Текст книги "Аргентина. Нестор"

Баронесса уходила утром и возвращалась ближе к вечеру. Дела Ордена Рыболовов, как объяснила она, требуют много времени. Полно бумаг, а еще больше всяческих встреч и заседаний в «Обществе немецкого Средневековья». Соль чуть было не поверила, но вовремя вспомнила, куда попала. Однако в дела и заботы Германского сопротивления никто посвящать ее не спешил. Она не жаловалась и честно старалась не скучать. Когда оставалась одна, надевала комбинезон с черным «блином», включала кнопку на поясе и высвечивала призрачный экран, постигая премудрости хитрого устройства. С большой картой мира, как оказалось, можно проделывать много интересного, даже задавать ей вопросы. А на карте Германии, если с ней немного поработать, появлялось множество меток и значков, к сожалению, совершенно непонятных. Миссия Клеменции работала здесь не один год. Жаль, отец ничего ей не рассказал, приор Жеан собирался лететь сюда сам.

Каждый день в одно и то же время Соль включала передачу со спутника. «Говорит Клеменция! Доброе утро всем, кто сейчас на Старой Земле…» Старая запись. Чуда не случилось, связи с Родиной по-прежнему нет.

* * *

– Колдунов у нас не сжигают, – улыбнулась Соль. – У нас вообще никого никогда не сжигали. Только колдунов не бывает. Я имею в виду настоящих.

Харальд Пейпер согласно кивнул.

– Примем за аксиому. Значит, и каяться не придется. Не был и даже не пытался. Ну, почти… В библиотеке Берлинского университета есть книга «Коррактор». Издание прошлого века с очень подробными комментариями. Если интересуешься…

Сегодня начальник штаба Германского сопротивления пожаловал в неурочное время – ясным днем. Ингрид не было, и Соль сразу поняла, что Пейпер пришел именно к ней. Что-то случилось… Но ни о чем серьезном не говорили, Харальд заварил кофе, помянув предка, мельничного подмастерья Йвана, ставшего полковником Шадовицем. От него и турецкий рецепт – трофей из-под Вены. Соль вспомнила учебник земной истории и восхитилась. 1683 год! Пейпер лишь развел руками. Семейная легенда от деда-краеведа.

– А насчет колдуна… Год назад мы с племянницей, с Гертрудой, помирились. Она приехала в Берлин, встретились, пообщались. А я взял и показал ей одну реликвию, как раз от деда. По-сорбски – Odbor Pravih, доска Счета Истинного. С ее помощью колдуны, если верить легенде, мерялись силами.

– Здорово! – ахнула Соль. – Настоящая?

Пейпер негромко рассмеялся.

– Если очень в это верить, наверняка. Нужно взять кусочек пумперникеля, черного ржаного хлеба с непромолотыми зернами, пропеть несколько фраз из «Коррактора»… Гертруда, представь себе, поверила. Вот уж не подозревал в ней таких задатков! Но что было, то было, нашу семью издавна считали колдунами. Мы же потомки самого Крабата.

– Колдуны? – возмутилась Соль. – Крабаты – рыцари, один из древнейших орденов Европы! Мне отец рассказывал, он знает!

Пейпер покачал головой.

– Значит, твой папа – тоже краевед. Наши предки – сорбы, крестьяне из Лужицы, самый бесправный народ Германии. Им даже на родном языке запрещали говорить.

– Ваши предки – жрецы Черного бога! А потом они приняли Христа, и Крабат стал великим магистром нового ордена. Их цветом был зеленый, цвет Чаши Грааля!..

Не договорила. Взгляд Пейпера ударил тяжелым огнем.

 
Boha Chorneho,
stare kralestwo
rapak netko wobydli.
stary moch so zeleni,
na skale, kiz wołtar bese[43]43
   Бога Черного,
   Царства древнего
   Позабыт алтарь.
   Крячут вороны, камень мхом зарос.
   Бог ушел от нас. (сорб.)
   В оригинале указан цвет мха – «zeleni», зеленый.


[Закрыть].
 

– Не Грааль, фройляйн. Мох на старом алтаре. Зеленый цвет – цвет колдовства, цвет Мельника Теофила… Этак и в тайны тамплиеров начнешь верить! Они, кстати, действительно были сатанистами? Что там в ваших учебниках пишут?

Соль, чуть не задохнувшись от возмущения, хотела заступиться за безвинных Братьев Ордена бедных рыцарей Христа, но внезапно вспомнила. Один из псевдонимов начальника штаба Германского сопротивления – Мюллер, Мельник.

Мельник Теофил…

– Это лишь старые легенды, – Пейпер слово читал ее мысли. – Иногда страшные, иногда забавные… Соланж, у вашего руководства есть контакты в СССР? Нужно передать туда нечто очень важное.

Она растерялась, но лишь на малый миг. Все правильно, Харальд Пейпер пришел сюда не ради разговора о древних преданиях.

* * *

– Нет, я ничем не рискую, Соланж. С Великобританией и Францией ваша миссия в ссоре, а в Германии и так это знают. Информация нужна русским, она поможет им избежать войны с Рейхом. А чтобы они быстрее поверили, положим в коробочку большую и вкусную конфету. Все это следует упаковать и передать в Москву в течение ближайших двух недель. Мы это сделаем, каналы связи есть, но Германскому сопротивлению Сталин не верит напрочь. Даже если через здешних коммунистов передать, все равно не поверит, у них в подполье провокатор на провокаторе. Вы далеко, чужая планета, к вам хотя бы прислушаются. Это очень важно! Если Красная армия войдет в Польшу, Европа не рухнет, но германо-советская война – начало новой Мировой. В этом случае подполье откажется от планов свержения Гитлера. Большевиков слишком боятся.

– Мы для большевиков – феодалы и аристократы, господин Пейпер. А может, и вообще – вымысел британской разведки. Отец как-то сказал, что Сталин не верит в марсиан. С какой стати нам угощать их большой и вкусной конфетой? Но в Германии наверняка есть кто-то, кому русские доверяют. Можно передать информацию от его имени.

– Русские никому не доверяют, Соланж. Но в чем-то ты права, буду думать… А теперь слушай внимательно. Приказ об аресте вашей миссии был отдан лично Генрихом Гиммлером. Согласован ли он с фюрером, неизвестно, но скорее всего, да. Занималась арестами Тайная государственная полиция, ее еще называют «стапо» или «гестапо». В списках было одиннадцать человек. Кое-кто успел уехать, Геринг предупредил…

* * *

Ночь выпала неожиданно теплой и тихой. Ни ветерка, ни облачка, только огромное полное звезд небо. Соль, раскинув руки, скользила по упругой пустоте, любуясь морем огней от горизонта до горизонта. Берлин не спал, снизу доносился негромкий, но отчетливо различимый гул, тысячи голосов сливались в один, отчего огромный город казался живым. Шум то усиливался, то стихал, словно могучее ровное дыхание. Она хорошо помнила совсем другой Берлин, улицы, площади, парки, свою школу. Три года назад Соль впервые увидела город из иллюминатора самолета, но это было днем и продлилось совсем недолго. Иное дело сейчас.

Баронессе она сказала правду. Никаких дел нет, просто хочется полетать. То есть, конечно, не хочется, а очень надо, чтобы не терять навыка. Ингрид лишь головой покачала, почему-то вспомнив скалолазов, таких же точно сумасшедших. Баронесса, оказывается, тоже ходила по горам и была знакома с Курцем и Хинтерштойсером! Соль невольно позавидовала. Везет же людям!

В небе хорошо думалось. Ни стен, ни потолка, полный простор. А еще звезды! Их Солнце, очень похожее на земное, отсюда не увидеть, однако нужный ориентир она нашла быстро. Созвездие Льва – то, что между Раком и Девой. Звезда по имени Регул – Cor Leonis, Сердце Льва. Солнце Клеменции чуть ниже и значительно дальше. Свет от него идет к Земле много-много лет.

Связи нет… «Родная планета о вас не забыла…» Бело-голубой Регул смотрел равнодушно и холодно.

Соль отогнала ненужные мысли, заставив себя думать о самом-самом важном. Германской миссии больше нет. Генерал Удет не солгал, четверых успели переправить в Стокгольм буквально из-под носа у «стапо». Семеро, пятеро мужчин и две женщины, погибли, исполнив свой долг до конца. «Чистые» всегда предпочитают благородную смерть позору плена. У каждого – свой Монсегюр, своя последняя битва.

Один жив. Пейпер узнал имя и фамилию – Гюнтер Нойманн. Если его забрало «стапо», значит, Нойманн где-то у них. Штаб-квартира тайной полиции здесь, в Берлине, на улице Принца Альбрехта…

Соль сложила руки перед собой, словно при прыжке в воду, заскользила вниз, к ярким огням. Спуститься бы сейчас к самым окнам «стапо», выбить стекло, пригрозить оружием первому же, кого увидит… Нельзя! Остановят, считай, сразу, такое даже не риск, чистое самоубийство. К тому же использовать аппарат «С» для любых подобных акций строжайше запрещено. Марсианские ранцы у немцев есть, а вот «Сферы» нет и быть не должно.

Гул, доносящийся от земли, распался на отдельные голоса. Черные крыши и ярко освещенные улицы были уже близко, и Соль вновь перешла на горизонталь. Кто-то глазастый наверняка сумеет заметить легкую, почти неразличимую тень в черном небе. Ну и пусть. Она все равно улетит!

Соль улыбнулась, глядя на яркие желтые огни. Конечно улетит! Есть еще режим невидимости, есть и другие сюрпризы. Улетит… Только куда? В Германии ее станут искать, возможно, уже начали. Во Францию возвращаться бесполезно, в Англию дорога закрыта. В Швецию, вслед за беглецами? Пейпер не советует, в маленькой стране все на виду. Тем, кто сумел попасть в Стокгольм, следует немедленно брать билеты куда-нибудь подальше. Но все равно их не оставят в покое. Отец сказал, что даже в Штатах, Гувер, глава ФБР, распорядился начать поиск среди эмигрантов. Куда-нибудь в Африку? На Таити? Слишком далеко…

А где ее не будут искать? Где можно исчезнуть?

 
Nas utro vstrechaet prohladoj,
Nas vetrom vstrechaet reka.
 

Ответ Соль уже знала, и этот ответ ей очень не нравился. Совсем!

4

Надзиратель, «два сбоку», окинув камеру равнодушным взглядом, прикрыл дверь, оставив небольшую щель. И почти сразу же погас свет. Отбой! Можно ничего не нарушая ложиться на железные нары и вкушать здоровый тюремный сон. Подушка не полагалась, но матрасом его оделили. Выдали также одеяло, серое, очень короткое и, как и все прочее в камере, благоухающее хлоркой.

К хорошему привыкаешь быстро, но здесь, в «Колумбии», Александр Белов понял, что и к плохому привыкнуть нетрудно. Если особо не задумываться, в камере немногим хуже, чем в армейской палатке. В минусе хлорка и отсутствие газет, в плюсе все остальное, в том числе самое-самое главное. Там он боялся ареста, а здесь бояться не надо, потому что уже.

…О том, что он, замполитрука Белов, в Германии, дома, скорее всего, пока не знают. Рейху незачем ввязываться в советско-польские свары. Пропал комиссар? Ищите в Польше своего комиссара. Значит, пока на границе неспокойно, его в СССР не вышлют. Но это пока, мало ли что дальше будет? Возьмут и обменяют, к примеру, на немецкого шпиона. А потом что? Ne smej vrat, padla kontrrevolyucionnaya! Kolis, suka, u nas i ne takie bobry kololis!.. Нет уж, лучше проскучать в «Колумбии» до победы Мировой революции, о которой так мечтают знакомые поэты из ИФЛИ.

Он прилег, закинув руки за голову, и принялся разглядывать темный потолок, прислушиваясь к неумолчному гулу моторов за окном. Темпельгоф не спал… На какой-то миг захотелось подняться в самое небо, взглянуть с ночных высот на берлинские огни… Только потом все равно придется возвращаться!

Допрос был позавчера, сегодня замполитрука ждал продолжения, но его никуда не вызвали. То ли поймали настоящего Нестора, то ли охотятся за несчастным бегемотом. Не поймешь этих немцев! В родных «органах» он сразу бы признался, и в том, что Нестор, и в том, что осколками стекла масло на молочном комбинате начинял. То-то Курт Биллингер умудрился не только выжить, но и на свободе оказаться. А еще говорят: фашизм, фашизм!

Александр на всякий случай скрестил пальцы, указательный и средний. Не сглазить бы! На Московских процессах старые большевики, тюрьмы и каторгу прошедшие, признавались в таком, что и через сто лет не отмоешься. Знали, что все равно смерть, но не молчали, себя клеймили. Значит, есть у этих умельцев такое, что смерти страшнее. А если в Москве умеют, так и в Берлине наверняка тоже. Не очень успокаивало даже то, что его секреты здешним сыскарям без особой надобности. Кто их знает? Потому и об ИФЛИ молчал. Сперва назовешь тему курсовой, потом фамилию научного руководителя, затем однокурсников по списку, всех этих пролетарских Пушкиных, мечтающих о флибустьерском синем море. Внешность, привычки, успехи в учебе, родственники в Наркомате авиационной промышленности…

Тени стали гуще, навалились со всех сторон, словно мягкая, но тяжелая перина. Сейчас он уснет… Уснет… Уже спит. Камера никуда не делась, но стала заметно больше, окошко, потеряв стекла, оделось вычурной решеткой. Тюрьма, но совсем другая. Ну конечно! Замок Иф, бедняга Дантес, попавший в эти стены за покушение на Александра Сергеевича Пушкина, великого пролетарского поэта. Раскололся Дантес, здесь и не такие бобры кололись!

«Добрый вечер! Извините, если помешал…»

Вот и аббат Фариа со своими сокровищами. Клад надо у него непременно изъять и отдать в фонд Пятилетки. За это господин старший надзиратель даст почитать журнал по сельскому хозяйству…

«Кто вы?»

«Несчастный узник», – строго по Александру Дюма ответил Белов, хотел добавить, что он француз, моряк и Эдмон Дантес, но вдруг услышал свой голос словно со стороны.

– Несчастный узник…

Вздрогнул, открыл глаза – и понял, что не спит.

– Сочувствую, – негромко проговорила нависшая над ним черная тень. – Впрочем, счастливых узников я еще не встречал.

Белов потер лицо и привстал, возвращаясь в привычный мир. Тень… Не тень, конечно, просто человек высокого роста отступил на шаг.

– На лавры здешнего призрака не претендую. На лавры иные, провокаторские, тем более. Если хотите, сейчас же уйду.

Александр покосился на дверь. Никаких чудес, никаких тайных ходов в толще стен. Взял человек – и вошел. Надзиратель не заметил? А кто сказал, что не заметил?

– Я не через дверь, – гость негромко рассмеялся. – Невелик секрет, но здешним церберам не по зубам.

Белов не поверил, но и орать во все горло, как рекомендовал старший надзиратель, посчитал излишним. Пришел человек, и ладно. Без чая с сахаром и обойтись можно.

– Александр Белов. Номер 412.

– Гюнтер Нойманн. Номер 453.

Несчастный узник из «Графа Монте-Кристо» сразу нашел тему для разговора. Эдмон Дантес не жил в СССР. Замполитрука Белов откровенничать не собирался да и расспрашивать позднего гостя тоже. О чем им говорить? О погоде?

Гюнтер Нойманн отыскал тему сам.

– Господин Белов, у меня к вам крайне нетактичный вопрос, поэтому заранее извиняюсь. Есть ли у вас шанс прожить еще хотя бы месяц? Если два, было бы совсем удачно.

Замполитрука не хотел, а улыбнулся. Хороший вопрос! Жаль, сразу не ответить!..

 
Опанас, твоя дорога —
Не дальше порога…
 

* * *

Двое на железных тюремных нарах. Темно, только из-за приоткрытой двери – узкая полоска желтого электрического света. Не люди – черные тени. Один явно выше ростом и в плечах пошире. Он и говорит.

– Если войдут, так и сидите, меня не увидят. Больше чем двоим сюда не протиснуться, а на двоих моих сил еще хватит. Но, кажется, здешнее начальство и само не рвется ловить злосчастного призрака. Засмеют! Кстати, ради этого они и придумали «третью категорию», чтобы местные обитатели в запертые двери не ломились. Ее давно отменили, и полагалась она отнюдь не подследственным, а тем, у кого заканчивается срок заключения… Вы, вероятно, спросите, отчего я не пытаюсь бежать?

Второй отвечает не сразу. Думает.

– Не спрошу. Каждый решает за себя.

Негромкий смех. Первый качает головой.

– Не верите. Разумно. А вдруг я вашим следователем подослан? И я вам не верю до конца. Здешняя публика в основном из Вермахта, злостные нарушители устава. А вы – целый русский комиссар. Русский, не отпирайтесь. «Neschastnyj uznik» – вы еще спали, поэтому ответили на родном языке. Если не тайна, вы действительно комиссар?

Второй пожимает плечами.

– Для фашистов – да. Для наших – самый мелкий чин из политического состава, комиссары всё больше начальники.

– Тогда понятно. Вас здесь спрятали, как и меня. Тюрьма из самых надежных, и кто станет искать серьезного человека среди мелкой шпаны? Но это ненадолго, просто пересадка. Не провидец, но сейчас за наши души и тела в здешних верхах идет драчка. Рейх очень похож на феодальную Германию с ее герцогами и баронами. Кто победит, не уверен, но в любом случае нас отсюда вывезут, и вот тогда начнут разделывать по-настоящему.

– В бифштекс, – без особой радости кивает второй.

– Если мы им это позволим… Поэтому я и задал такой странный вопрос. Меня станут искать, причем не только здесь, но и в тайных узилищах, у моих друзей такая возможность есть. Найдут – хорошо, однако, думаю, не успеют. Существует некая вероятность, что они встретятся с вами – и спросят обо мне. Вопрос будет звучать так: «Что сказал Гроссмейстер?»

Теперь настает очередь смеяться второму, тоже не слишком громко.

– Е-2 – Е-4.

– Прекрасно! Не теряете духа, это обнадеживает. Господин Белов, если все это провокация, как бы вы ответили на такой вопрос?

Второй думает недолго.

– Ну-у… Скажу, что приходил тут один и велел передать: «Chtob vy sdohli, gady fashistskie!»

– Насколько я знаю русский… Вполне, вполне. Годится! Только переформулируйте так: «Я ошибся. С нацистами нельзя иметь никаких дел». Согласны? А вместо подписи – К-12, чтобы сомнений не было. Следователю тоже можете сообщить, запись в протоколе не помешает.

– Даже так?

Некоторое время оба молчат, затем второй резко машет рукой.

– К черту! Нельзя никому не верить, иначе себе верить перестанешь. Передам, не велик труд. Только… Если бы, к примеру, я вас искал, то сразу бы засомневался. А вдруг все это следователь выдумал? Вдруг настоящие слова совсем иные? Внешность вашу описать толком не смогу. А даже если смогу, тоже не выход, провокатору вас и показать нетрудно. Подлая она жизнь, господин Нойманн, я это еще мальчишкой понял. В собственной стране прячешься, словно шпион какой. За каждым своим вздохом следишь, ничему и никому не веришь…

На этот раз первый медлит с ответом. Наконец находит слова.

– Вы ошибаетесь, господин Белов. Жизнь человека такова, каков он сам. Вам на Родине, как я понимаю, пришлось несладко, но вы же ее не предали, иначе бы здесь не сидели! Значит, вы поступаете правильно, поэтому и жалеть не о чем. А тем, кто меня будет искать, напомните про звезду Регул. Это не пароль, просто яркая звезда в созвездии Льва. Очень красивая, бело-голубая…

– Погодите, погодите… Cor Leonis?

– Да. Сердце Льва.

* * *

Александр Белов лежал на старом продавленном матрасе и смотрел в укутанный тьмой потолок. Сон оказался правдой, Эдмон Дантес встретил своего аббата Фариа. И даже получил клад в наследство – прямо здесь, не выходя из пропахшей хлоркой камеры.

«Я ошибся. С нацистами нельзя иметь никаких дел».

Просто и понятно. И незачем кивать на жизнь, она такова, каков сам человек.

Александр попытался вспомнить Регул, бело-голубую звезду. Астрономия ему нравилась, в интернате имелся даже телескоп, правда, не слишком мощный, кратеры на Луне разглядывать. Созвездия помнил, хоть и не все. Лев – зодиакальное, видимое в северном полушарии, рядом с Девой. А Регул… Нет, как-то мимо прошло.

Вспомнить не смог, но увидел. Сначала белой искрой средь обступившей его тьмы, потом огоньком, тоже белым, и наконец въяве, совсем близко. Cor Leonis – огромный шар в голубом ореоле на черном небесном занавесе.

Звезда глядела равнодушно и строго.

Человек смотрел на звезду и улыбался.

5

– Командуйте, фройляйн! – Доктор Отто Ган усмехнулся и положил руки на руль «мерседеса».

Соль улыбнулась в ответ:

– Старт!

Мотор послушно взревел, дизельный W138 бодро тронулся с места, набирая скорость. Улица пуста, раннее-раннее утро, фонари еще горят. Берлин просыпается, но они успеют покинуть город прежде, чем кто-то обратит внимание на черное авто.

Доктор Ган ей сразу понравился. Симпатичный, улыбается приятно и гладко-гладко выбрит, так и хочется ладонью прикоснуться. Кроме того, он не просто доктор, а историк, который пишет книги про Святой Грааль. Соль их, когда в Германии жила, прочитала, и первую, и вторую.

А еще он жить не учит. И командовать не пытается.

* * *

– Дева Соланж! – Баронесса нахмурилась. – Благоволите не спорить с теми, кто желает вам только добра. Возраст ваш препятствует рациональным суждениям. Вам некуда и незачем ехать, пока не обеспечена безопасность ваша, за которую, между прочим, в данный момент отвечаю я!

Соль упрямо мотнула головой:

– Несправедливы слова ваши, рыцарственная дама! Покорна я вашей воле, находясь под этим кровом. Однако же покинуть его я вольна, и ничто не удержит меня от исполнения долга.

– Эй! Эй! – воззвал Харальд Пейпер, оседлавший стул. – Дамы! А на понятном языке можно? Нас, колдунов, рыцарскому арго не учат.

Спорили на кухне, единственном месте в квартире, где можно курить. В пепельнице уже три окурка.

– Вспомни, Харальд, с чего начинала я, – вздохнула Ингрид. – Рыцари в подполье не выживают. «Стапо» пустило «частый гребень», начались аресты военных. Вчера чуть не схватили Лонжу.

Пейпер кивнул.

– Именно поэтому даже твоя квартира под угрозой. В небе девочке будет безопасней. А главное, приказы надлежит выполнять. Думаешь, ты здесь ее удержать сможешь?

На «девочку» Соль не обиделась. Начальник штаба Германского сопротивления прав. Прошлой ночью она случайно услыхала, как он говорил рыцарственной даме, что квартиру надо срочно менять.

Внезапно ей подумалось, кто они друг другу – бесстрашный суровый герой и красивая светлоглазая девушка, словно сошедшая со старой картины. Харальд женат, у него дочь… Нет! Дальше не стоит, не ее это дело.

То, что конспиративная квартира под угрозой, стало последней каплей. Дни шли за днями, а новостей не было. И Соль решилась. В Германию она еще вернется, а пока…

План продумывала целый день. А ночью, когда пришел Пейпер, довелось поспорить.

– Я попрошу кого-нибудь из «Общества немецкого Средневековья», – неохотно согласилась Ингрид. – Не откажут. Найду пожилого барона на «оппель-адмирале» с личным шофером. Все станут смотреть на барона…

Харальд Пейпер задумался.

– Нет, посторонних привлекать не станем. Твой барон в «стапо» запоет на первом же допросе. Куда, говоришь, Соль, тебе нужно? В Кельн?

Соль кивнула, надеясь, что взгляд ее не выдаст.

…Не в Кельн, но этот город ближе всего к границе. Документов у нее нет, значит, придется стартовать оттуда. Все лучше, чем из Берлина. Соль хорошо помнила, чего стоил ей предыдущей перелет. «Сфера» рассчитана на взрослого, у нее просто не хватает сил. Лишний день в воздухе – и назавтра ей уже не взлететь. Между Берлином и Кельном почти 500 километров, как раз день и выйдет. А на поезде слишком опасно.

Платье, ботинки и все, что к ним полагалось, Ингрид купила сама в ближайшем торговом центре. Пальто и шляпка нашлись в квартире. День Соль просидела за картами, уточняя маршрут, потом немного поспала. Безжалостный будильник зазвонил в 4 утра, а еще через полчаса на соседней улице они встретились с доктором Ганом. В первый миг Соль даже не поверила. Ее повезет сам автор «Крестового похода против Грааля»! Тот самый! А потом подумала о Харальде Пейпере и баронессе Ингрид. Если в Германском сопротивлении есть такие люди, борьба с Гитлером небезнадежна. Значит, и новой Мировой можно избежать.

«Тяжелые системы» пусть так и останутся в глубине земли.

* * *

– Я, фройляйн, поражен не меньше, – рассудил доктор Ган, объезжая приткнувшийся к обочине автобус. – Столько лет писать о катарах и, наконец, получить шанс лично с ними познакомиться. Герр Пейпер мне только намекнул, но… Правда?

– Panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie[44]44
   Из молитвы «Отче наш» согласно Лионскому ритуалу, которому следовали катары. Такая форма слова подчеркивала, что говорится не о физических нуждах, а о Божьем слове как хлебе насущном.


[Закрыть], – твердо, без единой запинки промолвила дева Соланж. – Хлеб наш присносущий дай нам днесь… Сonsolament[45]45
   Сonsolament – обряд утешения, главное катарское таинство. Проводится среди прочего перед посвящением в рыцари.


[Закрыть] надо мной свершен месяц назад.

Перекрестилась и поняла, что сказала слишком много. Доктор Отто Ган знает, что обряд утешения проводится либо ради очищения от грехов, либо перед возведением в сан, либо…

К счастью, доктор ни о чем не спросил. Наверняка знает, что лгать им, «чистым», нельзя, а ответить молчанием просто невежливо.

Авто вырвалось за город. Теперь впереди почти пустая в этот ранний час новая, недавно построенная двухполосная трасса. Соль вспомнила рассказы отца. Гитлер зря ставил автобаны себе в заслугу. Проект был еще 1920-х годов, нацисты же все время до прихода к власти критиковали его как напрасную трату народных средств. Фюрер предпочитал тратить деньги на купольные дворцы и триумфальные арки.

На спидометре – 70 километров. Наверняка Пейпер попросил доктора не слишком гнать. Но все равно, до ночи успеют.

– А нетактичный вопрос можно? – внезапно поинтересовался Отто Ган.

– Можно, – вздохнула Соль.

Если о религии, она просто ответит, что не сильна в теологии. И это будет правда.

– Когда я начал изучать альбигойцев, то быстро понял, что многим из них удалось спастись. Мне даже удалось проследить их путь до Монсальвата на испанской границе. Они шли от Грааля к Граалю, от Зеленого камня до Валенсийской чаши… Потом, уже много позже, я узнал о Клеменции. Мне показалось это очень справедливым и логичным, «чистые» слишком отличались от всех остальных. На одной планете нам вместе не ужиться.

Соль попыталась угадать. Если доктор спросит о том, как они перебрались на Клеменцию, лучше не пересказывать детские книжки. Подлинные знания доступны лишь наставникам из числа «совершенных». На всю планету таких два десятка, имена их скрыты, а покидать Новую Землю запрещено.

– Но затем мне рассказали, что у вас до сих пор есть те, кто не принял учения «чистых». Их не так и мало, если они смогли создать Тауред. Откуда? Вы же никого насильно на Клеменцию не забирали?

– Их мало! – привычно возмутилась Соль. – Тауред создали не они, а британцы, это просто ширма. «Нечистых» на Земле не больше трех десятков…

Осеклась. Три десятка – лишь те, о ком удалось узнать наверняка. И вдобавок к ним еще и погибшие вместе с Транспортом-2, человек пятьдесят, а то и больше…

– Ну, в книжках пишут так… В семьях «чистых» оставались те, кто не принял учение. Они затаились, начали тайно собираться. А потом на Клеменцию стали попадать эмигранты, главным образом французы. Особенно много их появилось после штурма Бастилии. Для виду они соблюдали наши обычаи, но многие в душе оставались католиками, а то и вообще атеистами. Стали создавать свои партии, газеты, радиостанции. У нас ведь, доктор, свобода слова. А потом «нечистые» призвали к свержению «Старого режима», точно как на Земле. Свобода, равенство, братство – и гильотина.

– Интересно бы послушать их версию, – задумался доктор. – Не обижайтесь, Соль, я ученый, поэтому старюсь быть объективным.

За окном – снова дома, улицы, полные людей. Весеннее утро вступило в свои права.

– Потсдам, – подсказал Отто Ган. – Идем по графику, пообедаем в Ганновере… Рискну повториться, Соль. Кажется, я был прав, на одной планете нам не ужиться. Не знаю, кому сочувствовать. Когда я изучал XIII век, то был, конечно, за вас, «чистых». А потом представил, что победили не католики, а вы. Костры, может, и не жгли бы, вы своих врагов предпочитали топить – с камнем на шее. Я вас не обидел?

Вновь вспомнились рассказы старших. На плебисците противники контактов с Землей так и говорили: разные планеты, разные человечества. Но с синими ракопауками и договориться можно, а на чем поладить с грешниками? Никто не захочет уступать.

– Мы хотели рассказать вам о себе, – нерешительно заговорила она. – Чтобы вы на Земле сами решили, стоит ли нам общаться друг с другом. Но… Отец считает, что следовало обращаться прямо к людям, а не к правительствам. Однако тогда бы вы посчитали, что мы подбиваем землян на мятеж.

– Очень печально, – доктор вздохнул. – Со времен штурма Монсегюра изменилось очень мало. Раньше я верил, что если найду Грааль, жизнь станет лучше. А потом понял, что вначале люди должны стать достойны Грааля. Иначе это просто зеленый камень, вставленный в витраж заброшенной часовни.

* * *

В книжках писали одно, но от отца и его друзей довелось услышать и совсем иное. «Нечистых» на Клеменции искали и находили во все века, однако далеко не все они оспаривали догматы. В их число записывали всех неугодных власти, причем несколько раз преследования заходили очень далеко. Если бы не твердая воля «совершенных», все могло кончиться, как и на Земле, инквизицией и казнями. Те, что предлагали свергнуть «Старый режим», выступали за свободу веры – или неверия. Но их тоже посчитали «нечистыми».

Отец как-то сказал, что за всем этим раздором наверняка стоят политики. Кое-кто из них не прочь найти поддержку на Старой Земле. Когда формировался состав миссии, основное внимание уделяли квалификации и опыту, на лояльность не проверяли.

А еще был разговор о том, что в Новом Монсальвате уже спорят, кто именно станет править Окситанией и всей Францией. Именно править, грешникам со Старой Земли кормило власти вручать нельзя.

Соль запретила себе подобные мысли. В политике она, ученица седьмого класса, ничего не понимает. Есть наставники, есть Высший Распорядительный Совет, есть Капитул Ордена. Им всем и решать. «Нечистые», кем бы они ни были – враги. Они предали Родину, уничтожили Транспорт-2, отдали врагам «Поларис». Они убили маму.

И пусть Господь даст ей силы сражаться с ними до конца!

6

– Подследственный, извольте отвечать точно на поставленный вопрос. Итак, имели ли вы умысел при подготовке и пересечении государственной границы Рейха?

Прошлый раз следователь показался ему серым, как старая промокашка. Теперь же и цвету набрал, и голосом затяжелел. Был мебелью, стал вражеским дотом.

– Суть же вопроса в том, что ваше утверждение о случайности и ненамеренности помянутого деяния никак не подтверждается вашими же словами.

В глазах-амбразурах – яркий злой огонек, словно вспышки выстрелов. Не спрячешься, не убежишь.

Александр Белов напрасно надеялся, что о нем забыли. На следующее же утро после знакомства с таинственным Гюнтером Нойманном, сразу же после утренней бурды, именуемой здесь благородным словом «кофе», дверь камеры отворилась рывком.

– Номер 412? На допрос!

Дальше уже привычное «Руки назад!» и вниз по лестнице, гулкие ступени считать. Слева стена, справа густая стальная сетка, чтобы вниз прыгнуть не пытался, дни свои сократив. И – в знакомый уже кабинет.

– Заходи!

После первых же вопросов замполитрука чуть не дал слабину, не потребовал переводчика. Говорить за жизнь или, допустим, о творчестве Ганса Сакса – одно, юридические же термины – иное совсем. Вроде и понятно, а объяснить не можешь.

– За мною… То есть за нами гнались, – в который уже раз повторил он. – У нас не было иного выхода.

Следователь, пошуршав бумагами, достал одну.

– Никто не гнался, Белов. На посту заметили только одну машину – вашу. Следующие подъехали через час после инцидента. Вы просто ехали к границе с намерением ее пересечь, причем на автомобиле, принадлежащем Войску Польскому. Об этом свидетельствуют как номера, так и найденный технический паспорт. То, что впереди граница, вы знали, шлагбаумы и пограничные посты ярко освещены.