Текст книги "Почему я верю. Простые ответы на сложные вопросы"

– Есть времена для всего: есть время строить и время разрушать, время сшивать и время раздирать. Есть время смеяться и время плакать.

И для бездействия в том числе есть свое время. Например, у пророков написано, что бывают злые времена, когда праведник молчит, «ибо это злое время»[23]23
  «…Разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время» (Ам. 5: 13).


[Закрыть]. Пророк Иеремия пишет об этом беспросветном времени: князья развратились, народ обезумел, священники поддерживают говорящих неправду и дающих взятки – всех ожидает конец, но никто никого не обличает, никто ни на кого не показывает пальцем, потому что виноваты все.

Бывает время, когда Бог говорит праведнику: «Сиди тихо, молчи, не высовывайся». Так при пророке Илие было семь тысяч мужей, сохранивших веру, но скрывшихся, – никто не мог их распознать как верных Единому Богу, внешне они никак не проявляли своей веры. Они не ходили на демонстрации с лозунгами: «Хватит кланяться Ваалу! Вернемся все к Богу Истинному!» – Они знали, что это не только бесполезно, но и губительно: они будут тут же убиты, а их семьи оставлены без кормильцев. И эти люди жили незаметно, хранили верность Богу и избегали идолослужений (у Исаии есть такое выражение: «…сила их – сидеть спокойно»[24]24
  См. Ис. 30: 7.


[Закрыть]).

Но мы говорим о времени, когда человеку благословляется бездействовать. В том-то и дело, что тут главное – не перепутать. И если Господь вдруг скажет: «Иди!», – надо встать и пойти.

– В таком случае главный вопрос заключается в том, чтобы понять, какое сейчас время…

– Да. Для честного верующего (а верующий должен быть честным, чтобы не оправдывать Божиими словами свои страх и лень) в этом главный вопрос: вовремя услышать, что говорит тебе Бог.

Я сам не прыгал с парашютом, но видел много раз съемки того, как совершаются эти прыжки. Инструктор не просто кричит очередному парашютисту: «Пошел!», он вместе с этой командой несколько подталкивает его. Так и Господь. Он не просто говорит: «Иди!», а как бы еще мягко подталкивает одновременно со словами. И важно этот толчок ощутить, потому что многие трагедии происходят тогда, когда человек бездействует в то время, когда нужно действовать, или действует тогда, когда уже поздно или нельзя действовать.

Когда евреи подошли к границам Земли обетованной, Господь повелел им: «Заходите и завоевывайте!» Они ответили: «Но там же такие исполины ходят, мы перед ними, как саранча!» – «Идите, Я буду с вами!» – «Нет, мы боимся, они же нас всех перебьют!» – «Боитесь? Тогда возвращайтесь обратно в пустыню. Если вы не решились идти туда, куда Я посылал вас, то будете ходить по пустыне много лет!» Говорят: «Нет, раз так, то мы все-таки пойдем воевать!» – «Нет, теперь уже поздно». Но они все-таки пошли и были жестоко биты – как пчелы гонят человека, залезшего в улей, так и жители филистимской земли били евреев, гнали их обратно в пустыню.

Подобные трагедии нередко случались в человеческой истории. Вспомним две знаменитые ветхозаветные стройки: Ноев ковчег и Вавилонскую башню. Когда Ной строил ковчег, ему нужно было помогать, чтобы потом в этот ковчег войти вместе с ним и спастись, а не просто смотреть на его труды, приговаривая: «Что это он здесь делает? Вдалеке от воды строит какой-то огромный деревянный ящик!» (ведь Ной, на взгляд своих соплеменников, занимался абсолютно абсурдной деятельностью!). Когда же строили Вавилонскую башню, нужно было, наоборот, смотреть со стороны и не лепить кирпичей…

По сути, нам очень часто бывает нужен Божий совет, Божия помощь, чтобы разобраться: что я должен делать и когда? Когда я должен говорить, а когда молчать? Когда я должен убегать, а когда – оставаться на месте перед лицом опасности? Ведь покорность Богу может проявляться как в действии, так и в бездействии в нужное время. Я «иду на баррикады», потому что я послушен Богу, или я не «иду на баррикады», потому что я послушен Богу. И то и другое возможно.

Ведь там, где Господь говорит «не делай», дьявол говорит «делай». Где Господь говорит: «Ешьте!», дьявол говорит: «Не ешьте!» И наоборот. Говорил Бог в Раю: «Не ешьте от Древа познания добра и зла»[25]25
  См. Быт. 2: 16–17.


[Закрыть], а дьявол сказал: «Ешьте!» Съели… Господь сегодня на каждой литургии говорит: «Приидите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое!», а лукавый человека отговаривает: «Не надо тебе этого, ты недостоин! Причащайся раз в год, и хватит с тебя!»

Там, где нужно действовать, нас останавливает собственное малодушие и лукавые помыслы. Там, где нужно оставаться на месте, нам не дают сидеть на месте наше беспокойное сердце и лукавые помыслы.

– Как же понять, когда нужно действовать, а когда – покориться обстоятельствам? Молиться, просить о помощи и опираться на здравый смысл?

– Как говорится в Писании, «…тяжелый труд дал Господь сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем» – труд понять, что им делать и когда им это делать.

Надо и молиться, и просить о помощи, и прислушиваться к собственному здравому смыслу. Но до этого человеку необходимо осознать, с чем он имеет дело. Ведь труд поиска правильного пути и решения – это не просто мое личное временное затруднение, с этим выбором сталкивается каждый человек. И проблема выбора очень серьезна, ошибки в этих вопросах очень дорого стоят.

– Отец Андрей, есть такое выражение: «В монашество не прячутся, как в нору, а к нему карабкаются, как на скалу». Мне кажется, это выражение можно применить не только к монашеству, а гораздо шире. Как человеку понять, когда ему пора «выходить из норы» и «карабкаться в гору», а когда все-таки стоит повременить и дождаться внутренней ясности, того самого «толчка», о котором Вы сказали?

– Понять, думаю, можно. Вообще это очень правильные слова, их стоит запомнить. Совершенно верно: надо лезть в гору, а не прятаться в нору. Это касается не только монашества, а и всего остального. Дерзай! Христос нередко произносил это слово: «Дерзай, дочь, и будь цела от раны твоей!»[26]26
  Ср. Мф. 9: 22.


[Закрыть]; «дерзайте: Аз есмь, не бойтеся!»[27]27
  См. Мф. 14:25.


[Закрыть]; «Господи! Если это Ты, повели мне прийти к Тебе по водам». – «Иди»[28]28
  См. Мф. 14:28–29.


[Закрыть]. Это дерзание, дерзновение, конечно, больше соответствует духу христианства.

Может создаться иллюзия, что христианство ставит своей целью воспитать каких-то бесцветных людей – пушистых и приятных во всех отношениях. Но это совсем не так. Человек-паинька, который начальству мил, с родителями покладист, со всех сторон хорош, слова дурного не скажет, мягок, приятен и… никаков – вовсе не идеал верующего человека. Напротив, мне кажется, такие люди с трудом приживаются в христианстве и с точки зрения христианского благочестия менее успешны.

– Но при чтении «Житий святых» может сложиться как раз обратное впечатление… Почему?

– Есть стилистические особенности жития как жанра, сложившегося в течение многих столетий. Часто, например, оно представляет святых чуть ли не с детства преподобными, опуская, сглаживая многие драматические моменты их жизни. Но на самом деле истории одной Марии Египетской[29]29
  Преподобная Мария Египетская – христианская святая, жизнь которой является ярким свидетельством того, что покаяние и изменение жизни возможно любому человеку, каким бы грешным он ни был. Бывшая с юных лет блудницей, Мария однажды прибыла в Иерусалим, где пережила обращение к Богу. Раскаявшись в своей прежней жизни, она на следующий же день, причастившись, перешла реку Иордан и ушла в пустыню, где провела в уединении, посте, молитве и в страшной борьбе с собой 47 лет. Напряженность этой борьбы передает ее житие, которое записал встретивший преподобную в конце ее жизни монах, авва Зосима, подвизавшийся в той же пустыне. Память Марии Египетской совершается в Русской Православной Церкви 14 (1) апреля и в пятое воскресенье Великого поста.


[Закрыть] хватит, чтобы понять, насколько это неверно.

В ближайшем приближении мы видим святых очень неординарными людьми. Читая «Жития святых» постоянно сталкиваешься с неким дерзновением, смелостью, с полным выпадением из привычных шаблонов.

Святые вообще, по-моему, ни в какие шаблоны не вписываются. Они могли смириться перед тем, перед кем никто не смиряется, но при этом противостоять тому, перед кем все трепещут, – как Николай Чудотворец, который мог явиться на место казни невинно осужденных и вырвать меч из рук палача. Или как святитель Лука Крымский – ведь в его жизни нет ничего, что напоминало бы «лакированный» образ святости.

В мирской жизни есть хулиганство, дерзость, в христианстве же есть дерзновение. Дерзновение и дерзость внешне очень схожи, но только внешне: они имеют совершенно разное наполнение. Дерзость – это неоправданное хамство и наглость, а дерзновение – это смелость оправданная. Это купленное право быть смелым. Святые покупали себе право быть смелыми с людьми и даже с Богом. Они покупали себе это право, оплачивая его чем-то очень личным и большим. Дерзновение возникает тогда, когда у человека очень личные отношения с Господом Богом.

– К слову, о дерзновении: это именно религиозное понятие? Дерзновенной может быть только верующая душа?

– Да, дерзновение имеется в виду только по отношению к Богу, и оно касается только верующего человека. И не просто верующего, а еще и приносящего Богу какую-то жертву.

Мученики – дерзновенные ходатаи за нас. Ведь мы недаром поем о святых: «…дерзновение имуще ко Спасу… мир испросите душам нашим»[30]30
  «Имея дерзновение к Спасителю, испросите у Него мир нашим душам» (рус.).


[Закрыть]. Причину этого дерзновения можно понять, например, из богослужебных текстов, посвященных мученикам. Там в их уста вкладываются такие слова: «Ты, Господи, стал человеком ради нас, Ты пролил за нас Свою кровь, Ты позволил Себя растерзать, убить, распять… И мы ради Тебя тоже готовы пролить кровь, готовы к тому, чтоб нас резали на части, изуродовали, раздробили наши кости! Мы не жалеем себя ради Тебя, потому что Ты не пожалел Себя ради нас. Ты нам отдал всего Себя, и мы себя отдаем Тебе всецело!» И дальше они попадают в эти камеры пыток, в костедробильные аппараты и машины, их мучают, терзают, они страдают, терпят и продолжают хвалить Бога, пока, наконец, не совершается триумф веры – они уходят душой в Небесный Иерусалим, к вечной небесной литургии.

Кровью мучеников Церковь одевается, как в царские одежды, как в багряницы и порфиры.

Эти страдальцы (а их в Христовой Церкви было очень много во все времена) являются «гвардией» Иисуса Христа, как самые приближенные к Небесному Царю. Почему? Потому, что они отдали Христу все, что только можно было отдать, и отдали с высшей степенью самопожертвования. И потому Христос говорит им: «Просите у меня все, что хотите!» Так мученик за Христа становится открытой дверью милости Божией: ты можешь просить его молитв. Это – купленное дерзновение.

Имея разную степень дерзновения, каждый из нас приближается к Богу, чем-то поступаясь. Кто-то терпеливо несет болезнь или лишение богатства, другой безропотно сносит потерю любви или предательство и взамен потерянного обретает внутреннюю силу и большую любовь к Господу Богу. Молитва такого человека превращается из воздуха в хлеб, то есть становится действенной, живой.

Святые – вовсе не «паиньки», в них есть какой-то смелый, дерзновенный дух… Они же необязательно являются исцеляя и утешая, иногда они приходят и с грозной речью, наказывая или обличая: «До каких пор ты будешь грешить, прогневляя Бога и обижая людей?» Например, Спиридон Тримифунтский мог помолиться, чтобы Бог лишил голоса дьякона, который славился голосовыми данными и тщеславился этим.

Иногда святых просили о заступничестве жители какого-нибудь осажденного города, и они, являясь на помощь, топили целые флотилии вражеских кораблей…

Среди святых нет никого, похожего на Чичикова в молодые годы: мол на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся (хотя само по себе правило это хорошее, кстати), аккуратно причесывайся, следи за платьем…

– Тогда такой вопрос: церковная проповедь часто говорит о необходимости кротости, смирения и терпения. И эти слова зачастую воспринимаются как призыв быть как раз тем «паинькой», о котором Вы говорите.

Почему так происходит и почему мы так редко слышим призыв к дерзновению?

– Помните такую детскую игру, когда мы какое-нибудь словечко много раз повторяем, например «палка-палка-палка»… и через некоторое время становится непонятно, что ты говоришь: «копал» или «палка»?

Повторение одних и тех же слов в течение очень долгого времени может сыграть с человеком злую шутку: он рискует утратить глубинный смысл этих слов и связать их с какой-то сугубо внешней моделью поведения. Когда ты постоянно говоришь только о смирении и терпении, о смирении и терпении, не стараясь раскрыть их смысл, то, во-первых, привыкает ухо слушающего и его ум перестает различать смыслы, во-вторых, вязнет язык говорящего…

Ведь смирение не имеет точного определения, его суть крайне сложно выразить в словах. Это «риза Божества». Это одно из имен Божиих. Иметь смирение – значит иметь Бога в себе (или рядом с собой хотя бы) – примерно так говорится у Лествичника[31]31
  Преподобный Иоанн Лествичник (кон. VI – сер. VII в.) – преподобный, игумен Синайского монастыря, автор знаменитого аскетического труда «Лествица». Память преподобного, кроме дня его успения, совершается в 4-е воскресенье Великого поста.


[Закрыть]. Мы же, говоря о смирении, можем путать или смешивать его с массой совершенно иных вещей. Например, с бытовой покорностью. Или еще с чем-то. Мы можем прилагать его ко всем жизненным ситуациям, не очень рассуждая, действительно ли это смирение? Например, если муж бьет жену, можно ли сказать жене: «Смиряйся»? И как долго бедной женщине «смиряться» – пока муж не переломает ей все ребра? Может, ей пора уже не «смиряться», а реагировать как-то иначе?

Настоящего смирения мы видели очень мало или не видели вовсе, зато слова о нем произносятся часто и легко. И поэтому здесь существует реальная опасность возможного перекоса и потери смыслов.

Поэтому стоит поискать, например, другие словесные выражения для того же самого. Допустим, у человека умер кто-то из родственников. Говорить ему: «Смиряйся!», когда у него душа порвана и кричит от боли? Нет, но можно попробовать сказать иначе: «Попробуй примириться с ситуацией. Ты не исправишь ее, но попробуй примириться и молиться Богу, чтобы там было хорошо тому, которого ты любишь. Пусть любовь останется, но действие любви пусть выразится в молитве о любимом человеке, который ушел». Из этого родилась, например, святость блаженной Ксении. Если помните, у нее скоропостижно умер любимый муж и она стала молиться за него одного. И молитва за любимого человека выросла до пламенной молитвы за всю вселенную. А началось все с супружеской любви, с безвременной потери, с наигранного безумия и с молитвы только за него одного: чтобы ему было хорошо там.

За каждым словом должна стоять реальность. Нельзя одно и то же слово «лепить» на все жизненные ситуации: тогда оно перестает действовать и люди не чувствуют за ним реальности. Надо обязательно докопаться до его смысла.

– Можете ли Вы привести пример по-настоящему кроткого человека?

– В Пятикнижии, например, сказано, что Моисей был самым кротким из всех жителей Земли. Но… если мы посмотрим на жизнь Моисея, то это же настоящий приключенческий детектив, не меньше. Его усыновляет дочь египетского фараона, он вырастает, потом убивает египтянина, зарывает его в песок, бежит из царского дворца, женится на язычнице, живет 40 лет в пустыне простым пастухом… Потом возвращается в Египет, чтобы увести оттуда целый народ – Израиль. Он общается с Богом устами к устам, как тайнозритель, совершает чудеса и предсказывает будущее; берет в руки оружие, проявляет себя как полководец; становится судьей народа, вершит казни. Жизни этого человека хватило бы на миллионы других жизней! И при этом он – кроткий человек…

Хотя бытовое понимание кротости совсем иное. Кроткий человек в нашем понимании – это человек незаметный, такой «Акакий Акакиевич», который говорит: «Зачем вы меня обижаете?» Можно ли представить себе, что Акакий Акакиевич вдруг расправляет плечи, вступается за кого-то (кроткий, скорее всего, за себя не будет вступаться, он перетерпит) и дает пощечину обидчику со словами: «Не смейте обижать человека, он брат наш!» Этого совершенно невозможно себе представить! У Достоевского в «Кроткой», если помните, главная героиня, прижимая к груди икону, бросается из окна на мостовую и погибает. Можно ли сказать, что это – кротость? Вряд ли, скорее – надломленность, смирение в плохом смысле слова, отказ от борьбы… Так что здесь вопрос словоупотребления очень важен.

Неправильное употребление слов портит разум, а попытка правильно пользоваться словами рождает любовь к слову и потом – к Богу.

– Значит, призывая христианина быть кротким и смиренным, Церковь имеет в виду что-то принципиально иное, а вовсе не «смирение» Акакия Акакиевича?

– Чтобы попробовать понять, насколько христианское смирение и кротость не похожи на «смирение» Акакия Акакиевича, можно, например, обратить свой взор к такому издревле существующему институту Церкви, как монашество. Монашество – дерзновенная форма протеста против всех видов мирской несвободы. Живущий в миру человек задавлен жаждой денег, страхом перед начальством, страхом безработицы, страхом одиночества, жаждой удовольствий и многими другими вещами. Он словно закован в цепи. Монашество – это радикальный бунт против мирского рабства. По идее, монах презрел, оставил позади все эти мирские цепи. И тот, кто, однажды оставив все, сохранил верность этому дерзновенному шагу на всю жизнь – самый свободный человек в мире. Это человек, в котором должен быть пламенеющий дух. Это тот самый Моисей, пренебрегший египетским богатством ради того, чтобы быть свободным.

И, помимо монашества, внутри Церкви всегда было множество людей, которые тяготели к странничеству, юродству и прочим не менее радикальным, но менее заметным и менее понятым формам протеста против мирского диктата.

Но и в миру Церковь не призывает быть «Акакием Акакиевичем». Если православный христианин оказался на какой-то очень важной государственной должности, Церковь вправе сказать ему: «Ты раньше делал карьеру для того, чтобы прославиться и превознестись, теперь, как верующий человек на ответственном посту, ты должен будешь отдавать себя своему делу и быть готовым положить свои кости ради того, чтобы жить в стране стало легче и лучше. Забудь про спокойную жизнь, оставь позади тщеславие, приготовься иметь много врагов и делай то, что нужно». И такой человек вовсе не будет паинькой, склонным подписывать все приносимые ему бумаги. В любом случае Церковь зовет человека к служению.

– Почему же подлинного дерзновения так мало в сегодняшней церковной жизни?

– Видимо, психология церковного человека несет в себе следы прежних эпох.

Мы проживаем какую-то серьезную инерцию нескольких прошедших столетий. Синодальный период[32]32
  Общепринятый термин в периодизации истории Русской Православной Церкви, когда высшим органом управления Церкви был Священный Синод, т. е. 1700–1917 годы.


[Закрыть] был для Церкви очень специфическим – это было время чиновничьего всесилия и церковного бесправия. Петербургский период был одной из интереснейших и великих эпох в российской истории, но вместе с тем Церковь в этот период была по-настоящему обескровлена и превращена в какой-то обслуживающий чиновничий аппарат, в одно из министерств. А потом уже советская власть прошлась каленым железом по церковной жизни, собрав огромную жатву мучеников и исповедников. На долю тех, кто остался в живых, как раз и выпала эпоха, когда «праведник молчит, ибо это злое время». И они, верующие советского времени, замолкли, утаились. Они берегли веру, проповедовали ее, где можно было, но чаще это были слова, сказанные на ухо, чем открытая и гласная проповедь.

Эта инерция мышления досталась по наследству нам. Сменились эпохи, и, по идее, время говорит нам: «Теперь идите в институты, в школы, в воинские части, проповедуйте всюду – на стадионах, в больницах, в тюрьмах! Везде благовествуйте имя Господа Иисуса Христа!» Но это так легко сказать, а – попробуй перестроить церковно-общественную психологию, если за спиной несколько веков вынужденного молчания…

И кроме того, идеал церковного человека сегодня у нас не сложился. Каков, например, идеал православного предпринимателя? Каким должен быть современный православный студент или верующий рабочий? Молодая православная семья – как в ней постятся, сколько в ней должно быть детей, живет ли она вместе с родителями или отдельно? Православный человек, работающий кинорежиссером или актером, – кто он?

Над выработкой архетипов «работают» целые столетия, у нас же прошло еще очень мало времени – немногим больше 20 лет.

– Возвращу Вас к началу нашей беседы. Мы говорили о том, что верующий человек сочетает молитву и деятельность. Но вот он столкнулся с труднопреодолимыми препятствиями. До какой поры он обязан пытаться преодолеть это препятствие, а когда он должен отступить и дать место Богу?

– В книжке о генералиссимусе Суворове, я помню, прочел такие слова: «Суворов внимательнейшим образом занимался своей собственной работой в ставке, в штабе, с картами, на местности, с офицерами, разрабатывая план будущей операции, и, только когда ему было все ясно, он начинал молиться, чтоб Бог благословил его дело. И тогда уже шел, с Богом, вперед!»

Я думаю, это пример правильного отношения. Нужно сделать все необходимое – на предприятии или в семье, при покупке или продаже квартиры, при поиске докторов для больного родственника или учебного заведения для ребенка – до предела собственной компетенции.

Знаете, как в притчах Соломоновых говорится: «Коня готовят на день боя, но победа даруется от Господа»[33]33
  См. Притч. 21: 31.


[Закрыть]. Победа от Господа, но ведь… коня нужно приготовить! Очевидно, такой подход должен быть во всем остальном.

Исключительные случаи могут быть. Как, например, переход евреев через Чёрмное море: когда позади фараон, а впереди – море и спасти может только чудо. Или когда врач в бессилии спасти больного разводит руками, а ты все еще продолжаешь молиться, чтобы он ожил, воскрес и выздоровел, – такая молитва бывает услышана Богом. Но это уже область других вещей, тех, которые не совершаются ежедневно. Было бы ужасно, если бы мы заставляли Бога творить чудеса на каждом шагу, – например, останавливать поезда, на которые мы опаздываем… Или еще что-нибудь в этом роде.