Текст книги "Комбат не ждет награды"

И так же он увидел четыре четких следа ботинок, ведущих от колонны к машине. И он абсолютно ясно вообразил себе и представил, как майор, спрятавшись за колонной, улучил момент, когда машина идет медленно, и в четыре прыжка преодолел расстояние между ним и цистерной.

«Наверняка, сволочь, уцепился за лесенку», – подумал полковник Иваницкий.

Теперь у него сомнений не оставалось – где именно провел часть ночи майор ГРУ Петр Кудин.

– Все ясно, – с какой-то горечью и одновременно с сожалением пробормотал полковник Иваницкий.

«Вот ведь ловкий мужик! А так прикинулся, что даже я поверил, будто он в задницу пьяный. Ну ничего, на каждую хитрую жопу есть хер с винтом. И тебе, майор, на этот раз несдобровать. Это уже не моя проблема, не мое желание, тобой займутся, скорее всего, другие люди, а я на свою задницу приключений искать больше не буду. Солдата отправлю в какую-нибудь Сибирь, а с тобой, майор, и с твоими шустрыми ребятами разберутся люди Гапона. И зря ты сломал телефон в своем номере, зря… Теперь тебе уже никуда не дозвониться».

Сразу от складов, благо было недалеко, полковник Иваницкий отправился в свой кабинет. Солдат, несущий караул, отдал ему честь, доложил, немного удивленный тем, что начальник полигона появился в неурочное время на службе. Но скоро нашел этому приемлемое объяснение: приехала проверка.

О проверке на полигоне уже знали все.

Обычно такие посиделки с девочками, с музыкой, выпивкой затягивались до самого утра, несколько нарушая плавное течение солдатской жизни. Вообще-то солдатам на полигоне служить нравилось. Это не то, что какая-нибудь действующая часть: никто их здесь не дрючил, никаких учений и стрельб, никаких кроссов. Только следи за тем, чтобы территория была чистая, да никто из посторонних не проник через трехрядную колючку.

Иваницкий с тяжелым сердцем открыл своим ключом дверь кабинета – тяжелую, обитую дерматином, тщательно прикрыл ее и опустился в мягкое старомодное кресло.

Над ним висел портрет президента, по совместительству – главнокомандующего. Почему-то именно сейчас это лицо вызвало у начальника полигона приступ раздражения. Он даже скривил недовольную мину и придвинул к себе телефонный аппарат. Трубка показалась ему неимоверно тяжелой, прямо-таки неподъемной, поэтому полковник Иваницкий опер локоть о подлокотник кресла и приложил холодную, как могильная плита, трубку телефона к горящему огнем уху.

Он дрожащим указательным пальцем быстро набрал номер. Это был номер, по которому всегда можно было найти Гапона. И действительно, через десять секунд послышался недовольный вздох:

– Ну, я слушаю.

– Говорит Иваницкий, – упавшим голосом, с нотками извинения пробормотал полковник.

– Ну, слушаю тебя, говори, что стряслось?

– ЧП, Матвей Гаврилович!

– С машиной что-нибудь?

– Нет, машину отправили как всегда. Ваш человек принял, все нормально устроили.

Но тут у меня проверка приехала…

– Знаю, звонил же ты мне уже один" раз, – сказал Гапон.

– Новые обстоятельства… Офицеры из ГРУ проверяли склады. Не знаю, что искали, говорили, якобы, считали авиабомбы. Но я выяснил, искали никакие не бомбы.., а один из них добрался до склада.

– Погоди, не телефонный разговор, – сказал Гапон. – Погоди, я сделаю так, чтобы нас не слушали и сам тебе перезвоню.

Полковник Иваницкий, положив трубку, с облегчением вздохнул. Затем поднял тяжелый графин с теплой водой, налил себе стакан до краев, даже не обратил внимание на то, что вода пролилась на бумаги, разложенные на столе, и жадно выпил тепловатую воду. Через пару минут затрещал телефон. Иваницкий схватил трубку.

– Полковник Иваницкий!

– Так вот, слушай. Я все дело улажу. Ты, полковник, не паникуй, продолжай заниматься своим делом, будто ничего и не произошло.

Проверку отправишь как положено, но перед этим сообщишь мне. Запиши номер, – и Гапон продиктовал семизначный номер. – На этом номере будет мой человек, зовут его Никита.

Все ему расскажешь и объяснишь. И самое главное, ни о чем не беспокойся. Мои люди уже занимаются твоей проверкой, выясняют кто они такие, эти гээрушники, и что им надо на моих складах. Не бойся, всех поставят на место. А ты, Иваницкий, занимайся своим делом. И еще, слушай внимательно: приструни своего Борщева, распоясался, козел, дальше некуда. Сорит деньгами, пьянствует, звонит по телефону, поднимает на ноги важных людей.

На хрен нам все это надо? Угомони его, а то мне придется этим заняться.

– Борщев в принципе ничего.

– Срать я хотел, что он ничего. На его место найдем сто человек. Он в этом деле ничего не решает, он ноль. Решаешь ты.

И тут Иваницкий понял, и холодок пробежал по его телу от самых пяток до корней волос. Он догадался по тону Гапона, что и он, начальник полигона, полковник Иваницкий, тоже в этом деле ноль и тоже ничего не решает.

Вбрасывать конец шланга в цистерну и вынимать, следить за выскакивающими цифрами может любой, даже солдат, который не прослужил еще и полгода. И если он сейчас пожалел новобранца, то его, полковника, не пожалеют, и он исчезнет, растворится, как кусок мяса в соляной кислоте, и не останется от него даже железных пуговиц с двуглавыми орлами.

И звездочки на его погонах растворятся в кислоте и исчезнут, улетят на небеса и будут светить там. И его не будет, как будто он и не родился.

– Ты меня понял? – послышался голос Гапона, уверенный и спокойный. – Ну вот и хорошо, – сказал Гапон в продолжение предыдущей фразы и послышались длинные гудки.

Иваницкий даже не успел ответить. Он тяжело задышал, так тяжело, словно бы пробежал пятикилометровый кросс во всей боевой выкладке с противогазом, с автоматом, с гранатами и прочей болтающейся дрянью.

Глава 13

Гапон знал своих людей, знал, что его задание они выполнят. Поэтому он мог представить себе как произойдет авария. Он любил в мыслях пробираться в будущее, а потом сравнивать реальный результат со своими догадками.

Супонев-Гапон прикрыл глаза и вообразил себе шоссе, мчащийся по нему «рафик» с проверяющими. В его мозгу картина предстала таким вот образом:

"…ни шофер «рафика», ни его пассажиры не обратили никакого внимания на замерший на обочине джип, в котором за рулем сидел парень в кожаной куртке, приложивший к уху то ли радиотелефон, то ли рацию.

– Они проехали, – коротко сказал парень, когда «рафик» с армейским номером миновал его машину.

– Понял, – прозвучал короткий ответ и рация замолкла.

Джип вырулил на полосу и пошел за «рафиком» на расстоянии около трехсот метров. Лес обступил шоссе с двух сторон. Старые ели двумя высокими стенами шли вдоль дороги. Полоса отвода густо заросла орешником, молодым ельником, поэтому лес вглубь не просматривался. Тут, в лесу, шоссе проходило по косогору.

С одной стороны выемка, с другой – глубокий кювет. Небольшая лесная дорога примыкала к полотну. По ней если и проезжало машины три – четыре в день, то хорошо. Поэтому о ней и не предупреждал ни один дорожный знак.

На поросшей травой лесной дороге стоял «КамАЗ» с кузовом-фурой. В кабине восседал наголо бритый мужчина с колючим взглядом. «КамАЗ» стоял так, что его не было видно с шоссе, пока не поравняешься с выходящей из лесу дорожкой. Мужчина прижимал к своему несколько заостренному кверху уху трубку рации и вслушивался в эфир.

– Приближаемся! – услышал он. – Осталось метров пятьсот!

Он повернул ключ, завелся двигатель. Отжал сцепление, включил передачу, но не спешил трогать машину с места. Он увидел мелькнувший среди кустов нежно-желтый «рафик» и просчитав в уме до десяти, резко рванул автомобиль с места.

Шофер микроавтобуса успел увидеть лишь то, как внезапно появился большой кузов «КамАЗа». Он еще надеялся успеть проскочить, ведь видел, что шофер грузовика смотрит на него, а значит, тоже сейчас будет тормозить. «Рафик» вильнул вправо и, идя колесами по обочине, уже расходился с «КамАЗом», но тут бритый наголо человек в кабине грузовика прибавил обороты двигателя и резко двинул машину вперед.

Мощный бампер «КамАЗа» ударил в борт рафика, и микроавтобус, завалившись на бок, полетел в кювет, ломая стволы тонких елей.

Майор Кудин даже не успел проснуться, когда микроавтобус, перевернувшись, рухнул крышей на застывшую, поросшую мхом глыбу бетона. «КамАЗ» сдал задом в лес и мужчина, сжимая в руках пистолет, выскочил из кабины. Подоспел и джип с парнем в кожаной куртке. Вдвоем бандиты сбежали по откосу и лысый осторожно заглянул в салон микроавтобуса сквозь разбитое стекло.

– Ну как? – спросил парень.

– Кажется порядок. Все готовы.

Майор Кудин лежал неподвижно. Его лицо и грудь усыпали мелкие осколки стекла, в руке он продолжал сжимать ручку портфеля.

Двигатель «рафика» заглох, из пробитого бензобака на обросший мхом бетон тонкой струйкой тек бензин.

– Иди поднимись, я сейчас, – скомандовал лысый парню в кожаной куртке, и тот принялся карабкаться по откосу.

По шоссе в это время не проехало ни одной машины. Лысый бандит, смочил носовой платок бензином, щелкнул зажигалкой поджег его и бросил внутрь микроавтобуса. Сам же, пригнувшись, побежал по откосу подальше от микроавтобуса. Вспыхнуло яркое пламя. Взрыв прогремел когда они уже оба стояли на шоссе.

– Порядок. Гапон будет доволен, – проговорил лысый, садясь в джип.

«КамАЗ» они бросили в лесу.

Отъехав от места происшествия метров на сто, парень в кожаной куртке передал рацию лысому.

– Сообщи для Гапона, что все в порядке, пусть и Иваницкого с Борщевым успокоит".

Гапон открыл глаза и подумал:

«Мои ребята не подкачают, справятся».

* * *

Минут через десять после телефонного разговора с Гапоном Иваницкий успокоился, вытащил носовой платок, вытер буквально мокрое лицо и пробормотал:

«А Борщеву я это дело не спущу. Я его, мерзавца, урою. Будет он у меня дерьмо руками разгребать. А то мулатки, баксы, радиотелефон, такси… Мерзавец, все дело может погубить!»

О том, что подполковник Борщев имеет дом на Кипре, участок, а также счета в швейцарском банке и даже абонировал себе депозитарий, Иваницкий не знал. Его первые большие личные деньги были спрятаны тут же, на территории полигона, зарыты на глубине метра и шестидесяти сантиметров. А у того места, абсолютно неприметного, как считал полковник, стояли таблички: «Не копать! Высоковольтный кабель!».

Кому придет в голову копать яму возле высоковольтного кабеля? Об этом месте знал лишь он один и четко помнил два числа: пятнадцать метров от столба и семь метров от угла склада.

Эту яму полковник Иваницкий вырыл полгода тому назад. Именно в ней, в железном ящике лежал основной капитал. Было еще две заначки. Одна в подвале под домом, но в подвале, который не принадлежал ему лично, а его подчиненному, прапорщику Свиридову.

Там, сославшись на тесноту, полковник Иваницкий хранил два мешка картошки. Расходную же часть денег он спрятал у себя в кабинете под одним из щитов паркета, в углублении.

Деньги были завернуты в целлофан и обвернуты стекловатой, чтобы их не сгрызли крысы.

«А теперь я могу вымыть руки, – подумал полковник, набрал в рот воды прямо из графина и над кадкой с фикусами вылил воду себе на руки. А затем вытер носовым платком. – Слава богу, можно пойти спать, пусть болит голова у Гапона. А с Борщевым я разберусь, разберусь, как пить дать! Запомнит на всю жизнь и больше не будет никаких загулов, никаких такси, пока не уйдет на пенсию. Электричка, пригородный автобус – все, как все люди. А то раскатывает, новый русский нашелся! Еще охрану нанял бы, мордоворотов штук восемь, как у Гапона!»

Сколько денег имеет Гапон со спирта, Иваницкий боялся представлять, потому что даже те суммы, которые зарабатывал он, казались ему астрономическими. А он был не настолько глуп и понимал, его доля во всей этой игре и во всем этом деле мизерная. Крошки отламываются ему, основные же деньги получают другие люди где-то там наверху, в штабах с дубовыми панелями, в Министерстве обороны и может, в аппарате самого президента. А то, что кое-кто из депутатов присосался к их жиле, Иваницкий знал наверняка. Ведь брат Гапона был депутатом и возглавлял одну из комиссий.

«Слава богу, – уже бредя в предрассветных сумерках к КПП, где его ждал „Уазик“, думал полковник Иваницкий. – Сейчас главное добраться до постели, уткнуться в подушку носом и заснуть. И скорее бы пенсия, скорее бы! И скорее бы кончился этот спирт!»

Но цистерн оставалось еще очень много.

За все время они успели реализовать лишь половину а может быть, и меньше. Ведь полковник Иваницкий был убежден, что существуют две части – большая и меньшая. Меньшая – это та, что в наличии, а большая – это та, которой уже нет.

– Спать, спать, – шептал полковник, садясь на переднее сиденье «Уазика».

Водитель ждал приказа.

– Чего стоишь, погнали!

– Куда, товарищ полковник?

– Спать! Не могу же я и день, и ночь службу тянуть! Должен же я хоть когда-то отдыхать? Давай, гони быстрее, невмоготу.

– Понял, – пробормотал солдат, поворачивая ключ в замке зажигания и выжимая сцепление.

К дому Иваницкий подъехал, когда уже светало. Его глаза буквально слипались.

«Хоть спички вставляй», – подумал полковник, Быстро раздевшись, он юркнул под одеяло и обхватил подушку, обхватил так крепко, словно в ней были не перья, а его заработанные доллары, с которыми он не намерен был расставаться ни под каким предлогом. Сон его хоть и был сладок, но чуток.

* * *

Бессонную ночь пришлось провести подполковнику Борщеву, пока его начальник полковник Иваницкий договаривался с Гапоном.

Заместитель начальника полигона занимался не свойственным ему делом. Никогда прежде подполковнику Борщеву не приходилось прибегать к помощи отмычек, чтобы залезать в чужие машины. А теперь жизнь заставила.

«Рафик» гээрушников, приехавших на проверку, стоял во дворе гостиницы. Шофер не особо беспокоился о том, что машину могут угнать. Всем известно, с какой тщательностью хозяева оберегают транспорт проверяющих.

«Рафик» примостился неподалеку от котельни в пятне желтого света, отбрасываемого мощной лампочкой накаливания, подвешенной в жестяном плафоне на деревянном столбе.

Подполковник Борщев зашел в котельную, разыскал кочегара из вольнонаемных. Тот был мертвецки пьян. Каменный уголь с гудением сгорал в топке, продолжая нагревать воду, хотя она никому из постояльцев гостиницы уже не требовалась. Вот разве что поздним утром, когда проснутся, то захотят принять душ, да и то с похмелья лучше принимать холодный душ, а не горячий.

Убедившись, что вольнонаемный кочегар спит как убитый, подполковник Борщев, вооружившись тонкой металлической линейкой длиной около метра, вышел во двор, отыскал рубильник, отключавший фонарь, и повернул ручку. Мощная двухсотваттная лампочка погасла. Теперь Валентин Витальевич пристально следил за окнами. Нигде не шелохнулась ни одна занавеска.

– Спят, – удовлетворенно пробормотал он и, подобравшись к закрытой дверце «рафика», заглянул в салон машины.

Нигде не виднелось лампочки сигнализации. На всякий случай Борщев несколько раз качнул микроавтобус. И на этот раз не раздалось противного гудения сигнализации. После чего подполковник, как мелкий воришка, принялся заталкивать металлическую линейку между стеклом и дверцей, пытаясь нажать на пружину, блокирующую замок.

Вскоре дверца открылась, и Валентин Витальевич оказался в салоне гээрушного «рафика». Он присел на полу на корточках так, чтобы его голова не возвышалась над сиденьями, и принялся проводить ревизию. Здесь он обнаружил удочки, несколько портфелей, стоявших на заднем сиденье.

Вот ими-то Борщев и занялся. В одном он не обнаружил ничего интересного – смена белья, пара грязных носок, закрученных в полиэтиленовый пакет, старая бритва «Харьков» и несколько мелких российских купюр.

Со вторым портфелем он провозился подольше. Там лежала папка, и Борщев, слепясь в темноте, щелкая зажигалкой, просматривал документы. Но эти бумаги не имели никакого отношения к его полигону. Скорее всего, в папке находились документы предыдущей проверки этой комиссии или следующих – цифры и данные были доступны каждому.

А вот третий портфель дал Борщеву пищу для размышлений. Сперва он хотел закрыть его почти сразу же, как распахнул. Ничего интересного, все то же: банка консервов, перочинный нож с многочисленными лезвиями, набор одноразовой посуды и скомканное, как показалось ему, полотенце. Того и смотри развернешь, а внутри снова окажутся потное белье и грязные пахучие носки.

Но лишь только Борщев взял в руки скрученное в ком полотенце, как ощутил: оно сухое, но слишком тяжелое, что-то лишнее находится внутри. Раскручивая его, он чуть не выпустил из рук на застеленный рифленой резиной пол трубку спутникового телефона.

– Вот так-то, – сказал сам себе Борщев, – чуть было не просчитались.

Все разговоры с территории полигона можно прослушать, узнав, что эти гээрушники докладывают своему начальству. Но хоть сам Борщев и пользовался радиотелефоном, он никак не мог привыкнуть к наличию такой же техники у других.

– Я тебе сейчас сделаю! Поговоришь ты со своим начальством!

Подполковник подковырнул ногтем крышечку в корпусе телефона, и вскоре в его руках оказался небольшой тяжелый для своих размеров Аккумулятор. Борщев поставил его вверх ногами на металлический ящик, в котором шофер хранил свои инструменты – так, чтобы обе клеммы аккумулятора касались металла, а сам, выйдя из машины, уселся на бревне, лежавшем под стеной, и жадно выкурил две сигареты.

Когда Борщев вернулся, то аккумулятор был уже горячий, еле в руках удержишь. Подполковник приложил язык к клеммам, как делал это в детстве, когда хотел проверить не села ли батарейка от фонарика, но не почувствовал даже малейшего пощипывания.

– Хрен ты его теперь зарядить успеешь!

Аккумулятор лег в гнездо, крышка – на место. Вновь полотенце обкрутило трубку и Борщев с чувством облегчения прикрыл дверцу микроавтобуса. Он не хлопнул ею, а защелкнул, мягко навалившись на нее плечом.

* * *

Пробуждение для майора Кудина было тяжелым делом. Он проснулся, но глаза открывать не решался. Трещала голова. Нет, он был уверен, что вчера не сболтнул ничего лишнего, но вспоминать о своих подвигах после того, как он вернулся со складов, ему не хотелось. Он медленно приоткрыл один глаз, затем второй. Танюха еще спала.

Уже придя в ванную он налил в стакан воду из-под крана, немного отдающую рекой, и бросил в нее две большие таблетки, которые тут же окутались облаками пузырьков. Вода забурлила, будто стояла на сильном огне.

Приятно запахло свежестью. Майор Кудин выпил лекарство и почувствовал себя немного лучше. Уже не такой паршивый вкус во рту, да и в глазах немного просветлело.

Он помылся, принял душ, чередуя горячую и холодную воду. Затем пошел будить своих людей. Но тут же в коридоре столкнулся с полковником Иваницким.

«Вот же ушлый начальник, – подумал майор Кудин, – теперь он с меня глаз не спустит. Будет пасти и пасти. Попробуй свяжись в такой обстановке с полковником Бахрушиным! Хоть ты с собой телефон в туалет бери!»

– Как спалось? – участливо спросил полковник Иваницкий, обмениваясь коротким рукопожатием с майором Кудиным.

– Отлично, только выпили мы вчера… – майор улыбнулся.

– Да, с кем не бывает. Я сам тоже не выспался. Но служба…

Полковник Иваницкий не отходил от проверяющих ни на шаг. Вместе они спустились к «рафику». Иваницкий сослался на то, что отдал свой «Уазик» Борщеву и залез вместе с проверяющими в микроавтобус.

Майор Кудин поставил портфель себе на колени и раскрыл его. Рука скользнула вовнутрь, нащупала свернутое полотенце.

«Выберусь за КПП, – подумал майор, – сразу же свяжусь с Леонидом Васильевичем».

Завтракали в офицерской столовой уже поскромнее – по сравнению с ужином. На столе из спиртного стояло только холодное пиво в стеклянных запотевших бутылках. За завтраком почти не разговаривали. Подъехал и Борщев, присаживаться к столу отказался, сославшись на то, что позавтракал дома.

– Да и время уже, честно говоря, обеденное.

Майора Кудина удивляло то, какими любезными и предупредительными стали Иваницкий с Борщевым. Они вели себя несколько иначе, чем вчера. Исчезла настороженность, вроде бы они уже и не опасались проверки.

– Чем займемся сегодня? – позевывая спросил Иваницкий.

Майор Кудин прищурил глаза.

– Если можно, я хотел бы посмотреть кое-какие документы, относящиеся к артиллерийским складам.

– Что значит, если можно? – развел руками полковник Иваницкий. – Все документы в вашем распоряжении. Поедем в штаб, я вас с ними познакомлю. А на склады не хотите больше?

– По документам работать удобнее, – ухмыльнулся майор ГРУ. – Кто-то же до меня посчитал эти бомбы, снаряды? Возьму пару цифр для отчета и…

– Вы что, собрались уезжать?

– Если найду то, что мне надо, то уедем сегодня.

– К обеду? К ужину?

– Будет видно.

Оказавшись в штабе, майор Кудин попросил дать ему отдельную комнату и принести туда документы. Он работал с ними около часа, вернее, делал вид, что работает. Лишь только он оказался один, тут же вынул из портфеля завернутую в полотенце трубку телефона и защелкал клавишами. И только потом сообразил, что трубка не работает.

«Что такое?» – он осмотрел ее со всех сторон. На всякий случай пару раз щелкнул переключателем, но та так и не ожила.

Затем он проделал ту же самую операцию, что и Борщев ночью – открыл крышечку, вынул аккумулятор и приложил его к языку.

Но делал это с большей осторожностью, чем заместитель начальника полигона, опасался сильного разряда.

Жизнь еле-еле теплилась в аккумуляторе, электричества не хватило бы и на то, чтобы зажечь трехвольтовуго лампочку.

– Вот те на… – пробормотал Кудинов, вспоминая, не включал ли он случайно вчера переключатель, не оставил ли его в рабочем положении, не могли телефон отсыреть.

Потом его взгляд остановился на старомодном тяжелом телефонном аппарате, стоявшем на несгораемом шкафу.

«Звонить отсюда Бахрушину не стоит, телефон, скорее всего, прослушивается и ничего путного передать не смогу, скажу лишь, что выезжаем сегодня. Хотя… – улыбка тронула губы Кудина, немного припухшие после беспутно проведенной ночи, – я позвоню, Леонид Васильевич человек сообразительный, поймет».

Телефон был внутренний. Сперва Кудин связался с коммутатором и попросил соединить его с Москвой, назвал номер – сперва один, затем на всякий случай второй. Бахрушин мог по своей привычке работать с утра дома.

– Да, майор, я вас слушаю, – через пару минут в трубке раздался спокойный голос полковника.

– Проверка проведена, Леонид Васильевич.

– И как результаты? – Бахрушин сидел в мягком кресле в своем кабинете и тоже улыбался. Их улыбки – и Кудина, и Леонида Васильевича – были похожи, как близнецы-братья. Оба понимали, их разговор прослушивается и поэтому в словах не может быть и грамма правды.

– Все на этих складах нормально, мы с вами ошиблись. И искать нужно в другом месте.

«Наверняка он что-то нашел», – подумал Бахрушин и ему не терпелось расспросить Кудина, но сделать это следовало как можно осторожнее.

– Вы осмотрели все склады?

– Конечно!

– Я за свою жизнь, – проговорил Бахрушин, – не видел ни одного склада, на котором было бы все в порядке. Небось, пьянствовали все это время, а отчет составляете по документам, сидя в отдельном кабинете и мне рожи корчите?

– Без застолья не обошлось, – рассмеялся майор Кудин, – но проверку мы осуществили в самом полном объеме.

– Ну что ж, – вздохнул Бахрушин, – отрицательный результат – тоже результат.

Хотя я и огорчен, что искать придется в другом месте.

– Приеду – положу вам отчет прямо на стол, Леонид Васильевич.

– Что в нем толку, если на складах все в порядке!

Когда трубка уже лежала на рычагах аппарата, майор собрал документы, сложив их аккуратно стопой на краю стола и вышел на крыльцо штаба.

* * *

Отъезд комиссии состоялся на следующий день.

«Рафик» стоял возле чисто побеленного бордюра перед зданием штаба, готовый к отъезду. Ничто больше здесь майора Кудина не задерживало. Он свою роль исполнил, узнал, что может пригодиться полковнику Бахрушину, а что делать дальше – то ли прослеживать цепочку, по которой уходит спирт, то ли сразу накрывать Иваницкого и Борщева – это уже не входило в компетенцию майора.

Его ждали другие проверки, другие открытия.

– Спасибо, – протянул он руку Иваницкому.

– За что? – изумился полковник.

– За угощение, за девочек. Будет возможность – заеду еще.

Улыбка майора Кудина не понравилась полковнику. Она не предвещала собой ничего хорошего.

– Рад, что вам понравилось, – Иваницкий тоже улыбнулся, но несколько испуганно. Он уже представлял себе, что произойдет с проверяющими в ближайшем будущем.

«Слава богу, что мне не придется делать это своими руками!» – подумал Иваницкий, зная крутой на расправу нрав Гапона.

– Я тут распорядился вам кое-что в дорогу собрать, раз уж обедать не остаетесь.

– Что вы, полковник, оставьте это для следующей проверки.

Солдат с большим картонным ящиком в руках стоял и не знал, что делать с ним дальше.

– Может возьмете? Это же от чистого сердца.

– Что там?

– Не деньги же я предлагать стану. Выпивка, закуска…

– Ладно, грузите, – распорядился майор Кудин. Ему стало жаль солдата, с трудом удерживающего в руках тяжелый объемный ящик.

– Хоть до КПП вас проведу, – сказал Иваницкий, садясь в свой командирский «Уазик», и машины отъехали.

Подполковник Борщев стоял на крыльце и пристально смотрел вслед удаляющимся машинам.

«Эх, неспокойно, неспокойно, – думал он. – Была бы моя воля, я бы остановился. Черт с ними, с деньгами! Все доллары в мире не заработаешь, а на обеспеченную старость хватило бы».

Майор Кудин не вышел из «рафика», а попросил шофера:

– Посигналь на прощание, – и Иваницкий остался стоять в воротах КПП, глядя на то, как набирает скорость микроавтобус, унося проверку ГРУ в сторону шоссе.

Майор Кудин и люди, приехавшие с ним, могли теперь расслабиться. Дорога предстояла не близкая. Шофер с завистью поглядывал в зеркальце заднего вида, укрепленное над лобовым стеклом, на вытянувшихся, дремавших офицеров. Ему самому мало пришлось поспать этой ночью.

Он хоть и не выпил даже ста граммов, все равно чувствовал себя разбитым. Ведь ночью громко гремела музыка, слышался женский визг и хохот. Попробуй усни, если знаешь, что другие развлекаются. А себе позволить подобного шофер не мог.

Майор Кудин и другие офицеры всегда могли оправдаться потом, что действовали в интересах дела. А в интересах какого дела действовал бы он, случись ему поразвлечься с деревенской девицей?

«Рафик» вывернул на Минское шоссе, пронесся мимо остановки пригородного автобуса, и шофер только машинально считал километровые столбы да прикидывал в уме" где бы сделать первую остановку, чтобы немного отдохнуть. Он даже придумал подходящий повод, решил сказать, что перегрелся двигатель.