Текст книги "Добро пожаловать в Ад"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОЧНАЯ СТАВКА С ЖЕНЬШЕНЕМ

Шеф все-таки навязал Комбату четверых.

– И не вздумай подхватить подарочек. Я обещал, что пришлю человека в отличной форме. Без насморка и лишних дырок.

Он объяснил Комбату, что «гвардия» Алишера отдыхает от трудов праведных в двух комфортабельных коттеджах недалеко от Кольцевой. После восьми люди начинают потихоньку слетаться. Надо взять оба дома под наблюдение и дождаться Женьшеня.

– Если только он не отлеживается где-нибудь после этой разборки, – добавил шеф.

Последний разговор между ними состоялся в полдень.

Крапива благополучно оклемался и ходил по коридорам офиса, сам для себя поигрывая мускулами. Он уже пронюхал про новую работенку и в одиночестве, перед зеркалом принимал эффектные позы.

– Настал твой последний час, ублюдок! – выхватив пистолет, он ткнул им в воображаемый затылок.

Потом, не в силах сдержать поток хлещущей через край энергии, стал отжиматься от пола на кулаках.

За этим занятием его застал Комбат.

– К тебе вчера надо было еще третью направить.

– На всех хватило бы. Веришь, Иваныч, такое чувство, что все это богоугодное заведение перетрахал бы за одну ночь. Столько классных девочек я разглядел пока нас вели по залам. Туда наведывалась еще одна… Комбат навострил уши. – ..Жора все к ней подкатывался. Сам я не видел, ребята болтали. Пару раз она сюда заезжала – чистый отпад. Господи, сколько женщин красивых на свете. Хоть лопни, всех трахнуть не успеешь. Кто-то хорошо выразился: «Всю Москву не перетрахаешь, но стремиться к этому надо.»

– Баб я в офисе еще не видел.

– Шлепнули ее недавно. Жалко, черт. На собственной квартире – пулю в затылок. Ее, а теперь вот Жору.

Может один и тот же человек.

– Чего ради она сюда таскалась?

– К шефу, к кому еще. Какие-то дела у них были – никто толком не знал.

– Ладно хватит болтать. Бронежилет наденешь, понял? Скоро трогаемся.

– Люблю мочиловку, – Крапива зажмурился, предвкушая стрельбу, визг рикошетящих пуль, запах порохового дыма.

* * *

Коттеджи-близнецы в самом деле оказались первоклассными. Черепичные крыши, спутниковые антенны, жалюзи, трехметровый кирпичный забор, ворота с автоматикой.

– По европейским стандартам, – заметил один из ребят. – Только банька русская.

Трое из пятерых засели в недостроенном доме по той же улице. Сразу чувствовалось – этот выйдет попроще: коробка из силикатного кирпича, крыша шиферная.

Внутри пока было пусто, только битый кирпич, мешки с закаменевшим цементом. Сквозь пустые оконные проемы тянуло осенним сквозняком.

За коттеджами наблюдал Паша Стрельцов – парень с кошачьим зрением и целой картинной галереей на спине и груди, В первые дни работы в офисе Комбат однажды увидел его голым по пояс. Тут было все: скалящий зубы тигр, порхающая бабочка, подмигивающий череп, голая красотка. Полноцветные изображения начинались от самой шеи – кожа едва-едва просвечивала.

– Ну что слышно, Стрелок?

– Гости съезжаются на бал-маскарад.

Комбат тоже глянул из небольшого чердачного окошечка – отсюда, сверху, можно было разглядеть освещенное крыльцо. Очередная партия «гвардейцев» прибыла с работы. Один остался за рулем – загнать машину в гараж. Двое других направились к крыльцу: черноусый коротышка прижимал к животу ящик баночного пива, его товарищ в кожаной куртке тоже нес какой-то сверток. На ступеньках они притормозили, покатываясь со смеху.

– Какой из себя этот Женьшень? – спросил Рублев, от шефа ему не удалось услышать ничего вразумительного.

– Никакой. Среднего роста, самой обычной комплекции. Не могу даже сказать какой у него цвет волос.

Какой-то грязно-серый.

– Уверен, что узнаешь?

– Узнаю, будь спокоен.

Комбат мысленно вернулся к словам Крапивы. Похоже, гибель Риты не вызвала никаких разборок. Или шеф знал, что в этом случае виноватых на стороне можно не искать? Что у них могло быть общего, какие дела? Какими незаменимыми талантами она обладала? Или просто имела долю в делах фирмы? Нет, вряд ли тут речь шла о доходах и расходах.

– Явился, – сообщил Стрелок. – Хочешь на него взглянуть?

Человек, попавший под подозрение шефа, приехал один на «опеле» старой модели, таком же сером, как волосы хозяина, таком же невзрачном, как весь облик Женьшеня. Из этого человека получился бы отличный агент – даже понаблюдав за ним целый час никто не смог бы сообщить ничего определенного о приметах: нос как нос, рот обычный, глаза то ли серые, то ли блекло-голубые в зависимости от освещения. Никаких шрамов, родинок, глубоких морщин.

Из своего укрытия Комбат, конечно, не видел своего главного противника во всех подробностях, но мысленно снял свои претензии к шефу и Стрелку за их одинаково невнятные описания.

По сотовому телефону он связался с Крапивой.

– Можно начинать.

Простой ход придумали еще утром. Один из жильцов коттеджей не признавал другого вида транспорта кроме мотоцикла. Везде и всюду он ездил в одном и том же ярко-красном шлеме. Точно такой же шлем Крапива теперь кинул на дорогу, которая ответвлялась от шоссе к частным домам.

Посторонним водителям шлем ни о чем не говорил, зато «гвардейцев» Алишера должен был смутить. Он валялся возле поворота, внизу за обочиной рос густой кустарник. Туда запросто мог влететь мотоциклист, не вписавшись в дугу.

Подбросив шлем, Крапива и его напарник затаились в зарослях. Вечернее движение на этом участке нельзя было назвать оживленным. Часть коттеджей еще строилась, остальные использовались как дачи – владельцы появлялись здесь только по выходным.

Буквально третья по счету машина стала тормозить, когда фары высветили впереди на асфальте хорошо знакомый предмет. «Форд» цвета «голубой металлик» остановился, лысый человек с сигаретой выбрался наружу.

– Вот мудила. Похоже, он доигрался, – лысый стал оглядываться по сторонам в поисках других примет аварии.

– Ты видел, как он водит? Посмотришь – по натянутому канату проскочит над землей, – донесся голос с места водителя.

– Такие асы и спотыкаются однажды на ровном месте, – лысый подошел ближе к кустам.

Тут нож с широким лезвием, бесшумно, как ангел смерти, пролетев в воздухе, воткнулся ему в грудь по самую рукоять. Почти одновременно раздался выстрел. Водителя удалось прикончить чисто – стекла машины остались в целости и сохранности. Одну дверцу оставил открытой пассажир, а стекло с другой стороны уцелело, поскольку пуля не прошла навылет, застряла в черепе.

Две фигуры быстро выскочили из кустов. Крапива подскочил к лысому. Выпавшая изо рта сигарета жгла кожу не шее, но человек никак не реагировал на боль.

Упершись ногой в грудь, Крапива выдернул нож, вытер лезвие травой.

Оба трупа столкнули в кусты. Напарник Крапивы вытер стекло машины, забрызганное кровью.

– Поехали.

Метров через триста к ним в «форд» подсели остальные.

– Тормози у первого коттеджа – Женьшень там.

Остановившись возле ворот, новый водитель просигналил.

– Огни не выключай.

«Форду» полагалось заезжать в гараж следующего дома, поэтому «гвардеец» Алишера с некоторым недоумением отправился открывать ворота. Может привезли что-то, хотят сгрузить.

Он нажал на кнопку, лист гофрированного металла плавно пополз вверх. «Гвардеец» уже приготовился отпустить любимую шутку, но пришлось закрыться рукой от ослепительного света фар.

– Какого черта?..

В ответ прозвучал выстрел из пистолета с глушителем. «Гвардеец» даже не успел свалиться, только пошатнулся, а «форд», отбросив его в сторону, въехал во двор. Все пятеро мигом высыпали из машины.

– Стрелок, – на крышу, Крапива, – за мной! – скомандовал Комбат.

Ударом ноги он выбил крепкую филенчатую дверь.

Одновременно двое его бойцов с разных сторон открыли автоматный огонь по освещенным зарешеченным окнам первого этажа. Жалюзи не позволяли разглядеть что творится внутри – на первый момент важнее всего было оглушить и деморализовать противника.

Комбат с Крапивой ворвались в холл. В доме было жарко натоплено – им попался на глаза здоровенный детина с ручищами чуть ли не до колен и голой грудью, густо заросшей черными волосами. С воплем торжествующей ярости Крапива изрешетил его из автомата.

В одном из помещений грохнул взрыв – расколотив очередью стекло, в клочья истрепав пулями жалюзи, боец Комбата аккуратно зашвырнул сквозь ячейку решетки гранату.

Но противник уже приходил в себя. Сверху с лестницы прозвучали первые ответные выстрелы. Краем глаза Комбат увидел в окно как через забор перемахнули двое «гостей» из соседнего дома – босые, в тренировочных костюмах. Нападение застало большинство людей Алишера в первый, самый сладкий час заслуженного отдыха.

Стрелок тоже заметил «гостей». Он только что забрался на крышу по водосточной трубе и, скользя по мокрой от недавнего дождя черепице, поспешил открыть огонь. Без твердой опоры трудно рассчитывать на точное попадание – он зацепил одного, а второй успел заскочить в свободный дверной проем.

Метнулся в холл, но здесь его встретил удар тяжелой рифленой подошвой по лицу. Опрокинув врага, Крапива хотел прихлопнуть его из автомата, но рожок оказался пуст. Человек в тренировочном костюме быстро восстановил ориентацию, и Крапива заработал удар снизу в солнечное сплетение.

От могучего пресса нога отскочила как от каменной стены. Взбешенный Крапива оторвал от пола новенький сейф – небольшой, но полновесный и припечатал голову обидчика к полу из дубового паркета.

Комбат тем временем пытался прорваться наверх. Он не горел желанием отличиться во что бы то ни стало, не собирался лезть на рожон подобно Крапиве. Но с Женьшенем все-таки хотелось познакомиться поближе.

Через пять минут с начала «разборки» первый этаж полностью перешел в руки нападавших. К лестнице на второй их не подпускали – она простреливалась сверху донизу. «Население» соседнего коттеджа тоже заняло оборону, не решаясь вылезать наружу после первого опыта.

Неожиданно выяснилось, что кое-кто застрял в гараже. С места набрав скорость, злополучный любитель быстрой езды на мотоцикле выскочил во внутренний двор на своем «скакуне».

Стрелок контролировал разделяющую два коттеджа невысокую стену. Треск запущенного движка заставил его обернуться – мотоциклист уже проскочил ворота, которые никто из команды Рублева впопыхах не удосужился запереть.

Первая пуля беззвучно ушла в асфальт дороги. Лихой ездок стал разгоняться по прямой, но вторая пуля все-таки догнала его. Она угодила в ногу, но этого хватило, чтобы беглец потерял равновесие.

Мотоцикл вильнул вбок, опрокинулся. Его хозяин вылетел из седла, прокувыркался метров десять почти с той же скоростью, с какой мчал вперед. Он слишком спешил, чтобы застегнуть на выезде ремешок ярко-красного шлема. Тот слетел с головы и остался лежать на дороге недалеко от разделительной линии – уже второй красный шлем на двухкилометровом отрезке дороги.

– Что-нибудь придумал, Иваныч? – спросил потный Крапива, доставая сигарету.

В его глазах это было высшим пилотажем – в пылу разборки успеть перекурить. А может быть удастся ворваться на второй этаж с «Мальборо» в зубах, кося противника направо и налево.

– Все целы? – негромко спросил Комбат.

– Казимира в суматохе зацепило, – отчитался за остальных Крапива. – Два гостинца бронежилету, третий левой руке: палец отчикало.

– Где он?

– Тут, – отозвался с порога кухни бледный как полотно парень с перебинтованной ладонью.

– Смотри, может хватает тебе на сегодня?

– Никуда меня не сплавишь, Иваныч. Им это даром не пройдет.

«Грамотно спроектировали дом – окна на все четыре стороны, – размышлял Комбат. – И стенки гладкие – тяжело подлезть.»

Он не чувствовал к людям Алишера особой ненависти. Его сегодняшняя команда была немногим лучше.

Этих бойцов мафии даже сотнями давить бесполезно.

Освободившиеся места тут же займут преемники – еще более крутые, жестокие, неразборчивые в средствах.

Но всю свою жизнь Борис Рублев исповедовал принцип: ввязался в дело – не отступай. Вот и сейчас: как-то цеплялось все одно за другое. Иногда цель виделась ближе, иногда течение уносило в сторону. Но выплыть на берег ему ни разу не пришло в голову.

Рублев был человек очень конкретный – он равнодушно реагировал на многое, за исключением того, что видел своими глазами. Если бы он задним числом узнал о гибели Риты, может и не сорвался бы с места покарать убийц. В конце концов он ведь почти не вспоминал о ней все эти долгие годы. Слишком многое закрутилось, сдвинулось с места.

Но увидев воочию еще теплый труп, Комбат уже не мог забыть, отойти в сторону. Эту красивую женщину, застреленную в затылок, он только что любил в постели.

Временами образ мутнел, отодвигался на второй план под бешеным напором событий. Но не мог исчезнуть окончательно.

Примерно та же самая штука получилась и с Женьшенем. Как всякий нормальный мужик, Комбат ненавидел маньяков, пусть даже излечившихся. Но слова шефа ничего в нем не затронули, тем более, что ему, Борису Рублеву, был слишком хорошо известен истинный виновник последних событий.

Теперь, увидев этого невзрачного человека, он осязаемо представил его хирургические операции. Внутри что-то щелкнуло и Комбат понял: это лицо тоже будет преследовать его. До тех пор, пока не свершится возмездие.

Он оценил крюк на котором висела хрустальная люстра в холле.

– Снимайте ее на фиг. Поищите в гараже веревку попрочнее.

Нашелся трос. Комбат собственноручно разрубил его на два куска примерно одинаковой длины. Один взял себе, второй отдал Крапиве.

– Делай как я.

Конец троса он затянул узлом на крюке от люстры.

Потянул со всей силы – выдержит. Свободный конец обмотал вокруг пояса. Крапива повторял действия старшего, постепенно на его лице проступала лукавая улыбка понимания.

С верхней площадки холл не просматривался, поэтому противник оставался в неведении насчет их приготовлений. Потолок первого этажа был достаточно высоким – метра четыре с половиной. Оставалось набрать скорость.

Взяв в каждую руку по короткоствольному автомату, Комбат забрался на шкаф с антресолями, стоявший у стены. Мебель скрипнула под его тяжестью.

– Как только услышишь, что я приземлился, не раньше, – предупредил он Крапиву. – Двоих таких жлобов как мы с тобой крюк не выдержит.

Примерившись, Комбат оттолкнулся и прыгнул. Собственная тяжесть понесла его вперед, ускоряя по закону маятника. Поджав ноги, чтобы не задеть пол, он проскочил самую нижнюю точку, и трос вынес его в пространство над лестницей.

Если бы люди на втором этаже могли ожидать этого полета, то успели бы расстрелять Комбата в упор.

Но преимущество неожиданного решения в который раз позволило ему выиграть доли секунды.

Перспектива стремительно изменялась – внизу мелькали ступени лестницы, сверху стремительно наплывал обшитый вагонкой потолок. Комбата тянуло дальше, но уже явственно чувствовалось торможение.

Огонь – из обоих автоматов! Он тоже получил пулю в грудь – ударив в бронежилет в противоход движению по дуге, она окончательно притормозила полет. Но по инерции Комбат все-таки выломал деревянные перила и приземлился на спину одному из корячащихся на площадке «гвардейцев».

Только теперь он оборвал длинную очередь из двух стволов и поспешил отстегнуться, чтобы трос не утянул вниз.

– А-а, суки, не нравится! – наверх вынесло Крапиву.

Остальные спешили по лестнице.

После попадания с нескольких метров у Комбата болела левая половина груди – как будто все ребра разом сместились, перекосились, погнулись. Он осмотрелся – никого, не считая троих на площадке. Одному конец, двое могут только дышать и умолять глазами о пощаде. Горят березовые дрова в камине, на полу валяются несколько медвежьих шкур, пустые пивные банки.

– Где Женьшень? Смотреть комнаты, – скомандовал Комбат.

Сам он резко распахнул ближайшую дверь. И неожиданно для себя увидел узкоплечего человека, спокойно стоящего вполоборота к окну. Тот перевел холодные бесцветные глаза на разгоряченного боем, коренастого мужика с двумя автоматами, и Комбат почувствовал странную вялость. Как будто досматривал сон, заранее зная, что все происходит не взаправду.

Неспешным шагом Женьшень двинулся в его сторону с пустыми руками. Комбат прирос к месту и стоял спокойно, равнодушно. Безликий человек с серыми волосами прошел мимо, направился к лестнице. Рядом находились и Крапива, и Стрелок, успевший спуститься с крыши. Они тоже по необъяснимой причине потеряли интерес к происходящему и безучастно смотрели, как объект такой рискованной охоты уходит из-под самого носа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЧЕЛОВЕК С АЛЮМИНИЕВОЙ ПАЛОЧКОЙ

На одном из столичных вокзалов появилось новое лицо – человек в темных очках, довольно прилично одетый по сравнению с остальным контингентом. Он вел себя странно: не подбирал бутылки, не просил милостыню, не пытался завести знакомства. Даже передвигался новичок как-то слишком неумело: долго тыкал перед собой палочкой слепца, чтобы потом наткнуться на первое попавшееся препятствие.

Наверно, из-за этого он большей частью сидел или лежал, подложив под голову стопку газет. Первое время он покупал в буфете бутерброды с сыром, пил чай, раз за разом окуная в кипяток бумажный пакетик на нитке.

Потом вокзальные барыги вытащили всю мелочь, пока он спал в дальнем углу зала ожидания.

Все-таки слепой новичок был относительно молод, не успел еще опуститься – волосы еще не засалились, одежда не провоняла. Все чувствовали, что не так давно он знавал гораздо лучшие времена. Дежурный милицейский наряд не будил его тычком резиновой палки, заматерелая буфетчица иногда подкармливала – то кусок вареной колбасы, то крутое яйцо.

Он брал молча, никогда не благодарил. Впрочем, он и на кражу никак не прореагировал. Целый день он мог просидеть неподвижно, слегка задрав голову, как задирают ее все слепцы.

Прошел месяц. Новичок перестал быть новичком – он уже всем примелькался, зарос щетиной. На лице появилась красноватая сыпь, пиджак и брюки окончательно потеряли вид. Буфетчица все реже о нем вспоминала, новый мент не выделял его из остальных бомжей.

Однажды у сержанта было особенно паршивое настроение. Подойдя к человеку без имени, он ударил его, спящего, дубинкой по икрам.

– Подъем. На зарядку, на свежий воздух.

Бомж сел на скамейке, поправил темные очки.

– Кому сказано? Больше повторять не буду.

Но человек и так уже вставал. Виктор, а это был именно он, послушно направился к дверям. По пути больно стукнулся о решетку, за которой стояли покерные игральные автоматы.

Он не слишком хорошо представлял себе вокзал и еще не научился ориентироваться по шуму: где лестница, где кассы, где выход на перрон. Он не хотел учиться жить заново, не хотел прикидывать, где теплей, спокойней, удобней.

Доносились разговоры людей, озабоченных приездом или отъездом, детские голоса. Кто-то из детей тревожился – не отошел ли уже поезд, кто-то выпрашивал себе комиксы, кто-то хныкал с полным ртом. Невыразительный голос диктора зачитывал объявления.

Виктор очутился под открытым небом. Сверху сыпала водяная пыль, пахло вагонами, дымом. Медленный перестук колес все убыстрялся – состав отходил в неизвестность. Если бы не время, которое без конца упоминалась в объявлениях по вокзалу, он не смог бы определить день сейчас или ночь. По объявлениям выходило, что-то около девяти вечера.

Наткнувшись на чемоданы, Виктор резко свернул в сторону.

– Осторожней, елки зеленые! – крикнул кто-то из пассажиров. – Так с перрона можно слететь. Куда тебе, мужик?

Виктор потыкал палкой – действительно асфальт впереди обрывался в пустоту. Он развернулся в обратную сторону.

– Значит, гуляешь. Оригинальное ты, конечно, место выбрал.

– Посторонись! – Виктора толкнули в плечо, судя по всему, разогнавшийся носильщик с тележкой.

– Слушай, друг, отойдем-ка на секунду. Разговор есть.

Виктор уже слышал этот голос на вокзале, обычно резкий, требовательный. Хозяина голоса звали Миколой.

– Ну как, не надоело еще отдыхать? Есть вариант неплохой работенки. Слепых народ жалеет. Дам проводника пацаненка – станет водить тебя по электричкам. Будешь работать от меня – ни одна сука не посмеет тебя пальцем тронуть. Доходы делим по-божески, пятьдесят на пятьдесят. Начинать можно хоть с завтрашнего дня.

Виктор постукал алюминиевой палочкой по ботинкам вокзального босса – чтобы обойти его стороной.

– Не хочешь. На голодный желудок жить веселее.

Ладно. Только имей в виду – тут, на вокзале, все при деле. Кто не желает – вылетает к чертям собачьим.

Когда Виктору удалось обойти работодателя – тот схватил его за ворот пиджака:

– Отвечай, когда с тобой разговаривают.

Губы человека в темных очках остались плотно сжатыми.

– Как знаешь, – процедил Микола. – Живи до завтра, там видно будет.

Человек с алюминиевой палочкой забрел в подземный переход – шаги и голоса раздавались здесь особенно гулко. Достав из-за пазухи несколько газет, он подстелил их на асфальт, сел. После удара мента болели ноги.

Но боль не досаждала, он относился к ней спокойно. Он был сам по себе, тело само по себе. Можно прислушаться к его жалобам и требованиям, можно мысленно отодвинуться в сторону. Не мерзнуть, не замечать голода. Не спать сутками или, наоборот, отключаться на несколько дней.

Ему сунули в пальцы сложенную бумажку. Деньги, мелкая купюра. Это не обрадовало, не огорчило. Точно так же равнодушно он принял удар дубинки, угрозы Миколы. Какая разница, чем будет занята телесная оболочка: лежит ли этот неразлучный его спутник, поджав ноги, слоняется взад-вперед под дождем, ходит по вагонам с мальчишкой-поводырем?

Кто-то поблизости заиграл на аккордеоне. Неумело, фальшивя. Дрожащий стариковский голос завел песню:

– Темная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах,

Тихо звезды мерцают.

Человек с алюминиевой палочкой невольно поморщился. Терпеть эти фальшивые режущие слух ноты было выше его сил. Он медленно встал, сложил газеты и сунул обратно за пазуху. Это варварски-бездарное исполнение заставило его прежнее "я" всплыть из глубины на поверхность.

– Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,

Как я хочу к ним прижаться сейчас губами.

Темная ночь разделяет, любимая, нас… —

звучала песня ему в спину.

Виктор шел по переходу, закусив губу. Темная ночь, она будет длиться вечно. Можно сказать себе тысячу слов, совершить кучу поступков, но есть вещи, которые отменить нельзя. Никакими силами не сделать бывшее небывшим, случившееся неслучившимся.

Наутро его отыскал незнакомец, по голосу – мальчишка.

– Меня Микола прислал. Идем.

Он вывел Виктора обратно на перрон, завел в вагон электрички.

– Товарищи пассажиры, минуту внимания. Фамилия наша Васильевы. Мы с отцом бывшие жители города Грозного, в настоящее время беженцы. Есть справка.

Отцу там бандиты выкололи глаза. А здесь государство не хочет помогать. Надеемся только на людей. Сейчас всем трудно. Если у кого-то есть возможность, будем благодарны.

– Как по писаному говорит, – послышался чей-то скептический голос. – Вызубрил.

Остальные явно поверили мальчишке. Он то и дело благодарил:

– Спасибо. Дай Бог здоровья.

Перешли в следующий вагон. Сюда только что зашел разносчик газет.

– Уважаемые пассажиры, я рад предложить вам свежий выпуск газеты «Крим-Инфо». В этом номере: новые данные о громких делах последних лет, секс-зомби, интервью приговоренного к смерти, подпольная фабрика наркотиков, разборка возле Кольцевой, а также пикантные подробности из жизни звезд шоу-бизнеса и большой кроссворд. Увлекательное чтение позволит вам скоротать время в пути, сделать путешествие легким и приятным. Цена газеты всего четыре тысячи рублей. Кто желает – приобретает.

Мальчишка терпеливо выждал паузу и начал свой рассказ. В это время состав неохотно со скрипом тронулся с места. Виктор сжал пальцы провожатого.

– Надеемся только на людей. Если у кого-то есть возможность помочь, будем благодарны, – закончил тот и шепнул слепому. – Спокуха. Через пару станций слезем, покатим обратно.

* * *

Шеф не стал никак комментировать неудачу с Женьшенем. Похоже, он не слишком рассчитывал на успех.

– Семеро за четырех. Нормально. А этого специалиста мы еще достанем.

Зато Крапива не находил себе места. Оставшись наедине с Рублевым он спросил:

– Что это было, Иваныч? Гипноз?

Комбат никогда не верил в целителей, экстрасенсов, колдунов и прочих, по его мнению, шарлатанов. Но сейчас оставалось только пожать плечами. Как Женьшеню удалось заморочить всех, кто находился в доме? Не прикасаясь, даже не глядя. Столбняк держался еще полчаса после того как он исчез.

– Не знаю. Бред какой-то.

Чуть ли не впервые в жизни Комбат ощутил собственную беспомощность.

– Захотел – кастрировал бы нас всех прямо там, на месте, – сказал Крапива. – Нет, такого сблизи не замочишь. Надо на расстоянии караулить с оптическим прицелом. Хотя.., от него всякого можно ждать. Поймаешь в перекрестье и будешь сидеть, ушами хлопать.

Не было чудодейственной способности, которую Крапива отказался бы сейчас признать за недавним противником.

Рублев промолчал. Он точно знал, что у них с Женьшенем еще состоится очная ставка. Сейчас он внимательно разглядывал пропуск с цветным фото и двуглавым орлом на печати. Пропуск в Думу – его только что вручил шеф.

– Я бы лучше Кремль пошел брать в одиночку, – признался Крапива. – Ты тоже там долго не удержишься: тоска заест. Видел я пару раз по телеку. Все чистенько, гладенько, битте-данке. Все с умным видом – галстуки, папочки. Тоска. Какая там у телохранителей работа, кому на фиг нужны эти депутаты? Помяни мое слово – запросишься обратно.

– Поживем-увидим, может ты и прав…

Через час Комбата подбросили на машине к серому монолиту бывшего здания советского Госплана. В двери Думы он вошел уверенно. Не оборачиваясь к охране продемонстрировал свежий пропуск. Просторное фойе было залито светом. Широкая лестница, штучный паркет, облицованные мрамором колонны и стены. У кого-то брал интервью корреспондент с меткой ОРТ на микрофоне. Кто-то, усевшись в кресло, углубился в чтение толстой газеты с таблицами, отпечатанными бисерным шрифтом. Деловитой походкой проследовала куда-то женщина в черном брючном костюме – словно посол верительную грамоту, она несла единственный листок бумаги.

В пустой кабине абсолютно бесшумного лифта Рублев поднялся на четвертый этаж. Постучал в дверь с табличкой «Малофеев Олег Евгеньевич. Фракция ЛСПР». Ему открыл молодой человек с рыжими усиками и дымящейся чашкой кофе в руке. Мельком взглянул на пропуск.

– Понятно. Олег Евгеньевич сейчас на пленарном заседании, скоро освободится. Проблем внизу, с охраной не было?

– Нет, – коротко ответил Рублев.

– Проходите.

Комбат очутился в приемной, отделанной дубом и карельской березой. Секретарша считывала с экрана компьютера очередные сообщения, полученные по электронной почте. Оторвавшись на секунду, она приветствовала нового сотрудника ослепительной улыбкой.

Справа и слева от ее стола находились две двери.

Одна, плотно закрытая, очевидно, вела в кабинет Малофеева. Рублева пригласили пройти в другую. Смуглый бородач в черных лакированных туфлях и белых носках перебирал янтарные четки с мохнатой кисточкой. Он разговаривал по телефону и недовольно посмотрел на Рублева, Молодой человек успокоил его безмолвным жестом.

– Состав должен был прийти вчера, – раздраженно заявил в трубку бородач. – Пятьдесят цистерн. Я уже. плачу неустойку.

Комбат остановился возле окна. Совсем рядом, невидимые за громадой гостиницы «Москва», памятник Жукову, Красная площадь, Спасская башня. Самое сердце России. Живя в столице, Рублев редко, раз в год выбирался в центр. И обязательно выходил на эту площадь с голубыми елями, краснокирпичными стенами, золотыми луковицами, выглядывающими из-за кремлевской стены, непривычным трехцветным стягом. Чтобы еще раз дать себе отчет, во имя чего он проливал свою и чужую кровь в Кандагаре и Панджшерской долине, на Кавказе и Балканах.

Конечно, Россия везде Россия. И в степи, и в тайге, и в захолустном городишке. Но здесь все-таки средоточие, вершина, с которой просматривается огромная страна от Тихого океана до Черного моря.

– Где тормознули? – спросил бородач. – Совсем оборзел: бабки жрет, а составы мои держит. Передай этому шакалу, что я ему устрою хорошее ЧП.

Выругавшись на непонятном Рублеву языке, бородач швырнул трубку. Тут из приемной донесся энергичный звучный голос человека, привыкшего общаться с большой аудиторией, перекрикивать возмущенных оппонентов.

– Уже здесь? Отлично.

В комнате появился некто румяный, с зачесанными назад волосами, в ярком галстуке. Комбат безошибочно определил в нем хозяина кабинета.

– Здорово, – Малофеев протянул руку, одновременно осматривая гостя с ног до головы. – Говорят, на ваших там кто-то наехал в «Калахари»?

«С ходу проверяет, – подумал Рублев. – Стану ли болтать о делах шефа.»

– Я только что из командировки.

Депутат оценил уклончивый ответ.

– Погоди, дай развязаться с делами. Потом сядем с тобой и плотно поговорим.

Малофеев скинул пиджак и, пятерней пригладив волосы, обернулся к бородачу:

– Ну как?

– Паршиво. Мне второй пора отправлять, а первый застрял на подъезде к Твери.

– Это не просто так, голову дам на отсечение. Железнодорожникам пора пилюлю выписывать – хотят и нашим, и вашим. Пошли в кабинет.

Через пять минут бородач удалился в несколько более приподнятом настроении.

– Иваныч! – крикнул из кабинета Малофеев.

Первое, что бросилось Рублеву в глаза: огромный портрет партийного лидера либеральных социалистов.

Художник изобразил его на охоте в заснеженном зимнем лесу рядом с трофеем – подстреленным лосем с огромными ветвистыми рогами.

Пол устилал мягкий ковер, в углу отчетливо тикали массивные напольные часы с тускло поблескивающим маятником, в другом углу висела икона в серебряном окладе.

– Садись, Иваныч, потолкуем.

Откинувшись в кресле, Малофеев очищал лимон столовым ножом с красивой костяной ручкой. Кожура, завиваясь длинной спиралью, свешивалась почти до пола.

– Скажу откровенно, до сих пор я не брал на ответственную работу тех, кого лично не знал. Но для тебя решил сделать исключение. Во-первых, рекомендация твоего шефа для меня весит немало. Во-вторых, я дал поручение навести кое-какие справки. У нас тут, в Думе, сам понимаешь, возможностей хватает. Глазам не поверил – командир десантного батальона, три боевые награды. Да и в Боснии проявил себя молодцом. Давно я хотел заполучить такого человека.

Очистив лимон до конца он аккуратно разрезал его на четыре части. Одну немедленно отправил в рот.

– Угощайся. Если откажешься, тоже не обижусь.

Мало любителей. А я вот тащусь от лимонов. Говорят, кислотность то ли повышенная, то ли пониженная. Неохота вникать… На сегодняшний день меня прикрывают двое крутых ребят. Накачаны, натренированы, реакция дай Боже. Старшего нет – с головой, с опытом. Твоего предшественника я выкинул за чересчур большие амбиции. Незаменимых людей нет.