Текст книги "Пиарщики снова пишут (сборник)"

Потом все начали кричать, размахивать руками, но фигура прапорщика казалась деревянной скульптурой, настолько она была неподвижна. Истукан да и только!

– Адреналиновый шок, – сказал капитан Портяхин. – На абордаж! – с последними словами он первым рассек волну своим крепким натренированным пузом. Следом за этим морским котиком бросился я и лейтенант Климычев, мы поплыли азартно, как при сдаче нормативов ГТО. Но, несмотря на наш еще юный, неотягощенный стрессами и лишним весом возраст, перегнать Портяхина не удалось. Достигли лодки, зацепились за борта.

– Гамлет, что с тобой? Гамлет!

Тот молчал. Пугающе суровая обреченность была во всем его облике. Наверное, с таким выражением лица капитан, оставаясь в рубке, идет на дно вместе со своим кораблем.

Наконец он медленно повернул лицо и поглядел на меня, потом на Климычева, который брезгливо отпихивал от себя контуженых рыбешек, в изобилии плавающих вокруг. В карих глазах Гамлета не было ни тоски, ни ужаса; лишь сочился из них бездонный космический холод – немой и бездушный. Я уверен, что узнал он нас не сразу.

– Спирта бы ему, – со снисхождением победителя сказал Портяхин и начал бросать в лодку оглушенных окуньков.

Наконец Гамлет разжал зубы и глухо произнес:

– Лучше добейте, – и добавил несколько слов по – армянски.

Мы наперебой принялись его успокаивать:

– Ну ладно тебе, без обид! Ты пошутил, мы тоже пошутили, – говорим, а сами подталкиваем лодку к берегу.

Гамлет весла в руки так и не взял.

Через неделю прапорщик Енукян продал свою двухмоторку. Все облегченно вздохнули и даже за глаза перестали называть его Гамлетосом. Только жена замполита, блистательная Изабелла Валентиновна, стала чаще жаловаться мужу, что ее одолела скука, и даже на пляж ходить невозможно – одни комары да слепни. Впрочем, при этом она почему‑то загадочно улыбалась, словно вспоминая былое, романтическое прошлое.

Искусственный спутник земли

Мужики от скуки могут горы свернуть. Это я точно знаю, на своем опыте испытал. Не верите? Тогда слушайте.

В начале 80–х, когда я после энергетического института служил в авиаполку, в ста километрах южнее Архангельска, – то ли кадровых офицеров не хватало, или считалось, что нужно больше специалистов подготовить на случай войны – не знаю, только нас, «студентов», было почти треть от общего комсостава части. Вместе со мной служили выпускники московского и харьковского авиационных институтов. Военная карьера нас не интересовала, и вполне устраивали должности техников по обслуживанию самолетов. С юга наша часть прикрывала от супостата космодром в Плесецке, а с севера – Северодвинск. Зима в тех краях довольно долгая, нудная, и зачастую делать в свободное от службы время нечего. Кто кино в Доме офицеров смотрит, кто в гостинице – общежитии в преферанс играет, кто спирт на дрова меняет. Из большого мира вела к нам всего одна дорога, а вдоль нее – трехметровые сугробы. Как сказал бы один из героев фильма «Неуловимые мстители»: «А вокруг тишина».

Служил я в группе САПС – системы аварийного покидания самолета, короче, обслуживал катапультное кресло. Не успел я освоиться, как моего начальника, кадрового офицера, командировали в Сирию, и мне пришлось исполнять его обязанности.

Катапультное кресло – изумительная машина! Для непосвященных поясню. В кресле есть так называемый стреляющий механизм, который выбрасывает его вместе с летчиком из кабины самолета силой давления газов сгорающего порохового заряда. А состоит механизм из наружной трубы – «ствола» и внутренней трубы – «снаряда», в которой помещена пиротехника. При аварии внутренняя труба вместе с закрепленным на ней креслом по направляющим рельсам выстреливается вверх. В заряде – одиннадцать пороховых макаронин. Многократная страховка, все на механике – самая надежная конструкция. Прелесть! Для пилота главное при катапультировании голову не наклонять в сторону: нагрузка все‑таки – 20 «же»! Летишь себе, подобно барону Мюнхаузену, верхом на ракете. Чихнуть не успеешь, а уже вознесся на 60 метров выше своего незадачливого самолета.

Кресла эти регулярно, раз в месяц, проверялись, пороховые патроны – макароны мне приходилось менять. Списывать, везти на склад за несколько километров – процедура, надо заметить, муторная, скучная. Легче потешиться как‑нибудь. Конечно, что забавного можно сотворить с этими шашками? Ну, подожжешь, подбросишь повыше… Главное, чтобы в окно к особисту, майору Фишкину, не залетело. Не для взрослых мужиков все это, право слово. Баловство. Одно время с помощью пиропатронов рыбу глушили в речке, но так это летом. А вот что зимой делать, скажите? Куда молодые силы мускулов и ума девать?

Однажды воскресным днем слонялся я по территории части. Гляжу, лежит старый подвесной топливный бак, из‑под авиационного керосина. Когда‑то, может и совсем недавно, служил этот бак верой и правдой почетному военному делу, авиатору и самолету, а теперь вот бросили его около ангара технико – эксплуатационной части и забыли про все хорошее. Лежит бедняга, большой, сигарообразный, леденит его ветром, снегом засыпает потихоньку.

Вздохнул я прочувственно и иду дальше. Смотрю: еще хлеще! Списанное катапультное кресло. И деталей в нем разных полно, и дюзы на месте. Можете мне не верить, но даю голову на отсечение, что именно из гуманистических соображений, и из‑за врожденной любознательности, пришла мне в голову замечательная идея – сделать ракету. Чтоб нарушила она на мгновенье зимнюю спячку и помчалась к звездам и среди них, может быть, нашла себе товарищей, славу и достойный вечный покой.

В гостинице – общаге, которую мы прозвали «Голд Клоп» из‑за неистребимых насекомых, – я поделился своей идеей с лейтенантом Климычевым, выпускником Харьковского авиационного института.

– Как ты думаешь, это реально? – спросил я его.

– Ну, если твоя пиротехника человека с креслом может в секунду на десятки метров забросить, – принялся рассуждать Климычев, блестя безумными серыми искорками в очках, – то при увеличении количества пороховых макарон и вообще всей пиротехники, можно топливный бак…

– На орбиту Земли забросить! – воскликнул я.

– Ну, скажем, на орбиту не забросим, – ухмыльнулся Климычев. – Икар до Солнца не долетел, но попытка… дорого стоит.

О задумке узнали другие офицеры, и вскоре собралось целое конструкторское бюро, человек двадцать.

– Вот вы приделаете к баку дюзы, – вмешался в нашу работу начальник службы ГСМ авиаполка, выпускник Военной академии тыла и транспорта капитан Портяхин. – А если еще крылья приварить, то будет у нас своя система крылатых ракет СОИ.

– Можно и так назвать, – согласился я.

Я был, как сейчас говорят, продюсером этой затеи. Наше КБ работало на базе «Голд Клопс», здесь мы рисовали эскизы и чертежи. Трудились с энтузиазмом, потому что надоело в преферанс играть, приелось. А тут живое и, главное, полезное дело – развитие космонавтики. В этот начальный период мне казалось, что некоторые офицеры втайне надеялись на то, что наша ракета пронзит стратосферу и станет искусственным спутником Земли.

Подвесной бак укоротили на одну треть, наварили крылья, используя аргонно – дуговую сварку. Параллельно соорудили пусковую установку, с наклонными рельсами. В самый разгар проектно – экспериментальной работы прибывает из отпуска «хим – дым», то есть начальник службы химической защиты капитан Пискарев, владелец больших запасов различных фальш – вееров, ракетниц и взрывпакетов. Поглядел он на наши проекты и совершенно серьезно говорит:

– Вы всё неправильно делаете.

– Это еще почему?! – возмутились конструкторы.

– Ну, сами подумайте! Представьте, что у вас все получилось. Запустили вы ее. А она – пшик и улетела! В стратосферу. И никакого эффекта. Неинтересно…

Замечание не очень резонное, но народ призадумался.

– А что вы предлагаете? – осторожно любопытствую я у «хим – дыма».

Тот обвел снисходительным взглядом будущих королевых и цандеров и произнес – словно линию Маннергейма шашкой рассек:

– Вношу рационализаторское предложение. Давайте отрежем у ракеты нос и разместим там мои запасы, килограммов двадцать. Вы ребята умные, сами сообразите, как сделать так, чтобы они – бздынь! – на высоте сработали. И небо разукрасили. Интересно?

Подумали – отвечаем:

– Интересно. Большой бздынь может получиться. Громкий и яркий.

Работа закипела с еще большим азартом. Начальство понаблюдало, с особым отделом посоветовалось и никакой крамолы не нашли. Наше увлечение они назвали кружком «Умелые ручки» и успокоились. Даже порадовались, что мы увлеклись каким‑то делом и меньше спирт пьем, и в карты не играем.

Головки светлые собрались, силы молодые, талантливые – в общем, сообразили, как сделать так, чтобы от нагрева что‑то там воспламенялось, и Пискаревские ракетницы взрывались. Установленный в голове ракеты заряд для большого «бздыня» представлял собой опоясанный лентой с ракетницами мешок взрыв – пакетов.

Наш спутник Земли внешне напоминал усеченный бак для полива воды, такой можно увидеть в садоводческих товариществах: емкий, продолговатый, округлый. Сзади дюзы приделали – все как полагается. Только немного ошиблись в конструкции крыльев. Но об этом чуть позже.

В намеченный день старта установили наклонно ракету на пусковое устройство, пригнали солдат – не столько для оцепления, сколько из просветительских целей. Собрался почти весь состав части. Замполит, подполковник Кожухов, привел укутанных в шубы из искусственного меха жену Изабеллу Валентиновну и сынишку. Прапорщик Енукян сразу забыл обо всем на свете, уставился на женщину своими расплавившимися от нежности глазами. Но когда встретился взглядом с замполитом, скромно потупился.

– Гамлет, о деле нужно думать, – заметил я ему. И замечание мое было вполне уместным и резонным, потому что торжественно дернуть за веревочку поручили именно бесконфликтному прапорщику Гамлету Енукяну. К нему у всех, кроме разве замполита, было доброе отношение, и поэтому никто не обиделся, что лишен чести осуществить запуск.

Вижу, что наш особист, майор Фишкин, что‑то шепчет на ухо замполиту. А потом с такой доброй улыбкой спрашивает нас:

– А куда пулять будете?

Мы несколько подрастерялись, переглядываемся. Действительно! Развернуть ее в сторону Плесецка – нельзя: офицеры противовоздушной обороны могут нас не понять. В восточную сторону – непатриотично. Значит, направлять нужно на запад. Больше некуда.

Направили на запад.

– Товарищ подполковник, разрешите осуществить пуск? – спросил я у замполита, как у самого старшего по званию из присутствующих. Тот подумал и кивнул.

– Пуск! – скомандовал я Енукяну.

Морозный воздух вздрогнул от выхлопа дюз, и ракета рванула в небо. Вот здесь мы и поняли, что в конструкции существует некий дефект. Наш летательный аппарат повел себя, скажем, не совсем обычно. Он почему‑то изменил курс и повернул в сторону закромов капитана Портяхина, то есть склада ГСМ – горюче – смазочных материалов, где хранились авиатопливо и авиамасла на нефтяной основе.

Разумеется, Портяхин первым и не выдержал, как заорет:

– Куда?! А ну сворачивай! Никулин где?

– Здесь, товарищ капитан! – отзываюсь, а сам на особиста поглядываю. Выражение узкого, с жесткими чертами лица майора Фишкина мне очень не понравилось: такое лицо бывает у аллигатора, который хапнул зубищами антилопу, а проглотить не может.

– Что смотришь?! – просипел Портяхин и замахал у меня перед носом руками, словно невидимый штурвал закрутил. – Поворачивай ее.

А как я ее поверну, если дистанционное управление конструкцией не предусмотрено? Вижу, дело принимает нежелательный оборот, точнее – диверсионно – подрывной характер. Когда я это осознал, то мысленно взмолился, упрашивая ракету изменить курс. Напрягся, того гляди – сам взлечу.

И она меня услышала. И повернула. Только не на запад, а в сторону склада боеприпасов.

Тут побледнели все и очень сильно. Возможно даже, кто‑то испачкал исподнее. Только сынишка замполита дергает Изабеллу Валентиновну за рукав и спрашивает:

– Мама, а когда бздынь будет?

А мамаша рот раскрыла и в ужасе шепчет:

– Какой бздынь, сынок? Это спутник.

Конечно, замполит у нас был человек очень уравновешенный, обстоятельный, но и он не выдержал, крикнул странно осипшим до неузнаваемости голосом:

– Ее нужно сбить! Немедленно! Иначе под трибунал пойдем.

Видимо, это грозное намерение достигло ракеты, потому что она снова изменила направление, на этот раз устремившись в зенит… И наконец произошел тот самый бздынь, которого так ожидали «хим – дым» Пискарев и любознательный сынишка замполита. Хороший бздынь получился, честное слово! Очень громкий. И яркий: серое небо расцветилось сотнями разноцветных звезд и слепящих шариков.

В этот же день все конструкторское бюро вызвал к себе на ковер командир полка. Промыв нам мозги по теме укрепления воинской дисциплины, командир объявил собственную версию случившегося. Согласно этой, официальной версии, мы никакого искусственного спутника Земли не создавали, ракет не запускали, а просто ликвидировали просроченные пиротехнические средства. Но без наказания мы не остались: все «конструкторы» ракеты на протяжении шести месяцев постоянно несли наряды дежурными и помощниками дежурного по части.

Вскоре мы выяснили и тонкие места нашего изобретения. После тщательного изучения обломков ракеты установили, что во всем виноваты крылья, именно они, деформируясь от нагретого корпуса, начали менять траекторию полета. Кое – кого, конечно, взяла досада, но, главное, никто не огорчился, что аппарат до стратосферы не дотянул.

С тех пор я твердо уверен: мужики от скуки могут горы свернуть. Это я точно знаю, на своем опыте испытал.

Хреновая история

Любите на дельтаплане летать? Ну, тогда вы должны были слышать о поселке Псебай, что в предгорьях Северного Кавказа. Тут всегда почти солнышко светит и в воздухе полный штиль – летай себе на здоровье. Правда, в 1971–м, когда приключилась эта история, я что‑то дельтапланеристов не помню. Все больше охотники наезжали: и простые мужички с Краснодара, и краевое начальство, и даже высокие гости из самой матушки – столицы. А все потому что еще сто лет назад этот казачий поселок прославился знаменитой Кубанской охотой. Дичи тут много: серны да лисицы, волки да куницы.

И никто, считай, не браконьерствовал, все по закону, даже крупные чиновники лицензии оформляли. И красот, и трофеев всем хватало. А у кого силенок много, чтобы Главный Кавказский хребет перейти, то вот тебе и Сочи, и Адлер, и Красная поляна.

Чего только нет в этом районе, даром что со швейцарскими Альпами сравнивают! И километровые пещеры в недрах Ахмет – Скалы – с двуцветным мрамором и гипсами, и биосферный заповедник, и стоянки неандертальцев, и аномальные явления, и винный завод… Вот только не все было благоустроено в те годы в поселке. И у председателя поселкового совета Петра Егоровича в связи с этим случались иногда неприятности.

Вот сегодня только и слышно: спонсоры, меценаты! А в те времена меценаты покруче были, и назывались они – шефы. А те, кто просил помощи, – подшефными. Советская власть в Псебае обо всем заботилась – в силу выделенных им краевым начальством фондов.

Жили в поселке двоюродные сестры: энергичная Марья Ивановна, которая руководила детским комбинатом, то есть яслями и детским садиком, и не менее энергичная Валентина Петровна – директор школы.

И вот однажды леспромхоз отстегнул деньжонок на благоустройство подшефного детского комбината. Детскую площадку вначале обнесли невысоким ленточным фундаментом, а затем сковали металлическим заборчиком из фигурных решеток в виде чебурашек, зайчиков и даже микки – маусов. Любо – дорого поглядеть!

Директриса школы Валентина Петровна по – хорошему позавидовала сестре: вот какие шефы добрые достались! И, не долго думая, поспешила она к директору леспромхоза. Чтобы, значит, и возле школы заборчик сделали.

Леса тут богатые, бук растет на десятки километров сплошняком. Есть там и клен, и дуб, и осина, и чего только твоей мастеровитой душе не захочется, вплоть до рододендрона. Не веришь, поезжай погляди… И заводы в те годы процветали, и псебайцы неплохо зарабатывали, и даже могли дефицит приобрести в специальном магазине. Поэтому не думала Валентина Петровна, что ей откажут в помощи. Но директор леспромхоза на ее просьбу только руками в стороны развел:

– Я бы и рад помочь. Но лимиты на год исчерпаны. Да и садик ведомственный у Марьи Ивановны. А тебе прямая дорога к местной власти, к Петру Егоровичу. Если выделит средства, то мы уж тут договоримся. Рабочими и техникой помогу.

– Конечно, и на том спасибо…

Валентина Петровна поспешила в поселковый совет. Как раз к окончанию заседания попала, председатель не успел на обед уехать.

– Не ко времени ты, Валентина Петровна. Честное слово: не до тебя! – отмахнулся от нее мрачный Петр Егорович и принялся выпроваживать возмущенную до глубины души директрису.

– Как моих учеников на свекольные поля посылать, так я всегда ко времени! – воскликнула Валентина Петровна…

Прошу прощения за некоторое отступление. Ясно, что не всякое лыко в строку, но у меня, смею заверить, именно всякое лыко и в строку. Честное слово! Слушайте, почему мрачен был в этот день председатель.

При советской власти много было хорошего, никто не отрицает. Но, если судить объективно, случались и всякие несуразности, даже дуризмы, не без этого. Всеобщая плановость иногда боком выливалась. Вот как раз Петру Егоровичу директива «сверху» пришла, постановление партии и правительства: «Кубань – житница России. Вот и сейте! Хватит выпускать вредное для здоровья дешевое вино».

Председатель поселкового Совета депутатов Петр Егорович всей душой понимал политику партии, и готовился по мере сил искоренять в народе вредные привычки, но никак не мог сообразить, с чего начать. И заместитель, и депутаты – никто ничего путного не смог присоветовать. Поэтому Петру Егоровичу было совсем не до Валентины Петровны с ее заборчиком вокруг школы.

С трудом выпроводив, почти вытолкав директрису за дверь своего кабинета, он схватился за голову, думу начал думать: «Есть у нас небольшой винзавод. Производит дешевый портвяшок – шмурдяшок. И в долине, и на горах полно кизила и диких яблок, груш и алычи, куда это все девать! Сок выпускаем, ну и этот – портвейн, ни дна ему, ни покрышки! Что ж теперь, завод закрывать? А сеять что прикажете?».

В общем, долго голову ломал. Но, как говорится, при каждом крупном начальнике должен быть мудрый еврей… Сел Петр Егорович в казенную «Волгу» и поехал к знакомому портному, что обшивал всех важных людей поселка. Решил заодно новый пиджак себе заказать. И пока его портной обмерял да образцы тканей показывал, Петр Егорович потихоньку, намеками разговор начал. Но потом не выдержал да брякнул себе на удивление:

– С одной стороны заставляют в горах злаки сеять, а с другой – алкоголь истреблять. Что посоветуешь? – проблема Петру Егоровичу казалась неразрешимой.

– Я тут на днях с мужиками говорил…, – отвечает осторожно портной и из‑под очков хитро так поглядывает.

– А что? Все уже в курсе дела?

– У партии от народа тайн нет, – заметил строго портной. – В общем, я и сам над этим долго думал. Можно сказать, ночь не спал, а это вредно для моего сердца. Не сразу понял, что нас спасет.

Портной замолчал и принялся в пятый раз замерять широкую спину Петра Егоровича.

– И что понял? Что спасет‑то? – воскликнул председатель.

– А я разве не сказал? Вы только не вертитесь. В моей профессии точность – вежливость королей.

– Да нет, не сказал. Говори, хватит жилы из меня тянуть!

– Хрен.

Петр Егорович подумал, что ослышался.

– Какой хрен?

– Обычный хрен нас и спасет.

– Ты чего? Издеваешься?! – едва на крик не перешел Петр Егорович. Но портной спокойно, не отрываясь от своего дела, поясняет:

– Сам посуди, Петр Егорыч. Его, заразу, посадишь, а потом замучаешься собирать. И растет он, где попало. Или где захочешь. Разливочная на винзаводе есть? Есть. Переделать под хрен – раз плюнуть. Остается прикупить машину, чтобы его тереть… Все, Петр Егорович, пиджачок вам сошьем – как влитой будет. За орденом в Москву будет в чем поехать.

Ехал по вечернему поселку председатель как в тумане. Или в просветлении, сложно со стороны определить чувства властного человека. Действительно, что к хрену нужно? Немного сахара, чуть уксуса с солью и вода. Тут тебе и белки, и жиры, и углеводы! До такого парадоксального решения никто, кроме хитрого портного, в поселке не додумался бы. Да что там поселок! В краевом центре академики бы не допетрили. А у всех высшее образование, каждому почет и уважение…

Сказано – сделано. Быстренько винзаводец переоборудовали под производство хрена и начали закатывать его в майонезные баночки. Запустили, отправили пробную партию в Краснодар. Дело пошло. Так псебайцы стали пионерами хренового дела.

Валентина Петровна тем временем ходит и ходит в поселковый совет, к председателю Петру Егоровичу. Но все без толку: не выделяют средств на постройку заборчика, хоть ты тресни! Все отмахивается. Совсем зарапортовался со своим хреном.

Конечно, его тоже можно понять. Производство наращивает обороты. Столовый хрен уже идет в различные российские города. И прибыток, и искоренение рассадника шмурдячности, то есть производства дешевого портвейна. Пресса об этом в фанфары дунула. В общем, председатель поселкового Совета заполучил две шкурки с одного зайца.

Но только что от всего этого Валентине Петровне? Заборчика как не было, так и нет. Целый год она добивалась своего, но так и не добилась. Любой другой человек уже рукой бы махнул и плюнул на это дело с высокой колокольни. Но не такая была директриса поселковой школы Валентина Петровна. Хоть ей и за сороковник, но женщина крепкая, яркая – что называется в самом расцвете физических и моральных сил, клубника в сметане. Она почти каждый день звонила юной секретарше Петра Егоровича и жаловалась:

– У Марьи Ивановны вон какой красивый забор! А у меня ничего нет. Такая несправедливость, что делать – ума не приложу. Дождется Петр Егорович, что не пущу своих учеников на уборку свеклы. И на консервный завод не пущу!

На Кубани, в зависимости от района, летом шла прополка свеклы и кукурузы. По осенней поре в средней полосе, как известно, инженеров и школьников направляли в совхозы на уборку картофеля. А в Псебае осенью теперь посылали на хрен, то есть на консервный завод, который появился вместо винного производства.

В один из прекрасных осенних дней приезжают на охоту высокопоставленные гости. Предварительно, конечно, депеша пришла: «Прими, Петр Егорович, дорогих товарищей, обеспечь транспортом, подготовь охоту по высшей категории – все как обычно. Но учти: едут не только из края, но и столичные гости. Из ЦК».

Приехали. Сидят в кабинете местного начальства, восхищаются и живописными особенностями здешних мест, и расторопностью и политической подкованностью в хозяйственных делах местного руководства. Петру Егоровичу очень приятно, что о нем наслышаны на самом верху.

– Молодец! Правильно понимаешь политику партии, – говорит ему восседающий во главе стола для конференций чиновник из ЦК. Петр Егорович, конечно, почетному гостю свое кресло уступил. Слушает, затаив дыхание: – Перестали выпускать гнусное пойло… в смысле низкокачественное изделие, а ценный полезный продукт всему российскому народу дали. Не только по Кубани твой хрен разошелся, Петр Егорович, но и по всей России. Этот опыт нужно расширять и множить.

Все согласно головами кивают и улыбаются, и, конечно, завидки их берут. Да и сам Петр Егорович расцвел. Еще бы! Похвала‑то идет из ЦК да еще в присутствии товарищей от краевой власти.

И вот тут в приемную приходит директор школы Валентина Петровна. Худенькая секретарша хотела геройски броситься на перехват, перекрыв огонь пылающих глаз Валентины Петровны, но была отброшена грудью посетительницы.

Директор школы ворвалась в кабинет и поначалу остолбенела. Перед ней, за длинным столом сидело множество незнакомых мужчин, которые всем видом, и осанками, и выражением лиц – показывали себя однозначно начальством, да еще весьма высоким. Валентина Петровна сразу оценила обстановку. Да и трудно было не оценить, если даже Петр Егорович сидел не в своем любимом кожаном кресле во главе стола, а сбоку. Но она не спасовала, тем более выражения лиц у гостей были благожелательные, видимо, отпускное настроение уже размягчило забронзовевшие мышцы.

– Извините, товарищи, – произнесла она, – мы тут с Петром Егоровичем решаем важную задачу.

– Валентина Петровна! – попробовал осадить ее Петр Егорович. – Ты пойми, у меня гости. Из Москвы приехали, из Краснодара. Сейчас не совсем уместно…

Но Валентина Петровна знай своё долбит:

– Где обещанный заборчик?

– Денег нет…

Но директор школы скоростной южной речью владела более свободно, чем председатель:

– Я, конечно, все прекрасно понимаю. Только, Петр Егорович, скажи мне как на духу: когда оградку поставишь вокруг детской площадки? Вот скажи при товарищах из Москвы, и я тут же уйду. Будет мне оградка или нет? Дети у меня разного возраста, вдруг на проезжую часть выскочат. Нам бы такую же оградку, как у Марьи Ивановны. Хорошую, с чебурашками и микки – маусами. Вот присутствующие здесь товарищи подтвердят мои слова. Если у нас плановая экономика и плановое развитие, все должно по единому плану строиться. И наш заборчик – тоже. У Марьи Ивановны есть, а у нас нет. Мы разве сиротинушки убогие?

– Никакие вы не сиротинушки, – помрачнел Петр Егорович. – Что ты говоришь, будь объективной, Валентина Ивановна!

– Петровна, – поправила просительница. – Это она Ивановна, а я – Петровна. О них позаботились, а о моих детях кто позаботится? Советская власть, верно я говорю?

Высокие гости со все большим интересом прислушивались к диалогу, да и вообще приятно глядеть на энергичную фигуристую женщину, в ярком платье с декольте. Кровь с молоком. Глаза горят благородным негодованием – горы свернет такой руководитель.

– Ладно, Петр Егорович, я вижу: ты не хочешь давать деньги на оградку.

– Сейчас их просто нет! Но как только появятся фонды, Валентина Петровна, о чем говорить! Мы когда можем, всегда помогаем…

– Ладно. Теперь скажи как на духу: я тебе девочек – старшеклассниц присылала хрен тереть?

После этого вопроса в кабинете словно что‑то екнуло, и повисла мертвая тишина. Гости, постепенно, один за другим, перевели взгляды с Валентины Петровны на Петра Егоровича. И в этих взглядах было и недоумение, и настороженность.

– Ну, посылала, – согласился Петр Егорович.

После такого ответа хозяина кабинета у некоторых гостей из Краснодара лица вытянулись и побледнели. Как полотно стали краевые товарищи. Многозначительно переглянулись: мол, мы‑то его в передовики выдвинули…

– Ну и как? – начала наступать на председателя директриса.

– Что? – не понял Петр Егорович.

– Тебе понравилось?

– Как обычно, две недели трудились справно, – пожал плечами Петр Егорович. – Молодцы девчонки. Мне понравилось.

– Значит, – насупилась директриса, – как девочек посылать хрен тереть, это можно. А какую‑то оградку сделать, так у тебя фондов нет!

– Валентина Петровна! – возмутился Петр Егорович. – Ты ж не путай. Даже присутствующие здесь товарищи говорят, что у меня хрен – всероссийского значения.

При последнем заявлении у всех гостей вытянулись лица, затем мужчины как‑то слегка стушевались и втянули головы в плечи. А Валентина Петровна уперла руки в бока и воскликнула:

– Ой, значение! Не знаю, не знаю, Петр Егорович. Например, псебайские бабы говорят, что дюже он у тебя слаб.

После таких слов краска залила всех присутствующих от корней волос до пят. Чиновники сидят с побуревшими лицами, ерзают на стульях и совершенно не знают, куда глаза деть, что делать. А кое‑кто, из краснодарских товарищей, и лицо ладонями прикрыл.

Председательствующий за столом руководитель из Центрального комитета партии долго обводил всех присутствующих взглядом. Потом на его широкой щеке дрогнула мышца. И он совершенно не по – начальственному всхлипнул, что несколько озадачило Валентину Петровну. И она решила смягчить оценку псебайских баб:

– Нет, конечно, хрен хороший, раз его вся страна уважает. И никто не умаляет заслуг наших передовиков производства. Но оградку у Марьи Ивановны эвон когда установили, больше года прошло. А какой толк от Марьи Ивановны?

В этом месте мужчина из ЦК странно захмыкал, потом прыснул в кулак. И все, как по команде, поглядели на него. Главный гость широко раскрыл рот, и тут стены поселкового Совета вздрогнули от заразительного смеха. Но это был лишь первый эмоциональный всплеск, одна смешинка, как в песне поется, – еще не смех. Затем веселье стало наращивать силу, а полную гомерическую мощь хохот набрал в тот момент, когда к нему, с некоторым запозданием, подключились краснодарские товарищи.

Огорошенная необычной реакцией важных персон, и ничего не понимающая Валентина Петровна робко улыбнулась и пробормотала:

– Бабы, конечно, дуры, но не до такой степени, чтобы не понимать важности плановой экономики.

Эти ее слова вызвали новый приступ смеха.

– Ну что ж ты такое вытворяешь, Петр Егорович! – притворно возмутился человек из ЦК и икнул. Ему сразу налили в стакан воды из графина. – Мы тебя тут хвалим по всем инстанциям, а ты за какую‑то оградку цену ломишь! Ох, и прижимистый ты мужик, Петр Егорович…

В общем, встреча завершилась в дружеской атмосфере. Приезжие руководители отдохнули на славу. И, главное, хорошее настроение не покидало их все время охоты. Не знаю, кого они там настреляли в горах: может, куницу, а может, и лисицу, не исключено, что и на медведя ходили. Только вскоре появился у школы кованый заборчик, с зайчиками и микки – маусами. Краевое начальство помогло.

И вообще, теперь здесь все благоустроено. Так что, если хотите поохотиться или на дельтаплане полетать, непременно поезжайте в Псебай. Там вам еще и не такие истории расскажут.

2009 г., январь