Текст книги "Гвардия Стального Императора. Тайна происхождения русского народа"

В 1771 году, после упразднения Волжского-Калмыцкого казачьего войска (в некоторых официальных документах именуемого «Калмыцким ханством»), состоялся неудачный военный поход части казаков под предводительством верховного атамана с берегов Волги в Семиречье. На тот момент земли Алтай-Тянь-Шаньского региона, включая Семиречье, были оккупированы Китаем.

Численность военной группы составляла более 100 тыс. всадников. Правительство в Петербурге изначально выступало против этой инициативы, так как Волжское войско на протяжении всей истории своего существования было не только надежным союзником и поставщиком боеспособных конных войск, но и неисчерпаемым «донором» для пополнения русского населения. Но, несмотря на протесты и противодействие Петербурга, к границам Китая все же удалось уйти самой боеспособной и мобильной части армии калмыцкого атамана. Остальная часть войска, а также почти все гражданское население и семьи воинов остались в России. Там же пребывало и хозяйственное население, представленное китайскими трудовыми мигрантами и их потомками, которые с давних времен состояли в личной зависимости от верховных правителей казаков. Трудовая миграция из Китая на эти земли и в целом во владения Центральной орды оставалась обычным явлением и поощрялась атаманами всегда, так как сами свободные казаки не облагались налогами и не выполняли для родовых князей никаких хозяйственных повинностей, а несли исключительно военную службу.

Уже в XIX веке свободные казаки бывшего Калмыцкого войска (более 2 млн человек), освободившись от присяги своему верховному атаману, почти поголовно приняли православие и стали русскими. Они остались проживать на своих исконных землях от Терека до Самары и от Эмбы до Дона, но теперь эти территории не принадлежали казачьему Волжскому-Калмыцкому войску, а вошли в состав новообразованных губерний Российской империи. Их жители вместе с православной верой приняли имя «русские», наделялись землей согласно царским указам и по большей части записывались в податное население империи.

Лишь небольшая группа монголоидного населения не смогла воспользоваться предоставленными свободами; эти люди остались в крепостной зависимости, но уже не от верховного атамана, а от тех знатных казачьих князей, которые не пожелали принимать православие, а жаждали сохранить свои былые привилегии, материальное положение и зависимое от них население. Им было что терять и за что держаться. Это желание совпало с потребностью российской столицы в ясачном населении, которое ранее своим трудом обеспечивало только калмыцкого атамана и его приближенных, а теперь могло послужить и петербургскому правительству.

Оставшихся в России «в наследство» от калмыцкого верховного атамана ясачных подданных числом более 100 тыс. человек назвали прежним именем их князей – «калмыки».

То, что казаки привели с собой лично зависимых от них работников китайского происхождения, которые расово отличались от своих владельцев, во вновь сложившееся Волжское войско, вполне естественно. И вот почему: казаки представляли собой не народ в обычном понимании этого слова, а армию. Все их автономные войска со времен Стального Императора в своей структуре обязательно имели хозяйственные отряды, которые формировались в основном из китайского населения. Эта традиция сохранялась на протяжении столетий. Тем же армейским уставом Стального Императора были четко регламентированы все права, обязанности и взаимоотношения между командным составом, рядовыми воинами и рабочими отрядами. Последние включали в свой состав целые семьи и вербовались на пожизненной основе. Их дети были обязаны выполнять те же функции, что и родители. Этническое смешение (будь то браки или иная, незаконная связь между казаками и хозяйственным населением) каралось смертью. Этот устав действовал и в Волжском-Калмыцком и Джунгарском войсках вплоть до второй половины XVIII века, когда они прекратили свое существование.

Как уже было сказано ранее, свободные европеоидные казаки были вольны покидать своего родового князя и атамана и переходить под прямое управление российского императора, для чего им было достаточно лишь принять православие. Лично зависимое население китайского происхождения не имело такого права и оставалось с атаманом или с назначенными им князьями. Для них и для нескольких сотен знатных семей-родов, не пожелавших принимать православную веру, была выделена небольшая Калмыцкая область в составе Астраханской губернии. И хотя расово и генетически монголоидные хозяйственные работники отличались от своих князей, в процессе длительного совместного проживания они окончательно усвоили культуру и традиции казаков. Это население Калмыцкой области естественным образом приняло имя «калмыков» и стало считать себя «калмыцким народом». А перешедшие в русское состояние казаки, напротив, перестали называть себя «калмык» и «ойрат» («арий»), оставляя за собой только имена «русский» или «казак».

Основная причина ухода казаков-ламаистов (буддистов) во главе с верховным атаманом и упразднения Волжского-Калмыцкого войска – влияние маньчжурокитайской дипломатии цинского Пекина, который хотел привлечь казаков на свою сторону для содействия в разрешении джунгарского вопроса [18].

Это «китайское приглашение» нашло живой отклик у княжеской верхушки казаков; таким способом они надеялись сохранить независимость орды, свою новую религию – ламаизм, а также оставшихся подданных, не растворившись окончательно в русском народе.

Уговоры цинского правительства перейти на службу к китайскому императору имеют давнюю историю. Желание знати Волжского войска вернуться на свою прародину – в Семиречье – также хорошо известно. Одно из первых предложений уйти в Джунгарию было высказано в 1724 году вдовствующей царицей Дарма Балой (вдовой Аюки) после вмешательства российского правительства в вопрос о наследовании наместничества в Калмыцком войске [19].

Поход казаков-буддистов в пределы Китая еще раз опровергает устоявшийся миф о цинском геноциде казаков Центральной орды, который якобы имел место в середине XVIII века и повлек за собой уничтожение практически всего населения Алтай-Тянь-Шаньского региона. Если бы такое действительно произошло, казаки Калмыцкого войска никогда не вступили бы в переговоры с цинскими властями и не согласились бы перейти на оккупированные земли Алтай-Тянь-Шаньского региона спустя всего лишь 15–20 лет с того трагического времени. Еще живы были беженцы, вынужденные покинуть свои родовые владения, в том числе ближайшая родня и приближенные верховного атамана Волжского войска Абашина. Они возвращались на свои территории в Семиречье, веря обещаниям маньчжурского императора вернуть им родные земли, а значит, на то были серьезные основания.

Весной 1771 года большая часть калмыцких князей во главе с атаманом совершила семимесячный переход с берегов Волги на территорию современной Северной Киргизии (Южного Семиречья), контролируемую цинским Китаем. Абашинская армия насчитывала 100 тыс. всадников [20].

Но надежды казаков не оправдались: как только они вступили на свои родовые земли северного Тянь-Шаня, их разделили на отдельные малочисленные отряды и распределили в качестве военных гарнизонов и пограничных отрядов по всей территории империи Цин. Китайское правительство полностью исполнило свои обещания в той части, где говорилось о зачислении на императорскую службу, присвоении званий и даровании привилегий, но отказалась сдержать ту часть обещаний, где говорилось о возвращении казакам исторической родины и сохранении их независимости.

Все это предвидело российское правительство. Когда оставшиеся в России казаки убедились в справедливости позиции Петербурга, который всячески препятствовал походу, многие оставшиеся княжеские династии смирились с неизбежным и поспешили принять православное крещение и дарованное им российское дворянство. Вместе с ними, а порой и самостоятельно, в «русское состояние» были зачислены все остальные вольные казаки со своими семьями.

Не все казаки покинули Алтай-Тянь-Шаньский регион, и при китайской оккупации многие представители бывшей Центральной орды входили в состав цинской оккупационной армии. Маньчжурское правительство Китая прекрасно понимало, что самая действенная сила – это гуманная сила. Они старались всячески расположить к себе казаков бывшего Джунгарского войска (Центральной орды), переманивая их на свою сторону. Цинский император объявлял своим врагом верховного атамана Центральной орды (Джунгарии), но при этом добавлял, что всех казаков он искренне любит, так как и сам является потомком казаков, стремится к их благу и процветанию и сожалеет о бедствиях, выпавших на их долю. Такой мудрой политикой китайское правительство склонило на свою сторону многих знатных атаманов. Некоторая часть населения (несколько десятков тысяч человек), совершенно не беспокоясь о своей безопасности, гарантированной императором, осталась в Джунгарии и после оккупации цинскими войсками. После окончательного покорения земель Алтай-Тянь-Шаньского региона и ликвидации Джунгарского войска китайский император распорядился разделить все казачье сообщество на малочисленные группы и равномерно расселить их по всей территории Восточного Туркестана и Восточной Монголии.

Кроме казаков, которые решили остаться в Алтай-Тянь-Шаньском регионе и перейти на службу Китаю, были также отряды, которые в середине XVIII века уходили от цинской армии не на территорию России, а в другом направлении – в земли Кокандского и Бухарского ханств и далее до современного Афганистана и Индии. Там они поступали на службу к местным султанам в качестве военных гарнизонов в пограничных областях.

Ученый-исследователь Я.Р. Винников в середине XX века произвел масштабный опрос населения Южной Киргизии и Ферганской долины. Один из типичных респондентов, Тохтогул Султансары, подробно рассказал Винникову, что его прадед в восьмом колене поселился в Ферганской долине, прибыв туда в середине XVIII века из местности Итарка Сарыджолсай. По версии Алихана Тагаева, киргизов-кипчаков в Ферганскую долину привел князь Чумак (Чумак-бий). Знаменитый воитель с тем же именем являлся основателем Кокандского ханства. Я.Р. Винников сделал логичный вывод о взаимосвязи возникновения Кокандского ханства и поселения на этих землях казаков, пришедших из Алтай-Тянь-Шаньского региона. Казаки, которых Винников отождествляет с киргизами, сами себя также именовали «кыпчаками». Их потомков в Ферганской долине стали называть «ходжошукур».

Ученым И. Б. Молдобаевым на Алтае зафиксированы предания следующего содержания: «Около 300 лет назад, во время войн и бедствий, состоятельные люди, имевшие скот, начали откочевывать в далекие края. Киргизы, не имевшие лошадей и оставшиеся в горах Алтая, стали именоваться алтайцами».

У киргизов до сегодняшнего дня существует род Коткар-Мундуз. А на Алтае проживают племена «мундус» и «кыпчак». Конечно, генетически это совсем не те казаки XVII–XVIII веков, которые позже стали называться русскими, а в большей степени потомки переселенцев из Китая. Тем не менее имена, названия военных подразделений казаков сохранились в местах их исторического проживания, закрепившись и за пришлым из Китая рабочим населением.

После ослабления цинского Китая, в середине XIX века, начался процесс постепенного отпадения княжеств Восточного Туркестана от империи Цин. Усилилось могущество Кокандского ханства, которое подчинило себе обширные земли Тянь-Шаня и южного Семиречья, включая территорию современной Киргизии. Китайское правительство утратило контроль над процессами, происходящими на некогда оккупированной территории Центральной орды (Джунгарского войска), и на эти земли стали возвращаться отдельные группы потомков казаков (в третьем и четвертом поколении). За прошедшее столетие они уже ассимилировались в иноплеменном окружении, в котором вынужденно оказались волей цинского императора, и стали очень сильно отличаться как друг от друга, так и от своих предков. Эти отдельные малочисленные «племена» тоненькими ручейками стекались на Тянь-Шань и в Семиречье с разных сторон, помня, что когда-то там были их родовые земли.

Но, кроме этой все еще очень прочной исторической памяти, в них мало что сохранилось от прежних казаков. Расселяя казаков по разным землям, китайское правительство старалось максимально ассимилировать их с коренным населением, для чего порой мужчины в составе военных отрядов навсегда перемещались на новые территории, а их семьи оставались в прежних местах. К тому же казаки, будучи военными аристократами по происхождению, всегда занимали привилегированное положение, и браки с ними были обычной практикой среди местной инородческой знати. В результате через два-три поколения происходило полное этническое смешение, быстро утрачивались генетические основы казаков, и коренным образом менялся их менталитет.

Возвращающиеся в XIX веке в Семиречье и на Тянь-Шань разрозненные отряды потомков казаков действительно можно было назвать «племенами» – настолько каждое из них было своеобразно. Фактически это были совершенно не похожие друг на друга малые народы, произошедшие из одного скифского корня, но за сто лет почти полностью изменившие свою генетическую основу. Усвоив чуждые им ранее культурные и даже языковые особенности, порой совсем не понимая друг друга, они были вынуждены использовать язык кокандской администрации, которая на тот момент номинально контролировала данный регион и поощряла возвращение на эти земли населения, с которым имела общие корни. Возможно, некоторые из племен к тому времени уже сами стали носителями тюркского наречия Кокандского ханства, в котором они в свое время нашли убежище и прожили 100 лет, приняв ислам и сменив язык и культуру в процессе ассимиляции. Но некоторые базовые традиции и уклад жизни казачества все же сохранялись наряду с исторической памятью, и это помогало налаживать контакт с другими «племенами».

Древнее историческое имя казаков – «киргизы» (черкасы), население Тянь-Шаня и южного Семиречья получило в XX веке, когда очередной директивой из Москвы была создана советская Республика Киргизия.

Все вновь образованные киргизские племена во второй половине XIX века еще не имели единого названия, очень сильно отличались друг от друга и представляли собой генетические комбинации разнообразных народов и рас. Сложиться в единый народ они смогли только искусственно, войдя в состав Российской империи, да и то с большими оговорками. Процесс этот занял 200 лет, но результат до сих пор остается неоднозначным. Для успешного завершения формирования киргизского этноса требуется его генетическая первооснова – арийское ядро. В настоящий момент оно представлено единственными 100 %-ми генетическими потомками казаков – русским народом, утратившим, однако, историческую память. У остальных народов, также произошедших из общего скифского корня, генетическая основа практически полностью утеряна, а историческая память, хотя и сохранена, но искажена настолько, что имеет скорее карикатурные формы, и становится трудно отделить сказки и мифы от реальности.

Возвращение на Тянь-Шань столь разнородного в этническом плане населения не было направлено «в пустоту». В XIX веке эти территории были уже хорошо освоены мигрантами из перенаселенных центральных провинций Китая. Политику по переселению подданных в Семиречье, на Тянь-Шань, в Восточный Туркестан и присырдарьинские земли проводили маньчжурские правители-завоеватели. Трудовые мигранты из Китая являлись для местной администрации основой податного хозяйственного населения, так как немногочисленные оставшиеся казаки и их потомки, которым исторически принадлежали все эти земли, не были крестьянами и использовались цинами исключительно в качестве вспомогательной военной силы и пограничной стражи. Большая же их часть (свыше 90 % от общей численности) ушла в Россию. Оставшиеся казаки были в массе своей военными поселенцами на службе у маньчжуров, освобожденными от налогов. Для управления вновь приобретенными территориями правительству Китая требовалось податное население – трудовые производительные силы, которыми и стали китайские крестьяне. После оккупации Алтай-Тянь-Шаньского региона циньскими войсками все плодородные земли Семиречья – бывшие пастбищные угодья казаков – были заселены китайскими мигрантами. Приток крестьян-земледельцев в Семиречье начался еще при властителях Центральной орды, которые стремились развивать собственное сельское хозяйство, а в эпоху маньчжурского господства этот процесс завершился полным заселением сельскохозяйственными рабочими всех пригодных для земледелия территорий Алтай-Тянь-Шаньского региона, восточного и южного Казахстана.

Вернувшиеся на Тянь-Шань в XIX веке воинственные племена потомков казаков, разделив между собой территорию с разрешения Кокандской администрации, рассматривали китайское население исключительно как своих подданных, уже без оглядки на Китай. Цинское центральное правительство не могло защитить своих крестьян, а бежать им было некуда: путь до центрального Китая занимал тысячи километров через горы и пустыни. Очень быстро произошло разделение китайского населения по «киргизским племенам». Никто из их лидеров не желал оставлять китайских крестьян на земледельческих участках. Территория между киргизскими племенами была разграничена весьма условно, и если один вождь не успевал увести с собой оседлое население тех или иных владений, то это за него делал соперник из другого племени. Часто из-за этого происходили военные столкновения. Междоусобные конфликты среди киргизских общностей XIX века происходили постоянно и по менее значительным поводам.

Непрерывная война, походы, нападения на другие племена, захват добычи стали считаться смыслом всей жизни – идеологией, которая заменила и религию, и традиции. К тому же теперь каждое племя стало собственником большого количества китайских работников, которые оказались отличными пастухами. Благосостояние вождей росло, доставалось и рядовым воинам. Воюя между собой, племена теряли лучших бойцов, поэтому главной проблемой была нехватка воинов. От их числа зависела сила племени, поэтому наибольшим почетом пользовались семьи с большим количеством сыновей. В связи с этим массовым явлением стало многоженство; но женщин не хватало на всех, поэтому, если кто-то захватывал себе три-четыре жены, другой оставался холостяком, а значит, в старости или в случае увечья его ждала нищая и позорная жизнь. Воины стали захватывать дочерей своих работников-китайцев. Спустя два поколения все племена, несмотря на первоначальное этническое разнообразие и в целом европеоидную генетическую основу, стали внешне неотличимы от своего податного монголоидного населения.

Некоторое время сохранялась традиция, при которой знатные воины и вожди племен выбирали в жены своим сыновьям только дочерей таких же знатных воинов, но не раствориться среди монголоидных соплеменников было уже невозможно. Обычай интересоваться предками будущего жениха или невесты для своего ребенка до седьмого колена до сих пор существует у современных киргизов, однако в генетическом плане, разумеется, уже ничем не помогает и превратился в бесполезный рудимент.

При вхождении Тянь-Шаня в состав Российской империи всем обитавшим там племенам было дано общее название «дикокаменных киргизов» или «каракиргизов», в отличие от кайсак-киргизов, которые позже стали называться казахами. Ко второй половине XIX века всеобщее племенное смешение региона завершилось, китайского оседлого населения практически не осталось. Пригодные к землепашеству, но пустующие земли стали осваивать русские поселенцы, казаки и крестьяне, которые порой даже не знали, что возвращаются на свои родные земли, вынужденно покинутые их предками 100, 200 и 300 лет назад.

Историческая память утрачивается очень быстро, и порой достаточно двух-трех поколений, чтобы внуки забыли и свою историческую родину, и своих предков; но так же быстро историческая память и восстанавливается.

Одно из ранних упоминаний этнонима «киргиз» встречается в летописи «Ши цзи», написанной китайским историографом Сыма Цянем и повествующей о завоеваниях предводителя племен хунну шаньюя Мао Дуня или Модэ. Описывая события 201 года до н. э., Сыма Цянь пишет: «Здесь в форме гэгунь мы, безусловно, встречаем китайскую передачу этнонима „киргиз“».

Древнейшими тюркоязычными источниками, в которых упоминается данное название, являются памятники рунической письменности. Слово «киргиз» неоднократно встречается в орхонских надписях начала VIII века, где имеет форму qirqiz (пишется qirqz). Но наиболее ранней является греческая запись того же слова – Cherkis («черкис») [21].

До сих пор нет единого мнения о локализации «гэгуней» (древних киргизов). По данным В.В. Бартольда и Л.Р. Кызласова, они проживали в районе Котловины Больших Озёр на западе современной Монголии, где ныне находится озеро Хяргяс-Нур. Другая версия, которой придерживаются Л.Р. Боровкова и Ю.С. Худяков, предполагает, что гэгуни населяли земли севернее хребта Боро-Хоро (Восточный Тянь-Шань) и западнее пустыни Дзосотын-Элисун в Джунгарии (на западе современного Китая).

Мы же считаем, что местом жительства древних киргизов – гэгуней, являлся весь Алтай-Тянь-Шаньский регион, а если принимать во внимание, что древние киргизы – это и есть исторические казаки, прозванные скифами, то территорией их исконного обитания является все пространство от Северного Причерноморья до Хуанхэ. Так как китайские авторы соприкасались лишь с частью казаков, которых называли «гэгунями», то и локализация их земель осуществлялась китайскими авторами только по границам Китая.

Следует отметить ошибочность подхода, применяемого историками для поиска некоей географической точки, где якобы могло зародиться исследуемое племя, так как речь идет не об отдельном племени-роде или семье-клане, а о многочисленном народе древних киргизов, потомков скифов. «Киргизами» или «черкисами» («черкасами») могла называться одна из могущественных орд древних казаков-скифов. Или, что более вероятно, это было первоначальное наименование правящего скифского рода, впоследствии давшего название мощнейшему военному союзу казаков, в период своего наивысшего могущества охватившего громадные территории от Енисея до Тянь-Шаня.

Китайский источник IX века описывает древних киргизов как европеоидов:

«…[Они] вообще рослы, с рыжими волосами, с румяным лицом и голубыми глазами. Черные волосы считались нехорошим признаком» [23].

«Их жители телом все высоки и велики, с русыми волосами, с зелеными глазами. Имеющих черные волосы называют несчастливыми» [22].

Древние кыргызы (киргизы) в Притянынанье также были европеоидами [23].

В Средние века и кыргызы, и уйгуры представляли собой тюркоязычные европеоидные этносы. Внешность киргизов была идентична облику русских казаков, вплоть до символических элементов и прически. Так, например, у древних кыргызов «мужчины носили кольца в ушах» [23].

Китайцы полагали, что у древних кыргызов было собственное государство «Цзянькунь», население которого считалось тождественным динлинам. По легенде, правили ими потомки хуннского «чжуки-князя».

На протяжении почти 800 лет динлины и киргизы проживали в едином ареале и вступали в активное взаимодействие, которое завершилось, по словам китайского источника, «смешением». Обе эти группы, единые в этническом отношении, вели образ жизни, соответствующий определению «военная демократия» или «казачья вольница». Таким образом, именно они стали создателями новой общности, включавшей, согласно источникам танской династии, и лесные племена: «дубо», «бома», «милиге», и другие. Вероятно, они жили в рубленых срубных избах, пользовались керамической посудой, разводили лучших лошадей. Ряд элементов материальной и духовной культуры, социальной структуры и истории динлинов имеет близкие аналоги у средневековых народов Саяно-Алтайского региона.

Совершенно точно известно, что к V–VI векам древние киргизы населяли земли Минусинской котловины. Г.Е. Грумм-Гржимайло считал, что киргизы уже с глубокой древности обитали в данном регионе. В первую очередь он ориентировался на данные о европеоидности древних кыргызов и носителей южносибирских культур эпохи бронзы, а также на сведения из средневековой истории енисейских киргизов.