Текст книги "Комбат не ждет награды"

Глава 9

Шикарный черный лимузин, почти такой же, ничем не хуже тех, на каких ездят и ездили члены правительства, точнее, первые люди могущественных держав да дипломаты богатых государств, мчался по направлению к Москве. Впереди, как положено, ехал джип, в котором сидело четверо здоровенных охранников. В лимузине с затемненными стеклами работал кондиционер, пахло попеременно то зеленой хвоей, то свежими ландышами.

В салоне лимузина кроме уже не молодого, но на удивление крепкого широкоплечего водителя находилось еще двое: мужчина лет пятидесяти четырех, но смотревшийся свежо и сильно и роскошная крашеная блондинка в длинной шубе. Девушке было не больше двадцати трех лет. Мужчина сидел, закинув ногу за ногу, зажав сигарету в толстых коротких пальцах. Перстней с бриллиантами на пальцах не было, имелись лишь шикарные часы на запястье. Часы наверняка были коллекционными, выполненными в единственном экземпляре и стоили не менее пяти-десяти тысяч долларов.

Мужчина небрежно повернул руку и взглянул на циферблат. Он понимал, что минут через сорок окажется в центре города в своей огромной квартире, которая занимала чуть ли не целый этаж. Владельцем этой квартиры, лимузина, джипа с охраной и еще очень длинного перечня всяческой движимости и недвижимости был Матвей Гаврилович Супонев, по всем показателям невероятно преуспевающий человек.

Да, у него было многое. Он мог небрежно нанять самолет, чтобы слетать на уикенд куда-нибудь на Средиземноморье или на острова в Тихом океане. Естественно, летал он в подобные места не один, а с очень близкими друзьями. Хотя настоящих друзей, как правило, у таких людей не бывает.

Единственный, с кем был близок Матвей Гаврилович Супонев, так это его брат Гавриил – уже во второй раз избранный в нижнюю плату Государственной Думы. Естественно, избрание брата в депутаты не обошлось без мощной финансовой поддержки старшего брата, то есть, Матвея Гавриловича. Именно за его деньги дважды проводилась выборная кампания. И еще многим за свою жизнь помог Супонев старший. И никто из тех людей, которые были обязаны Супоневу своими высокими постами, важными ответственными должностями, своей политической карьерой, не знали и даже не пытались узнать кем же раньше, примерно лет двадцать, двадцать пять назад был Матвей Супонев и как он умудрился подняться до таких высот в бизнесе.

Многим было известно, конечно, из очень близкого окружения, что Матвей Гаврилович Супонев запросто может проиграть в Монте-Карло или Лас-Вегасе тысяч пятьдесят – шестьдесят долларов и потеря таких денег для него будет равна потере двух – трех рублей для директора крупного завода лет двадцать назад.

А ведь когда-то Супонев пошел в бизнес не имея ни гроша за душой. Он работал на одном небольшом эстонском заводе инженером.

И еще тогда, в те далекие времена, которые сейчас называются «застойными», сообразил, как надо делать деньги, придумал способ и успешно его реализовал, прекрасно понимая, что трудом праведным не построишь палат каменных. Он открыл на своей кожевенной фабрике подпольный цех по пошиву кожаных курток, плащей и всего такого прочего, за что тогда покупатели платили большие деньги. Дело это было хлопотное и опасное, ведь ОБХСС не дремал.

И через три года Матвей Гаврилович Супонев попался, причем, на мелочи. Но делу решили придать иной ракурс, поскольку в поле зрения КГБ попали и несколько эстонцев, и из уголовной плоскости перевести в политическую. Процесс был длинным, и самые лучшие адвокаты, нанятые партнерами Матвея Гавриловича, ничего не смогли для него сделать. Единственное, что им удалось, так это вывести своего подопечного из-под «вышки».

Получил тогда гражданин Супонев десять лет строгого режима с конфискацией имущества.

Есть такие люди, которым даже тюрьма идет впрок. Супонев много размышлял, лежа на тюремных нарах и глядя в грязный потолок.

Естественно, это только говорится, что конфискация была полной. Конфисковать все то, что успел заработать хитрый инженер кожевенной фабрики, не удалось. Супонев смог превратить пачки червонцев в то, что называется вечным и никогда не дешевеет – то есть, в бриллианты и золото. Все свои сокровища он умело спрятал и лишь ждал момента, когда для него прозвенит последний звонок. Там, в тюрьме, его не забывали, и жил Матвей Гаврилович припеваючи. Там же он подружился с авторитетами уголовного мира, завоевал их симпатии и там же получил кличку Гапон. Почему именно Гапоном его назвали, никто из близких знакомых не знал. Знал лишь Супонев, да его новые друзья – уголовники.

А дело выглядело вот как. На колымской зоне по просьбе, вернее, в сговоре с законниками, Супонев спровоцировал бунт – так, как когда-то спровоцировал «кровавое воскресенье» поп Гапон. С тех далеких времен очень много воды утекло, очень много произошло изменений, а самое главное, поменялся строй.

И в восемьдесят пятом Матвей Гаврилович Супонев, не досидев четырех лет до своей десятки, был отпущен на свободу, а впоследствии даже амнистирован.

Естественно, сыграли свою роль и сбережения, припрятанные расторопным «цеховикомтеневиком», как он себя называл. А вернувшись из мест не столь отдаленных в свою любимую златоглавую, Супонев, уже почуяв чутким носом ветер перемен, развернулся «за всю мазуту», как любили приговаривать его дружки-уголовники. Тем более, что времени терять было нельзя. И Супонев это прекрасно понимал, зная, что тот, кто затевает игру первым, как правило, и является победителем.

Таких девушек, как та, что сидела в салоне лимузина, у Супонева было море. Единственное, что его в последнее время еще хоть немного развлекало и занимало, так это секс и антиквариат. Но очень дорогой антиквариат, который скупался не только в России, но и на престижных зарубежных аукционах типа Сотби, Кристи и им подобных. Естественно, все покупки делались не лично – через подставных лиц. Пару произведений искусства Супонев вернул России. Об этом даже появились заказные статьи в центральных газетах, в самых влиятельных, а так же в телепередачах.

И Супонев после своих дел прослыл меценатом, радеющим за возвращение отечественных ценностей на родину.

О том, сколько этих ценностей уплывало за границу благодаря господину Супоневу почти никто не знал. И газеты с телевидением об этом молчали. Все это оседало в надежных швейцарских банках, вернее, в их неприступных сейфах-ячейках. Там хранились картины русских авангардистов, цена на которые фантастически подскочила, ювелирные украшения, изготовленные на фирме Фаберже, и много того, о чем так любят печатать в дорогих престижных каталогах. В общем, Матвей Гаврилович Супонев жил на широкую ногу, но жил по средствам.

Девушку, которая расположилась на широком сиденье рядом с хозяином лимузина, звали Марина, а может быть, Жанна. Это Матвея Гавриловича абсолютно не интересовало. Он повернул свою седоватую голову и посмотрел на нее чуть масляным взглядом.

Девушка поняла, чего от нее хочет хозяин.

Она повела плечами, и роскошная шубка медленно сползла вниз, обнажив точеные плечи и тонкие бретельки ярко-красного, очень короткого платья, украшенного многочисленными блестками.

– Шевелись, шевелись, крошка, – пробормотал Матвей Супонев, кончиком пальца сбивая пепел с докуренной до середины дорогой сигареты.

Затем он подался вперед и нажал кнопку пульта. С едва слышным шипением темное стекло отгородило салон от водителя. Еще нажатие кнопки – и зазвучала музыка – мягкая, колышущая, волнующая. Девушка запрокинула голову, и Супонев только сейчас заметил, что корни волос темно-русые, да и брови у его подруги тоже были темными, как и глаза, похожие на свежие каштаны.

Девушка облизала губы, сладострастно вздохнула, потянулась. Одна из бретелек тут же сползла с плеча, и Супонев увидел родинку.

– Еще, еще, – проворковал он таким голосом и таким тоном, что девушка сообразила – это не просьба, это даже не желание, это приказ. Она начала извиваться, ее красное платье с тонкими бретельками манило его косой сверкающей молнией. И пальцы девушки прикоснулись к язычку, и молния поползла вниз, открывая ее роскошную грудь – высокую, с набухшими темно-коричневыми сосками.

– Ну же! Ну же! – закинув ногу за ногу, немного поежился и уселся удобнее Супонев.

Девушка, облизывая губы, принялась ласкать свою грудь, сама от этого возбуждаясь.

Вот для этого она и была нанята господином Супоневым, который любил смотреть, как девушки возбуждают сами себя, занимаясь мастурбацией.

– Пошевелись, пошевелись, – приказал Супонев, и девушка раздвинула ноги еще шире.

Кроме черных ажурных чулок и такого же ажурного пояса белья на ней больше не было.

Супонев зажег в салоне свет, чтобы лучше все видеть.

«Да, действительно, никакая она не блондинка». Волосы на лобке были иссиня-черными и даже поблескивали.

Супонев, держа сигарету в правой руке, протянул левую и провел ребром ладони по ее лобку.

– Да двигайся ты быстрее, крошка! А то замерзнешь. Спишь ты на ходу, что ли?

Девушка Марина или Жанна, мужчину это не интересовало, продолжала мастурбировать свою грудь, кончиками пальцев оттягивая набухшие твердые соски, и сама, наклонив голову, пыталась их лизнуть.

– Ну что, уже набухли?

Супонев переложил сигарету из одной руки в другую и кончиками пальцев потрогал набухший твердый сосок, а затем провел ребром ладони по ложбинке между грудями девушки. Та сладострастно выгнулась, подалась вперед, и толстый палец Супонева оказался у нее во рту – в мокром и горячем. Девушка принялась покусывать палец Матвея Гавриловича так, словно бы это был не палец, а член.

А Супонев смотрел, смотрел как-то равнодушно, привычный ко всему, хотя уже понемногу начинал возбуждаться.

– Ножки, крошка, разведи пошире. Еще, еще, вот так. А теперь пальчиками. Шевелись, шевелись.

Рука девушки скользнула вниз, ко влагалищу, и пальцы принялись массировать клитор.

Супонев смотрел на розовое, набухшее лоно, похожее на разрез бифштекса с кровью.

– Ну же, ну! Быстрее, быстрее! А теперь давай сюда, хватит себя развлекать, немного развлечешь меня.

Супонев взял девушку за голову и чувствуя ее показное сопротивление, наклонил вниз к своему члену.

– И смотри, крошка, если хоть капля упадет мне на брюки, тебе несдобровать, поняла?

– Поняла, поняла, дорогой, – проворковала в ответ, сглатывая слюну, наполнившую рот, девушка.

Ее пальцы умело расстегнули молнию, затем брючный ремень. Супонев немного приподнялся, чтобы девушка смогла приспустить его трусы. Она ткнулась лицом в его густую поросль, ее язык быстро шевелился, а пальцы сжимали и щекотали мошонку.

– Ну, ну, быстрее! – приговаривал Матвей Гаврилович, полуприкрыв глаза, сжав рукой упругую грудь девушки, время от времени надавливая на отвердевший сосок, такой набухший и желанный. – Торопись, торопись, крошка. А вот сейчас не торопись.

Член хозяина был хоть и большой, но на удивление вялый. Девушка продолжала одной рукой мастурбировать свой клитор, а второй – член хозяина. Понемногу, по миллиметру, пещеристое тело члена Супонева наполнялось горячей кровью, и член понемногу твердел, то и дело оказываясь во рту девушки, в горячем, полном слюны.

– Вот теперь шевелись.

Пещеристое тело члена наполнилось кровью, и он стал таким большим, что едва вмещался во рту.

– Глубже, глубже засасывай, крошка. Еще глубже…

Супонев чувствовал, как его член проникает чуть ли не в горло, едва ли не касается гланд.

– Ой, как хорошо! Молодец, молодец, крошка, получишь дорогой подарок. Только сделай так, чтобы я хорошо кончил, очень хорошо и очень много. И желательно, чтобы вся сперма попала мне не на брюки и не на живот, а тебе в горло. Поняла?

– Да, – послышалось снизу, и Супонев прижал к своему паху голову девушки еще плотнее.

Она дернулась, явно чуть не задохнувшись.

А Супонев блаженствовал. Сигарета в его руке еще дымилась, он поднес ее ко рту, сделал глубокую затяжку, а затем выпустил дым в перепутанные волосы девушки. Машина мягко покачивалась, как большая кровать.

– Ну а теперь давай, повернись. И сядь на него, сядь. И только не во влагалище, нет. Я этого не хочу, мне это надоело. Смажь свою задницу, смажь свой задний проход, я хочу туда.

Девушка принялась смазывать, извиваясь, свой задний проход, а затем перебралась на колени к Гапону и умело протолкнула огромный член своего любвеобильного хозяина себе в зад.

– Ой, как хорошо! – приговаривал Матвей Гаврилович, одной рукой сжимая упругую грудь девушки, а другой держа сигарету. – Да двигайся ты, черт подери! Сидишь, как курица на шестке! Двигайся!

Девушка принялась двигаться, упираясь руками в потолок салона.

– Вот так, вот так. А теперь встань и бери снова в рот. Давай! Я сейчас, кажется, кончу.

И действительно. Девушка, опустившись на колени, принялась быстро мастурбировать член Супонева двумя руками, держа головку у себя во рту, время от времени несильно ее покусывая. А затем Супонев взял девушку за волосы и отвел ее голову на несколько сантиметров в сторону. Сперма брызнула прямо ей в лицо.

А она продолжала мастурбировать.

– Тише ты! Тише, стерва! – ласково пробурчал Матвей Гаврилович, засовывая член поглубже в рот своей подруге. – Ну вот и все.

Как хорошо, как спокойно!

«Всегда после тяжелых разговоров о политике, о законах и налогах хочется хорошенько потрахаться. Вот я и развлекся», – подумал Матвей Гаврилович, теряя всяческий интерес к своей попутчице.

А та снизу заглядывала в глаза хозяина, слизывая розовым языком перламутровую сперму со своих накрашенных губ.

Супонев взглянул на член. Член тоже был изрядно перепачкан темно-красной помадой, словно бы на нем были следы побоев.

– Вытри хорошенько.

В руках девушки появилась салфетка. Она тщательно вытерла член своего хозяина. Супонев натянул трусы, а затем застегнул штаны.

Девушка привела себя в порядок еще быстрее.

У нее на это ушло лишь пару минут. Застегнула косую молнию, закинула бретельки на плечи, поправила чуть сползший пояс и обтянула коротенькое платье.

– Это хорошо, что ты не носишь трусики, – сказал Супонев, сунув руку под юбку девушке. – Это очень хорошо. Хочешь, я с тобой немного поиграю? – и согнутый крючком палец Супонева принялся ласкать клитор девушки.

Той уже явно не хотелось никакого секса, она устала. Но тем не менее, девушка прекрасно понимала, что должна сыграть свою роль до конца. И она принялась закатывать глаза, стонать, скрежетать зубами и урчать, как кошка, которой гладят живот.

Наконец она издала сладострастный стон, такой сильный, что Супоневу это даже немного не понравилось. Его всегда коробило неестественное проявление чувств, даже эротическое. Он выдернул руку и абсолютно спокойно вытер палец о шелковую подкладку шубы. Затем открыл бар, плеснул себе в стакан виски, и, набрав в рот, сполоснул зубы. А затем немного подумав, сглотнул – не выплевывать же на пол дорогой напиток!

– А ты ничего, понравилась мне. Придешь дня через два, мы с тобой снова потрахаемся – продолжим занятия сексом. Договорились?

– Хорошо, дорогой, обязательно приду.

Вечером или утром?

– Придешь утром, – уточнил Матвей Гаврилович, окончательно потеряв интерес к своей партнерше. Он полностью погрузился в магию чисел, имен и фамилий и всевозможных проектов, которые роились в его немного лысеющей голове.

Затем он нажал кнопку, опустил перегородку и обратился к водителю:

– Остановишься и высадишь эту крошку у ее дома. Знаешь где?

Водитель тут же по рации связался с джипом, и два автомобиля, уже въехавшие в Москву, вильнули с центральной улицы в переулок – туда, где Супонев снимал квартиру для одной из своих крошек.

А девушек, с которыми развлекался Супонев, у него имелось предостаточно. Его водитель их ему и поставлял, иногда прогуливаясь по дискотекам и барам, а также по московским ночным клубам. В общем, подобные развлечения были приятны всем – и Супоневу, который получал разрядку, и девушкам, которые получали то дорогие подарки, то изрядные суммы в зеленой валюте.

Когда девушка покинула автомобиль, Супонев взял трубку спутникового телефона, повертел ее в руках, а затем быстро указательным пальцем – тем, которым он буквально минут пять – шесть тому назад ласкал клитор девушки, набрал номер одного из своих партнеров по бизнесу.

– Ну, как ты там? – спросил Супонев.

– Ничего, Матвей Гаврилович. Вот пытаюсь договориться насчет камней.

– Хорошие камни?

– Да наши, якутские.

– Партия большая?

– Для вас она средненькая.

– Я, наверное, в этом поучаствую, – бросил в трубку Супонев. – Завтра заеду к тебе и обо всем перетолкуем. Тут кое-что надо будет уладить с ребятами из правительства Якут-Сахи.

– Так ты же, наверное, знаешь, Матвей Гаврилович, Де Бирсу это не нравится.

– А кто такой Де Бирс? Не знаю я такого.

Мы с тобой в городе хозяева или какой-то сраный Де Бирс?

– Мы, конечно, – хрюкнул в трубку абонент Матвея Гавриловича.

– Ну так вот, если мы хозяева, так мы сами и решим. И не колышет меня какой-то там Де Бирс. У него свои дела, а у нас с тобой – свои. И если надо будет, так мы и с твоим этим Де Бирсом долбанным договоримся.

– Вот и я думаю – договоримся.

– Деньги мы перевели.

– Знаю, управляющий банком звонил. – Ну вот видишь, а ты волновался.

– А я всегда волнуюсь, когда дело связано с деньгами. А кто не волнуется, Яша, так у того денег нет и никогда не будет. Деньги – это такая материя, которая любит, чтобы о ней волновались и переживали.

– Это точно. Погоди, я тебе позже перезвоню, тут ко мне пришли.

– Ладно, договорились. Вечером я буду дома.

– Где – в городе или за городом? В каком доме ты будешь в Москве? Тогда, может быть, я тоже заскочу? Приглашаешь?

– Нет, не надо. Я хочу отдохнуть.

– Ладно, отдыхай. А как прошел твой саммит с авторитетами от политики?

– Все нормально, Яша, не волнуйся. Они нас поддержат в любом случае.

– Ну и слава богу. А налоги поднимут?

– Поднимут. Но ты не волнуйся, на тебя они распространяться не будут.

– А на тебя?

– Я им столько плачу к чертям моченым, что им грех с Матвея Гавриловича Супонева еще чего-то требовать.

– Тут мне звонили наши друзья. К ним какая-то проверка приехала на полигон.

– Какая на хрен проверка? – Супонев, услышав о проверке, тут же подобрался, ведь разговор шел об очень важном деле.

– Три офицера приехали из ГРУ.

– Фамилии их знаешь?

– Конечно же знаю.

– Потом скажешь.

– Хорошо.

– А кто звонил, Борщев что ли?

– Да нет, Иваницкий.

– Так ты сказал, чтобы сделали как всегда? Столы накрыли, девочек привезли… Офицеры ведь тоже люди, тоже потрахаться не против.

– Я естественно сказал, но эти козлы будто бы другой породы.

– Какие еще козлы?

– Офицеры из ГРУ.

– А ты связался с нашими вояками?

– Конечно связался. Они обещали уточнить что и к чему.

– Вот пусть и уточняют, – сказал Супонев, бросая трубку.

Затем он внимательно осмотрел свои брюки и остался удовлетворен. Брюки остались чистыми, хотя немного помятыми. В теле разливалось приятное ощущение, как после хорошо сделанной физической работы.

Глава 10

Быстро, по-военному, подполковник Борщев оделся и уже через двадцать минут на командирском «Уазике» они с Иваницким мчались по полигону, вызывая по рации дежурного офицера.

– Где проверяющие? – кричал Иваницкий.

– Только что их видели возле поста № 3.

– Идем на перехват, – сказал Иваницкий, толкнув в плечо водителя, отчего машина вильнула.

– Они по дороге, а мы проселком. Перехватим их как раз на углу площадки, у маленькой вышки.

– Давай, дави на педаль и не рассуждай, – с заднего сиденья рявкнул Борщев, предчувствуя нешуточную опасность. И тут же связался с постом № 3, поинтересовавшись, куда направился «рафик» с московскими номерами.

* * *

Сверху – над землей, на территории полигона стояло совсем немного сооружений. Этот полигон закладывался сразу после войны, а время тогда было нелегкое и тогда все еще опасались бомбовых ударов. Поэтому все основные сооружения и находились под землей.

Это был, если честно сказать, почти что небольшой подземный город. Правда, запущенный.., но тем не менее.

К полигону шла ветка железной дороги.

Именно по этой ветке и были загнаны во время неразберихи с выводом войск из Восточной Германии цистерны с техническим спиртом в полупустые подземные хранилища, никем не оприходованные и никем не учтенные. По документам они прошли и какое-то время числились как топливо для ракет. Но оно, судя по бумагам, было давно уничтожено, а склады, где стояли эшелоны со спиртом, по тем же бумагам числились давным-давно выведенными из обращения.

Были составлены акты с полковничьими и генеральскими подписями, о том, что они со временем пришли в негодность, и их затопило грунтовыми водами. А приводить их в рабочее состояние не имеет смысла, да и нет сейчас на это средств, поскольку для того, чтобы их отремонтировать, нужны миллиарды. Да и не соответствуют они новым техническим требованиям.

Правда, эта ситуация существовала только на бумаге. На деле же склады, построенные еще пленными немцами, до сих пор исправно служили подполковнику Борщеву и полковнику Иваницкому. Там было сухо, была подведена электроэнергия, огромные железные двери были хорошо смазаны и открывались почти бесшумно. Правда, на дверях висели замки и таблички: «Не входить» и «Опасно для жизни!», а туда никто из ненужных людей, то есть, из не имевших отношения к реализации спирта, не попадал. Комплекты ключей имелись только у Борщева и у Иваницкого, а сами двери были оснащены сигнализацией.

Раз в неделю, а то и два, на территорию полигона заезжал автомобиль «Урал» с огромной цистерной, на которой было написано «Огнеопасно!». Машина по пандусу съезжала в подземное хранилище и там Борщев собственноручно, переодевшись в замасленный комбинезон, опускал шланг из машины в одну из железнодорожных цистерн, а затем пристально смотрел на мелькание цифр на счетчике насоса.

Крышка на автомобиле закручивалась, так же закручивалась крышка на цистерне. И поставив все нужные печати и подписи на путевом листе, Борщев отпускал огромный «Урал» – отправлял его в обратный путь.

С водителем неизменно приезжал человек Гапона и куда этой ночью поедет цистерна со спиртом, не знал даже водитель. Это было известно только экспедитору. Спирт как правило не возили на один и тот же завод дважды.

И если раньше, когда все это дело только начиналось, технический спирт еще как-то очищали древесным углем, то в последние месяцы Гапон на это дело плюнул и сказал, чтобы не тратились на пустяки и не занимались ерундой, ведь на это уходило драгоценное время. Технология была отлажена уже до такой степени, что огромную цистерну за ночь успевали развести водой, разлить по бутылкам, оснастить пробками, приклеить акцизные марки и развезти готовые бутылки к утру с территории завода по торговым точкам, которые тоже контролировались людьми Гапона.

Выручка же делилась лишь после того, как реализовывали левую водку. И занимался дележом, как правило, сам Гапон.

А платить приходилось многим – и генералам, которые помогли организовать вывоз спирта из заграницы, и подполковнику Борщеву, и полковнику Иваницкому, и еще десяткам других заинтересованных в этом деле людей.

Конечно же водкой это пойло можно было назвать условно. С настоящей водкой имелось лишь одно сходство: она была прозрачной и содержала нужное количество градусов. Произошло, естественно, и несколько неприятных случаев, когда левую водку выявляли на точках реализации, случайные проверяющие. Но небольшие суммы в твердой валюте успешно гасили готовое вспыхнуть пламя скандала. На это Гапон денег не жалел.

Больше всего из-за проверки волновались Борщев и Иваницкий и волновались лишь по той причине, что сегодня ночью должна прибыть цистерна. Отменить приезд было уже невозможно, ведь на заводе уже подготовили бутылки, пробки, этикетки. С людьми было договорено, что они выйдут в ночную смену и даже уплачен им аванс.

В общем все было сделано как всегда, и подобную осечку Гапон не простил бы ни Борщеву, ни Иваницкому. На подобные ситуации у Гапона имелся один и тот же ответ:

– Я вам плачу деньги и плачу их вовремя.

Так и вы должны вовремя поставлять продукцию.

Проверка, приехавшая на полигон, была какая-то непонятная. Борщев и Иваницкий ознакомились с бумагами, все в них было в порядке. Но почему им не позвонили, не предупредили, не проинструктировали? Да и приехавших офицеров они видели впервые. Что с ними делать не знал ни Иваницкий, ни Борщев. Но перемигнувшись и понимающе кивнув друг другу, полковник и его заместитель решили действовать по старинке, старым проверенным способом.

– Места тут у нас хорошие, – начал Борщев, – поселю я вас в гостинице. Она у нас на берегу реки, возле леса, и никого чужого там нет. А через пару часов устроим на берегу пикник. Шашлыки, водочка – как положено, – и он замолчал, пристально глядя в глаза высокому майору.

– Водочка? – бесстрастно переспросил тот.

– А вы что, брезгуете? Или там, у вас в Генштабе, пьют коньяк?

– У нас пьют все, – и майор широко улыбнулся, давая понять, что от водки и шашлыков на свежем воздухе никак не откажется.

И тогда Борщев добавил:

– А как вы смотрите на счет прекрасного женского пола?

Офицеры переглянулись.

– В принципе нормально.

– Они у нас все проверенные, – с гордостью сказал Борщев, – мы их регулярно проверяем на предмет заболеваний.

– Ну, если так, то… – майор Кудин пожал плечами и улыбнулся.

Цель проверки, когда о ней узнал Борщев, его развеселила – проверить наличие боеприпасов и сверить его с количеством, указанным в документах. Но виду они с Иваницким не подали.

– Так это же вам считать да считать. Там же столько этого дерьма! Я, честно говоря, даже сам точно не знаю. Принимал по документам и когда буду уходить на пенсию по документам и сдам.

– – Что, действительно так много, что и не сосчитать? – поинтересовался голубоглазый майор и как-то подозрительно взглянул на полковника Иваницкого.

– Да, майор, там столько этого…

Иваницкий напрягся, наморщил лоб и назвал цифру, которая ошеломила даже майора.

– Так это же получается почти столько, – показал свою осведомленность майор ГРУ, – сколько американцы вывалили на Дрезден.

– Ну, не столько, конечно, – уточнил Иваницкий, – чуть поменьше. Но думаю, этими бомбами можно уничтожить Смоленск.

И могу вам сообщить, майор, что ни одна бомба из этих складов не выносилась. И вообще заходить туда как-то боязно, не дай бог что-нибудь замкнет, тогда такое может начаться… Хорошо, что полигон в стороне от населенных пунктов, поэтому мы так спокойны.

– Действительно спокойны? – уточнил майор. – Вы же на вулкане живете.

– Мы знаем, что на вулкане, – захохотал Борщев. – Но мы уже привыкли.

На вулкане всегда тепло, да и как-то… – подполковник постучал по двери, – пока мы с полковником Иваницким здесь, ни одного ЧП не случилось.

– Видел, видел, территория охраняется как следует.

– Так не зря же, майор, мы хлеб едим.

Да и до пенсии нам с полковником осталось немного, каких-то пару-тройку лет. А там – иди на все четыре стороны. Да и кому теперь эти бомбы нужны? И снаряды тоже не нужны. Они же поржавели, да и калибры нынче другие. Вообще все это трогать опасно, поэтому оно и лежит мертвым грузом, что стоит меньше, нежели пришлось бы заплатить за его уничтожение. Это же все надо вывезти!

Это сколько машин потребуется? А сколько солярки сожжешь! Да и где рвать? Это же тысячи тонн!

Майор понимающе кивал.

– Но тем не менее, мы все должны осмотреть.

– Ну если вам так хочется, можем пойти прямо сейчас, – чувствуя, что майор и двое офицеров настроены на работу, предложил Борщев.

– Служба сперва – остальное потом.

– А шашлыки как, подождут?

– Подождут, подождут, – ответил голубоглазый майор.

– Тогда идем.

И все сели в машины. Впереди поехал командирский «Уазик», следом за ним «рафик». И уже через полчаса открывались железные двери, зажигался свет, и люди ходили по подземному арсеналу, испуганно глядя по сторонам. А на них тупыми рылами смотрели авиационные бомбы, густо покрытые смазкой.

– Если хотите, можете считать: в штабеле ровно триста штук. Через двадцать метров еще триста и так полкилометра. Хотите – считайте.

Голубоглазый майор из ГРУ вытащил калькулятор, присел на край вагонетки и принялся считать.

Почти четыре часа блуждала проверка по лабиринтам. И майору из ГРУ пришла в голову мысль, которой он поделился с подполковником:

– Послушайте, а выбраться отсюда мы сможем?

– С нами сможете. У нас был, правда, один случай, молодой солдат забрел, так мы его искали, мерзавца, трое суток. А с ним что случилось, – захохотал подполковник Борщев, – мерзавец, спать захотел! Замучили его старослужащие до такой степени, что он неделю не спал. Вы же знаете какие здесь порядки были поначалу. Мучили бедных новобранцев, приучали к «порядку», чтобы служба медом не казалась. Так этот остался на складе после работ, забрался поглубже, накрылся шинелью, шапку под голову и заснул. А проснулся – от страха в штаны наделал. Вокруг темно, а куда идти не знает.

Спичку зажечь страшно, фонаря с собой у него не было. Свет зажигается только на пульте – словом, попался. А тут кричи не кричи, хоть тресни, никто тебя не услышит.

Хорошо хоть одному сержанту пришло в голову, что молодой солдат не убежал из подразделения, а остался в складе. Когда мы его нашли, он был весь в дерьме, перепуганный на смерть. Уж как он нас благодарил, ноги бросился целовать. Он уже себя похоронил.

Хорошо что вода здесь есть, кое-где стены протекают. Вы же видите, лужа на полу, а так бы от жажды с ума сошел, да еще пара сухарей в кармане нашлась. Бомбы же жрать не станешь…

– Это точно, не станешь.

– Ни на что они уже не годны.

– И что потом сделали с этим солдатом?

– С ним уже ничего не делали, майор.

У него от страха крыша поехала. Комиссовали его, отправили в госпиталь на обследование, а оттуда прямиком домой в родную деревню коровам хвосты закручивать. Больше этот солдат ни на что не способен.

– – Да, страшновато, – сказал майор.

– Так что смотрите, далеко от нас не отходите – потеряться тут легко.

– Все понятно. Пойдем к выходу.

– Погодите, майор, это же только один склад, а у нас их двенадцать и все они между собой соединены переходами с двойными металлическими дверьми. Давайте еще посмотрим, а то вдруг вы подумаете, что этот склад у нас образцовый и только здесь у нас порядок, а на остальных мы все уже вывезли.

– Не вывозили вы отсюда ничего. Я же вижу, что даже рельсы ржавые, а без вагонетки бомбу отсюда не вытащишь.

– Это вы верно заметили. Наблюдательны.

– Служба у нас такая.

– Тогда пойдем. Служба службой, а время-то уже к ужину приближается.

Майор взглянул на свои часы и сказал:

– Да, подкрепиться, подполковник, не мешало бы.