глаза, – что для юриста важнее – красота или информация?

– Конечно, информация.

– Что такое изображение на фотоснимке?

– Информация, – догадалась девушка.

– Что ты отрезала от фотоснимков ради красоты? – следователь выстреливал вопросы один за другим.

– Информацию, – Сима вздохнула и добавила, – много информации, примерно половину каждого снимка.

– Именно поэтому твоя панорама производит впечатление узкой щелки, в которую подглядывают, – объяснил следователь, – но это еще не все. Посмотрите внимательно на панораму, какое еще впечатление у вас возникает? Похожа она на реальность?

– Нет, – Сергей покачал головой, – я не знаю почему, но эта панорама кажется мне непохожей на окрестности юридического факультета.

– А мне кажется, что все отлично, – возразила Серафима, – полный круг, 360 градусов, сфотографировано все, что вокруг корпуса юридического факультета. Хотя на щель похоже, – девушка внимательно изучила длинную ленту фотоснимков, – и есть какая-то странность, но я не пойму какая.

– Кажется, что твоя панорама отличается от действительности, но никаких отдельных отличий ты не находишь? – мягко поинтересовался следователь.

– Точно, – обрадовалась Сима, – это именно то, что я чувствую, глядя на свою панораму, а как вы поняли?

– Просто это диссонанс между тем, что ты видишь в панораме, и теми образами окрестностей юрфака, которые хранятся в твоей памяти.

– Это как? – ребята недоуменно смотрели на следователя.

– Основы психологии восприятия, – видя, что недоумение усилилось, Николай Валерианович покачал головой и пояснил. – У человека привычный угол обзора – 120–130 градусов, у мужчин он чуть у́же, у женщин чуть шире. Твоя панорама вкладывает в обзор гораздо больше, чем привычные 120 градусов, поэтому, когда на нее смотрит человек, знакомый с тем, что на ней изображено, ему кажется, что на ней что-то не так, но что именно, он не понимает. Это свойство характерно для больших панорам, в твоем случае эффект усиливается за счет узости снимков. Рекомендуется делать панорамы в три-четыре снимка, с тем чтобы запечатленное изображение укладывалось в привычные 120 градусов. Лучше три-четыре небольшие панорамы, чем одна огромная. Мы с вами уже обсуждали дополнительные цели осмотра и фотосъемки, давайте подумаем, что произойдет, если мы покажем твою, Серафима, панораму свидетелю при допросе?

– Ну, – протянула девушка, – если у меня и у вас она вызывает диссонанс, то у свидетеля он тоже возникнет. Получается, что свидетель будет вынужден решать дилемму, чему больше доверять – панораме или своим воспоминаниям, которые почему-то говорят о том, что в панораме что-то не так, но что именно, он понять не может. В любом случае такие психологические процессы вредят достоверности показаний. Мне кажется, что такую панораму свидетелю лучше не показывать, а значит, и в деле ее быть не должно.

– Здравая мысль, – улыбнулся следователь, – давайте посмотрим на следующую ориентирующую фотосъемку.

– А у нас она одна, разве их должно быть две? – удивились ребята.

– А почему вы решили, что ориентирующая фотосъемка проводится один раз? – в свою очередь удивился следователь.

– Так в учебнике написано, там еще пример есть, в нем только одна ориентирующая фотосъемка.

– Так то в учебнике и для примера, – следователь даже немного рассердился, – количество ориентирующих, обзорных, узловых и детальных фотоснимков определяется особенностями конкретного места. Каково назначение ориентирующей фотосъемки?

– На ней запечатлеваются место происшествия вместе с окружающей его обстановкой, путями отхода и подхода, – бойко процитировала определение Сима.

– Так, а на ваших ориентирующих снимках-панорамах что видно?

– У меня только само крыльцо юрфака, часть здания и часть территории вокруг крыльца, по-моему, вполне достаточно, – высказался Сергей (рис. 4.2).

а

б

в

г

Рис. 4.2. Ориентирующая фотосъемка, выполненная методом круговой панорамы. Три последовательных снимка (а, б, в) обрезаются по заметному ориентиру и соединяются в панораму (г). Ошибки: слишком близкое расстояние, не видны окружающая обстановка и все пути подхода к месту происшествия, слишком большая зона наложения, неполная стыковка изображений

– У меня все 360 градусов, видно крыльцо, тротуар, дорогу, главный корпус университета и даже столовую, но все это неправильно, – вздохнула Сима.

– Скажите, а на ваших снимках видны все пути подхода к месту происшествия? – поинтересовался Николай Валерианович.

– На моих – нет, – согласился Сергей.

– А у меня все, – гордо заключила Серафима.

– Давай посмотрим, так ли это, – предложил следователь. – Откуда можно подойти к крыльцу юрфака?

– Со стороны главного корпуса, если пройти через мехмат, – начала Серафима, – потом со стороны столовой, еще со стороны химико-биологического корпуса, вроде бы все.

– Нет, – возразил Сергей, – еще со стороны экономического корпуса и от автостоянки за юридическим факультетом.

– Точно, – согласилась девушка.

– Теперь покажи мне все эти пути на твоей панораме, – предложил следователь.

– Ой, – Серафима удивленно рассматривала длинную ленту фотоснимков, – тут есть только столовая и выход из главного корпуса, а дороги со стороны химбио не видно, тропинки от автостоянки юрфака тоже, здание экономического факультета тоже не видно.

– Получается, что твоя ориентирующая фотосъемка не решает возложенных на нее задач, – заключил следователь. – У вас есть несколько ошибок, – пояснил Николай Валерианович, – они связаны с непониманием цели фотосъемки и неправильным выбором точки съемки. В принципе, ориентирующая съемка может быть и единственной, если она дает полный обзор вашего места происшествия, но тогда она должна быть сделана с большой дистанции, мет ров 100 или больше, а еще лучше – с возвышения (рис. 4.3). Для чего следователю нужно запечатлеть обстановку вокруг места происшествия и пути подхода?

– Ну, чтобы знать, где находится место происшествия, – начал Сергей.

– Подождите, – перебила Сима, – если осмотр и фототаблица создают базу для проверки показаний участников процесса, то обстановка вокруг места происшествия позволяет сформулировать вопросы на предмет их осведомленности. Наличие наглядного изображения всех путей подхода необходимо, поскольку на момент осмотра мы не знаем, каким именно путем каждый из участников попал на место, а каким покинул его.

Рис. 4.3. Фотоснимок крыльца корпуса юридического факультета, выполненный из окна пятого этажа корпуса механико-математического факультета. Сопоставьте данный снимок с ориентирующей фотосъемкой, сделанной Сергеем

– Замечательно, – обрадовался следователь, – теперь давайте посмотрим на эти два дела. Одно я взял в архиве, ему уже 20 лет, а второе получил два дня назад. Что интересно, оба убийства совершены в одном и том же месте, которое за эти 20 лет не сильно изменилось. Я помню про первое дело, поскольку сам выезжал на место, оно так и не было раскрыто. Осмотр по второму делу проводил мой молодой коллега. Мы сейчас сравним две фототаблицы.

Следователь развернул оба уголовных дела и положил так, чтобы можно было сразу сопоставить фотографии. В старом деле ребята увидели черно-белые фотографии, наклеенные на пожелтевшие листы бумаги, края украшали поблекшие оттиски печатей, под каждым снимком аккуратным почерком Николая Валериановича были выведены номера снимков и пояснения. Фотографии во втором деле были обычными черно-белыми распечатками, сделанными на лазерном принтере, под снимками были отпечатаны пояснения.

– Вот посмотрите, это ориентирующий снимок, – Николай Валерианович показал на первый лист фототаблицы, – в чем разница?

– В старом деле панорама сделана как бы издалека, хорошо видны дорожки, по которым можно пройти, окрестные дома, а в новом деле видна только часть дорожек, дома не видны совсем, – отметили ребята.

Следователь перевернул страницу. В старом деле была еще одна ориентирующая панорама, сделанная, как поняли ребята, с расстояния около 50 м, но под другим углом. В поле зрения оказалось то, что было за спиной фотографа при выполнении первой панорамы. В новом деле уже шли обзорные фотоснимки, на которых были запечатлены лавочка и лежавший возле нее труп молодой женщины. Следователь перевернул две страницы в старом деле, ориентирующих снимков было три, все они логично дополняли друг друга, последний был сделан с более близкого расстояния, на нем уже были видны лавочка и силуэт лежавшего возле нее трупа.

– Итак, в чем разница? – поинтересовался следователь.

– В объеме передаваемой информации, – тут же заявила Серафима. – Николай Валерианович, неужели, если просто отойти подальше от места происшествия, информативность снимков настолько увеличится?

– Тут есть одна ловушка, – улыбнулся следователь, – чем дальше вы отходите, тем шире становится кругозор и вы видите больше окружающей обстановки и путей подхода, но…

– Тем меньше мы видим мелких деталей обстановки, – закончил Сергей, – на первых панорамах лавочка и труп практически не видны, но за счет дерева и куста понятно, где именно находится место происшествия. На третьем снимке место происшествия уже хорошо различимо, получается, что он нужен для перехода от ориентирующей к обзорной фотосъемке? – Сергей вопросительно посмотрел на старого следователя, который кивнул головой, подтверждая правильность вывода.

– Для того чтобы выполнить качественную ориентирующую фотосъемку места происшествия, необходимо сделать несколько панорам по три-четыре снимка, с разных точек и с большей дистанции, – подвела итог Серафима.

– Я бы еще посоветовал попробовать посмотреть на место происшествия сверху, – предложил следователь.

– Сверху, – ребята были явно озадачены, но потом лицо Симы осветилось догадкой, – ну конечно, можно попробовать сфотографировать из окон главного корпуса (см. рис. 4.3).

– Вот и попробуете завтра, – следователь перевернул страницу, – обзорных снимков делается столько, сколько нужно, и есть одна хитрость – все снимки должны быть информативно связаны друг с другом, с тем чтобы смотрящий их человек без пояснений понимал, что и где находится на месте происшествия. Для узловой фотосъемки есть свои хитрости – на ней должен быть зафиксирован не только след, но и те неподвижные точки, до которых осуществлялось измерение, или, как говорят криминалисты, привязка объекта к местности. Вот посмотрите, – следователь передал оба дела ребятам, которые увлеченно зашуршали страницами, изучая фотографии.

– Николай Валерианович, – через некоторое время ребята подняли на следователя удивленные глаза, – тут какая-то странность.

– Какая? – поинтересовался следователь.

– Смотрите, расположение трупа и ножа на месте происшествия практически совпадают, – ребята развернули дела к следователю, – и поза трупа, и даже положение одежды, неужели это случайность?

Следователь замер, внимательно изучая фотоснимки, потом задумчиво перевернул несколько страниц и снова замер.

– Так, спасибо большое, ребята, но на сегодня мы с вами закончили, – неожиданно заявил Николай Валерианович, продолжая переворачивать страницы фототаблиц.

Ребята озадаченно посмотрели на старого следователя.

– Извините, – спохватился следователь, – вы мне действительно очень помогли, теперь предстоит несколько важных дел, но вас в них я пока посвятить не могу. Жду вас после того, как вы сделаете новые фотографии своего места происшествия, попробуем их сопоставить и посмотрим, что получится.

Ребята стали собирать свои вещи, а следователь, не отрывая взгляда от фотоснимков, поднял трубку телефонного аппарата.

Глава 5. Фотосъемка места происшествия. Продолжение

На следующий день после занятий ребята отправились в психоневрологический диспансер. Позавчера в регистратуре было многолюдно, и дежурная сестра, увидев большую пачку бумаг, попросила оставить запросы и не волновать пациентов.

– Зачем вообще нужны эти запросы наркологу и психиатру? – рассуждал Сергей, которому все эти походы с запросами казались нудной обязанностью. – Достаточно просто спросить у обвиняемого – стоит он на учете или нет, ну или просто позвонить в диспансер.

– И как ты приложишь ответ из диспансера? – ехидно поинтересовалась Сима.

– В виде телефонограммы, – быстро нашелся Сергей. – Напишу, что звонил в регистратуру, где мне сообщили, что обвиняемый, например, Мелентьев Игорь Владимирович, 1987 года рождения, на учете не состоит. Я такую телефонограмму в деле Мелентьева у Виталия Анатольевича видел.

– Я тоже видела, – согласилась Сима, – а теперь это дело Николаю Валериановичу передали, а он запрос к наркологу и психиатру сделал. Я позавчера еще у наркологов заметила. Знаешь, Сергей, если Николай Валерианович так сделал, значит, запросы нужны и телефонограммой не обойдешься.

В регистратуре диспансера дежурная сестра, хорошо знавшая ребят, сразу же выдала им пачку документов. Серафима быстро просмотрела все бланки, привычно проверяя наличие печати диспансера и стандартного ответа: «На динамическом учете не стоит». Просмотрев всю пачку, девушка удивленно подняла глаза.

– Извините, – обратилась она к сестре, – но одного запроса не хватает, на Мелентьева Игоря Владимировича, 1987 года рождения.

– Его там нет. Мелентьев стоит у нас на учете, – спокойный голос сестры поразил ребят как удар грома. – Вас просил зайти его лечащий врач, Валерий Васильевич, он принимает в седьмом кабинете.

Пораженные ребята поспешили в кабинет. Валерий Васильевич, худощавый немолодой мужчина в очках, с окладистой седой бородой, был совсем не похож на страшного психиатра из триллеров про психбольницы. Мягко поздоровавшись с ребятами, он вежливо поинтересовался, что натворил его пациент.

– Он обвиняется… – начал Сергей, но в этот момент Серафима ткнула его в бок, и парень замолчал.

– Мы точно не знаем, – серьезно сказала девушка, – мы всего лишь помощники следователя и пришли с запросами. Я могу только сказать, что он обвиняется в совершении преступления, подробности знает следователь, подписавший запрос.

– Хорошо, – согласился психиатр и, сделав вид, что он ничего не заметил, протянул Серафиме листок. – Пожалуйста, вот ответ на ваш запрос.

Вместо привычного бланка запроса ребята получили справку, заполненную непонятным медицинским почерком. Все, что они смогли разобрать, – это данные обвиняемого и слова «стоит на учете с диагнозом», а дальше – сплошные каракули. Психиатр пристально наблюдал за их мучениями, спрятав улыбку в бороде. Серафима хотела попросить расшифровать содержание справки, но, заметив улыбку и легкий прищур глаз, насторожилась. В ее сознании, как наяву, прозвучал голос психиатра: «Вы всего лишь помощники, и такие подробности вам знать не обязательно». Увидев, что менее наблюдательный Сергей уже открыл рот, собираясь задать тот же вопрос, девушка решительно дернула справку из его руки и демонстративно засунула в кипу запросов.

– Спасибо за сотрудничество, полагаю, следователь с вами свяжется, – Серафима окончательно пресекла попытки Сергея выяснить написанный в справке диагноз.

– А это передайте, пожалуйста, следователю, ведущему дело, – врач протянул визитную карточку, – скажите, что я буду ждать его звонка сегодня с четырех до пяти, у меня как раз будет свободное время.

– Вот тебе и телефонограмма, – заметила Сима, когда они с Сергеем вышли на улицу, – пойдем обрадуем Николая Валериановича.

В отделе ребята двинулись из кабинета в кабинет, пачка запросов в руках у Сергея быстро истончалась. Держа в руках последние запросы, ребята остановились у двери в кабинет старого следователя.

– Николай Валерианович, – Сима сильно волновалась и выпалила все на одном дыхании, – это ваши запросы, а это справка на Мелентьева, он состоит на учете в психоневрологическом диспансере, вот карточка врача, он ждет звонка с четырех до пяти.

– Вот как, – следователь сначала просмотрел все запросы и только потом взял справку и карточку, – значит, я не ошибся, ладно, съезжу в диспансер.

– Зачем в диспансер? – удивился Сергей.

– Раз обвиняемый состоит на учете, то необходимо назначить по делу судебно-психиатрическую экспертизу, а для этого нужно изъять его медицинские документы и допросить лечащего врача. Времени теперь у нас мало, поэтому займемся фотографией. Давайте посмотрим, что у вас получилось.

– Николай Валерианович, – ребята выложили на стол свои отчеты и новые фотографии, – мы попробовали сфотографировать юрфак из окон соседнего корпуса.

– Это просто удивительно, – весело рассказывала Сима, – там столько всего видно. Если честно, я даже не ожидала, что будет такой эффект.

– И я тоже, – добавил Сергей.

Ребята принялись раскладывать перед следователем свои фотоснимки, пока еще не собранные в панорамы. Сергей, у которого дома был фотопринтер, распечатал цветные снимки на фотобумаге. У Серафимы такого принтера не было, ее фотографии были распечатаны обычным лазерным принтером на простой бумаге. На фоне ярких цветных фотографий Сергея ее снимки выглядели серыми и явно проигрывали в качестве.

– Ну вот, – огорчилась девушка, – а на фотоаппарате и в компьютере мои снимки были лучше, чем эти распечатки.

– Цветные фотоснимки всегда лучше черно-белых, – заметил Сергей.

– И чем же они лучше? – вопрос следователя застал ребят врасплох.

– Так они же цветные, – Серафима подняла глаза от разложенных на столе фотографий и осеклась, увидев хорошо знакомую хитрую улыбку.

– И чем цветные фотоснимки лучше черно-белых? – продолжал настаивать Николай Валерианович, его глаза продолжали улыбаться, но в голосе зазвучал уже знакомый ребятам металл.

По тону и поведению старого следователя ребята поняли, что вопрос этот очень важен, а ответ на него непрост.

– На цветных фотоснимках видно, какого цвета каждый предмет, – осторожно начал Сергей, – а на черно-белых снимках определить цвет предмета сложнее. Например, на цветных хорошо различимы пятна крови, цвет кожных покровов трупа. На черно-белых фотографиях кровь выглядит серым пятном…

– Это факт, – неожиданно согласился следователь, – но скажите мне, пожалуйста, а нет ли чего-то необычного в цветных фотографиях?

– Нет, – решительно ответил Сергей.

– Есть, – неуверенно протянула Серафима.

– Вот как, – внимание следователя переключилось на девушку, – и что же в них необычного?

– Они неточно передают различные оттенки цвета, особенно близкие оттенки, – девушка смутилась.

– Почему ты так думаешь? – мягко поинтересовался следователь.

– Просто однажды мы распечатывали одинаковые фотографии в фотоателье и на фотопринтере у знакомых, так вот, они оказались разными, на них оттенки не совпадали.

– И что это значит?

– Это значит, – решительно заявил Сергей, – что цветная фотография передает оттенки с ошибками, а поскольку оттенки могут быть важны, это означает потерю информации. Почему так происходит? И черно-белая фотография совсем не передает цветов, как на ней разобрать оттенки?

– Происходит это из-за разницы в чтении записи о цвете в различных компьютерных программах, используемых для обработки и печати фотографии. Эти расхождения заметны только в том случае, когда мы сопоставим два одинаковых снимка, отпечатанных в разных системах. Черно-белая фотография действительно не передает цвета, – согласился Николай Валерианович, – в этом ее недостаток. Парадокс в том, что в этом и ее преимущество в передаче оттенков. На черно-белой фотографии оттенки одного цвета будут отличаться друг от друга. Кроме того, черно-белая фотография хороша для работы со следами, когда важен не цвет, а контраст.

– Получается, что для фотосъемки места происшествия лучше черно-белая фотография? – неуверенно спросила Серафима.

– Все зависит от целей фотосъемки, – улыбнулся следователь, – давайте еще раз их вспомним и подумаем, какие же фотографии лучше.

Ребята задумались. Перекладывая фотоснимки на столе, сравнивая цветные и черно-белые, Серафима и Сергей пытались представить себе различные варианты использования снимков при допросе, при работе со следами, в суде присяжных.

– Николай Валерианович, – решившись, начал Сергей, – получается, что для работы с людьми, когда мы показываем фотографии при допросе, лучше цветные фотоснимки. Их лучше использовать в том случае, когда оттенки не имеют особого значения. При работе со следами лучше использовать черно-белые фотографии.

– В суде присяжных лучше всего использовать цветные фотоснимки, – дополнила Сима, – я в одном детективе читала, что цветные фотоснимки следов крови и трупа сильно воздействуют на присяжных, склоняя их к обвинительному вердикту.

– И что все это значит? – поинтересовался следователь.

– Это означает, что на месте происшествия необходимо применять и цветную, и черно-белую фотографию. Необходимо уже при осмотре определять, для чего в дальнейшем будет использован каждый фотоснимок, в чем его информационное значение. Если для нас важны цвета, то нужно применять цветную фотосъемку, если оттенки, контраст и детали, то черно-белую. Получается, как и во всем остальном, правильное решение о том, что и как фотографировать, принимается только на конкретном месте происшествия, с учетом конкретных обстоятельств и условий осмотра, специфики расследуемого события, – выдав эту тираду, Сергей посмотрел на собеседников, ожидая ответа.

– Ой, как все это сложно, – Серафима схватилась руками за голову, – получается, что все решения нужно принимать сразу на месте происшествия, да еще и просчитывать возможную реакцию свидетелей, присяжных, возможности экспертного исследования и, наверное, еще много всего, о чем мы пока не знаем. Нет, это просто невозможно.

– На самом деле это только кажется невозможным, – улыбнулся следователь, – с опытом это становится не так сложно, но простым расследование не бывает по природе.

– Николай Валерианович, – Сергей внимательно рассматривал черно-белые распечатки, – а почему у Симиных фотографий такое плохое качество? Или тут тоже есть какая-то ошибка?

– Верно, Сергей, ошибка есть.

– Какая ошибка? – сразу вскинулась девушка. – Мои снимки на экране фотоаппарата были значительно лучше.

– Если сделать обычный цветной фотоснимок, а потом распечатать его на обычном принтере, то он потеряет свойства цветного, но не приобретет преимуществ черно-белого.

– Почему? – Сергей и Серафима были сильно удивлены этим заявлением следователя.

– Все очень просто, обычный лазерный принтер не рассчитан на печать фотографий, при распечатке компьютерная программа сильно упрощает изображение и ухудшает его качество. Это связано с разрешением фотоаппарата и разрешением принтера. Большинство современных фотоаппаратов дает разрешение свыше 16 миллионов пикселов, или точек на кадр, а обычный лазерный или струйный принтер дает разрешение 300 точек на дюйм. Поэтому, если вы знаете, что не сможете напечатать цветные фотографии, лучше сразу при фотосъемке включить в фотоаппарате режим черно-белой фотографии. В любом случае фотографии, распечатанные на обычном принтере, будут плохого качества просто потому, что принтер не предназначен для печати качественных фотографий.

– Тогда понятно, – протянул Сергей, – почему фототаблицы в уголовных делах плохого качества.

– Специалисты делают цветные снимки, но почему-то распечатывают их на обычных принтерах и обычной бумаге, – заметила Серафима.

– Кстати, а почему? – ребята вопросительно посмотрели на следователя.

– Обычно ссылаются на отсутствие средств: нет фотобумаги, чернил для фотопринтера и прочие сложности. Гораздо проще и быстрее сделать и распечатать фототаблицу в виде текстового файла, чем возиться с фотографиями и клеем. Параметры фотосъемки в таких фототаблицах указывают далеко не всегда.

– А я в одном уголовном деле видела справку о применении фотосъемки, – вспомнила Серафима, – там было написано, что «распечатать фотографии и изготовить фототаблицу не представляется возможным в связи со сбоем компьютерной программы», это как?

– Это значит, что специалист халатно отнесся к своим обязанностям, – жестко бросил Николай Валерианович.

– И что же тогда делать?

– Способов решения этой проблемы есть несколько, самый простой – уволить специалиста, как не соответствующего занимаемой должности, – улыбнулся следователь.

– Но самый простой не значит самый лучший? – серьезно спросил Сергей. – Если увольнять специалистов из-за одной ошибки, то их совсем не останется.

– Во-первых, – начал Николай Валерианович, – это не ошибка, а халатность. Эти «справки» появились очень давно, когда еще не было цифровой фотографии, только тогда в них писалось о невозможности напечатать фотографии «в связи с заводским дефектом фотопленки». На самом деле дефекты фотопленки встречались не чаще, чем сбой в компьютерной программе. Лично я занимался пленочной фотографией около 20 лет, за это время мне попались только две фотопленки с заводским дефектом. Причем в обоих случаях было частично испорчено только два кадра, а все остальные были в полном порядке. Настоящие причины заключались либо в нежелании специалиста печатать фотографии, либо в ошибках, допущенных им при проявлении фотопленки. Цифровой фотографией я занимаюсь последние лет 10, за это время было много разных событий с моим компьютером, даже система слетала. Файлы с фотоснимками были уничтожены только в одном случае, когда я по ошибке переформатировал диск. Получается, что если фотографии не напечатаны, то, скорее всего, причина в халатном отношении специалиста либо в его некомпетентности. Во-вторых, специалист перед началом осмотра предупреждается об ответственности за исполнение своих обязанностей. В-третьих, представляя в уголовное дело подобный документ, причем явно не соответствующий действительности, специалист совершает еще одно незаконное действие. Как вы думаете, какое?

– Кажется, я догадался, – неуверенно начал Сергей, – фототаблица является неотъемлемой частью протокола осмотра, а значит, доказательством. Представляя подобный документ, специалист тем самым совершает фальсификацию доказательств, а это уже преступление.

– Правильно, – согласился следователь, – Сергей, что ты теперь думаешь по поводу увольнения?

– Думаю, что это слишком мягкое наказание, – сердито ответил парень, – их же сажать надо.

– Николай Валерианович, – встревоженно спросила Серафима, – почему же никто на это не реагирует?

– Почему не реагирует, – улыбнулся следователь, – вот в моих делах все фототаблицы на месте, и такой справки я уже лет 30 не видел.

– А как у вас это получается? – заинтересовались ребята.

– Все просто, лет 30 назад у меня в производстве оказалось несколько дел, в которых вместо фототаблиц были эти самые справки. Я их все собрал и пошел к эксперту, автору справок. Сказал, что буду его допрашивать в качестве специалиста по делу, и начал задавать вопросы о фотоснимках, фотопленке, параметрах, условиях проявления и самих дефектах, а потом потребовал представить мне все дефектные фотопленки. Эксперт заявил, что пленки он уже выкинул, это и было его роковой ошибкой.

– Почему? – удивился Сергей. – Вполне логичное объяснение.