Электронная библиотека » Андрей Шляхов » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 02:50


Автор книги: Андрей Шляхов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава девятая
Наказания без вины не бывает

На Мишино место положили Николая – тертого мужика лет пятидесяти с небольшим.

– Здорово, народ! – гаркнул он, входя в палату.

– У нас орать нельзя, – сделал замечание санитар.

– Так я же не ору, – удивился Николай. – Это голос такой, командирский.

Санитар махнул рукой и ушел.

– У меня с этими кандидатами в доктора свои счеты, – сказал Николай, остановившись возле своей койки. – Еще смолоду. Помнится, демобилизовался я – из погранвойск, между прочим, рубежи родины охранял от китайцев – и решил податься в милицию. Здоровье у меня было о-го-го, и медкомиссию я прошел как по маслу. А на психиатре споткнулся – не прошел, и все. Там такая грымза сидела, плоская, как доска, и страшная, как атомная война. Я зашел, улыбнулся, поздоровался, а она мне с ходу заявляет: «А вы, наверное, бабник – как видите женщину, так рот до ушей…»

Говоря за психиатра, Николай менял свой бас на тонюсенький дискант.

– Ну, ладно, думаю, хрен с тобой, бабник так бабник. «Присаживайтесь», – говорит она мне и показывает своей клешней на хлипкий старый стул. Я присаживаюсь, осторожно так, на краешек, чтобы стул не развалился, а она мне лепит новый диагноз: «Что это вы так осторожно садитесь? Сомневаетесь в себе?» Да нет, говорю – просто стул у вас на соплях держится. А она опять крючок закидывает: «А вы всегда как чуть что, так сразу в спор?» Я не сдержался и резанул ей правду-матку в глаза!

– И что? – спросил Юра.

– Не взяли в милицию. Пришлось на док идти, чтобы общежитие дали. Ну, поговорили, теперь давайте знакомиться. Меня Николаем зовут.

После обмена рукопожатиями с соседями Николай счел себя вправе лечь на свою койку.

– Сезонное обострение, – сказал он. – Думаю, пора уже группу получать. Из вас, мужики, никого с группой нет?

– Нет, – ответил Юра. – Но зато Вова – доктор. И права качает – заслушаешься…

– Я по группам не специалист, – поспешно сказал Данилов.

– Жаль, – вздохнул Николай. – А то ведь время идет, а дело стоит…

– А какие у тебя симптомы? – в свою очередь поинтересовался Юра.

– У меня не симптомы, а голоса, – поправил Николай. – Очень шебутные. То велят простыни в шкафу перекладывать с места на место, то свет не включать, то приседания делать… Как я дурить начинаю, так моя сразу к психиатру тащит. А там – направление выписывают. Скажите-ка, Владимир, а рентгеном эти голоса убить нельзя? Рентген – он же все убивает. А то, боюсь, не было бы вреда печени от таблеток.

Судя по красному в прожилках носу Николая, куда больше вреда его печени доставляли спиртные напитки.

– Рентген не поможет, – ответил Данилов. – А просто послать эти голоса нельзя?

– Куда послать?

– Куда-нибудь подальше.

– Так они же меня не слушают, – словно маленькому ребенку, пояснил Николай. – Я их слушаюсь, а они меня нет. Такой вот у нас расклад. А то бы я их быстро заткнул! В момент!

«Чудны дела Твои, Господи! – подумал Данилов. – Где я? Что со мной? Что вообще происходит?»

Ночью ему снилась «скорая помощь». Выдалось какое-то неестественно спокойное дежурство, и они с диспетчером Люсей Сиротиной долго спорили, выбирая подходящую невесту для доктора Жгутикова. Почему-то засела во сне такая мысль – срочно спасать Жгутикова, то есть женить. Потом к ним присоединилась Елена и тоже стала предлагать кандидатуры, но придирчивая Люся во всех умудрялась находить какой-то изъян…

Бредовый сон, бредовая жизнь, дурдом в голове, дурдом вокруг. Еще немного, еще чуть-чуть – и начнет казаться, что здесь, в дурдоме, он, Вовка Данилов, родился и вырос, и жил до сих пор, и продолжает жить. Если, конечно, это убогое беспросветное существование на грани сна и реальности можно назвать жизнью. А чем его еще назвать? Не смертью же? О, как же все это тягостно, муторно и несправедливо. За что такое наказание? Говорят, что наказания без вины не бывает? Бывает, еще как бывает! Если не без вины, какую-нибудь вину всегда можно найти, то хотя бы несоразмерно вине. Натворишь дел, образно говоря, на копейку, а получишь от судьбы тумаков на целый рубль.

Поистине – не умеешь вешаться, так и нечего начинать! Не умеешь вовремя останавливаться – не пей! Пить, кстати, не хотелось совершенно – от таблеток и без того голова дурная, ватная. Не до водки сейчас, совершенно не до нее. Хоть какая-то, а польза от лечения.

Есть и еще польза – головная боль с каждым днем все больше меняла свой характер, превращаясь из боли в тяжесть. Тоже неприятно, но переносить гораздо легче. Жаловаться Тамаре Александровне на головную боль и просить чего-нибудь обезболивающего не хотелось. Все равно толку не будет, если и назначит что-нибудь, так явно не то, что надо.

Вчера лечащий врач удивила. Сильно удивила. Данилов ожидал, что после всех высказанных им претензий Тамара Александровна вернется и с глазу на глаз предъявит ему какой-нибудь ультиматум. Или начнет угрожать. Или передаст его скорее всего вместе со всей палатой другому врачу – Маргарите Леонидовне, флегматичной особе предпенсионного возраста.

Вышло совсем наоборот. Безменцева вернулась в палату, устроила всем полный терапевтический осмотр – даже искала отеки на ногах и пыталась пропальпировать селезенку. Затем подсела к Данилову, словно невзначай накрыла его руку своей, и долго ворковала о доверии, взаимопонимании и присущем всем врачам гуманизме.

– А насчет нейролептиков вы, Владимир Александрович, право, зря, – упрекнула она. – В каждой специальности свои основные препараты. В кардиологии – бета-блокаторы и антагонисты кальция, у инфекционистов – антибиотики, а у нас – нейролептики.

– Насчет кардиологов и инфекционистов я бы с вами не согласился… – завредничал Данилов.

– Но насчет психиатрии – примите к сведению, – улыбнулась Безменцева.

Взгляд ее из колючего стал доверительно-проникновенным, в голосе появилась несвойственная ему мягкость, и вообще она была такая милая, такая понимающая, такая уступчивая… «Умеет же, сволочь, гасить скандалы! – восхитился Данилов. – Прямо на все готова, лишь бы доказать мне, какая она хорошая!»

Чтобы поскорее отвязаться от Безменцевой, Данилову пришлось сделать вид, что он ей поверил. Расстались внешне довольные друг другом, словно два одноклассника после двадцатилетней разлуки.

– Я немного изменила схему лечения… – уже на выходе «вспомнила» Безменцева.

И дураку было ясно, что ничего она не вспоминала – намеренно затронула этот скользкий вопрос сейчас, чтобы не вдаваться в подробности.

– Хорошо, Тамара Александровна. – Данилов уже решил, что больше никаких таблеток пить не станет, а воспользуется Юриным «методом». Хватит, поразвлекались, и будет!

– До свидания.

Безменцева ушла.

Вечером Данилов опробовал «метод» – спрятал таблетки за щекой, затем незаметно для соседей по палате выплюнул их в руку и направился в туалет. Медсестра ничего не заподозрила – на тех, кто глотал таблетки с готовностью, она не обращала внимания, подвергая досмотру лишь сопротивляющихся и нуждавшихся в уговорах. Как и во всех прочих ситуациях сработало правило: «Чем увереннее и естественнее держишься – тем меньше подозрений».

Кстати, сам Юра таблетки принимал исправно. Именно принимал, а не выплевывал, потому что к концу прошлой недели стал апатичным. Предположить, что он симулирует, Данилов не мог – это ж какой талант и какую выдержку надо иметь, чтобы не расслабляться ни на минуту в течение всего дня! Однако для себя самого Данилов сделал вывод – хотя бы на глазах у персонала надо вести себя так же, как и все прочие постояльцы отделения. Ходить медленно, можно даже – пошатываясь, на вопросы отвечать не сразу, а подумав, взгляд иметь равнодушный, голос – негромкий и зевать время от времени. Тогда ни у кого не возникнет подозрений, что больной Данилов игнорирует назначенное ему лечение. Надо сказать, что «доктор Данилов» звучит куда лучше, чем «больной Данилов», впрочем, доктор всегда остается доктором, даже во время болезни…

– Добрый день, Владимир Александрович, я к вам!

– Добрый день. – Данилов открыл глаза.

Знакомое лицо – девица из профессорской свиты.

Единственная, кого без натяжки можно назвать красивой. Тонкие черты лица, высокий лоб, красивый разрез глаз, уголки полных губ слегка приподняты – то ли улыбается, то ли просто от природы так. В каштановых волосах, собранных на затылке в узел, искрится рыжинка. В других обстоятельствах внимание такой особы непременно порадовало бы Данилова.

– Меня зовут Екатерина Романовна, можно просто Екатерина. Я – аспирант кафедры.

Слова «я – аспирант кафедры» Екатерина произнесла с заметной гордостью, даже голос зазвенел. Явно – первый год аспирантуры. И вид такой деловитый.

– Очень приятно. – Данилов отодвинулся к стене и указал рукой на край койки. – Садитесь, пожалуйста.

Если бы не регулярные походы в столовую (о, парадокс – больничная еде день ото дня казалась все вкуснее, или так и должно было быть?), то можно было бы забыть о том, что на свете существуют стулья.

– Спасибо. – Екатерина достала из кармана халата блокнот и ручку и села.

Открыла блокнот, поморщила лоб, словно решая какую-то проблему, и сказала:

– Мне бы хотелось провести с вами несколько бесед в научных целях…

– Мы не мешаем? – поинтересовался Юра, не сводивший глаз с Екатерины.

– Если вы не станете меня перебивать, то совершенно не помешаете, – с улыбкой заверила его Екатерина.

Юра отвернулся к стене, демонстрируя полное отсутствие интереса к беседе, но Данилов мог бы смело побиться об заклад, что сосед навострил уши и не намерен пропустить хотя бы одно слово. Славик дремал, лежа на спине, а Николай сидел на своей койке, не то погрузившись в думы, не то слушая «свои» голоса. Короче говоря – в палате создалась обстановка, располагающая к откровенному разговору.

– Я бы хотела поговорить с вами о вас, – сказала Екатерина. – Ваш случай, разумеется, интересует меня с научной точки зрения…

– Я не против поговорить, – ответил Данилов. – Но только если это не превратится в ежедневное паломничество студентов и ординаторов.

Каждый врач знает, как тяжело порой приходится так называемым «тематическим» больным, активно используемым в учебном процессе.

– Нет-нет, что вы, никакого паломничества, только я, и то не чаще раза в неделю. И вы всегда можете прекратить наши встречи, если они станут вас раздражать.

– Тогда я готов, – улыбнулся Данилов. – Спрашивайте.

– Спасибо. – Екатерина улыбнулась в ответ. – Тогда первый вопрос – о ваших родителях и вообще о тех предках, которых вы помните или о которых вам что-то рассказывали. Что за люди, с каким характером…

– Скажите проще – что вас интересует моя наследственность.

– Ну да, конечно, Владимир Александрович, именно наследственность.

– Можно просто Владимир, без отчества… Что же касается наследственности, то кроме предрасположенности к гипертонии, пожалуй, ничего больше не назову.

– Я забыла вам сказать, что ваше имя и фамилия не будут фигурировать…

– Да я и так понимаю. «Больной Дэ» – вот мое имя.

– Примерно так. – Екатерина снова улыбнулась и что-то быстро записала в своем блокнотике. – А депрессии в роду не было?

– Я – первый, да и то только в последнее время.

– В анамнезе у вас травма черепа…

– Да, было такое.

– Как по-вашему, эта травма сильно повлияла на ваш характер?

– Да скорее всего никак не повлияла. Разве что головные боли сделали меня чуть больше раздражительным.

– Но в целом, глобально, никак?

– В целом – никак не повлияла.

– А вот ваша депрессия, она всегда вызвана какими-то посторонними факторами или же может возникать без видимых причин?

– Трудно сказать.

– Давайте иначе – беспричинной она бывает?

– Бывает.

Каждый ответ Данилова сопровождался пометкой в блокноте.

– Ваши мысли подчиняются вам?

– Да, конечно.

– Всегда?

– Всегда.

– Сила стрессового воздействия влияет на глубину депрессии?

– Конечно. Всегда влияет.

– Как вы чувствуете себя по вечерам? Лучше, чем утром?

– По-разному.

– А если подумать? Только не придумывайте, ладно?

– И если подумать, все равно по-разному. В зависимости от того, какой выдался день.

– Ну и самый любимый наш вопрос. – Еще одна улыбка. – Сами вы себя считаете больным?

– Я считаю себя нуждающимся в некоторой специальной помощи.

– А если точнее?

– Если точнее, то с точки зрения психиатров больными можно счесть все население планеты.

– Хорошо. А как вы себя чувствуете в периоды депрессии? Какие-либо соматические[7]7
  Телесные.


[Закрыть]
явления бывают?

– Только головная боль.

– И все?

– И все.

– Вы часто вините себя в своих неудачах?

– Всегда. Глупо было бы обвинять кого-то другого. Глупо и бесперспективно.

– Вы склонны строить далеко идущие планы?

– Иногда. – Далеко идущих планов Данилов не любил хотя бы потому, что они никогда не сбываются – всегда что-нибудь да помешает.

– Вы часто плачете?

– Практически никогда.

«А сейчас она спросит, как я сплю, – подумал Данилов. – И поинтересуется, что меня больше мучает – невозможность заснуть или раннее пробуждение?»

Откуда пришла эта мысль, он не понял. Просто подумал – и все.

– Вас мучает бессонница. Владимир?

– Иногда.

«Надо же – угадал! Мысли, что ли, читать научился?»

– Вы плохо засыпаете или рано просыпаетесь и больше не можете заснуть?

– По-разному бывает. Иногда и всю ночь не сплю, но это редко.

– То есть вы не можете выделить…

– Не могу.

– Весной и осенью у вас не бывает спонтанного ухудшения состояния?

«Ну да, конечно! – озарила догадка. – Девушка проводит дифференциальную диагностику между шизофренией и психозом, вызванным какими-то объективными причинами! На фиг ей это надо? Или мой случай призван проиллюстрировать правильную постановку диагноза?»

– Вы – хороший врач?

Вопрос был неожиданным, и Данилов даже слегка смутился.

– Ну, не самый плохой, скажем так, – ответил он.

Наградой стала очередная улыбка. Улыбалась Екатерина искренне, душевно.

– А довольны ли вы своей карьерой?

– Нет, конечно, – признался Данилов. – Какая там карьера? Сплошное топтание на месте. Я не столько о должностях, сколько о профессиональном росте.

– С чем это «топтание» связано? С зависящими от вас факторами или не зависящими?

– И с теми, и с этими. Но то, что от меня зависит, я стараюсь менять.

– Удается?

– Не всегда.

– Спасибо, Владимир, мне так приятна ваша откровенность и доброжелательность.

– Взаимно, Екатерина. – Данилов не кривил душой – Екатерина и впрямь ему нравилась. Можно сказать – первый нормальный человек среди местного персонала.

Ну, не совсем местного – пусть кафедрального, но это, в сущности, одно и то же.

– Владимир, вы эмоциональный человек?

– Умеренно, без перегибов.

– С годами ваша эмоциональность меняется?

– Да, пожалуй. Эмоции немного притупляются.

– Наверное, это закономерно. А как у вас обстоят дела с утомляемостью? Не усилилась ли она в последние годы? Или вы с детства быстро устаете?

– Все зависит от режима. Начиная с осени днем учился, а вечером работа. Это, конечно, изнуряет.

– Спасибо, Владимир! – Екатерина захлопнула блокнот и встала. – Если вы разрешите, я загляну на следующей неделе.

– Всегда рад, – заверил Данилов. – Скажите, Екатерина, а можете ли вы прокомментировать мое лечение?

«Откажется? Или нет?»

– Это могут сделать только Тамара Александровна или Геннадий Анатольевич, – немного виновато улыбнулась Екатерина и упрекнула: – Вы же врач, Владимир, должны понимать.

– Я понимаю, – ответил Данилов. – Не берите в голову – это я так…

– Могу сказать только одно – здесь не самая плохая психиатрическая клиника в Москве. До свидания.

– До свидания, Екатерина.

Стоило только ей выйти из палаты, как Юра обернулся к Данилову и с завистью сказал:

– Ушлый ты мужик, Вова, все бабы только и липнут на твою херизму!

– Ты имеешь в виду «харизму» или что другое? – спросил Данилов.

– Все вместе, – ловко вывернулся Юра. – То Тамарка к тебе ластилась, то эта…

– Давай не станем развивать эту тему, – попросил Данилов.

– Давай, – охотно согласился Юра.

Нейролептики делают человека покладистым.

Данилову вдруг вспомнился профессор Батенский, читавший лекции по психиатрии. Лекции Батенского студенты любили. Да и не лекции это были, а дружеские беседы с аудиторией.

На первой, вводной, лекции Батенский рассказал, почему он стал психиатром. В отличие от других лекторов, шедших к своей специальности чуть ли не с пеленок, у Батенского выбор был вынужденным.

– Призвания у меня не было, – рассказывал он. – Но зато был призыв! Тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, я заканчиваю Первый мед и думаю – куда бы пойти? Кем быть? Но там, наверху, все решили за меня – всех, кто был годен к воинской службе, решено было забрать в армию! И не на один-два года, а в «кадры» – на двадцать пять лет! Прямо как при царе Николае Первом! Такое случалось и в прошлом, и в позапрошлом году, но мы отчего-то были уверены, что нас, таких умных и хороших, эта чаша минует. Но не миновала. Мне, конечно, в армию идти не хотелось. Пришлось выкручиваться – тяжело заболевать уже не было времени (нужных людей так сразу, с кондачка, не найдешь), но была возможность поступить в ординатуру, так как я окончил институт с «красным» дипломом. А в ординатуре тогда мест было немного, причем половина из них уже была занята детьми профессоров и доцентов. Я прикинул шансы и подал на кафедру психиатрии, куда уверенно проходил. Вот так я и стал психиатром.

– Не жалеете? – спросил с места какой-то нахал.

Батенский не обиделся.

– Конечно, не жалею! Ведь мои больные очень редко умирают, а мои диагнозы не может оспорить ни один патологоанатом. Разве есть в медицине лучшая специальность?

– Вы забыли упомянуть, что ваши больные никогда не вылечиваются! – крикнул с места тот же голос.

– Я забыл упомянуть, что психиатрия – очень спорный предмет, – улыбнулся лектор. – И за один и тот же ответ на экзамене можно получить от двух до пяти. Все определяется личным отношением экзаменатора. Еще реплики с места будут?

Реплик не было.

– А самое главное – что работать не надо, – добавил Батенский. – Сидишь целый день, лясы точишь и еще зарплату за это получаешь. Красота!

Глава десятая
Трудовые будни

– Тучи сгущаются – Святослав Филиппович любил высказаться красиво и неоднократно вскользь упоминал о том, что на пенсии намерен посвятить себя литературе – начать с мемуаров, а там уж как пойдет. – Чтобы в один и тот же день заявиться в пять отделений!

Речь шла о тройке провокаторов – женщине и двух мужчинах, начавших свое хождение по больнице со второго отделения.

Заведующие, получившие сообщение Геннадия Анатольевича, реагировали правильно – гневались и выгоняли провокаторшу вон. Никто, слава богу, не пострадал, но тревога осталась. Тревога, можно сказать, просто витала в воздухе.

– Это означает что? – Главный врач замолчал в ожидании ответа.

– Это означает, что ребята попытались в легкую, с налета, срубить бабла и обломались. – Аргунов, заведующий пятым мужским отделением, оскалил в улыбке желтые прокуренные зубы.

– Борис Леонидович… – укоризненно протянул главный врач. – Вы же культурный человек! Что за выражения «срубить бабла» и «обломались»?

– Я Пажеских корпусов не кончал, – буркнул Аргунов.

– Охотно верю, и я, представьте себе, тоже. И откуда такое легкомыслие? Вы что, всерьез думаете, что это была попытка экспромтом получить с нас какие-то суммы? А если это серьезная разработка?

– Серьезная разработка невозможна без внедрения агента, – пошутил заведующий восьмым женским геронтологическим отделением Ханин.

– А ну прекратили ерничать! – рявкнул главный врач, усиливая эффект ударом ладони о стол. – Как дети, честное слово! Ты, Михал Михалыч, со своими старухами шути, им давно все до… сам понимаешь до чего! А у меня или открывай рот по делу, или не открывай вообще! Третьего не дано.

– Извините, Святослав Филиппович, – опустил голову Ханин.

– Святослав Филиппович прав – они просто так не отстанут, – поддержал начальство Лычкин. – На некоторое время, ну, минимум на месяц, если не на два, нам следует соблюдать повышенную осторожность. И если уж и идти кому навстречу, то только своим, проверенным, давно знакомым клиентам…

– Насчет давно знакомых, Геннадий Анатольевич, я бы не обольщалась, – перебила его Пухова, заведующая одиннадцатым женским отделением. – У моей сестры в поликлинике две недели назад был случай. Пришла к невропатологу на прием женщина с одного из участков. Давно знакомая, можно сказать – доверенная. Попросила больничный на недельку, устала мол, сунула в карман две тысячных купюры и ушла, чтобы через секунду вернуться с двумя оперативниками. Все… Ждут теперь суда.

– Вот тварь!

– Ни хрена себе!

– Кому же верить?

– Там между этой женщиной и невропатологом никакого злопамятства не было, Нина Петровна? – уточнил Лычкин.

– Совершенно никакого. Сестра склонна подозревать, что дамочку могли попросить «помочь» по знакомству. А может, саму на чем-то прижали, она, кажется, бухгалтер, и теперь отрабатывает или зарабатывает расположение.

– Зачем гадать? – подвел черту главный врач. – Мотивы здесь неважны. Важно то, что и от «своих» можно получить подножку. Так что поблагодарим Нину Петровну за хороший пример и сделаем себе зарубку на носу.

– С кем же тогда можно работать? – развел руками Ханин.

– Неправильно ставишь вопрос, – прищурился главный врач, – не «с кем», а «как». А вот так: «семь раз подумай – один раз возьми». Это единственный способ. И побольше внимания уделяйте мелочам. Вон, Геннадий Алексеевич как оперативницу разоблачил! Прямо как Шерлок Холмс! Ты расскажи, чтобы все знали…

Лычкин не без удовольствия рассказал слегка приукрашенную историю с разоблачением провокации.

– А если бы ничего не насторожило – взял бы? – снова прищурился главный врач. – Вот так, с первой встречной?

– Все они когда-то были первыми встречными, Святослав Филиппович, и лишь потом стали старыми знакомыми, – усмехнулся Лычкин. – Но сразу бы, конечно, при первой встрече не взял бы. Попросил бы привести на консультацию брата, присмотрелся и тогда уже… Но если смотреть в корень, то риск есть всегда. По лезвию ножа ходим…

– По минному полю, – поправил главный врач. – Так что будьте бдительны и помните, что лучше вообще не откусывать, чем откусить много и подавиться.

«Так то оно так, но ведь тебе каждый месяц вынь да положь то, что причитается, – подумал Лычкин, стараясь не встречаться взглядом с главным врачом, чтобы ненароком не выдать свою неприязнь. – Ты же не будешь отменять свой «ясак». А откуда его прикажешь брать? Из зарплаты?»

– Напоминаю – особенно осторожны будьте со списыванием учетных препаратов! – Главный врач погрозил собравшимся пальцем. – Наркоконтроль не спит! И не стоит уповать на то, что ваши пациенты ничего не понимают. Понимают, еще как понимают, а то, чего они не понимают, расскажут ваши сотрудники. Классическая схема же такова – берут за руку одного, а он сдает всю компанию. Вы что, детективов не читаете? Нет? Ну, тогда хотя бы сериалы смотрите… А то ведь какую историю ни возьмешь, так у всех лечение по максимуму! А копнешь – так сразу увидишь, что это туфта. Опять же, если бы вы сами эти таблетки глотали да своим левым клиентам из собственных рук скармливали – тогда еще полбеды. Но вы же их и сбываете, а при торговле ниточка длинная тянется…

– Да что вы, Святослав Филиппович! – заволновались заведующие.

– Разве мы не понимаем?!

– Делать нам больше нечего!

– Мы же не идиоты!

– Станем мы пачкаться, Святослав Филиппович!

– Вы, может, и не станете, а ваши старшие сестры – точно станут. У них это основная статья доходов. Я попрошу Нелли Павловну еще раз поговорить со старшими сестрами.

Если главный врач вне припадков гнева выражался культурно, то главная медсестра Нелли Панкова заканчивала нецензурным словом каждую фразу. Собравшиеся заметно повеселели, некоторые даже заулыбались, представляя в уме ее беседу с подчиненными.

Настало время перейти от глобальных проблем к частным.

– Марина Николаевна, что у вас с Агуреевой? – спросил главный врач у заведующей женским психоневрологическим отделением.

Психоневрологическое отделение занимается лечением неврозов и некоторых других состояний, не укладывающихся в довольно широкие рамки острых форм психических расстройств. Пациенты здесь более вменяемы и более беспокойны.

– Лежит, скандалит, готовим к выписке, – коротко доложила Марина Николаевна, миниатюрным сложением напоминающая девочку-подростка, а твердостью характера – гранитную скалу.

– Чего скандалит? – спросил главный врач.

– Натура такая…

Татьяна Агуреева занимала большой пост в редакции телевизионного канала НВН-ТВ. У нее было все, включая и горы кокаина. Не было только счастья, поиски которого в конце концов привели Татьяну в клинику неврозов.

Трех дней пребывания в клинике хватило для того, чтобы довести все ее руководство до нервного срыва (ай-яй-яй – нервы у людей ни к черту, а еще взялись руководить клиникой неврозов) и перевестись в филиал одного из зарубежных медицинских центров. Из центра Татьяну выписали за нарушение режима, оказалось, что пациентам, которые ежедневно платят за палату сумму, равную среднемесячной зарплате по стране, нельзя держать при себе «пудреницу» с кокаином и тем более его нюхать.

Сменив еще несколько мест, Татьяна осела в отделении у Марины Николаевны. Осела не просто так, а по звонку из департамента здравоохранения, небось пообещала кому-то из верховного руководства хвалебную передачку на своем канале.

Лечилась она бурно – с претензиями и обидами, но уйти никуда не порывалась. Видимо, уже поняла, что идти некуда, разве что залечь в один из городских стационаров по «скорой помощи» без блата и договоренностей. Но тогда уже нельзя было бы рассчитывать на «особое отношение», к которому Татьяна привыкла, пожалуй, сильнее, чем к кокаину.

Раз в неделю Святослава Филипповича «дергали» из департамента с напоминанием:

– Ты не подведи, с телевидением нельзя ссориться.

– Не подведу, – привычно заверял он, думая про себя с неизбывной тоской: «Усыпить ее, дуру эту, что ли?»

К Марине Николаевне Агуреева легла не случайно. Из двух женских психоневрологических отделений – пятнадцатого и семнадцатого – в пятнадцатом было больше порядка.

– У Мариши даже мухи летают строем! – восхищалась заместитель главного врача по лечебной работе Ольга Семеновна Остапчук.

Насчет мух, она, возможно, преувеличивала, но работа в пятнадцатом отделении была отлажена идеально.

– Когда планируется выписка?

– Во вторник на следующей неделе, Святослав Филиппович.

– Не забудьте показать ее Снежкову перед выпиской.

– Непременно покажем. И кардиологу покажем, и эндокринологу… Комар носа не подточит.

– Будем надеяться, а то ваша Агуреева вот где сидит. – Святослав Филиппович черкнул ребром ладони по горлу.

– А я вот что думаю, – робко подал голос Аргунов, – вдруг она, эта ваша Агуреева, не дурью мается, а материал для какой-нибудь разоблачительной передачи собирает? Типа тайное расследование.

– Ага, и к кокаину приучилась для этого! – хмыкнула Марина Николаевна.

– Одно другому не мешает, – парировал Аргунов.

– Мне лично до этого нет никакого дела, – заявил главный врач. – Департамент ее навязал – пусть и расхлебывает. Тем более что в пятнадцатом отделении все в ажуре – и палаты, и сотрудники. Можно сказать – четырехзвездочный отель, а не отделение. Ты лучше мне скажи, почему твои больные сразу после выписки начинают строчить на тебя жалобы в департамент? Причем жалуются на одно и то же – на грязь, на грубость и на применение мер физического воздействия. Копии жалоб можешь взять у секретаря…

– У него этих копий на три папки! – поддел заведующий отделением физиотерапии и лечебной физкультуры Малышков, главный больничный острослов.

– У тебя, что ли, меньше? – огрызнулся, правда, без особой злобы, Аргунов.

– У меня меньше, – подтвердил Малышков.

– Ну, если бы я не отделением заведовал бы, а филиалом борделя, то на меня вообще не жаловались бы.

Аргунов тонко намекнул на «толстые» обстоятельства – в вечернее время отделение физиотерапии превращалось в нечто вроде элитарного клуба, где привилегированные пациенты могли проводить время в уютной, расслабляющей и умиротворяющей обстановке. Одни встречались с родственниками, другие – со жрицами (или жрецами) любви. Разрешалось буквально все, кроме азартных игр, крайне неблагоприятно действующих на психику. Вечер в одном из кабинетов физиотерапевтического отделения, не говоря уже о тусовке в спортивном зале, обходился в приличные деньги, но от желающих не было отбоя. Существовало даже нечто вроде очереди.

– У тебя в борделе были бы грязь и грубость… – ответил Малышков.

Он добавил еще что-то, но слова заглушил смех. Смеялись все, включая и главного врача. Аргунов, поначалу гневно раздувавший плохо выбритые щеки, не выдержал и тоже рассмеялся.

– Идем дальше, – вдоволь насмеявшись, скомандовал главный врач. – Хватит, хватит, дома досмеетесь… Делу – время, потехе – час. Следующий вопрос стар как мир – больничное питание. Что-то в последнее время участились жалобы на его качество…

Питание в стационарах организовано хитро. С одной стороны, организационное и научно-методическое руководство лечебным питанием – задача врача-диетолога. С другой стороны, кухней руководит не врач, а диетсестра больницы. По лечебным вопросам диетсестра подчиняется врачу-диетологу, а по хозяйственным – заместителю главного врача по административно-хозяйственной части. В результате, как правило, чувствует себя свободной и самостоятельной творческой единицей. Творческой, потому что при расчете норм и их закладке без творчества не обойтись. Особенно в психиатрической больнице, где лежат одни придурки, которым хоть вареную траву дай – съедят за милую душу.

Правой рукой диетсестры является старший повар, который непосредственно руководит приготовлением пищи. Готовую пищу получают на кухне, развозят по отделениям, подогревают и раздают больным буфетчицы.

Ни врачу-диетологу, ни тем более диетсестре на совещаниях главного врача с заведующими отделениями присутствовать не положено по рангу. За кухню на этих совещаниях приходится отдуваться заместителю по АХЧ Владимиру Васильевичу Беляеву, отставному подполковнику.

– Качество как качество, – проворчал Владимир Васильевич. – Можно подумать, что мы тут все первый день работаем…

Все работали далеко не первый день и прекрасно понимали обстановку. Ставки на больничной кухне невелики и даже с премиями не идут ни в какое сравнение с зарплатой поваров в кафе и ресторанах. А готовить ежедневно приходится немало – на тысячу шестьсот человек. Гастарбайтеров на больничную кухню не наберешь при всем желании из санитарно-эпидемиологических соображений. А ну как заразу какую-нибудь запустят! Приходится искать россиян, да еще с опытом работы – без опыта там делать нечего и с медицинской книжкой. Задача не из легких. И найти тяжело, и удержать непросто. Вот и приходится закрывать глаза на то, что вся кухня как один человек тащит с работы домой продукты. Тащат не таясь, в открытую, называя свою добычу «приварком».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации