Текст книги "Сфера"

37. Квест
(Rezitativ: l’06)

[……………………………………………]

Все-таки хорьки, а не белки! Как только цепляются, мохнорылые? И чем? Ведь под «шубой» – только телеса! А на телесах – ни порезов, ни царапин.

Да о чем я? Это же просто программа!

– Не верите? – Джимми-Джон подмигнул, отхлебнул нечто желтое из стакана. – Между прочим, чистая правда. По телевизору такое видел. А вот секрета не знаю. Ноу-хау!

Акула блаженствовала. В уже виденной позе – рука за головой, длинные ноги поперек зала. Притворяется? Или в самом деле «такое» по душе?

Рука привычно полезла за сигаретами… Стой, назад! А не то в Нью-Йорк укатить можно – вместе с каким-нибудь Гарри Поттером.

– Не умеете расслабляться, Том Тим! Пиво, девочки! Что еще нужно, чтобы скоротать ночь?

– И мирно встретить старость, – охотно согласился я.

Спорить не хотелось, хотя джинсовый врал напропалую. Он-то явно не спешил расслабиться. В стакане – чуть ли не апельсиновый сок, «хитрых» сигарет нет и в помине. Даже на телеса смотрел через раз. Да и поза «ковбой в салуне» – как только позвоночник не сломал?

Зачем я ему нужен?

Все по той же программе: приглашение, два файлика (похабный mo14 и таинственный «усилитель» со схемой-раскраской), время по Афинам. Отказываться не стал – из любопытства. Начал играть – значит, доиграю до конца.

Да и не у него одного завелись вопросы.

Но помосте у столба – новые телеса, негритянские, густого шоколадного блеска. Закрутились, завертелись. Закрутили, завертели.

– Обратили внимание? – Акула довольно улыбнулась. – Публика! Не шумят, с мест не вскакивают.

Обратил, конечно.

– Все для удобства клиента, друг Джимми-Джон? А если я полезу прямо к той шоколадке?

Тридцать два зуба радостно блеснули.

– Попробуйте! Затянитесь пару раз для храбрости…

– Мерси.

Нет, Акуле не весело. Но и не грустно. Скорее, по Высоцкому: «Он четок, собран, напряжен…» Как я понял, попасть в такой файл вдвоем – даже для Джимми-Джона высший пилотаж. Но ведь пригласил?

– Не рискнете? – Австралиец покосился на извивающуюся негритянку, вздохнул: – Ничем вас, друг Том Тим, не удивишь!

– Не этим, – вновь согласился я. – Как я понимаю, нахалов очень вежливо отводят в сторонку. А девицы заламывают слишком высокую цену, так? И ваш клиент, озверев и размякнув, тут же побежит покупать какой-нибудь mo666.jpg, где уже не бар, а бордель.

Акула дернула подбородком.

– Законы рекламы, ничего не попишешь! Сначала бросаем немного бесплатного сыра… У вас есть вопросы, друг Том Тим? Валяйте, слушаю.

Ненужная улыбка сгинула, словно тряпкой стерли. Вопросы? Есть вопросы.

…На помосте трое. Канкан, что ли? «Она была модисткой и шила гладью…»

– Сначала не вопрос, а просьба. Я буду говорить, а вы – поправляйте. Лады?

Молчаливый кивок. Похоже, лады.

– Хозяином сна, как вы это называете, является личность человека. Я и Оно, сознание и подсознание. Тот, кто себя осознает во сне, я-спящий, по сути, и есть сознание. А весь антураж, весь мир сна – Океан Оно, наше подсознание. Так?

Акула изволила повернуть голову, взглянуть не без любопытства.

– Весьма вероятно.

…Вот и все твои секреты, наглый мистер Хайд. Ты лилипут, не я! Приятно ли купаться в собственном Оно?

– Но это не все. Ноосфера, совокупность человеческих сущностей, живых и не живых…

– Душ, – дернулся рот. – Не будем бояться слов, друг Том Тим!

– Человеческих душ… Она влияет на психику каждого. Днем трудно заметить, но во сне такое воздействие ощущается постоянно. Часть ноосферы, влияющую на сон, можно назвать Гипносферой. Сон человека имеет на Гипносферу, так сказать, прямой выход, более того, он ее составляющая. Отсюда – эффект гипнотелепатии, общения во сне.

– Да. Именно поэтому мы тут с вами беседуем. – Акула повела широкими плечами. – Приятно, знаете, общаться с умным человеком!

– Том Тим Тот, угости сигареткой!

Фу ты! Кажется, девицу кличут… Ага, Бетси! Какая же ты коротышка, Бетси! Пигалица Дайза по сравнению с тобой – горилла. Эй, эй, руки!..

– Между прочим, она, если можно так выразиться, квест.

О чем джинсовый? О ком? Кто квест? Коротышка Бетси?

– Обратили внимание, какая она маленькая? Это для удобства, у клиентов все-таки различный рост, а такая подойдет каждому.

Я покосился на квест-коротышку. Бетси невозмутимо курила, прижимаясь ко мне горячим бедром. Бедро выглядело вполне по-голливудски. Класс «B», конечно…

– Она тут единственная разговорчивая – и единственная, кто согласится общаться с вами. А дальше собственно квест. Знаете, как в компьютерных порноиграх? Выбрать один из трех ответов, прикоснуться к нужной точке, купить шампанского определенной марки. Правда, под конец клиент остается без гроша…

Я вновь поглядел на коротышку. Бетси заметила и обнадеживающе улыбнулась. Кажется, квест обещал быть несложным. Выиграл – и покупай новый файл.

– «Гипнономикон» – тоже квест, друг Джимми-Джон?

– Простите?

Ого! Уже не акула, волк австралийский. Или тасманийский. Сумчатый.

– Квест, – улыбнулся я. – Mo8.jpg, где пляж, – файл для отдыха. Для пассивного отдыха. В таком состоянии человек много думает. Если он хорошо и интересно думает, появляется книжка. Подарок на память! Клиент заинтересуется, возрадуется собственным мыслям в кожаной упаковке – и побежит за очередным файлом. Берег с пляжем для стариков, так? А старикам есть что вспомнить, о чем поразмышлять. Книжки же потом можно будет забрать – для ознакомления. Верно, друг Джимми-Джон? Для того и страничка с надписью. Если человек и в самом деле увлекся…

Тяжелый вздох – квест-коротышка явно страдала от невнимания. Бедняжка-програмяшка!

…Протянул руку, не глядя, ухватил ее за нос.

– Оглянитесь!

Акула вновь скалила зубы. Я повернулся – и только вздохнул. Рубашка общительной Бетси оказалась гостеприимно расстегнутой.

– Да у вас талант! – Джинсовый хмыкнул. – Продолжайте в том же духе… Насчет книги вы отчасти правы, Том Тим, но знакомиться с текстами я не собирался. Страничка – кнопка не только вызова, но и контроля. Понравилось клиенту, не понравилось… Порванная страница – прежде всего эмоции, а сильные эмоции всегда интересны… Не прогоняйте ее!

Кого? Ах да, квест уже у меня на коленях! Чего оно хочет, чего тянется? Ну, держи!

Сигарета перекочевала в протянутые пальчики. Правильно? Кажется, нет.

– Надо было закурить самому и затянуться, – подсказал Тасманийский Волк, – а потом передать…

А что на помосте? Телеса временно кончились, вместо них – толстяк с гитарой. Ну конечно, клиента нельзя перенапрягать!

[……………………………………………]

– Второй вопрос. Хозяин сна в том бракованном файле – Альда. Мир – ее сон, так? Вы, кажется, сказали, что она и есть Гипносфера. Однако Гипносфера – абстракция. Как и атмосфера. Кто конкретно видит сон?

Акула потянулась. Еще раз, еще… Неторопливо поднялась со стула, шагнула ко мне.

– Хорошо формулируете!

Предусмотрительная Бетси-квест поспешила застегнуться и отсесть подальше. Я встал.

– Ноу-хау, друг Том Тим. – Австралиец смотрел прямо в глаза. – Но я отвечу. И на этот вопрос, и на следующий. Мое условие – все права на вашу книгу. Файл, как и обещал, перешлю, но только лично для вас.

Спросить, почему? Нет, джинсовый обещал ответить лишь на ДВА вопроса.

– Альда.

Джимми-Джон кивнул.

– Ваша схема, Том Тим. Тот, кто живет во сне, – сознание; все, что вокруг него, – подсознание, Оно. Но структура, внутри которой плещется Оно, не случайна, она задается тем же сознанием…

Мой город! Все, что я когда-то видел, пережил, запомнил…

– В случае с Альдой структуру дал я. Вы называете такую структуру программой, хотя термин не совсем точный. В данном случае программа – глупый женский роман, это ведь только опыт. Океан Оно, бессознательное, в моих файлах отсутствует, для того они и пишутся. А вот место «Я», место сознания, не стал заполнять – или оставлять для клиента. Я… Скажем, открыл дверь и впустил Нечто из Гипносферы. Что именно – облако, молнию, вихрь, – пока не знаю. Получилась личность. Это первая часть эксперимента. Удачная…

Черноволосая, коротко стриженная девушка, не боящаяся радуги восьми цветов. Вихрь из Гипносферы. Облако. Молния…

– Вторая часть эксперимента… Она сложнее. Предсказуемость таких файлов, как данный…

Загорелый палец ткнул в совершенно скисшую Бетси.

– …быстро надоедает, особенно умным и пресыщенным людям. Таким, как вы, Том Тим! В файле типа «Альда», в чужом сне, есть элемент неожиданности. Гость остается самим собой, ощущает себя личностью – и одновременно влияет на мир, в который попал. Так что в том файле подсознание – вы! Я ответил?

Ответил? Пожалуй… Все, пора звать бабочку – пока не отобрали.

Выручалочка-а-а-а!

– Погодите! – голубые глаза блеснули. – Вы куда, Том Тим? А второй вопрос?

Я оглянулся, окинул взглядом поднадоевший Голливуд класса «B». Телеса с телесами телесятся… Думаешь, что похож на Мефисто, Джимми-Джон? Ну, будем считать, похож.

[……………………………………………]

Пластмасска под рукой – яркая, светящаяся. Без тебя будет скучно, анальгинчик!

– У меня больше нет вопросов, Джимми-Джон! Разве что… Вам не нужен «Гипнономикон», правда? Вы и так до всего дошли, причем раньше меня. Тогда зачем?

Мефисто-Тасманийский Волк развел руками:

– И тут догадались. Вижу, вы спец по квестам, Том Тим! Книга требуется не для меня лично, все подобные премудрости мне действительно известны. Но я не писатель и не всегда точно формулирую мысли, особенно на бумаге. У вас же получилось очень удачно. Моим друзьям… И будущим друзьям тоже… Нужна… Нет, не Библия, не тот случай. Нужен «Майн кампф». Ваш «Гипнономикон» вполне подходит. Скоро устроим презентацию. Я ответил?

…Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я!

– Желаете покорить мир, друг Джимми-Джон?

– А кто не желает, друг Том Тим?

38. Паруса
(Choral: 0’51)

Желтый, серебристый, синий, белый… Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Один, второй… пятый. До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше…

 
«Вот он, легкий предутренний бриз.
Как цветок, распускается бриг.
Паруса, паруса, на канатах – роса.
И прибоя гремит полоса»[3]3
  Стихи Евгения Лукина.


[Закрыть].
 

[……………………………………………]

…Спой, как когда-то, Женя! Спой! Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары – кто мы теперь? Спой, мы наконец-то собрались, мы вместе, все вместе, такое бывает нечасто, такое случается реже, реже, реже.

[……………………………………………]

 
«На Мадрид держит курс галион. На борту – золотой миллион.
На борту, на борту… А в антильском порту казначеи подводят черту».
 

[……………………………………………]

Мы все изменились, Женя, нас-прежних нет, мы остались где-то там, рядом с твоими песнями, рядом с холодным льдом Финского залива, балтийским ветром, с парусами на сером горизонте. Форты Кронштадта, молчаливые сосны, огонь костра, наши следы на мокром песке… Ты уже не поешь, Женя, и с каждой твоей неспетой песней мы уходим, исчезаем, превращаемся в чужих, в ненужных даже самим себе.

[…………………………………………]

 
«Но сказал капитан Пьер Легран:
«Вон испанец ползет по ветрам.
И плевать мне, что он – боевой галион.
На борту у него – миллион!»
 

[……………………………………………]

Спой про капитана Леграна, Женя! Я не слыхал эту песню, ты обещал, но так и не спел, и теперь вместо песни – пустота. Я стал беднее – беднее на прошелестевший теплый бриз, на промелькнувший у горизонта парус, на несколько мгновений отчаянной абордажной схватки.

[……………………………………………]

 
«Полчаса пистолетной пальбы —
в клубах дыма и в криках мольбы.
Мы не чувствуем ран. Капитан Пьер Легран!
Ты удачлив, как черт, капитан!»
 

[……………………………………………]

А ведь не так и мало – обеднеть на одну песню, на одно утро, на один закат. Темнеет, Женя, темнеет, но мы еще здесь, мы наконец-то собрались. Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары – кто мы все теперь? Спой, как когда-то, Женя!

[……………………………………………]

 
«Вот он, легкий предутренний бриз.
Как цветок, распускается бриг.
Паруса, паруса, на канатах – роса.
И прибоя гремит полоса».
 

До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше… Один, второй… пятый. Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Желтый, серебристый, синий, белый…

39. Улица
(Rezitativ: l’29)

Эту улицу вижу всегда разной. Лучше всего бывать на ней ночью – улица становится гладкой, одевается новым асфальтом, вдоль тротуаров зажигаются веселые желтые огоньки. Так бывает не всегда. Порой тьма затопляет все вокруг, приходится пробираться, прижимаясь к холодным кирпичным стенам, а рядом скользят неслышные тени, обступают, дышат в лицо.

Но это ночью. Чаще всего тут вечер. Такой, как сегодня, – хмурый, сырой, осенний. Листва опала, голые ветви беззвучно тянутся к низкому небу.

Когда-то на старых тополях гнездились галки. Поздней осенью их стаи закрывали небо, черная карусель без устали крутилась до самой ночи.

Тополей уже нет. И галок нет. Просто осень.

[……………………………………………]

– Нет, бабушка! Никого в детский сад вести не надо, да и детского сада давно нет. Я там был недавно – перестроили, изуродовали. Не узнать! Хорошо, что ты не видела… И, кроме того, уже вечер!

– Сейчас утро, малыш. Весеннее утро, все рано встали, твой дедушка возится с машиной. Завтра мы едем в поселок… А мне нужно отвести внука в детский сад. Твоя мама не может, ей надо в институт, у нее скоро защита.

Осень, вечная осень… Грязный разбитый асфальт залит водой, лужи на тротуарах, наглые иномарки загораживают путь. А мне и не надо дальше. Там – разрушенный серый забор, пустой проем от калитки, рассеченный траншеей двор. Дом, куда не хочется идти.

– Не люблю нашу улицу, бабушка! Как только ее вижу, вспоминаю тех, кого нет, кто тут когда-то бывал…

– Разве это плохо, малыш?

– Плохо! Их нет, их не будет никогда, а улица все время напоминает…

– Ты здесь родился, вырос, улица – часть тебя самого. Как и наш подъезд, наш дом.

– Я давно живу не здесь, бабушка. И… И не люблю сюда приходить.

– Никто не виноват, малыш. Никто! Мы с дедушкой не виноваты, что так и не увидели тебя взрослым, а я так хотела побывать на твоей защите!

– Ты не успела чуть-чуть, бабушка. Всего лишь год…

– Но ведь на улице не только умирали. Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть – всего лишь миг, а жизнь такая длинная.

В далекие годы, когда я боялся огромных волн и Его, прятавшегося на дне ледяного стадиона, мне все время казалось, что наша квартира не тут, а где-то на соседней улице. В той – чужой – квартире было темно и мрачно, но я с каждым разом охотнее забегал туда, чем в наш двор, в наш подъезд. Нет, не так! Вначале очень нравилось возвращаться, было светло, на клумбе росли цветы. Но все кончилось, прошло, я стал приходить сюда только ночью или под вечер – и чаще всего не мог войти. На лестнице караулил Безлицый, двор уродовали траншеи. Они появились еще тогда, и с каждым годом становились все шире и глубже. А теперь вообще не пройти.

[……………………………………………]

– Никто не виноват, малыш! Ни улица, ни наш дом, ни мы с дедушкой, ни ты. И твои папа и мама не виноваты, что время идет и они не могут тебе помочь.

– Мне не надо помогать, бабушка!

– Когда родители здоровы, когда они живы, тогда ты чувствуешь себя сильным, остаешься молодым. Это и есть самая главная помощь. Но всему свое время, малыш, всему приходит свой час. И ты понимаешь… Давай пройдем к дому, мне надо…

– Отвести маленького внука в детский сад? Мы с тобой ходили туда через кладбище, правда? Обратно возвращались вечером, иногда в темноте, зимой день очень короткий. Было страшновато.

– Но ты не боялся, малыш. Совсем не боялся!

– Маленький доктор Джекиль не боялся, бабушка. Он был очень любопытен, маленький доктор. Помнишь, ты рассказывала мне о тех, чьи памятники мы встречали дорогой? О Кадминой, о Корфах, о генерале Зашихине? Маленькому доктору было очень интересно. А вот будущий мистер Хайд… Ему было страшно, хотя и не так, как теперь. С тех пор мне и снятся кладбища. Знаешь, мой город очень большой, но именно тут, на моей улице, у моего дома, я менее всего люблю бывать.

– Потому что страны твоего детства нет? Нет тех, кто был тогда с тобой рядом?

– Детства? Разве только детства, бабушка? Я помню, когда сажали эти деревья, каждое из них было не толще карандаша…

– Не узнаю тебя, малыш! Чего ты боишься? Ведь ты мой внук, внук нашего дедушки! Мы остаемся с тобой, и твои папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…

– Сейчас осень, бабушка. Я так не люблю осень!

[……………………………………………]

Зря я зашел сюда! Мой город огромен, он растет с каждым годом, мне есть куда пойти. Странно, дом – мой новый дом, где живу много лет, чуть ли не целую жизнь, почти никогда не снится. Снится улица, разоренный двор, старый подъезд.

Доктор Джекиль, доктор Джекиль, как ты «там»? Я почти ничего не помню о себе-неспящем. Но если «здесь» осень, если «здесь» туман и сумерки, то не завидую я тебе (мне!), который не спит!

…Только не смотри дурацкие картинки! Не помогут – ни «здесь», ни «там». И воображала Том Тим Тот не поможет. Я не должен видеть сны, мне не нужны лилипуты. Я – настоящий, и все «здесь» тоже настоящее. Осень, холод, темная вечерняя улица. Слишком настоящее… Иногда так не хочется настоящего! Иногда так хочется ЗАБЫТЬ…

– Ты все время пытаешься узнать, что такое сон, малыш. Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?

– В такое верилось только в детстве, бабушка. Да и то… Взрослым кажется, что детство – самая беззаботная пора. Они просто забыли… Когда маленький, все кажется огромным – не только дома с деревьями, но и проблемы. Дети и любят, и ненавидят.

– Не смеши, малыш!.. Ну, пойдем, пора.

– Бабушка!..

– Пойдем.

[……………………………………………]

Грязные лужи под ногами, сырость не дает дышать, сгущается туман… Ты всегда была молодцом, бабушка! Только не все так просто. Даже «здесь», в моем вечном городе, никто и ничто не остановит Время. С каждым годом траншеи во дворе все глубже, все заметнее трещины в серых бетонных стенах. И мне все труднее идти по улице. Да и куда идти? Зачем?

– Поторопись, малыш!

Эх, бабушка, бабушка! Я тебя уже не вижу, даже слышу плохо, вокруг – сырой туман, скоро наступит ночь…

Если бы и вправду было так! Захотел – и снова весна. Захотел – и снова солнце. Мы все живы, мы все здесь, маленького внука надо отвести в детский сад.

[……………………………………………]

Серая стена, чуть дальше – такой же серый забор.

Не хочу!

Скорее! Протянуть руку, дотронуться до сияющего диска, умчаться!.. Только куда? Город огромен, но я все равно буду знать, что где-то есть темная осенняя улица, серый дом.

Бабушка видит солнце. Ей кажется, что сейчас утро, сейчас весна. Солнышко, должно быть, вон там, как раз над старым тополем, над птичьими гнездами. А на небе не тучи – легкие облака, невесомые, едва заметные.

[……………………………………………]

Да, солнце… И тумана нет. И осени. Это мне кажется? Просто кажется? А может – не просто? И не кажется? Там действительно весна, осень – лишь пелена перед глазами?

Так чего бояться?

[……………………………………………]

Отчего я решил, что дом серый? Он же белый, его совсем недавно покрасили!

…За распахнутой калиткой – знакомая клумба. Гипсовая пионерка поднимает руку с горном, на пьедестале-тумбе разлеглась рыжая кошка, вокруг – густая тополиная зелень. Май? Конечно, май, в соседнем дворе цветут каштаны, а тут скоро полетит белый пух. Выше, там, где кроны… Не вижу ничего – солнце! Огромное, весеннее, глазам больно…

Бабушка у перекрестка. Мальчик в белой рубашке и шортах держит ее за руку, но не спешит. Впереди дорога, надо осмотреться. Сначала поглядеть налево, потом направо…

40. Утро
(Rezitativ: 1’14)

Бабочка-а-а-а! Куда спряталась, пластмассовая? Ага, ясно…

Вот тебе, бабочка, и Юрьев день!

На месте знакомых палаток – высокая трава. Тропинка, по которой ходили в самоволку, исчезла, генеральская линейка поросла одуванчиками, от автопарка остались лишь гнилые, косо вкопанные древолесины.

Война окончена – всем спасибо! Приятное зрелище для тех, кто понимает. Еще бы увидеть на месте родной школы пустырь, а лучше – танцплощадку!..

…Густая трава лезет в лицо, жуки-пауки (именно жУки-паУки) бодро обживают рукав рубашки. Никуда не надо спешить, убегать не от кого. И бояться нечего.

Вот только бабочка…

Понял – почувствовал – сразу, потому и не хотел заниматься астрономией, пялить глаза в синее весеннее небо. Разве увидишь там маленькую светящуюся точку? Солнце, всюду солнце…

Точки-бабочки так и не увидел. Потому как нет ее. Йок!

Изменилось! Не у меня. Вообще.

За селом – знакомая станция. Там мы были с Альдой, там и расстались. Я сумел втиснуться в переполненный вагон, она крикнула вслед… Стриженой незачем было ехать в город, начинало темнеть, а в темноте – как в темноте. Не погуляешь – и не полетаешь. Разве что в Туннелях (да, в Туннелях! зал Лунного Света!), но туда еще добираться и добираться.

Альда… Стрикулист Том Тим Тот узнал нечто важное, и, кажется, его это здорово встревожило. Или заинтересовало, не пойму. Но лилипут явно недоволен. Настолько, что даже я…

Вспомнил!

Странички Джимми-Джона тоже нет – как и бабочки. Набираешь адрес, а в ответ – стандартные строчки. Недоступен, наберите, мол, снова. Или пишите жалобы.

Вот оно что! Нет странички – нет и файла. Нет файла – и Альды нет.

Или вообще НЕТ. F8 – и все. Delete стриженой!

[……………………………………………]

Трава примята, вытоптана – значит, ходят, хотя и редко. Пройдусь и я. На станции наверняка пусто, но я не стану ждать, пошагаю дальше, к шоссе. Там перевал, справа – огромная серая скала. От нее же, если как следует поискать, можно найти дорогу прямо к нашему поселку, к дому за серым штакетником.

Что поделаешь, мой мир, мир «здесь», не так и велик. Оно и к лучшему. Можно даже представить все сразу: город, плоскогорье на юге, узкий клин морского побережья, поселок. Немного, но для меня – в самый раз. Слышишь меня, Том Тим Тот?

…Разве что река – та, на берегу которой белый город. Там я больше не был. Не звали. Пока…

Delete – и нет. «Там», в неспящем мире, такое может и напугать. «Здесь»… «Здесь», пожалуй, тоже. F8 – и все. Кранты. Крышка. Гаплык! В моем городе (ты права, бабушка!) ничего не исчезает навсегда, все когда-нибудь возвращается. По крайней мере, в подобное хочется верить. Так что Том Тим Тоту можно посочувствовать. Лилипуты – тоже люди.

Но ведь Акула… Стоп, Акула! Джимми-Джон, австралийский штукарь! Он предупреждал о бабочке, о файле mo3! Предупреждал, обещал прислать нечто взамен. Но в небе пусто, только синева, только солнечный огонь…

А если города уже нет? Такое иногда приходит на ум, особенно когда надолго застреваешь где-нибудь вдалеке. Как теперь, например. Возвращаюсь, а вместо привычных кварталов, вместо главной улицы, вместо громады Диска – зеленое поле. Или вообще – ничего.

Ну и что? Город – это я, я-то останусь, не сгину. Значит, будет другое, обязательно будет.

…Будет. Нет, не так! Случится. Сегодня! Скоро!..

Станции нет. Вообще нет, даже заходить не стоит. Тропинка ведет вправо, мимо посадок, мимо ветхого домика с проваленной крышей. А если и шоссе исчезло? Ничего страшного, но в город не попасть, придется скучать тут – или подняться в горы…

А если и горы? И море? А потом и небо?

Стой, назад! Ничего не случится – ни «там», ни «здесь». Проснусь, плечами пожму, пойду на работу, а ночью увижу нечто новое. Другим никакой город не снится, сны каждый раз иные, и – никаких забот. То от дракона удираешь, то в Монте-Карло рулетку крутишь… Хоть бы раз дракон приснился!

…А город все равно вернется!

Бабочки нет. Так не потому ли все исчезает? Я слишком привык к анальгину, его не стало… И что? А ничего – если и вправду анальгин. А если героин? Друг Джимми-Джон слегка присадил друга Том Тима… Зачем? Я ему нужен? Кажется, да. Он не сказал, но я ведь понял!

[……………………………………………]

Ага, скала на месте. И шоссе на месте, и остановка. Почему остановка? А потому что… Сюда ходят троллейбусы! Сел – и через три часа в городе, на северо-востоке, среди девятиэтажек, прямо у знакомой гостиницы.

…Которой тоже нет. Как и девятиэтажек. И города.

Страшно? Нет, не страшно. Город никуда не денется, он – это я, его ночь – моя ночь, его солнце – мое солнце…

А если действительно – платформы? Острова над океаном – Океаном Оно? Мы ничего не сделаем с собой, с подсознанием, с памятью и страхами, это убьет нас самих, изуродует… А зачем? Просто острова над бушующими волнами, а на островах – маленький искусственный Рай. Кому серый пляж и старинный замок, кому – стрип-бар в Огайо. На таком острове можно собраться вдвоем, даже целой компанией. Можно построить город – большой, настоящий город, где нет ночи, нет страха. Очень хороший город.

Стой! О чем я? Том Тим Тот, это ты? Молчи, лилипут, ты мне просто снишься!..

Но разве плохо – видеть сны? Разве плохо иметь своих лилипутов? Послушных лилипутов в послушной Лилипутии? Поиграть в злодея Эрлиха Грейвза, затянуться сигареткой в компании Бетси-квеста? Доктор Джекиль видит сны, отчего бы и мистеру Хайду…

А кому станет худо? Да никому. Доктор Джекиль… Нет, я-неспящий! (я! я! я!) проснусь в хорошем настроении, будет, что вспомнить.

[……………………………………………]

Троллейбус? Троллейбус! Как-то быстро. Ехать неохота, но не торчать же у этой скалы! Хоть погляжу, как там, в городе.

Тормози, тормози! Ты что, пустой? Совсем пустой? Тем лучше. Вот возьму и сяду за руль, как когда-то! Лучше не придумать – пустая дорога, пустой троллейбус, яркое утреннее солнце.

Двери… Ступеньки… Лестница та же, и ковер тот же, и птицы-светильники. И дерево на том же месте, справа от входа, в мраморной кадке…

Откуда? Обычный пустой троллейбус, сиденья в темной коже, узкий проход с резиновым ковриком на полу.

[……………………………………………]

…Вверх, вверх, не спеша, плавно. Мимо белых мраморных стен, мимо зеленого дерева с пышной кроной, мимо огромных стрельчатых окон…

[……………………………………………]

Неправда, неправда! Ничего нет, ничего – даже темноты. Вокруг лишь Нечто – невидимое, неощутимое Нечто. Неспокойное, бурлящее, вскипающее вихрями, молниями, тучами.

Хаос и Космос.

Гипносфера.

[……………………………………………]

Фу ты! Чуть не испугался. При чем тут твоя Гипносфера, Том Тим Тот! Это же город, мой город!

Вот он весь – в ярком весеннем солнце. Прямо подо мной, я на Диске, на самой вершине, на маленькой площадке, куда так трудно попасть.

– Эрлих!

…На ней – красное платье, как в нашу первую встречу. В маленьких ушах – крохотные сережки с красными камнями, на шее нечто сверкающее, в бриллиантовой пыли – и тоже с красными пятнышками.

Оглянулась, посмотрела на залитый солнцем город.

– Теперь я, кажется, тебя понимаю.

Она понимает. А я?

– Ты… Ты Альда, – слова рождаются нелегко, каждое – как минута полета. – Ты Альда Клеви! Девушка из сна. Девушка, которой снится сон.

Подошла ближе. Взглянула в глаза.

…Кого она видит? Эрлиха Грейвза, меня ли, настоящего? Или кого-то… Кого-то ДРУГОГО?

– Нет, Эрлих. Я проснулась. Это ты еще спишь.