Текст книги "Город Берколадо"

Но Лиз неожиданно для своих друзей восприняла реплику Кристины довольно благодушно:

– Точно подмечено Кристина! Однако иногда тепличные условия развращают, если перебрать с удобрениями и слишком много поливать, то вместо роста начинается гниение, плод увядает и … и становиться отличным удобрением для новых, более жизнеспособных особей. В конце, концов, уличные дворняги гораздо живучее породистых псов. Поэтому если человек сам не воспользовался благоприятной ситуацией – то жалеть его точно не следует, в отличие от тех, у кого и шанса то толком не было.

Кристина сияла – это был её маленький звёздный час, та, которую она боялась и которой восхищалась, согласилась с её мнением на глазах у всех. Диасса, уже предвкушавшая острую пикировку, расстроено надула щёки. Ард рассмеялся над ней и шепнул на ухо:

– Жаждешь невинной крови Диасса, видимо не в этот раз. Лучше отыщи своего брата мне надо с ним поговорить.

Диасса подмигнула ему, поцеловала в щёку и отрапортовала:

– Для тебя всё что угодно, только немного выпьем вначале.

Она на правах хозяйки дабы привлечь внимание встала и несколько раз громко хлопнула в ладоши. Когда последние шушуканья стихли, и все посмотрели на неё, Диасса обратилась с речью:

– Дорогие наши гости, признаюсь, что с моей подачи мы чуть увлеклись обсуждением философских проблем не совсем подходящих для нашего небольшого праздника. Пришло время исправить ситуацию!

Она махнула официантам и они, несмотря на сонный, замученный вид, резво принялись на блестящих подносах разносить шампанское. Диасса продолжила:

– Предлагаю поднять бокалы и выпить за нашу прекрасную компанию и за преодоление всех стен во всех коридорах.

Бокалы дружно зазвенели. Кто-то пролил шампанское и громко рассмеялся, музыканты снова заиграли приятную музыку. Диасса взглянула на часы и громко сказала:

– Через полтора часа ждём всех на палубе встречать рассвет!

И уже тихонько прибавила:

– А я пойду, отыщу хозяина этого шалмана.

Часть гостей осталась сидеть в зале, однако большинство разбрелось по приготовленным для них каютам. Ард и Лиза незаметно исчезли, и Кристина осталась в одиночестве. Хотя её одолевали усталость и сон, она по настоящему желала лишь одного – чтобы этот полёт продолжался как можно дольше, и чтобы все эти несомненно прекрасные люди, которые так мило с ней общались, всегда находились рядом. И даже Лиз, до сегодняшнего дня казалось ненавидящая её, тоже была на редкость любезной и приятной. Убаюканная этими сладкими мыслями, действием шампанского и расслабляющей музыкой Кристина не заметила, как погрузилась в приятную дрёму. Проснулась она от шепота двух голосов – мужского и женского. Женский принадлежал Диассе, мужской был почти не слышен, и она не смогла его разобрать. Диасса заговорила чуть громче:

– У тебя же есть несколько свободных квартир. Пусть она немного поживёт в одной из них, а то бедняжка может оказаться на улице.

Мужчина что-то ответил, они помолчали. Потом Диасса добавила:

– Только смотри, чтобы жильё было недалеко от Грожжа, полагаю, что она ещё плохо ориентируется. Я сама никак не могу разобраться в этом проклятом городе.

Осознав, что речь идёт о ней, Кристина открыла глаза и подняла голову. Напротив сидела Диасса. Она уже успела переодеться, и была в другом платье нежного светло– коричневого цвета, чем-то похожего на наряд Лиз. На голове у неё красовалась аккуратная кремовая шляпка. Рядом с ней, закинув ноги на пустой стул, сидел Герцог. Они дружелюбно улыбнулись, и Диасса привычно зачастила:

– Дорогая, ты видно совсем выбилась из сил, раз уснула прямо тут, а я нерадивая хозяйка не отвела тебя в каюту – укорила она себя. У Диассы вызывало удивление, что кто-то мог захотеть спать под утро после бессонной ночи – сама девушка такой слабостью не страдала.

– А у нас для тебя сюрприз – всё с той же улыбкой продолжила Диасса.

Она потрепала Герцога по щеке как треплют хорошенького щеночка:

– Мой кузен, узнав о твоей проблеме с жильём, а точнее с его отсутствием предлагает пожить в одной из его чудесных квартир, кстати, недалеко от твоей работы. Правда, здорово!

Диасса прямо сияла, она искренне была счастлива, что смогла кому-нибудь помочь. Кристина растеряно глядела на них, с одной стороны самая насущная на сегодня проблема решалась, с другой ей было крайне неловко. Но её возражения Герцог быстро пресёк:

– Не волнуйся Кристина, меня это ни сколько не затруднит. В этой квартире я бываю очень редко, и она всё равно стоит без дела. Правда она слишком большая для одного человека, но это будет твоим временным пристанищем, пока мы не подыщем тебе более удобное.

Вконец умилённая Кристина рассыпалась в благодарностях. Однако неутомимая Диасса уже переключилась и нашла новое приложение для своей неисчерпаемой энергии – иллюминаторы Циклона чуть посветлели, по всей видимости, начинался рассвет. Она резво вскочила, выбила стул из под ног Герцога, схватила за руку Кристину и сопровождая свои действия возбуждёнными криками потащила их на палубу. Затем вернулась обратно и принялась обходить каюты, настойчиво барабаня в каждую дверь. После этого она довольная присоединилась к Кристине и Герцогу.

К утру ветер нагнал облаков, и Белар поднял дирижабль метров на двести выше облачной линии, чтобы ничего не отвлекало от прекрасного зрелища. На палубе было холодно, и гости укутались в тёплые пледы. Лица были у всех заспанные, но излучали удовольствие от вида пробуждающейся природы. Первые лучи как огненные шпаги резко проткнули тёмную ткань неба, зацепились за облака и потихоньку стали вытягивать массивный солнечный шар. Одновременно с солнцем, с востока налетел порыв сильного свежего ветра, дирижабль несколько раз покачнулся, словно пытался приноровиться к нему.

Циклон летел точно на восток и позволял лицезреть всю прелесть восхода. На палубу вышли Ард, Левам и Лиз, все вместе они подошли к Кристине и Диассе. Новый ещё более сильный порыв ветра налетел неожиданно, он растрепал волосы Лиз и сорвал маленькую шляпку с головы Диассы. Она взвизгнула, неловко попыталась схватить её, но промахнулась. На короткий миг шляпка застыла в воздухе, будто дразня хозяйку, а потом скрылась за бортом. Лиз безуспешно пыталась совладать с длинными прядями волос, которые разлетелись во все стороны, когда она заметила конфуз Диассы со шляпой, то громко засмеялась над подругой – её смех подхватили остальные. Кристина тоже смеялась, хоть она стояла чуть впереди и не видела того, что натворил ветер. Девушка заразилась общим весельем, она запрокинула голову назад и блаженно щурилась на солнце, пропуская его тёплое, золотистое сияние через пушистые волокна ресниц. Из-под разрывов облаков вырисовывались верхушки шпилей живописно окутанных воронкой густого тумана, они то появлялись, то вновь исчезали за плотной, молочной завесой. Циклон совершил за ночь большой круг и теперь возвращался домой. Диасса одной рукой обнимала за талию Лиз, вторую она положила на плечо Кристины:

– Смотри дорогая, так рождается новый день в Берколадо!

Герцог.

Сай сидел с отрешённым лицом. Он мрачно уставился в закрытое окно автомобиля, в которое усердно бил дождь. Был разгар весны, и как всегда, в это время над городом хозяйничали циклоны. В такие дни сразу становилось холоднее, а сырость и влажный воздух лишь усиливали дискомфорт. Герцог за всю жизнь в Берколадо, так и не смог привыкнуть к сырой погоде, она всегда вызывала у него тоску и апатию, ибо совершенно не соответствовала его представлению о безмятежном счастье – вот и сейчас ему совершенно не хотелось выходить из уютного салона автомобиля. Правда не только холод и сырость являлись причиной его нежелания двигаться, проблема заключалась в том, что скрывалось за большой массивной дверью, напротив которой стояла его машина.

Через несколько минут должно было начаться ежемесячное заседание Городского совета, членом которого он был, и последние пару лет появляться здесь стало неприятной обязанностью. Отказаться от должности Герцог не мог, слишком уж велико было желание семьи видеть его в Совете, а идти против их воли, он не смел.

Сегодняшнее заседание обещало быть похожим на все предыдущие: нудное обсуждение городских дел, кулуарные перешёптывания и невзначай оброненные сплетни – поэтому идти решительно не хотелось. В довершении всего к его обычной лени, к которой он сумел подладиться и даже научился, когда требовалось преодолевать её, добавилось неясное, тревожное чувство. Словно что-то неприятное, быть может, даже опасное, скрывала эта большая дверь.

Герцог сидел не шелохнувшись, наблюдая за тем как капли с лёгким стуком врезаются в стекло, на заднем сиденье рядом с ним лежала тёмно-коричневая кожаная папка, доверху набитая документами, которые следовало изучить перед заседанием. Сай только в машине удосужился пролистать несколько бумаг, хотя пакет был прислан ещё неделю назад, и сейчас ему одинаково не хотелось смотреть ни на дверь, ни на папку. Чем дольше он сидел, тем сильнее было желание уехать отсюда, тем более что для этого требовалось только сказать пару слов шофёру. Гораздо проще чем выйти на улицу под холодным дождём, дойти до большой двери, открыть её, подняться на третий этаж, пройти по коридору под пристальными взорами давно канувших в лету людей, глядящих с портретов коими были увешаны стены по направлению к залу заседаний, потом необходимо было выдержать всеобщее внимание, когда несколько десятков голов разом повернуться чтобы рассмотреть опоздавшего. Сай печально вздохнул и спрятал шею в воротник пальто. Дома его дожидалась немного пригубленная с утра бутылка великолепного креплёного вина.

– Нет, надо действовать – он решительно распахнул дверь автомобиля и выбрался на улицу. Дистанцию до здания совета он преодолел бегом, практически не замочив роскошного пальто, только несколько капель затекли за шиворот, заставив его вздрогнуть. Остальной путь Герцога занял пару минут, и вот везение – заседание ещё не началось, люди только усаживались на свои места. Отовсюду раздавалось поскрипывание старых кресел под такими же старыми, отяжелевшими телами, вперемежку с натужным, горловым кашлем и сливающимся в назойливое гудение шёпотом. Сай успел незамеченным скользнуть в зал и бесшумно занять место. Ещё несколько минут был слышен резкий, деревянный скрип пододвигаемых кресел и шуршание бумаги. После отвратительно холодного утра в зале казалось очень уютно. Весеннюю хмарь разгоняли десятки электрических рожков яркими, гладкими головками торчащих из необъятных размеров хрустальной люстры, которая занимала не меньше трети всего потолка. Стены украшала высокохудожественная лепнина с позолоченными, местами потемневшими от времени фигурками. Это было место, где ткалась история, и Герцога в первый год нахождения здесь не покидал внутренний трепет, чувство сопричастности к большим, грандиозным событиям. Но, как и любое новшество, его избалованную натуру оно быстро утомило и сделалось нестерпимо скучным.

В это время заседание началось. Первые три часа обсуждали темы, которые находились в первоначальной повестке. Это были рутинные задачи, большей частью связанные с городским хозяйством: стоимость билетов на пассажирские дирижабли для второго класса, планирование расходов на городской трамвай, строительство новой дороги и тому подобные вещи. Герцог не отвечал, ни за что из этого, а потому обсуждение слушал вполуха. Ему даже стало совестно перед докладчиками, которые обстоятельно всё растолковывали. Когда пришла пора голосовать по стоимости билетов, Герцог автоматически поднял руку, про себя ухмыльнувшись:

– Интересно, что эти люди могут знать о втором классе, вряд ли они на нём летают.

Потом перешли к трамваям. Герцогу и тут совершенно не хотелось углубляться в изучение проблем того сколько средств необходимо выделить на прокладку нового трамвайного путепровода, сколько из-за него придётся расселить и снести домов, сколько срубить деревьев, а сколько оставить, откуда выгоднее тянуть контактную сеть и какой коммерческий эффект обеспечит данное строительство. Он не любил эту сухую, бухгалтерскую канцелярщину. С деланно-внимательным видом Герцог смотрел на разложенные перед ним бумаги, а когда снова пришёл черёд голосовать, он радостно, от мысли что нудная часть рабочего дня подошла к концу, проголосовал за. Теперь оставалось выслушать выступление Масны, и хотя Герцог примерно знал, о чём мэр скажет в начале речи, её середине, а о чём ближе к концу – всё же это было значительно интересней, чем рассуждать о трамваях и рельсах.

Масна как всегда заставил себя дожидаться, опоздав на полчаса, на которые объявили перерыв. За это время Герцог успел переброситься дежурными фразами с несколькими коллегами. Многие из них были взволнованы больше обычного, они точно ждали какой-то новости, однако конкретной информацией никто не обладал. Ходили слухи, что Масна собирается сделать неожиданную рокировку, однако потом нашлись люди, которые ответственно заявили, что эти домыслы не нашли подтверждения. Правда несколько членов совета особенно тесно связанные с трестами с наглыми и самодовольными ухмылками поглядывали на остальных. Но по понятным причинам, они хранили молчание. Герцогу тоже передалась эта всеобщая нервозность, им снова овладело нехорошее предчувствие как с утра в машине.

Наконец, перерыв закончился – это означало, что Масна прибыл и готов к выступлению. Его сутулая, небольшая фигурка в тёмно-сером, немного мешковатом костюме появилась из предусмотрительно распахнутой двери. Он неторопливо прошествовал через зал, затем поднялся на трибуну. Во время подъёма к микрофону, он чуть перекосил плечи, выбрасывая правую ногу дальше, чем левую, при этом неестественно выгнул спину – по всему было видно, что он испытывает немалые затруднения, даже при выполнении такого простейшего действия.

Он разложил перед собой заранее приготовленные листочки и посмотрел на зал. Отдельные голоса продолжали что-то говорить, и Масна мастерски воспользовался этим обстоятельством, чтобы незаметно успокоить дыхание, он призвал всех помолчать, несколько раз помахав рукой, и молча стоял, дожидаясь, пока не установится полная тишина, умело делая вид, будто ему мешает говорить даже еле слышное шептание. Но Герцог прекрасно заметил, как сильно сдал старик.

По установленной традиции Масна начал с пространных рассуждений о делах в Берколадо, о болевых точках города, о насущных проблемах и способов эти проблемы решить. Это были пустые, общие слова, которые говорились просто так, поскольку их надо было сказать, и за ними отсутствовала живая плоть. Однако в этот раз произошло отклонение от стандартного сценария. Демагогия Масны неожиданно прервалась, и он с решительным видом отодвинул бумажки в сторону. Опытные старожилы Городского совета отлично уловили перемену в поведении мэра и снова принялись шептаться. Герцог внимательно наблюдал – от его сонного состояние не осталось и следа. Масна, немного покашлял, сложил перед собой сцепленные руки и сделал сенсационное заявление:

– В заключении, хочу уведомить уважаемый Городской совет, что пользуясь своими полномочиями мэра Берколадо, на должность Заместителя я назначаю – Карраса.

Герцог от неожиданности присвистнул и поджал губы. Он судорожно принялся вертеть головой, стараясь разглядеть, что думают об этом остальные. Реакция большинства членов совета была аналогичной. По залу прошёл шумок, однако уловить осуждение или одобрение скрывалось за ним, было нельзя. Теперь Герцогу стали ясны ухмылки приближенных к трестам членов Совета. Всем было известно, что Каррас был их человек, и это назначение означало усиление позиций крупнейших городских собственников. Вообще должность Заместителя фактически пустовала около месяца, её обязанности распредели между собой министры Масны, и Герцог считал, что так и будет продолжаться ещё какое-то время. Теперь это время закончилось совсем неожиданным образом.

А Масна, не обращая внимания на шушуканье, предложил новоиспечённому Заместителю подняться на трибуну. Каррас тут же появился из-за двери, располагающейся за трибуной, поскольку членом Городского совета он не являлся, и присутствовать на заседаниях не имел права, кроме как по специальному приглашению. В отличие от Масны он быстрой, пружинистой походкой преодолел все пять ступенек и под довольно жидкие аплодисменты занял место подле него. Масна глуповато улыбался, пока смотрел, как он к нему подходит.

– Мэр опытный управленец, который прошёл сквозь все горнила политической борьбы и умудрился остаться целым. Он должен понимать, что назначая такую одиозную фигуру – сильно рискует ухудшением своих позиций в Городском совете. А его позиции здесь и без того не важные. Масна сам, всё своё правление вынужден был отбиваться от обвинений в связях с трестами. Теперь эти нападки лишь усилятся – размышлял Герцог. – Однако что-то же его заставило выбрать именно Карраса? Хотя можно было предложить любого маститого политика из Совета, желательно равноудалённого от трестов и мэрии, и такая кандидатура не влекла бы за собой столько угроз. Но пришёл Карасс!

Сейчас Герцог мог лучше его рассмотреть, до этого, он встречал Карраса, может быть два или три раза на каких-то малозначительных приёмах и ничего толком про него не слышал. Герцог вспомнил, как во время последней вечеринки Ард про него спрашивал. Выходит, определённые слухи дошли и до его ушей. Однако Герцог плохо помнил подробности их разговора, поскольку был тогда сильно пьян.

Каррас выглядел довольным и уверенным. Герцогу он показался высоким, полным мужчиной около сорока лет, с крупным носом на мясистом, тщетно выбритом лице – поскольку щетина у него, как и у многих мужчин его типа, росла очень быстро, и щёки всегда казались, словно заштрихованы простым карандашом. Чёрные волосы на голове были коротко подстрижены. Тёмный костюм в тонкую серую полоску и красный галстук придавали ему холёный, франтоватый вид. В своём обращении к Совету он несколько раз сбивался, поскольку пытался говорить без бумаги, и ещё ему плохо давалась буква «Р».

Всё же, речь Карасса была более острой и информативной, чем у мэра. Герцога особенно встревожили слова про «большие перемены, в которых мы все нуждаемся» и про «закостеневших в болтовне как в гипсе представителей правящего класса, которые мешают жить и развиваться обычным горожанам». Он подумал о том, что упоминание в речах начинающих политиков о страданиях простых людей обычно добром не заканчивается.

Что в сущности ему было известного про Карасса? В городе говорили о его связях с крупными промышленниками, банкирами и владельцами дирижаблей. Отмечали его недюжинную, прямо-таки воловью работоспособность, исключительную самоуверенность и самомнение. А вот откуда он взялся было неясно. Опасное выходит сочетание качеств.

– Нужно оперативно найти Лиз, вдруг она сумеет быстрее всех состряпать разгромную статью по поводу назначения Карраса. Или, по крайней мере, в одно время с этими продажными борзописцами Герцог презрительно взглянул на группку людей, сгрудившихся за небольшой конторкой в самом дальнем углу зала и быстро стенографирующих всё происходящее. Издалека они казались единой, слипшейся массой со множеством рук. Каждый из них работал на определённые центры влияния и после заседаний было забавно читать, насколько непохоже удавалось трактовать одни и те же события – в зависимости от прихоти платящего и изощрённости в подхалимаже пишущего.

Но Лиз не имела к ним отношения. Её интересовали только действительно масштабные события, способные оказаться судьбоносными для жизни города. Она творила свои статьи в крохотной редакции Университетской газеты в компании с чокнутыми единомышленниками. И Герцог был для них ценнейшим источником информации. Он сам вызвался помогать, а она делала вид, что думает, будто он печётся о судьбе родного города. Но город мало заботил его, просто ему нравилось чувствовать свою значимость перед ней. Несколько раз ему уже доставалось от семьи, когда выяснилось, кому он помогает.

– После совета нужно ехать к этой стерве – на этот раз я смогу её по-настоящему удивить.

Он представил, как она сидит в своей жалкой коморке и старательно набивает текст вместе с парочкой недоумков, которые считают, будто в состоянии что-либо поменять и являются единственным источником правды для горожан. Герцог очень хотел взглянуть как новость о том, что неизвестного широкой публике проходимца поставили на должность Заместителя, собьёт немного спеси с её смазливой мордашки.

– Решено, еду прямиком в их редакцию.

Затем он вспомнил, что на сегодня был ещё запланирован переезд Кристины. Вчера звонила Диасса, и они договорились, что вечером он должен приехать к Грожжу, забрать девушку и отвезти её на новую квартиру. На Циклоне они с Диассой решили, что Кристина временно поживёт в одной из его квартир.

– Ах, ты чёрт – выругался Герцог. – Как бы всё успеть!

В это время в зале разгорелся конфликт. Группа из нескольких человек выражала явное негодование назначением Карраса. Они принялись выкрикивать слова критики в его адрес и адрес Масны, обвиняя их в том, что они выполняют поручения трестов. Потом они стали апеллировать к остальным членам совета и требовать присоединиться к их позиции. Всё это время Карасс с невозмутимым видом взирал на происходящее, словно видел такое не в первый раз, своё волнение он выдавал лишь редким постукиванием пальцев. Масна махнул рукой и под одобрительные хлопки одних и свист других, приволакивая ногу, удалился из зала.

Лиз.

В маленькой комнатке редакции было душно и шумно, стук пишущей машинки отражался от голых стен, эхом возвращался обратно и вновь сливался с новым стрекотом клавиш. Через единственное в помещении плотно закрытое окно солнечный свет практически не проникал, поскольку выходило оно во внутренний сумрачный дворик. Основное освещение давали несколько потолочных галогеновых ламп, сопровождавших своё свечение ровным гулом. Лиз запаздывала со сдачей статьи в Университетскую газету и теперь отчаянно старалась нагнать упущенное время, яростно колотя пальцами по круглым кнопкам. Такая ситуация была для неё не в новинку, она то и дело нарушала сроки предоставления материала, но учитывая особую популярность её колонки среди читателей, на не пунктуальность девушки закрывали глаза. Правда теперь она умудрилась превзойти саму себя – срок наступал сегодня вечером, однако статья была не готова и на половину, и требовалось совершить невероятное, чтобы вовремя закончить. Но хуже всего было отсутствие оригинальных идей, а ведь именно её новаторские, в чём-то даже революционные размышления и позволили снискать любовь читающей публики.

Лиз кляла себя за беспечность прошлого дня – вместо того чтобы начать писать, она снова веселилась в компании Диассы. Подводить их небольшую редакцию совершенно не хотелось, однако статья никак не выходила. Лиз сцепила уставшие пальцы и вытянула руки, потом в задумчивости покусала кончик карандаша.

– Может разыскать Арда? Вдруг он сможет помочь. Даже удивительно у него всегда есть свежие мысли для моих статей. Сколько раз он уже выручал.

Они не виделись несколько дней, и хотя это было совершенно естественно для их отношений, Лиз чувствовала, что сильно соскучилась. Она подошла к окну, с трудом отогнула шпингалет, открыла одну створку и с наслаждением вдохнула прохладный уличный воздух.

– Здесь сидеть бесполезно. Надо ехать к Арду! – окончательно решила она.

Лиз вернулась на место, из-под груды бумаг, которыми был завален весь стол, извлекла телефонный аппарат и набрала номер его квартиры. После пятого гудка она сбросила вызов и набрала служебный номер – ответом были снова гудки. Она позвонила Диассе и ещё в пару мест – результат был тот же. В конце концов, она набрала Грожж. Сведл удивлённо ответил:

– Арда нет Лиз, что ему делать здесь в это время?

Она положила трубку, затем вырвала из записной книжки листочек, быстро написала записку для своих ассистентов, предупредив, что её долго не будет. Записку она пришпилила кнопкой на дверной косяк. Накинув плащ, она вышла на улице. Не имея плана действия Лиз двинулась наугад.

– Можно заехать к Диассе, и дождаться её дома. Куда же все запропастились?

Она в задумчивости шла вперёд. Минут через двадцать неспешной ходьбы Лиз свернула в один из тихих переулков и побрела вдоль его двухэтажных аккуратных домиков. Сюда почти не доносился шум проходящих рядом магистралей, на улице не было людей, и Лиз с удовольствием осматривала красивые фасады домов. Она размышляла о том, как приятно в одиночестве, перескакивая с одной мысли на другую, бродить по пустынному местечку.

– Последние дни выдались слишком суматошными: вначале неприятный разговор с Шикрамом, ночной полёт на дирижабле, потом подготовка к дебатам и тщетные попытки написания статьи между бесконечными вечеринками у Диассы. А здесь так спокойно.

Внезапно её внимание привлекла бесформенная куча на противоположной стороне, метрах в тридцати. Присмотревшись, девушка разглядела, что куча шевелиться и постепенно меняет свою форму. Из неё выделилась кудластая грязно-белая голова, которая повернулась в её сторону. Лиз замерла на месте, куча, выпячивая горбатую спину, приподнялась – сомнений не оставалось, это был человек, вероятно бродяга, который уснул прямо на тротуаре, а теперь решил проснуться. Чтобы перед собой не выглядеть трусихой, Лиз, стараясь не смотреть на него, продолжила движение. Бродяга краем глаза следил за её перемещением. Когда они практически поравнялись, он издал звероподобный рык и, припадая на правую ногу, несколькими крупными скачками подбежал к ней. Лиз почувствовала, как её парализует страх – на улице было по-прежнему пустынно и рассчитывать приходилось только на себя. Бродяга безобразно осклабился кривым ртом с черными, выщербленными, крошащимися зубами, во многих местах вместо них зияли пустоты с воспалёнными, покрытыми гноем дёснами. Он внимательно рассматривал девушку. Лиз, совладав с собой, тоже взглянула на него; лицо мужчины густо заросло седой щетиной, через которую кое-где темнела грязная кожа, злые, маленькие, отёкшие глаза настороженно выглядывали из-под массивных надбровных дуг, губы были алыми и покрыты трещинами, он был замотан в безразмерный потёртый плащ, на ногах были надеты перепачканные брюки и остатки ботинок без шнурок. Лиз мучительно раздумывала над дилеммой: в случае нападения ретироваться или попытаться дать отпор? Она была в прекрасной физической форме и не сомневалась, что даже наличие каблуков не помешает ей легко убежать. Вместе с тем мужчина не собирался больше приближаться, он замер на несколько секунд, словно в театральном жесте вскинул вверх руки и прорычал нечто неразборчивое. Затем отбежал на пару метров и с яростью воскликнул:

– Город Берколадо! Ха-ха! Город для всех жителей?! Город возможностей?! Воображаете, будто он полон тайн и сюрпризов. Будто интересное скрывается за каждым домом, за каждым деревом и кустом?! А это всё ложь! Грандиозная ложь! Город пронизан обманом, злобой и предательством! Вот он какой – Ваш Берколадо! Вот он какой! – бродяга отрывисто выкрикивал фразы гортанным, срывающимся, наполненным отчаянием голосом, он не обращался ни к кому и больше не глядел на Лиз. Какое то время он стоял неподвижно. По-видимому, такой выплеск энергии истощил его сломленное жизнью тело, он в изнеможении опустился на дорогу и попробовал двинуться на четвереньках, однако силы окончательно покинули его, и мужчина не то зарыдал, не то застонал. При этом его плечи часто и судорожно сотрясались. И без того грязные, израненные пальцы он запустил в землю словно желал передать ей свою печаль. Лиз не в силах была сдвинуться с места. Испуг вперемежку с брезгливостью и страхом к этому человеку сменили место жалости, стыду и чему-то ещё, что она сама не могла понять. Больше всего её потряс не вид бродяги, а его слова – они идеально ложились на её мировоззрение, только оно ещё не было отравлено ядом разочарования. Бродяга вскинул голову и, невидящим взором обвёл окрестности, точно уловив мысли девушки, он прорычал:

– Все к этому придут! Всех ждёт крах! Любая борьба бессмысленна! Город пожрёт вас!

Его лицо скривилось как от судороги. Он захотел встать, но не смог и перекатился на спину, фалда плаща загнулась, обнажив дряблую, болезненно-белую кожу на животе. Проделав такой кульбит несколько раз, он оказался около тротуара, где зацепился руками за высокий бордюр и смог встать на ноги. Продолжая издавать нечленораздельные звуки он, шатаясь, побрёл, описывая неровный круг. Не желая больше смотреть на это, Лиз быстро, едва не срываясь на бег, зашагала прочь. Бродяга не заметил, как остался один и вновь и вновь из переулка раздавались его стенания. Лиз казалось, что эти вопли хватали её и мешали продвигаться вперёд, как в кошмарном сне.

Она вздохнула с облегчением только когда оказалась на перпендикулярной улице, чей шум не давал прорваться отчаянным крикам. Какое-то время она продолжала идти столь же быстро, хотя нужды в этом уже не было – бродяга остался далеко позади. От пережитого потрясения Лиз мучила сильная жажда, благо навстречу то и дело попадались кафе, но она ещё не до конца пришла в себя и нервическая энергия требовала выхода в движении.

Эту часть города она знала не очень хорошо и шла больше по наитию с мыслью что рано или поздно набредёт на знакомые места. Судя по всему, она оказалась на окраине огромного Иммигрантского рынка в восточной части города. Сам рынок находился километрах в пяти от этого места, но даже здесь ощущалось его присутствие.

Вся улица кишела торговцами и лоточниками, которые суетливо везли тележки, доверху наполненные всевозможными товарами, прибывающими в Берколадо со всего мира. Торговцы заботливо выкладывали свою продукцию на невысокие, дощатые, грубо сколоченные прилавки, и несмотря на скудность возможностей дабы привлечь покупателей частенько импровизировали с оформлением. Здесь продавались овощи, фрукты, мелкий скарб в немыслимом разнообразии от кухонной утвари до различных сувениров и поделок и многое другое. По внешности большинства людей, по их незнакомой речи и нехарактерной для Берколадо жестикуляции можно было сделать вывод, что прибыли они издалека. Лиз слышала об этом стихийно возникшем районе, но никогда сюда не забредала.

Неожиданно, сзади послышался протяжный сигнал клаксона – звук был резкий и знакомый. Лиз обернулась – возле тротуара неспешно катил роскошный, серебристого цвета автомобиль Герцога. На его покатом округлом капоте бесстыдно сверкала фигурка обнажённой женщины. Машина плавно остановилась, и клаксон сыграл известную мелодию. Герцог помахал ей рукой. Он был на водительском месте, что случалось не так уж и часто. Лиз, не раздумывая села рядом – давно она не была так рада его видеть.