Текст книги "Там, далеко, за порогом дома"

Восемнадцать минут.

– Как вы, ваше высочество? – невидимый глазу коммуникатор был вживлен прямо внутри уха принца Ложи Равновесия, и он прекрасно расслышал обращение Дина Рейсса.

– Все отлично, капитан, – беззвучно произнес Нот; передатчик, встроенный в его гортань и язык, легко считал эти слова и переправил на «Катрин VII» в виде текстового сообщения. – Опережаем график.

– Рад это слышать, сэр, а то моих людей уж очень волнует это затянувшееся затишье…

Вдруг на пути принца выросла давешняя голубая молния. В мгновение ока она превратилась в мускулистого обнаженного мужчину с треугольной головой и рогами, только полупрозрачного, как мыльный пузырь; затем в исполненного очей безногого паука; сверкающий метеоритный поток интерьерного масштаба; вращающуюся с бешеной скоростью спираль ДНК… Но ни один из этих обликов так и не устроил «джинна», и в конце концов он стал просто пушистым котенком с длинными усами, с кончиков которых слетали сапфировые искры. Котенок висел в воздухе, сложив задние лапы по-турецки и скрестив передние на груди. В его пронзительно синих глазах без белков невозможно было ничего прочитать, но грозное выражение мордочки внушало серьезные опасения относительно его добрых намерений.

На секунду принц опешил, не зная, что делать: джинн не нападал, но полностью загородил проход; прикинув, что к чему, Нот просто побежал дальше вверх по лестнице. Джинна отбросило силовым полем, как теннисный мячик. Взмахнув лапами, он улетел прямо в стену, и принцу даже показалось, что он услышал какой-то мяукающий возглас, который вполне мог быть сообщением о синхронизации энергетического поля джинна с аурой матери принца, произошедшей без согласия последней.

Проскочив еще пару площадок, Нот оказался в просторном зале без окон, освещенном несколькими причудливыми лампами. Это был самый верх пирамиды, поэтому четыре стены, смыкаясь в одной точке, не оставляли в этом помещении места для потолка.

Ересиарх Лотам, мужчина на вид лет сорока (признаться, столько ему и было на самом деле) был одет в светло-оранжевые брюки и белую футболку с надписью «Ван Зейн Тайгерс» и логотипом футбольной команды Ван Зейн Прайм – летящим в прыжке тигром.

– Значит, вам удалось-таки нейтрализовать моих клевретов? – без всякого удивления спросил он. Посреди лба ересиарха располагался горизонтальный шрам, по бокам и сзади скрытый волосами – он остался после вживления Искусственного Разума в мозг ересиарха. – Принц Нот Мэйден, я полагаю?

Нот быстро взглянул на таймер: двадцать минут.

– Ересиарх Энергий собственной персоной, – констатировал принц, и в руку его прыгнул внушительного вида бластер: агент Службы Исполнения Приговоров собирался претворить в жизнь волю Сената… но не сейчас – немного позже.

Мерцающий наконечник излучателя его оружия смотрел прямо в лицо Лотама, но тот даже бровью не повел.

– Отвечайте на мои вопросы быстро, и, быть может, останетесь в живых, – скороговоркой приказал принц. – Как вы сумели поработить энергетических монстров?

– Как? – Лотам развел руками. – Боюсь, вам не понять. Я никого не порабощал. Я убедил их в своей правоте – так же, как и тех людей, что теперь верно мне служат. Если вы позволите, я смогу убедить и вас…

– Благодарю, но мое тело перенесло уже достаточно хирургических вмешательств, чтобы добавить к ним еще и лоботомию.

– Вы ошибаетесь, думая, что у моих последователей нет выбора! Я вовсе не редуцировал их мозг, напротив, я добавил им несколько самых необходимых нейронных связей – и они легко увидели свет истины. Так же, как видят его мои энергетические союзники.

– В чем же истина?

– В революции, конечно же! – улыбнулся Лотам, принц обратил внимание, что ересиарх разговаривает с ним, как с неразумным ребенком, нарочно подбирая слова, чтобы быть понятным и не обидеть. – Вместо того чтобы изменять Вселенную, подстраиваясь под ее законы – как делает это ваша безнадежная Федерация, – нужно изменить сами законы, и тогда Вселенная будет подстраиваться под меня! А если вам хватит ума признать мою правоту, то и под вас тоже. Я уже обнаружил главный физический закон мироздания, через несколько лет я смогу сформулировать его и выразить численно; а затем, лет через пятьдесят – совершить прорыв!

Двадцать две минуты. «Ваше высочество! Через три минуты я активирую двигатели» – «Хорошо, капитан. Но будьте готовы отменить переход: ересиарх уже в моих руках».

– Но ведь это, скорее всего, погрузит нашу Вселенную в коллапс или вовсе уничтожит ее.

– Какая разница? Ведь на ее месте появится нечто гораздо более совершенное…

– С философией закончили – если вы хотите сохранить жизнь, – отрезал принц, и голо-плащ взметнулся за его плечами, подтверждая его правоту. – Есть ли способ обезвредить джиннов, оставив при этом жизнь вам?

– Да, но это не так просто… – улыбнулся Лотам. – Придется убедить их в том, что я отказался от своих планов!

– Сделайте это в течение минуты, причем так, чтобы я поверил вам. А я пока – на случай вашей неудачи – зачитаю вам текст смертного приговора.

Лотам с улыбкой покачал головой – как добрый учитель, не устающий биться над глупым учеником:

– Хорошо, я выполню вашу просьбу. Вот только решит ли это нашу проблему? – Лотам подошел к небольшому пьедесталу в центре зала и стал проводить какие-то манипуляции с пультом его управления. Принц был совершенно уверен, что, даже если это нечто окажется пультом активации автоматических систем защиты – он успеет своевременно прореагировать. Поэтому просто привычно читал наизусть:

– В соответствии с постановлением Сената, с прискорбием заявляю вам, мистер Лотам, что вы признаны виновным по следующим обвинениям: в геноциде на планете Ван Зейн Прайм, в самовольном захвате власти, в массовых убийствах людей и других разумных существ… – Лотам спокойно колдовал со своим пьедесталом, иногда кивая – соглашаясь со словами Нота. «Гипердвигатели активированы!» – «Будьте готовы в любой момент прервать процедуру перехода. В крайнем случае ждите моего сигнала в зоне эвакуации, после выхода из гиперпространства». Передавая неслышное Лотаму сообщение, принц вынужден был сделать паузу, но теперь продолжил оглашать приговор, – в космическом пиратстве, в издевательстве над природой человека…

– Простите, ваше высочество, – прервал Нота ересиарх. – Я закончил, – Лотам нажал последнюю кнопку, и на пьедестале возникла сияющая и искрящаяся голубая сфера из чистой энергии.

– Что это?

– Это единственный способ устранить мою власть над джиннами и при этом оставить меня в живых!

– Иногда я снисхожу до того, чтобы повторить свой вопрос. Но не больше одного раза. Что это?

– Это врата в иное измерение. Исчезнув из этой Вселенной, я потеряю власть над своими союзниками. Но моя жизнь, как вы и просили, сохранится.

– Боюсь, этот способ не подходит нам обоим, – отрезал Нот Мэйден; как всегда, всплеск голо-плаща не позволил сомневаться в твердости решения принца Ложи Равновесия. – Вы должны остаться моим пленником. Придумайте что-нибудь другое…

Но в этот миг Лотам просто прикоснулся рукой к сфере – и мгновенно исчез!

«Три с половиной минуты до перехода, ваше высочество!» – голос Рейсса выдавал хорошо скрытое волнение.

Мозг принца лихорадочно работал – для принятия решения оставались считанные секунды. «Портал в другое измерение – наверное, измененная технология гиперперехода… Лотам обезврежен – но вдруг он сможет вернуться?.. А если это обман, и ересиарх просто телепортировался в другую точку этой вселенной? Тогда мы все еще в опасности; нет выбора – надо следовать за ним…»

– Капитан, – на этот раз Нот обратился к Рейсу вслух, не скрывая своих слов. – Отступайте согласно намеченному плану. Лотам бежал, используя одно из своих противоестественных устройств. Возможно, угроза нейтрализована, но я должен все проверить. Я следую за ересиархом через оставленную им пространственную брешь. Удачи вам и вашему экипажу!

Принц спрятал бластер в кобуру, подошел к сфере и протянул к ней руку в кентаровой перчатке. Стоило ему коснуться сверкающей поверхности, как тело его пронзило странное ощущение нематериальности, словно он обратился в ничто, но сохранил все свои чувства…

В тот же миг принц Нот Мэйден исчез.

ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ

Дорогая японская машина с непроницаемыми для взгляда извне окнами, прохрустев новенькими шинами по осколкам бетона и битым стеклам, остановилась. С тихим щелчком открылась дверь, и мужчина в длинном черном пальто и стрижкой клерка выбрался наружу.

Отделившись от группы людей в комбинезонах, к нему подошел другой мужчина, в таком же черном пальто и с такой же стрижкой, только чернокожий.

– Агент Смит Джонс? – сосредоточенно спросил новоприбывший.

– Агент Джон Смит? – с той же интонацией спросил встречающий.

Они пожали друг другу руки в дорогих черных кожаных перчатках.

– Как все было? – спросил агент Смит.

– Пойдемте, я покажу, – ответил чернокожий Джонс.

Они прошли мимо группы людей в белых комбинезонах, которые ползали по земле с кучей разнообразных приборов в руках. Наконец Джонс остановился в небольшом тупичке, посреди которого был круглый выжженный след – словно кто-то жег тут огромный костер.

– Началось все здесь. Инертный энергетический заряд появился в 14:27 и оставался стабильным около двенадцати минут. В 14:29 – первый гость. Вышел отсюда и пошел – следуйте за мной…

Агенты прошли около пятидесяти метров по вонючим трущобам, петляя вокруг мусорных куч. Наконец они подошли ко второму следу – в точности такому же, как и первый.

– Здесь первый гость остановился, – продолжил агент Джонс, – и произвел какие-то действия с прибором, который имел с собой. Вскоре после этого, в 14:30, появился второй инертный заряд – и первый гость исчез.

Агент Джон Смит хмыкнул. Агент Смит Джонс внимательно посмотрел на него и кивнул.

– Ровно в 14:31 второй заряд исчез, а из первого заряда вышел гость номер два. Он был намного активнее первого, бегал повсюду вокруг, словно что-то искал. Вскоре после этого, в 14.32, появился третий заряд, вот тут, неподалеку, – агент Джонс вновь повел агента Смита за собой. – Этот заряд не был похож на первые два, такой фиолетово-черный и вытянутый – а те были белые и блестящие, шарообразной формы. Наконец, в 14.39, гость номер два обнаружил третий заряд. Потом вошел внутрь него и тоже исчез. Одновременно с этим исчезли и оба остававшихся заряда – первый и третий. Сразу.

– Значит, второй заряд просуществовал всего две минуты, – отметил агент Смит. Агент Джонс многозначительно покивал головой:

– Вот именно.

Они пошли назад к машине.

– Описание внешности гостей? – спросил Смит.

– Приложено к отчету.

– Вкратце.

– Первый – в оранжевых брюках и белой футболке с зеленой надписью, на лбу приметный шрам. Второй – в черном плаще.

Дальше шли молча. Подойдя к машине, Смит отворил дверь и сел за руль. Несколько секунд агенты молча смотрели друг на друга.

– Вы что-нибудь понимаете, агент Джонс? – спросил Смит.

– Ответ отрицательный, агент Смит, – ответил Джонс.

Смит удовлетворенно кивнул:

– Продолжайте работать.

Они пожали друг другу руки в дорогих черных кожаных перчатках, и Смит захлопнул дверцу машины.

ПРЕЛЮДИЯ ПОД РАДУГОЙ

1.

Ласковое солнышко заглядывало во все окна дворца сразу, ничуть не беспокоясь о том, что Первая королевская прачка Стируня развесила на его лучах мокрое белье. Цветы раскрыли свои бутоны и наперебой хвастались друг перед другом свежими утренними ароматами. В синем небе щебетали веселые птахи: воробьи, стрижи и ласточки.

– Как спалось, госпожа Сорока? – не обращая внимания на эту суету, важно спрашивал старый ворон Клювон, сидя на ветке еще более старого дуба в придворцовом парке.

– Прекрасно, кум, – стрекотала в ответ Сорока. – Вчера выменяла у золовки две серебряные ложки – на моток старой проволоки, представьте себе!

– Неплохо, неплохо, – одобрительно покивал головой Клювон. – Если мне не изменяет память, то была золотая проволока, которую вы выменяли в прошлую пятницу у королевского кота Мурчалы на подвеску с рубином?

– Золотая? – удивленно всплеснула крыльями Сорока. – Кто вам сказал, что она была золотая? Подумаешь, моток дурацкой проволоки!

– Ну, про то вам виднее, кума, – глубокомысленно заметил Клювон. – Ибо я той проволоки в глаза не видел, однако не далее как неделю назад вы изволили рассказывать, что грошовую платиновую подвеску с дурацким рубином выменяли на прекрасную золотую проволоку… А не слышали ли вы, что творится нынче во дворце? – продолжил он светскую беседу.

Сорока, немного расстроенная тем, что из ее крыльев нежданно-негаданно уплыло настоящее сокровище, не обратила внимания на вопрос ворона. Но когда тот повторил его чуть погромче, все же ответила:

– «Что-что»! Что может быть во дворце? Конечно, король Растяпиус ХХIV, как всегда, не в духе.

– А что такое?

– Потерял скипетр, никак не может отыскать! Сидит, печальный такой, на троне, и вздыхает. А королева едва удерживается от слез, – у Сороки, как известно, в одно ухо влетает – в другое вылетает. Вот и сейчас она, начав рассказывать принесенные на хвосте сплетни, начисто позабыла о своем горе-несчастье. – Стражники носятся по всему дворцу – ищут, заглядывая в каждый сундук и в каждый горшок, но никак не найдут. А капитан Саблявзуб вышагивает посреди этой суматохи, командует и выдает своим солдатам затрещины – всем по очереди, – чтобы лучше старались.

– А что же принц Творимир?

– Принц еще не вернулся с утренней прогулки за ландышами. А то бы он, конечно, давно уже нашел скипетр короля Растяпиуса – ведь тот лежит прямехонько на королевском троне, позади несчастного Растяпиуса, завернутый, между прочим, в его же собственную королевскую горностаевую мантию!

– Ну, в таком случае, совсем скоро в королевстве вновь воцарятся мир и покой, – уверенно заявил Клювон.

– Это почему же, кум? – удивилась Сорока.

– Да потому что, глядите, вон принц уж возвращается со своей прогулки! – глубокомысленно заметил ворон.

И точно: по тропинке придворцового парка, рассеянно поглядывая по сторонам, шел не очень высокий стройный юноша – принц Творимир. На нем была белая блуза с широкими просторными рукавами, синие штаны и легкий голубой плащ, застегнутый у горла пряжкой в виде плачущей розы, а также высокие черные ботфорты. У пояса принца висела грозная шпага, а его длинные каштановые волосы удерживались легким серебряным обручем. В руке Творимир держал букетик из трех благоухающих ландышей – и вел уже ставший привычным за это лето разговор:

– Я знаю, что сейчас вам немного одиноко – это такое странное чувство, оказаться без корней, – говорил он, не сводя с цветов внимательных зеленых глаз.

– Откуда ты знаешь? – спрашивал средний ландыш.

– Вы ведь видели меня раньше: я каждое утро срываю три ландыша на Березовом холме. И разговариваю с ними – все они рассказывают одно и то же о том, что чувствуют.

– Наверное, нам все-таки не стоило соглашаться, – испуганно вставлял слово самый маленький ландыш.

– Не бойся, малыш. Страшно будет, только пока я не поставлю вас в воду. А потом – вот увидите – сразу станет страшно весело. Все будут любоваться вами, вдыхать ваш аромат.

– Но ведь к завтрашнему утру мы умрем? – продолжает беспокоиться маленький ландыш.

– Да, это так. Но ваш век все равно не слишком долог. Зато вы порадуете других и порадуетесь сами! В этом мире всегда так – чтобы что-то получить, надо что-то отдать.

– Мы знаем, принц. Мы сами выбрали свою судьбу – и не о чем жалеть! – заговорил самый большой из трех ландышей. – Вы ведь помните, что мы у себя на поляне под Березовым холмом каждый вечер кидаем жребий – все хотят попасть в букет к принцу, и те, кто сейчас остался там, на поляне, завидуют нам. А теперь – давайте веселиться, у нас не так много времени!

– Принц Творимир, ваше высочество! – раздался вдруг взволнованный голос. Принц остановился. По парковой дорожке, немного задыхаясь, к нему бежала прачка Стируня. – Ваше высочество, подождите! Ваш батюшка, король Растяпиус, опять потерял свой скипетр (прости, Господи!).

– Хорошо, я помогу ему тотчас же, как освобожусь, – улыбнулся принц. – Но сначала я должен сдержать обещание, данное этим милым цветам. Пойдем со мной, Стируня, вместе поставим букет в воду!

И они быстрым шагом направились к дворцу. Стируня тут же принялась напевать свою любимую прачкину песню:

Чтобы выстирать пеленки —

Надо вынуть из них ребенка,

Тра-ля-ля!

А иначе стирка станет

Банькой в бельевой лохани,

Тру-ля-ля!

Ландыши веселились, пытаясь подпевать, и распространяли вокруг себя густой душистый аромат. И даже принц улыбался.

Полоскание простынок —

Праздник для невоспитанных свинок,

Тра-ля-ля!

Свинка о чистую простынку

Любит почесать свою спинку,

Тру-ля-ля!

2.

В просторном Первом зале дворца принца дожидалась раскрашенная красками всех цветов радуги ваза, важная и пузатая. Она считала, что ведет свой род от древних греческих амфор, а также каждому встречному рассказывала по секрету, что внутри ее собственного пра-пра-прадедушки жил даже сам философ Диоген.

В вазу принц загодя налил воды, и теперь оставалось лишь поставить в нее ландыши. Но вначале специально приготовленным серебряным ножом на серебряном подносе он отрезал цветам кончики стебельков, чтобы тем удобнее было пить. А уже потом опустил их в воду. Ландыши сразу взбодрились, и проходящие мимо придворные не могли удержаться от похвал: «Какие прекрасные ландыши! – говорили они. – Так чудесно пахнут и радуют глаз!» А одна фрейлина даже прослезилась: «Какие великолепные и какие несчастные малыши…»

– Это и правда очень здорово! – воскликнул самый маленький ландыш. Ему понравилось красоваться в важной вазе и радовать проходящих мимо придворных и стражников. – Теперь я понимаю, почему многие цветы так завидуют нам! Люди должны поставить в вазы все ландыши на свете – каждому понравилось бы это, если бы он только разок попробовал!

– Может быть, – мягко возразил принц. – Но только пусть они решают сами за себя. Кто-то готов пожертвовать жизнью ради счастья других, кто-то – нет. Первых нужно уважать за их выбор, вторых – нельзя винить за их, – и Творимир, сопровождаемый чудесным весенним ароматом, направился следом за Стируней в глубь дворца.

– Здравствуй, папа! – приветствовал короля принц, входя в тронный зал. – Ты звал меня?

– Да, – горестно вздохнул бедный король Растяпиус ХХIV. Он сидел на самом краешке трона, такой расстроенный и растерянный, как будто был не королем в собственном дворце, посреди собственного королевства, а нищим музыкантом, забредшим сюда в поисках куска хлеба. И корона на его прекрасной, покрытой шелковистыми каштановыми волосами голове, несмотря на все свои жемчуга и самоцветы, смотрелась на удивление безрадостно. – Представляешь, снова куда-то запропастился этот дурацкий скипетр! А как раз сегодня утром я собирался принять посла от короля Медовика XIV!

– Бедный юноша! – всплеснула руками королева. – Он приехал вчера ночью, такой печальный, что даже не замечал собственной усталости и уснул прямо на ходу, не договорив и первой фразы! Слуги подхватили его, чтобы он не упал, и донесли до кровати…

– Что же он успел сказать? – взволновался принц.

– Только то, что он герольд и посол от короля Медовика, и еще что случилось большое несчастье – а потом уснул, бедняжечка… – королева всплакнула и утерла глаза носовым платком.

– И представляешь, какая беда! – воскликнул король. – Теперь он уже проснулся, позавтракал, а я не могу принять его, потому что куда-то опять пропал мой золотой скипетр.

– Это действительно ужасно, – согласился принц, и король с королевой тут же закивали головами (при этом королеве пришлось поддержать корону на королевской голове, чтобы та не упала: Растяпиусу сейчас недосуг было заниматься такими мелочами). – Но почему бы тебе не принять посла просто в короне и горностаевой мантии? Вид у тебя при этом будет достаточно величественный, а если кто-нибудь спросит про скипетр… можно будет сказать, что его просто отдали в починку!

– Врать нехорошо, мой мальчик! – глубокомысленно заявил король. – Но делать нечего. Не можем же мы томить бедного посла до бесконечности! Придется последовать твоему совету хотя бы отчасти. – Тут он величественно встал с трона, поправил корону на гордой голове, чтобы она сидела, как влитая, и воскликнул, – подать мою королевскую горностаевую мантию!

Подскочившие в ту же секунду слуги подняли с трона лежавшую на нем мантию (именно она мешала Растяпиусу сидеть, из-за чего он и казался таким растерянным), развернули ее, и… вот чудеса! – из ее складок на мраморные плиты пола с гулким звоном выкатился королевский золотой скипетр.

На лицах всех присутствующих тут же зацвели улыбки:

– Смотри, сынок! – воскликнул король. – Это очередное подтверждение древней истины: если бесконечно печалиться об одних своих несчастьях, то ничего, кроме горя, не наживешь – но стоит задуматься и позаботиться о ком-нибудь другом, кому, может быть, еще хуже, чем тебе – и твои проблемы решатся сами собой, в одночасье!

Принц подхватил скипетр с пола и подал его отцу; Растяпиус же величаво уселся на трон и приказал:

– Мы готовы принять посла. Просите!

Суровые стражники тут же отворили просторные двери главного входа в тронный зал, и церемониймейстер, трижды стукнув в пол своим церемониальным посохом, возгласил:

– Граф Эклер Стремительный, барон Рахатной реки и ее Лукумных берегов, герольд, полномочный посол и племянник короля Вкуснландии Медовика XIV!

В двери тут же вбежал юноша, которому едва можно было дать пятнадцать лет, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами; в правой руке он держал роскошную шляпу с оранжевым пером, а на боку у него висела изящная шпага. Видно было, что граф Эклер ужасно спешит – но все же он взял себя в руки и от входа в тронный зал почти до самого трона короля Растяпиуса (а это сто больших шагов, или сто тридцать семь с половиной маленьких) шел степенно, чтобы не уронить в грязь своего высокого статуса.

Остановившись на почтительном расстоянии, он куртуазно поклонился, при этом умудряясь так галантно махать шляпой с пером, что даже королева благосклонно покивала (а уж она-то знала толк в правилах этикета!).

– Мы рады приветствовать вас, граф Эклер, в нашем дворце, – величественно, но доброжелательно произнес король Растяпиус XXIV. – Что привело вас к нашему двору в этот прекрасный летний день?

– Ах, ваше величество! – горестно воскликнул граф, не в силах сдержать чувств. – Хотелось бы и мне считать этот день прекрасным, но, боюсь, новости, что я принес, заставят померкнуть все его краски…

– Говори же скорей, о бедный юноша! – не удержавшись, подбодрила его королева. Герольд благодарно посмотрел на нее и продолжил:

– У моего дяди, короля Медовика XIV Добрейшего, случилось несчастье! – произнеся эти слова, граф едва удержался от рыданий. – Его любимая дочь, моя милая кузина Вишенка была похищена злой ведьмой Горчиццей, и теперь томится в ее логове посреди Перечного болота…

Несколько секунд все молчали, пораженные сообщением герольда.

– Но почему же король Медовик не бросил на помощь Вишенке свои войска – знаменитых галетных щитоносцев, храбрых пращников драже и неудержимую леденцовую кавалерию?!

– О, он сразу же предпринял поход! – развеял сомнения Растяпиуса граф Эклер. – Но беда в том, что Перечное болото со всех сторон окружают Скулосводящие скалы – а их не может пересечь ни один житель Вкуснландии… И войскам пришлось отступить. Именно поэтому и я не смог помочь моей бедной кузине, хотя одним из первых бросился ей на выручку: стоило мне только ступить на отроги этих проклятых скал – как у меня немедленно свело скулы от жуткой кислятины, так что я не смог сделать дальше ни шагу! И сегодня уже целая неделя, как Вишенка томится в плену у Горчиццы, которая, наверное, за всю жизнь не угостила ни одно живое существо чем-нибудь вкусненьким… Конечно же, король Медовик XIV обещает любому, кто спасет его дочь, ее руку (правда, при условии, что сама спасенная пожелает отдать этому же человеку свое сердце), ну и Хворостовые луга в придачу.

– Я немедленно отправляюсь на помощь принцессе Вишенке, – твердо сказал принц Творимир.

– Не позволю! – возмутилась королева. – Только после завтрака.

– Молодец, сынок! – улыбнулся король.

Принц тут же отправился в дворцовую кухню и наскоро перекусил прямо среди огромных котлов и необъятных кастрюль на гигантских плитах, после чего попрощался с отцом и матерью, отказался от предложения капитана Саблявзуба взять себе в помощь двух-трех самых отважных и отчаянных рубак-стражников и зашел сказать спасибо своим гостям-ландышам (те вовсю веселили придворных, распевая задорные песенки и благоухая своим ароматом так, что некоторые изысканные фрейлины даже падали в обморок от наслаждения).

Потом принц пришел в конюшню и быстро оседлал свою любимую гнедую лошадь Смешинку.

– Мы отправляемся на прогулку?! – радостно заржала она, увидев Творимира.

– К сожалению, нет, – мрачно ответил принц. – Едем выручать из беды принцессу Вишенку, дочь короля Медовика.

– Ну, наверное, нам предстоит много веселых приключений! – обрадовалась Смешинка.

– Хотел бы и я так думать, – задумчиво пробормотал принц, наполняя чересседельные сумки всякой немудрящей всячиной, которая могла понадобиться в таком походе, – вроде томика стихов, маленькой фигурки фарфоровой балерины и двенадцати разноцветных мелков.

3.

Солнышко только-только успело предупредить Стируню, что пора перевешивать белье с его лучей на веревку (так как иначе ровно в полдень все оно просто попадает вниз, ведь в полдень солнце стоит над самой головой, и лучи его упираются прямо в землю, как флагштоки), а принц Творимир уже выезжал из ворот дворца.

Весь день он скакал в сторону Вкуснландии – так быстро, как только могла Смешинка, а вечером остановился уже на самой границе. Принц разжег костер на опушке леса, поужинал творожными лепешками и заснул. Ночью, пока Смешинка то дремала, то тихонько паслась в сторонке, он видел тревожный сон…

Ему снилось, что бедная принцесса сидит одна-одинешенька в темном чулане, и только месяц протягивает ей свой тоненький лучик сквозь узенькую щелочку. А в это время коварная Горчицца в соседней комнате варит в своем ведьминском котле какое-то злобное зелье…

Принц проснулся рано от пронзившей его утренней прохлады, быстро раздул угли костра, бережно сохранившие тепло, поджарил себе на завтрак два кукурузных початка и вскоре уже снова был в пути.

Стражники, охранявшие границу Вкуснландии, обрадовались такому гостю – все жители страны ужасно горевали из-за похищения принцессы – и тут же объяснили ему, как быстрее всего достичь Скулосводящих скал, или, как их еще называли, Оскоминных гор. Так что уже к вечеру Творимир подъехал к этому наводящему тоску месту.

Скалы были всего лишь чуть-чуть выше деревьев окружавшего их леса и больше всего напоминали гнилые обломанные зубы. От одного взгляда на них становилось так кисло на душе, что хотелось съесть карамельку и убраться отсюда подобру-поздорову…

Но принц уверенно поехал вперед, к ближайшему перевалу. Когда до него оставалось сто шагов, он спешился, чтобы лошади было легче идти. Когда оставалось всего шагов тридцать, Творимир уже всерьез боялся того, что его лицо навсегда останется жутко перекошенным, потому что ему никогда не удастся избавиться от отвратительного вкуса, которым наполнилось все вокруг.

Всего в десяти шагах от перевала он уже готов был развернуться и бежать назад без оглядки… но как раз в этот момент неожиданно весело заржала Смешинка!

– Ты чшево? – спросил у нее принц, непроизвольно жмуря один глаз.

– Да вот подумала: можно ли конягу с такой кислой миной на морде, как у меня, все еще называть Смешинкой? – улыбнулась верная лошадь всеми своими зубами сразу.

Принц тоже не смог удержаться от смеха, они легко перевалили через перевал и стремглав бросились вниз, к Перечным болотам.

– Тьфу, – сплюнула Смешинка, как только скалы остались позади. – Вот уж и правда оскомина, никак от этого привкуса не избавиться…

– Меня вот беспокоит, как мы будем выбираться отсюда вместе с Вишенкой, – озабоченно пробормотал принц, – она же жительница Вкуснландии и не сможет так легко, как мы, перебраться через эти скалы.

– Но ведь как-то же ведьма ее сюда перетащила? – глубокомысленно заметила лошадь. – Значит, она знает особое средство…

– Будем надеяться, – вздохнул принц, и они ступили на топкую поверхность Перечного болота.

Творимир все еще вел Смешинку в поводу. С каждым шагом у них все больше и больше свербело в носу, к тому же ужасно слезились глаза.

– Зажмурься, Смешинка, – попросил принц. – Лучше будет, если я один буду смотреть, а тебя поведу вслепую: у тебя ведь такие огромные чувствительные глаза…

Смешинка согласилась. Творимир пытался зажимать себе и лошади лицо носовыми платками, но, несмотря на это, вскоре все равно оба стали безудержно чихать. Особенно тяжело приходилось Смешинке – у лошадей такой большой нос, что чихание дается им с огромным трудом. Хорошо хоть, болото оказалось неглубоким и не таким уж топким, и к тому же совсем небольшим, так что вскоре путники вышли к большому грязному дому, выстроенному из почерневших бревен. Дом был окружен старым, завалившимся на бок забором, на кольях которого тут и там торчали вперемежку дырявые горшки и белые черепа животных и птиц – от огромного бычьего с толстыми рогами до маленьких ласточкиных.

Творимир хорошенько прочихался, выхватил шпагу и бросился внутрь ведьминого жилища.

Первые несколько мгновений он ничего не мог различить в сумраке, наполнявшем это темное логово, но зато сразу услышал мерзкий скрипучий голос:

– Эт-то што ашшо на моем болоте за невидаль?! Никак, пробрался-таки один принцессин избавитель, самый упорный, да самый глупый? Сгодится мине на ужин! А ну, слуги верные, хват-тайте-ка его, да кидайте в котел.

Принц тряхнул головой и наконец-то разглядел, как из разных углов на него набросились три ведьминых прислужника: уродливый гном с кочергой, василиск, больше всего похожий на огнедышащего петуха, и кикимора, зеленая, костлявая, с ядовитыми когтями.

Творимир легко увернулся от кочерги и встал как раз между василиском и кикиморой, подождал, пока те наберутся храбрости, чтоб напасть – и в самый последний момент отпрыгнул в сторону! Кикимора в мгновение ока сгорела в пепел, а петух весь позеленел от яда и так скукожился, словно превратился в маленькую костяную игрушку.

Гном, оставшийся в одиночестве против грозного принца, тут же бросил свою кочергу и хотел уже было юркнуть под лавку, да только Творимир схватил его за бороду, поднял и подвесил за шкирку на торчащий из стены крюк.