Текст книги "Слепой в шаге от смерти"

«А вот провод, на всякий случай, лучше перерезать», – он достал из кармана перочинный ножик и аккуратно, сначала одну жилу, потом вторую, перерезал провод, тщательно следя за тем, чтобы не замкнуть, иначе телефон отозвался бы коротким звонком.

«Так, теперь Савина никуда не сможет позвонить. Если, конечно, она дома».

Замаскировав обрезанный провод, Сиверов взял в пальцы отмычку и аккуратно ввел ее в замочную скважину. Замок – такая штука, что ковыряться в нем абсолютно бесшумно не получается, металл все-таки. Судя по конструкции, за первой дверью находилась вторая. Поэтому то, как открывался первый замок, в квартире вряд ли было слышно.

Наконец ригель отошел, и Глеб открыл тяжелую металлическую дверь. За ней действительно оказалась вторая, уже деревянная, обитая черным дерматином в блестках фигурных гвоздей. Сиверов осторожно нажал на ручку. Замок был открыт.

Придерживая дверь на весу, Глеб повел ее в квартиру, где царила полная темнота. Где-то в глубине комнаты тлел красным огоньком телевизор.

Закрыв обе двери. Сиверов остановился и прислушался. Если бы в квартире кто-то спал, он бы обязательно услышал сопение, но царила полная тишина.

«Значит, либо Эммы нет, либо она проснулась, затаилась».

На цыпочках он двинулся к комнате. Сзади чуть слышно скрипнула дверь в ванной, и уже в который раз острый слух спас Глеба. Он пригнулся и одновременно качнулся в сторону. Удар короткой резиновой дубинки с металлическим стержнем внутри пришелся точно на то место, где еще секунду назад находилась голова Глеба. Нападавший, не удержавшись, по инерции полетел вперед, следом за дубинкой, и Сиверов нанес ему сильный удар ребром ладони по горлу. То, что на него напал мужчина, Глеб не сомневался ни секунды, такой силы был удар.

Мужчина захрипел, зашатался, но не упал. Сиверов рванулся в комнату. Но тут ярко вспыхнул свет, и Глеб увидел нацеленный на него пистолет с массивным глушителем.

– Стой! – коротко скомандовал человек с пистолетом, продолжая держать вторую руку на выключателе, Двигаться было опасно. Глеб сразу заметил, что пистолет снят с предохранителя, и, решив не рисковать, замер на месте.

– Руки поднимай, только медленно!

По глазам мужчины Сиверов понял, что тот удивлен. Ждали явно не его и наверняка знали, кого ждут. Второй незнакомец, хоть еще хрипел и ругался, но уже выпрямился и ощупывал горло. Резиновая дубинка валялась рядом.

– Ты кто? – тихо спросил мужчина с пистолетом в руке.

И Глеб решил закосить под идиота:

– Мужики, вы чего?

– Откуда ключи взял?

– Эмма дала, сказала, заходи, когда хочешь, а вы кто? Набросились, как петухи какие!

– К стене! И руки за головой держи! А ты обыщи его, – сказал мужчина с пистолетом своему напарнику.

Сиверов понял, что дело не в обыске, пока они хотят лишь выяснить, кто он такой, но любой ответ на этот вопрос не повлияет на его дальнейшую судьбу. Глеб нутром чуял, что отсюда его не выпустят, он сорвал все их планы. Скорее всего, они ждут Эмму, он же – временная помеха. А временные помехи устраняют. По поведению мужчин, сидевших в засаде, он сразу определил, что они профессионалы, привыкшие убивать, хладнокровные киллеры. Значит, времени, чтобы что-то предпринять, не так уж много. Они сильные, тренированные и, скорее всего, прошли ту же школу, что и он.

«Против двоих устоять трудно, особенно, если находишься под прицелом. Одного из них придется убрать, а второго нужно завалить, чтобы потом выяснить, кто он такой и что здесь делает».

– К стене! – рявкнул мужчина с пистолетом, не повышая голоса, угрожающим был лишь тон.

– Мужики, вы чего? – Сиверов сделал вид, что боится, и уткнулся лицом в стену. – Я потрахаться пришел, если что, уйду… Деньги нужны – берите.

Глеб видел тень мужчины, подходившего к нему сзади, подходившего аккуратно, с опаской, явно помнившего резкий неожиданный удар.

«Ну, Глеб Петрович, – сказал себе Сиверов, – покажи, на что способен!»

– Эй, де трогай, я щекотки боюсь! – усыпляя бдительность врагов, весело предупредил он.

– Я тебя сейчас пощекочу!

По движению тени Глеб определил момент замаха дубинкой и, резко развернувшись, ударил мужчину ногой в грудь, вложив в этот удар всю свою силу. Бил он с таким расчетом, чтобы противник, пролетев часть комнаты, сшиб с ног и напарника.

Так все и получилось. Мужчина с пистолетом в руке упал спиной на диван, второй же, падая, ударился виском о вентиль радиатора, не прикрытый маховиком. Хрустнула височная кость, Сиверов отметил это как бы между прочим. Времени на раздумья и на анализ обстановки у него не было.

Мужчина с пистолетом уже успел перевернуться на бок и вставал. Сиверова спасло лишь то, что противник на секунду замешкался, вынимая ногу из-под тела напарника. Глеб набросился на него сбоку, цепко обхватил шею локтем и сжал руку с оружием.

Мужчина оказался очень сильным. Как ни старался Глеб, ему удавалось только удерживать руку, но вывернуть ее он не мог. Преимущество неожиданного нападения было сведено на нет. Мужчина изо всех сил напрягся и сумел-таки подмять под себя Глеба, а затем, ни секунды не медля, стал пытаться отжаться от него, чтобы иметь возможность выстрелить. Сиверов отчаянно сопротивлялся, не давая ему этого сделать. Он понимал, пока между ними практически нет зазора, пистолет с длинным глушителем не вывернуть, не упереть ему в грудь.

Руки у Глеба уже подрагивали от напряжения, на лбу выступил пот. Противники почти не двигались, оба боролись из последних сил. Они напоминали намертво сросшихся «сиамских близнецов». В глазах навалившегося сверху мужчины Глеб видел лишь одно желание – убить, и как можно скорее.

Сиверов понял, что долго ему не продержаться, слишком силен был противник.

«Если ему так хочется развернуть пистолет, надо позволить ему это сделать, маленькая хитрость может привести к победе», – решил Глеб.

Он чуть-чуть ослабил хватку, рука задрожала сильнее. Пистолет стал поворачиваться. И тут Сиверов резко отпустил руку. А так как противник действовал изо всех сил, кисть его повернулась слишком резко. Ствол, оцарапав Глебу шею, качнулся в другую сторону, а Глеб помог этому, выворачивая мужчине запястье. Секунда, и ствол пистолета уперся противнику в нижнюю челюсть.

Мужчина дернулся, пытаясь отвести оружие, и в этот момент чуткий спуск сработал, раздался выстрел, тихий, глуховатый, какой бывает всегда, когда стреляют в упор с глушителем.

Мужчина мгновенно обмяк, и Глеб еле успел отпрянуть от него, чтобы не испачкаться кровью.

«Ты сам этого хотел! Я на спуск не нажимал», – подумал Глеб, мгновенно вскакивая на ноги.

Он не стал даже подходить ко второму. Тот лежал неподвижно, из пробитого виска тонкой струйкой текла яркая кровь.

– Ну и дела! – проговорил Глеб. – Ни тебе здравствуйте, ни тебе до свидания.

«Что-то эта ночь явно не задалась. То пьяные идиоты, то профессиональные убийцы. Ну да ничего, Бог миловал. Брошенное всегда возвращается рикошетом».

И тут же память послушно подсказала: «Пускайте хлеб свой по водам, и он к вам вернется».

Сиверов погасил свет, вид крови его раздражал.

В темноте он видел неплохо, зато цвета становились почти неразличимыми, они были лишь обозначены.

"Кстати, может, у них при себе есть документы?

Ага, сотовый телефон…

– Глеб выкладывал содержимое карманов обоих мужчин на журнальный столик.

Чтобы лучше рассмотреть свои находки, он зажег ночную лампу. Сквозь плотно задернутые шторы свет не пробивался. Никаких документов не было, даже водительских удостоверений. Ключи, сигареты, пистолеты, ножи, дубинки, у одного оказались наручники. На связке болтался ключ от машины с брелоком сигнализации. Но где стоит автомобиль и какой он марки, по ключу определить было невозможно.

«И что теперь делать? Если эти двое ждали Савину, значит, были уверены, что рано или поздно она здесь появится. Рано или поздно – понятие растяжимое. Но другого варианта нет. Ждали они, значит, и мне ничего другого не остается, кроме как ждать».

Глеб посмотрел на сотовый телефон.

«В любой момент он может зазвонить. И что тогда делать? Отвечать или нет? Допустим, я сымитирую, что телефон неисправен, будто звонивший соединился с другим номером, или просто аппарат барахлит. Но это может проскочить один или два раза, долго не протянешь. Да и с трупами надо что-то делать. Сообщать Потапчуку пока не стоит, это я всегда успею».

По отсутствию документов Глеб понял, что мужчины, поджидавшие Эмму Савину, не из милиции и не из ФСБ, хотя, возможно, раньше нам и служили. Парни крепкие, обученные, умеющие за себя постоять.

«Если бы нарвались не на меня, исход борьбы был бы в их пользу. Но им не повезло, зато повезло мне, – Глеб грустно улыбнулся. – Хотя какое уж тут везение – два трупа? И не известно, появится ли здесь Савина и где она сейчас. Но эта квартира – единственная зацепка».

По сему видно, что хозяйка была тут совсем недавно, живет в квартире постоянно. Документы, вещи, невымытая посуда, оставленная, скорее всего, с утра. По остаткам еды Глеб определил, это был завтрак. Да и дорогие украшения на месте. Такие украшения, уезжая, как правило, берут с собой.

Внутренняя дверь оставалась открытой, Глеб сидел в кресле, на полу лежали два трупа. Свет был погашен. Сиверов дремал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Он слышал, как в квартире этажом выше ходит мужчина. То, что это мужчина, Глеб сначала предположил, а затем и убедился, когда услышал надсадный кашель. Так кашляют по утрам заядлые курильщики, у которых хронический бронхит – обычное явление.

Зашумел лифт.

«Кто-то поднимается, но входная дверь не хлопала».

Глеб напрягся, прислушиваясь к шуму двигателя. Лифт остановился на том же этаже, где располагалась квартира Савиной, негромко загремела дверь. Человек на площадке мешкал.

«Один, или их несколько?»

Сиверов бросился к двери и припал к глазку, благо в квартире было темно. На площадке – Глеб мгновенно узнал ее – стояла Эмма Савина. Она была чем-то напугана, причем очень сильно. Скорее всего, этот страх был вызван чем-то произошедшим раньше, глаза женщины покраснели от слез.

Она держала в руке ключ, словно раздумывая, открыть дверь самой или позвонить. Затем ее рука медленно потянулась к замочной скважине.

Сиверов отступил в сторону. Дверь открылась, и Эмма осторожно зашла. Глеб шагнул на свет и абсолютно спокойно произнес:

– Заходи, я пришел защитить тебя. И закрой дверь.

Савина вздрогнула, но послушно исполнила то, о чем просил незнакомый мужчина.

– Кто вы? – сразу вырвалось у нее, когда захлопнулась дверь.

– Сейчас я не могу сказать, – голос Сиверова звучал успокаивающе.

– Вы от.., вы с ними?

– С кем? – переспросил Сиверов.

– Не знаю, но я видела, они…

– Вот, кого видела, тот и должен тебе ответить.

Ты знаешь, у кого спросить.

– Но мне же Григорий Германович велел… А почему вы свет не зажигаете? – Эмма схватила Сиверова за куртку и начала трясти.

– Тише, не шуми, – Глеб приложил палец к губам женщины, и она тут же затихла.

Сиверов мало напоминал тех амбалов, которых Эмме приходилось видеть в окружении Бутакова, поэтому она никак не могла понять, что происходит. Эмма попыталась заглянуть в комнату, но, во-первых, там было темно, а во-вторых, Сиверов прикрыл дверь, оставив лишь узкую щелку.

– Что случилось? Кто вы?

– А кто такой Григорий Германович? – вопросом на вопрос ответил Сиверов.

– Как?! – воскликнула Эмма и тут же осеклась, с подозрением глядя на Сиверова, пальцы ее разжались, руки безвольно опустились.

– Проходи. Только не кричи, – Глеб решил нанести психологический удар.

Он пропустил Эмму в комнату и резко включил свет. Савина хоть и обещала молчаливым кивком, что не будет кричать, тут же вскрикнула, увидев два трупа в своей квартире. И если бы Глеб не поддержал ее за локоть, она бы непременно упала. Сиверов усадил ее в кресло.

Зубы Эммы выбивали частую дробь. Испуганная женщина при всем желании не могла сказать ни слова и лишь с мольбой смотрела на Сиверова, не в силах понять, что произошло.

– Ты их знаешь?

Эмма, собравшись с силами, кивнула.

– Ты не хотела приходить сюда? Боялась с ними встретиться?

Вновь кивок.

– Чьи это люди?

Савина мелко затряслась, вжалась в кресло, словно ответ на этот вопрос таил в себе смертельную угрозу. Но Эмма уже поняла, что приговор ей вынесен, и, возможно, этот незнакомый мужчина спас ей сейчас жизнь. Не известно, правда, надолго ли, но пока она жива.

– Это люди полковника Бутакова, – немного успокоившись сказала Эмма, – Шафранский и Белов.

– Пошли на кухню. Мне самому смотреть на них тошно, – Сиверов помог ей подняться, отвел на кухню и плотно прикрыл дверь. Затем налил стакан холодной воды и протянул Савиной. – Пей хоть немного успокоишься.

Теперь зубы Эммы стучали уже о край толстого стакана, Сиверов даже испугался, не откусит ли она кусок стекла. Вода бежала по подбородку на блузку.

Наконец, отпив половину, Эмма поставила стакан на стол и с ужасом посмотрела на Сиверова.

– Это вы.., их…

– Я не хотел их убивать, это они собирались убить меня, вернее, тебя. Но я случайно пришел чуть раньше, на каких-то полчаса.

– Кто вы?

– Какая разница? – усмехнулся Сиверов. – Главное, я успел прийти вовремя.

– Вам от меня что-то надо?

– Я еле нашел тебя. Вот по этому снимку, – и Сиверов в несчетный раз за последние два бессонных дня достал из кармана фотографию, которая уже успела помяться.

Эмма взяла снимок дрожащими пальцами, поднесла к глазам, словно страдала близорукостью. Черный маркер, которым было зарисовано лицо полковника Самохвалова, напомнил ей траурную рамку.

– Зачем вы мне это показываете?

– Это ты?

– Я.

– А кто с тобой, знаешь?

– Зачем вы пришли? – вместо ответа спросила Савина.

– Я пока не решил. Вижу тебя и этих двоих впервые. Ладно, можешь не сообщать, кто с тобой на фотографии, я и так знаю, кто он.

– Ну, и кто? – Эмма уже немного осмелела и говорила более уверенно.

– Он мертв.

Губы у Эммы задрожали.

– Вы врете.

– Я бы мог показать и другие фотографии, на которых полковник Самохвалов запечатлен с простреленной головой у себя на даче, а перед ним на столе три фотографии. Эта – одна из них.

– А я тут при чем? Я спала с разными мужчинами. А то, что нас фотографировали, откуда мне было знать?

– Перестань, ты прекрасно знала, что тебя фотографируют.

– Почему вы так решили?

– Во-первых, по снимкам сразу видно, что ты прячешь свое лицо. Но, как оказалось, делала ты это не всегда удачно. А партнера разворачиваешь так, чтобы он был лицом к камере. Да и электрик в гостинице «Заря» опознал тебя по снимкам. Кстати, он тоже мертв.

Сиверов мог бы сказать: «Эмма, не запирайся, они хотели убить тебя», но сознательно не делал этого. Савина должна была сама прийти к этой мысли, поняв, прочувствовав свое сегодняшнее положение.

– Я был в гостинице, говорил с электриком. А потом оказалось, что его ночью убили, как убили и Самохвалова. Интересная история получается.

– Они хотели убить и меня?

– Ты сама это сказала.

Эмма опустила голову, избегая смотреть в глаза Глебу.

– Вы все испортили, – внезапно сказала она, так и не поднимая головы. – Я собиралась уехать, спрятаться. А теперь что мне делать, когда они оба мертвы?

– Зато ты жива. Ты бы не сделала и двух шагов по квартире. Почему ты не пришла раньше? Подозревала, тебе угрожали?

– Мне страшно, – вздохнула Савина.

– Где твоя дочь?

– Не скажу.

– Значит, с ней все в порядке. Я боялся, что ее похитят.

Эмма расплакалась.

– Бутаков обещал дать денег. Я думаю, ему было бы на руку, если бы я убралась из Москвы к чертовой матери.

– И куда же ты собиралась уехать?

– Не знаю. Бутаков раньше говорил, что сам найдет место, где я буду в безопасности.

– От кого? – спросил Глеб.

– Не знаю. Но я боялась.

– Платил он тебе хорошо? – вопрос был задан спокойно, без лишнего любопытства в голосе.

– Да. На жизнь хватало, он платил, не жалея денег.

– Потому как не свои деньги тратил.

– А чьи?

– Пока не знаю, – Глеб пожал плечами. – Я сколько раз уже слышу от тебя – Бутаков, Бутаков – а кто он такой, этот Бутаков?

– Я же сказала вам, полковник ФСБ.

– Это он тебя от тюрьмы спас, когда ты загремела с наркотиками пять лет назад?

– Вы и это знаете? Вы с ним заодно?

– Нет, я с ним не заодно, – возразил Сиверов.

– Да, да, он.

Эмма вскочила и быстро побежала в спальню.

Глеб направился следом.

Женщина схватила телефон, но он молчал.

– Куда ты собралась звонить?

– Бутакову.

– Погоди, не спеши. Может, будет лучше, если я позвоню?

– Нет, не вмешивайтесь в это!

– Что ты собираешься делать дальше? На Бутакова работать?

– Не знаю, не знаю…

– Ты хоть понимаешь, дуреха, что Бутаков хотел тебя убить?

– Зачем ему это?

– Наверное, ты много знаешь, и ему твои познания ни к чему. Ты, так сказать, опасный свидетель.

А свидетелей убирают.

– Он же из ФСБ!

– Из ФСБ?

– Ну да, он меня из неприятностей вытащил, я сама удостоверение видела. К нему еще все обращались, я даже у него в кабинете была.

– Пять лет назад?

– Да, – призналась Эмма.

– Он уже давно там не служит. Со многими тебе пришлось переспать?

– Не считала. Больше ничего не буду говорить.

Глеб почувствовал, что сейчас у Эммы начнется истерика, женщина уже едва сдерживалась. Но ему она стала верить больше.

– С твоим ребенком, – глядя прямо в глаза перепуганной Эмме, сказал Сиверов, – может случиться несчастье. Бутаков, если узнает, где ты прячешь дочь, попробует ее похитить, чтобы заманить тебя и убить.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Для Бутакова, пока ты жива, ребенок – это единственный козырь, это единственная приманка, на которую ты обязательно клюнешь. Ведь пришла же сюда за документами?

– Пришла, – неохотно согласилась Эмма.

– Хоть тебе и не хотелось, хоть ты и боялась.

– Да, боялась, да, не хотелось!

– Значит, нам отсюда надо убираться как можно скорее. Возьми самое необходимое, и уходим.

Заберешь дочь, и я тебя спрячу.

– А с трупами что?

– С ними разберутся те, кому следует.

Глава 16

В семь часов вечера к одной из правительственных дач, расположенных в поселке километрах в тридцати от города, потянулись автомобили. Сначала в ворота въехали две «волги», затем «мерседес» и «вольво». Несколько машин уже стояли на площадке у самого крыльца, еще три остановились у ворот.

Большая двухэтажная дача была казенной, вот уже несколько лет ею пользовался один из министров. Хозяин гостей не встречал. Они сами, кто устало, а кто довольно-таки бодро, взбегали на высокое крыльцо и входили в дом. Лишь колокольчик на двери звякал, сообщая о прибытии очередного гостя.

Все выглядело вполне респектабельно. У некоторых мужчин – а собрались здесь одни мужчины – в руках были букеты. Можно было подумать, что на даче отмечали какое-то торжество – например, день рождения, юбилей, что-нибудь еще в этом роде или просто собрались в мужском кругу выпить водки, без женщин поговорить о том, о сем.

Правда, озабоченные лица гостей не очень соответствовали праздничному настроению.

Многие из этих мужчин были известны как в России, так и за рубежом, они часто появлялись на экранах телевизоров, участвовали во всевозмоных заседаниях, презентациях и прочих мероприятиях. Одним словом, – люди уважаемые, занимающие высокие посты.

Пожалуй, единственным, кто не имел никакой официальной должности, но тем не менее чувствовал себя более уверенно, чем остальные, был Григорий Германович Бутаков. Его безукоризненный внешний вид свидетельствовал о хорошем вкусе и достатке: элегантный серый костюм, модная голубая рубашка в мелкую полоску и в тон ей – галстук, дорогой и изысканный. В руках у Григория Германовича был дипломат. Бутаков появился в доме первым и уже успел минут двадцать побеседовать с хозяином с глазу на глаз.

Наконец все собрались.

– Кого ждем? – блеснув стеклами очков, спросил хозяин правительственной дачи.

– Уже никого, – уверенно сказал Бутаков, – все прибыли.

– Прекрасно, – хозяин взглянул на золотые часы.

Все появились вовремя, никто не опоздал. Да и немудрено, поскольку многие из присутствующих жили неподалеку, в этом же дачном поселке, занимая такие же казенные особняки.

– Ну что, дорогие мои, – дружелюбно обратился к гостям хозяин и несколько раз моргнул, словно в глаза ему попал сигаретный дым, хотя никто из собравшихся пока не курил, – давайте сначала потолкуем, а затем перекусим. Или есть какие-нибудь другие предложения?

– Нет-нет, так и сделаем.

– Григорий Германович, поясни, что к чему и на каком этапе мы находимся.

Все перешли в большую комнату с мягкими черными диванами и тремя низкими столиками. На столиках стояли глубокие хрустальные пепельницы, лежали сигареты и зажигалки. Свет был мягким, углы комнаты тонули в тени.

– Ну, если говорить кратко… Почти все, что мы намечали с вами, господа, сделано. Проведена очень большая работа, деньги у нас сейчас есть, план продуман до мельчайших деталей. Знакомить вас с ним я не буду.

– А что Евдоким Емельянович? Почему он не здесь? – хозяин дачи посмотрел на Григория Германовича, окинул взглядом присутствующих.

– Неужели непонятно? Он пока здесь не нужен.

– А он хоть в курсе? – раздался дрогнувший голос из дальнего угла комнаты, где сидел человек из управления делами президента, старавшийся поменьше попадаться другим на глаза.

– Да-да, он в курсе, – заверил Григорий Германович, – насколько я знаю.

– Так знаете или точно? – вопрос был задан все из того же полутемного угла.

– Я сам с ним встречался, держу его в курсе.

– А он не дрогнет? – спросил еще один из гостей. – Поддержит в нужный момент?

– Это не обсуждается.

– Но вы же встречались с ним, должны были почувствовать.

– Чувствам я не доверяю, кто боится, может уйти.

– Страх тут ни при чем, за дело радеем.

Четверо из присутствующих представляли армию, занимали высокие должности и имели на погонах большие звезды. Но сейчас они были не в форме, и это бросалось в глаза. Как правило, люди военные, привыкшие к мундиру и к брюкам с лампасами, в гражданских, даже очень дорогих костюмах выглядят неуклюже и чувствуют себя не очень уютно.

– Так все будет по плану? – спросил один из них.

– Думаю, да, – голос Бутакова вселял уверенность.

Григорий Германович извлек из дипломата тонкую кожаную папку, в которой лежали документы.

– Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, – он обошел гостей, раздавая бумаги.

Минут пятнадцать или двадцать царила тишина. Кое-кто курил, слышался шелест переворачиваемых листов.

– Неужели все так просто? – удивился кто-то из гостей.

– Просто только на бумаге, за всем этим большая работа, – объяснил Бутаков. – Многих пришлось обламывать самыми разными способами.

Одни хотели денег, другие требовали гарантий.

– Ну и?

– Пришлось пообещать.

– Вот ведь, прохиндеи! – возмутился мужчина в черном костюме. – Они требуют гарантий… А потом начнут претендовать на портфели? "Не пойдет! Мы, если что не так, окажемся в Матросской тишине или в Лефортово, а они будут жировать?

Нет, не пойдет!

– Угомонись, – строго сказал хозяин дачи, – тебе-то чего волноваться? У тебя хороший счет в банке.

– А ты моих денег не считай, я же в твои не лезу!

– Успокойтесь, друзья, – вмешался Григорий Германович, – всем всего хватит. Россию хоть и разграбили, но не до такой степени. У меня есть бумаги, которые помогут привлечь на нашу сторону половину владельцев всех российских богатств.

Кто не пойдет за нами, лишится денег и собственности. Так что не переживайте.

– Что значит, «пойдет за нами»? А теперь они с кем?

– Да ни с кем, сами по себе. Они и нам дают деньги, и президента поддерживают, как всегда.

Вспомните девяносто третий год, когда начиналось похоже, только болваны за дело взялись. Начали за здравие, а кончили за упокой. Алкоголики, слабонервные и невыдержанные такие дела не могут делать, им лучше не браться. Все должны делать профессионалы, как мы с вами, и тогда прокола не будет.

– Я слышал, Григорий Германович, что не все у вас гладко.

– Гладко не бывает, Василий Петрович, – философски заметил Бутаков, – но благодаря вам, кое-что удалось замять. И думаю, ваши коллеги из ФСК доберутся до нас нескоро. Я отдал распоряжение, и сейчас всех сомнительных нейтрализуют, ненужных свидетелей тоже.

– Вот это правильно, – одобрил Василий Петрович, вытирая вспотевший лоб белым носовым платком, – очень правильно. Чем меньше людей будет в курсе наших дел, тем больше шансов на успех.

– Связь мы отключим, тут уже все продумано, вопрос решен.

– Да? Но это сделать невероятно сложно, – с сомнением сказал один из мужчин.

– Сложно, если не браться. Но мы нашли короткий путь к начальнику оперативной связи. Так что все произойдет само собой, и если он не хочет оказаться за решеткой, значит, сделает то, о чем мы с ним договорились.

– Прекрасно!

Еще, наверное, час собравшиеся, прочитав бумаги, розданные Бутаковым, переговаривались, спорили, иногда до хрипоты, до брани. Но, в конце концов, Бу таков и хозяин дачи все эти споры умело гасили, находя приемлемые решения, которые устраивали всех. После обсуждения Бутаков аккуратно собрал бумаги и пересчитал их.

– Ну, а теперь, друзья, можно закусить. Все-таки торжество, пять лет я в должности.

– Пять лет было позавчера, – заметил генерал ФСК.

– Верно. Вот за это я и люблю сотрудников спецслужб – все знают точно. А ты Григорий Германович, знал?

– Конечно. И даже подарок приготовил. К случаю.

– Ну, подарок потом, – мужчины расхохотались.

– Наверное, он тебе приведет одну из своих шлюх, подарок получится знатный.

– Со шлюхами кончено, – сказал Бутаков, – больше к ним обращаться не будем, все вопросы улажены.

– Ой-ли…

Собравшиеся на даче люди чувствовали себя несколько напряженно: как-никак, затевался государственный переворот, и бывший полковник ФСБ Бутаков играл в нем не последнюю роль. Вся оперативная работа лежала на Григории Германовиче и его помощниках, правда, никто из присутствующих толком не знал, сколько человек работает на Бутакова. В разговорах варьировались разные цифры – от ста до пятисот пятидесяти.

Но сколько людей у него на самом деле, знал лишь сам Бутаков. Все, что ему поручалось, он исполнял безукоризненно. Если была нужна какая-то информация, – Бутаков ее добывал, если требовалось кого-то устранить, отправить в отставку, убрать с занимаемой должности, – Бутаков и с подобными делами справлялся быстро. Как и каким способом он добивался поставленной цели, у него никто не спрашивал. А если бы и спросили, Григорий Германович не стал бы посвящать любопытных в тонкости своей работы.

Бутаков не сидел на месте, он постоянно находился в разъездах – то Санкт-Петербург, то Красноярск, то Вологда. За неделю он мог объехать пол-России, и везде у него имелись знакомые. Одни давали ему деньги, с другими Бутаков договаривался о помощи, гарантируя, что в скором будущем им воздается сторицей.

Весь последний год Григорий Германович работал очень активно, хотя и был в заговоре человеком не первым, – над ним стояли люди, к словам которых Бутаков прислушивался, чьи указания и распоряжения он не мог не выполнить.

После дискуссии и продолжительного разговора Григорий Германович еще раз пересчитал экземпляры бумаг, спрятал их в кейс и защелкнул кодовые замки.

– Ну, друзья, идемте. Стол накрыт, женщин нет, так что выпьем и закусим в чисто мужской компании.

Мужчины перешли в большую гостиную с длинным столом, который уже ломился от яств и бутылок. Гости, не церемонясь, наполнили рюмки, такие сборища были для них привычными.

– Ну, за удачу, друзья! – произнес хозяин дачи.

– Да-да, за удачу.

После серьезного разговора все расслабились, словно у каждого с плеч свалился тяжелый груз.

На лицах появились улыбки, движения стали раскованными. Кто-то распахнул пиджак, кто-то расслабил галстук, кто-то позволил себе даже расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Обращались друг к другу по именам, почти не соблюдая иерархии.

И сейчас вся эта компания еще больше стала похожа на группу заговорщиков. Говорили теперь смело, голоса звучали громко.

– Давай, давай – по второй!

– Наполните свои рюмашки, выпить хочу.

– За что?

– Чтоб они сдохли!

– Достойный тост.

– С удовольствием присоединюсь.

– Кто еще с нами?

– Все!

Каждый пил, что хотел. Люди постарше предпочитали водку, молодые – коньяк и виски, выбор за столом был богатый.

Но бывший полковник ФСБ Григорий Германович Бутаков покинул компанию сразу же после совещания, даже не пригубив спиртного. Он подошел к хозяину дачи и несколько минут с ним о чем-то шептался. Затем они обменялись рукопожатием, многозначительно взглянув друг на друга, и Бутаков с дипломатом в руке направился к своей машине.

– Куда? – спросил водитель.

– В город и побыстрее, очень много дел.

Дел у бывшего полковника ФСБ действительно было предостаточно. Некоторые могли подождать, но не много – день или два. А другие требовали незамедлительных действий.

И одним из таких первоочередных дел была ликвидация Эммы Савиной, ставшей опасным и ненужным свидетелем. Но недаром Григорий Германович слыл очень умным человеком, он все просчитал и знал, что никуда Савина не денется. За годы общения Бутаков изучил ее психологию досконально: сама, по своей инициативе, Савина вредить ему не станет, испугается ответных действий.

Даже заподозрив неладное, она сможет лишь тянуть время, но нервы у нее не железные, а нрав Бутакова ей хорошо известен.

На квартире у Савиной Шафранский и Белов устроили засаду, но пока Эмма не появлялась, и Бутаков распорядился к вечеру сменить людей, но засаду не снимать.

«Сломается, никуда не денется – обязательно явится и будет ползать на коленях, будет просить и молить. Но пощады ей не видать. Лучше всего молчат мертвые».

Эту истину бывший полковник усвоил как никакую другую, возможно, именно поэтому он предпочитал решать все вопросы просто: человек мертв – и свидетеля нет.

О том, что фотографии генерала Климова находятся у Кириллова с Груздевым, Бутаков знал. Снимки, как ему доложили, достаточно красноречивые.

Теперь дело оставалось за малым: прижать генерала, заставить его дивизию в случае начала переворота остаться на месте, и это – задача минимум.

Но была и задача максимум: перетащить боевого генерала ВДВ на свою сторону, посулив ему всевозможные выгоды, естественно, в перспективе, не сейчас.

* * *

Сиверов понимал, что чем дольше они находятся в квартире Савиной, тем туже затягивают петли вокруг собственных шей.

Нужно было как можно скорее найти решение, определиться, что делать дальше. Глеб размышлял, Савина тихо плакала. Она напоминала маленького щенка, побитого хозяином, и чувствовала свою полную беспомощность.

Наконец, прервав размышления, Сиверов спросил:

– Где твой ребенок?

– Ребенок?

– Да.

– Она у сестры, – уже немного успокоившись, ответила Эмма, и робкая улыбка впервые за этот вечер появилась на ее губах. – У двоюродной, у Ольги.