Текст книги "Анжелика в Новом Свете"

Глава XXVIII

– Некоторые из вас уже знают, что сейчас произойдет, – сказал граф де Пейрак, поднимаясь. – Для других это и впрямь будет сюрпризом. Но я думаю, он всем принесет одинаковую радость, ибо все вы заслужили ее.

Итальянец Поргуани и Кловис вышли в мастерскую. Когда они, медленно выступая из темноты, снова появились в освещенной зале, все увидели, что они несут деревянные носилки, и, судя по тому, как напрягались их мускулы, очень тяжелые. На носилках что-то мягко поблескивало. Они подошли ближе, и теперь можно было различить, что это какой-то огромный брусок, излучающий загадочный свет, таинственный и холодный. Поргуани и Кловис поставили носилки на стол перед графом де Пейраком.

Это было золото.

Брусок, лежавший на носилках, состоял из множества сложенных вместе золотых слитков.

Граф взял один из слитков и поднял его к свету:

– Вот плоды нашей работы. В течение двух последних месяцев мы упорно занимались купелированием руды, добытой летом. Каждый слиток содержит три ливра, или тысячу семьсот унций, чистого золота, это первая доля каждого из нас, ее я передаю вам в вечер Богоявления. Вот они, плоды наших трудов, любуйтесь! Должен сказать, что результат сегодня превзошел все ожидания. В наступившем году, когда наш форт расширится, хорошо вооружится, будет надежно защищен, когда мы привезем сюда по Кеннебеку отряд наемников, пушки, провизию, мы сможем спокойно заниматься своей работой, и наша добыча станет еще значительнее. Согласно контракту, который мы с вами заключили, половина добытого нами золота будет поровну поделена между всеми вами, моими первыми компаньонами, и послужит началом личного состояния каждого из вас. С помощью остальных денег – я беру это на себя – мы укрепим и расширим наш форт, оплатим наемников, вооружение наших кораблей и прочие расходы. Таким образом, связанные друг с другом силой золота, а также и серебра, которое тоже имеет ценность, хотя добыча его и не является нашей основной целью, мы станем могущественными. Мы увеличим наш флот, который займется торговлей, и сделаем Голдсборо одной из основных его баз. Мы расположим фактории по всему берегу Кеннебека и Пенобскота. Мы заложим новые рудники, и владельцами их могут стать те из вас, кто готов снова преодолевать трудности, что обычно предшествуют успеху… Мэн, страна лесов, изрезанных реками и речушками, а с другой стороны, страна, берега которой омывает изобилующий рыбой океан, страна до сих пор дикая, где многочисленные племена истребляют друг друга в бесконечных междоусобицах, Мэн, страна невидимых серебра и золота, станет нашим королевством, ибо мы одни будем владеть тайной ее богатства. Жалеете ли вы, что последовали за мной?..

– Нет!.. Нет, монсеньор! – прокричало несколько охрипших голосов.

Но большинство не в силах было вымолвить ни слова.

Куасси-Ба обошел всех и своей черной рукой, рукой волхва, положил перед каждым слиток золота.

Они едва осмелились коснуться его. Их глаза, слегка затуманенные парами алкоголя и табачным дымом, впились в эти слитки, наслаждаясь их блеском, не в силах оторваться от них. В слитке золота, словно в хрустальном шаре ясновидца, витали перед ними призраки их давних, их самых затаенных мечтаний, их самых дерзновенных чаяний.

А Анжелику неожиданно охватил страх: золото развращает, один раз оно уже разрушило ее счастье. Не ослепит ли оно своим сиянием этих людей, не доведет ли их до беды? Она посмотрела на мужа. Он напоминал мага, созерцающего человеческие страсти, которые он сам вызвал.

Эти люди, чьи характеры он формировал по своему образу и подобию в ежедневной работе, не разочаруют ли они его, не поддадутся ли они тлетворному влиянию этого фетиша, который, кажется, правит человечеством с незапамятных времен?

Она почувствовала, как какая-то тяжесть в груди сменила вдруг ее недавнюю радость.

– Золото! Вечно это золото! – пробормотала она. – Я боюсь! Это из-за него вас тогда прокляли!

Жоффрей искоса посмотрел на нее.

– Не надо бояться золота и его власти, – сказал он. – Нет ничего на свете, что могло бы унизить человека, если он сам не поддастся унижению. Но человек желает быть чистым духом, подобным Богу, и, когда он оценивает свою материальную сущность, он обнаруживает в ней все свойства материи. И он не хочет согласиться быть земным… Вот почему он поочередно то проклинает, то обожествляет все то, что больше всего завораживает его воображение, – золото, женщину, науку, богатство… в то время как он должен только искать, каким образом заполучить их. Кто ищет, тот обрящет.

Плотник Жак Виньо с растерянным видом крутил в руках слиток:

– Мне, например, пока ничего больше и не надобно, быть бы только здесь. Чего еще, работенка неплохая, и в конце ее кое-что светит, да и надсмотрщики у тебя не ходят по пятам… Слов нет, приятно держать такое в руках, но я столько всего перевидал в жизни…

– Оно будет меньше беспокоить вас, когда вы увидите его в Бостоне, превращенным в полновесную звонкую монету. Тогда вы разберетесь, что с ним делать, – сказал де Пейрак.

– Кошелек, полный экю? – сказал плотник, озадаченно глядя на графа.

– Два, три кошелька… То, что у вас в руках, – это на тысячу монет.

– Эх, дружки мои, вот тогда попируем вволю! – воскликнул плотник, звонко хлопнув по спине своего соседа.

Все вдруг заговорили разом, принялись строить планы, что-то сложно подсчитывать, и от волнения голоса у всех стали пронзительными.

Госпожа Жонас поднялась, чтобы унести блюда. Она считала недостойным допустить, чтобы такое великолепное золото лежало среди остатков ужина, как бы прекрасен он ни был.

Она и ее муж получили каждый по слитку золота, что составляло три тысячи четыреста унций, Эльвира – один для себя и один на двух своих мальчиков.

Старый Элуа Маколле отодвинул свою долю:

– Вы ошиблись, мессир граф. Я не состою у вас на службе. Я пришел просто так, сам по себе, да взял и остался. Мне вы ничего не должны.

– Ты пришел на готовенькое, старый разбойник, – ответил Жоффрей де Пейрак. – Помнишь ли ты Евангелие?.. Да? Вот и хорошо. Подумай над ним и бери то, что тебе дают. Ты купишь себе новую лодку и всяких товаров на два года и скупишь все меха запада. Твои конкуренты лопнут от зависти.

Старый канадец вскинул восхищенный взгляд, расхохотался и принялся вслух мечтать, расписывая, каким образом он опустошит все реки окрест.

Потом они переглянулись со смущенным видом и, пошушукавшись, сказали:

– А что нам делать со всем этим золотом? Мессир граф, когда-то еще мы разбредемся каждый своим путем и снова будем жить в городах… Уж лучше, мессир граф, пока храните его у себя, ведь вы не боитесь золота, а для нас это слишком беспокойно – золото под подушками будет мешать нам спать.

– Идет, – смеясь, сказал де Пейрак, – но сегодня наглядитесь на него вдоволь. Это плоды вашего труда и дар Всевышнего, который создал землю.

Глава XXIX

Как раз в этот момент Анжелике почудился чей-то зов. Сквозь звуки куплетов, звон гитары и немного скрипучее, однообразное завывание колесной лиры, на которой играла госпожа Жонас, ей послышалось, как чей-то голос взывал:

– Помогите! Помогите!

Но нет, это же невозможно, тотчас подумала она, крики ей просто почудились. Однако почти тут же ей показалось, что крик повторился.

Анжелика рывком выпрямилась.

– Что с вами? – с удивлением спросил Жоффрей и взял ее за руку.

– Там, во дворе, кто-то кричал…

– Кричал? Вам пригрезилось, моя душенька.

Поющие замолкли и повернулись к ним:

– Что случилось?

– Во дворе кто-то кричал…

– Кричал… во дворе! – не очень-то вежливо прыснул со смеху Николя Перро, что было ему несвойственно и явилось следствием возлияний. – Кто станет бродить по лесу в такую ночь? Никто, кроме канадских французов, не осмелится сейчас даже нос наружу высунуть!.. А скорее это привидения…

Все замолкли и со страхом переглянулись. Привидения!

И сразу они почувствовали себя одинокими, затерянными в снегах, в глубине зимы, словно в глубокой расщелине. Ледяные объятия зимы жестоко сжимали их, и теперь, когда огонь в очагах немного притух, они вспомнили о промозглом холоде, который царит там, за окном, и вкрадчиво и неотступно проскальзывает через малейшие щели в их жилище, услышали тихий неумолчный свист северного ветра, который скреб обледеневший снег и окружал их со всех сторон, словно злобным заклятием.

Они знали, что никто не осмелится прийти сюда в такое время года. Но кто же тогда мог кричать там в эту морозную и ветреную ночь?

Привидения!

Анжелике снова послышался крик.

– Разве вы не слышите? – спросила она, вскакивая.

Но сейчас крик показался ей не таким отчетливым, и, видя недоверчивые взгляды окружающих, она решила, что у нее просто галлюцинации.

– Может, это ветер так странно воет, словно человек, – пробормотала она.

– Но тогда бы мы тоже слышали…

Жоффрей де Пейрак встал и направился к двери.

– Будь осторожен, отец! – крикнул Флоримон, бросаясь вслед за ним.

И, обогнав отца, он распахнул дверь в чулан, потом, в глубине его, потянул за ручку входной двери, но не тут-то было – заметенная снаружи снегом дверь словно приросла к нему, и пришлось немало потрудиться, прежде чем ее открыли.

Холодный воздух вместе с легким облачком снежной пыли со свистом ворвался в залу.

Флоримон, держа пистолет наготове, отскочил в сторону, прислушался.

Анжелика и те, кто сидел за столом, пригнувшись, увидели издали в проеме двери только рассеянный фосфоресцирующий свет, в котором вздымался султан снега, поднятый северным ветром. Потом все догадались – вот уж чего не ожидали они в такую ночь! – что это луна пробилась из-за облаков, залив все окрест своим серебряным сиянием.

– Никого нет, – сказал Флоримон. – И холод адский, – добавил он, захлопывая входную дверь.

Он вошел в залу, плотно прикрыл внутреннюю дверь, и все с облегчением вздохнули. Куда приятнее было чувствовать себя в тепле их немудреного жилища, чем думать о том, что происходит за его стенами.

Порыв ледяного ветра, словно смертоносный вихрь, ворвавшийся в залу в тот момент, когда Флоримон открыл дверь, разметал застоявшееся там облако табачного дыма, и теперь сидящие за столом видели друг друга сквозь эти белесые извивающиеся ленты, которые спиралью скручивались у них перед глазами.

Волна холодного воздуха пригнула также пламя ламп и свечей. Несколько свечей погасло, и от них, издавая неприятный запах, завитками тянулась густая копоть.

– Мне кажется, добрые вина слегка ударили вам в голову, дорогая, – сказал де Пейрак. И его голос развеял у всех чувство тревоги.

Одна Анжелика пребывала в смятении. «А что, если кто-нибудь умирает сейчас в снегу, может быть совсем рядом?» – думала она.

Она с тревогой смотрела вокруг, пересчитывая своих. Все дорогие ее сердцу люди были здесь, в безопасности, под ее опекой.

Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику за талию, словно желая подбодрить ее. В немом вопросе он приблизил к ней свое лицо. Она уклонилась от его взгляда.

Она, как, впрочем, и все, вволю насладилась сегодня вкусной едой и горячительными напитками, и теперь ее, чего доброго, обвинят в том, что ей мерещатся голоса.

Но происшествие все же омрачило конец праздника.

Дети клевали носом. Их отнесли в постели вместе со всеми игрушками. Напротив поставили на табуретку мисс Тыкву, чтобы она присматривала за ними со своей ярко-красной, немного мрачной улыбкой. Бартелеми, Тома и Онорина изо всех сил таращили свои глазенки – так хотелось им дождаться того момента, когда погаснут глаза и улыбка этой чудесной мисс. Но борьба длилась недолго, и они безмятежно уснули в мягком, полупрозрачном свете волшебной тыквы.

Анжелика нашла предлог, чтобы выйти во двор. Мысль, что какое-то заблудившееся человеческое существо умирает в снегу в нескольких шагах от их жилища, не оставляла ее и не дала бы ей спокойно уснуть. Она сказала, что хочет отнести несколько кусочков сахара лошадям, – они ведь заслужили, чтобы их тоже побаловали по случаю такого праздника.

Никто не обратил на ее слова внимания. Она натянула плотные рейтузы под юбку, меховые сапоги и набросила на плечи накидку, подбитую волчьим мехом. Еще нужны теплые перчатки, и тогда она вполне сможет совершить небольшую прогулку. Около входной двери Элуа Маколле, тоже накинувший поверх праздничной теплую одежду, зажигал потайной фонарь.

– Вы возвращаетесь к себе? – спросила она его.

– Нет, я иду с вами, сударыня, потому что вы во что бы то ни стало хотите посмотреть, что там во дворе.

Глава XXX

Фонарь оказался ни к чему. Все вокруг было залито лунным светом.

Плывущие по небу черные, как копоть, тучи сейчас лишь изредка закрывали собою ночное светило. Снегопад, который вдруг начался к вечеру, когда уже стемнело, прекратился, но все было засыпано толстым слоем снега, который усиливавшийся мороз покрыл крепким настом, похрустывающим под ногами.

Едва они миновали узкий проход между сугробами, что вел от порога дома во двор, как ветер, гнавший поземку, ударил им в лицо ледяной пылью, и она безжалостно впивалась в кожу, словно тонкие металлические опилки. Они гремели по одежде, жгли лицо.

Пригнув головы, Анжелика и Элуа Маколле направились к конюшне, потом дальше, чтобы взглянуть, что делается за палисадом. По дороге Анжелика пристальным взглядом смотрела по сторонам, пытаясь разгадать тайну этой необыкновенно светлой ночи.

Видно было довольно далеко, до самого конца первого озера.

Все вокруг было окутано поблескивающей дымкой. Это поземка, словно алмазная пыль, вихрем закручивалась в гало вокруг верхушек деревьев, венчала нимбом вершины холмов, подчеркивала линию берега. А озеро, укрытое освещенным луной гладким и блестящим снежным покрывалом, больше, чем когда-либо, заслуживало сейчас названия «Серебряное».

Непрекращающееся пронзительное посвистывание и перешептывание зимней ночи звучало скорбной песней замерзшей земли, отданной на растерзание суровой северной зиме.

Глаза Анжелики слезились от ветра, и это мешало ей смотреть. Вдруг внизу, на другом конце озера, промелькнул белый прозрачный силуэт. Кто-то бежал, размахивая руками, а потом, вдруг перекувырнувшись, исчез, словно растворился в беспощадном снежном вихре.

Анжелика и Элуа Маколле, ошеломленные, направились к краю мыса.

– Ну, теперь-то вы видели, Элуа, вы видели?.. – крикнула Анжелика.

Старый траппер покачал головой.

– Это привидения, – пробормотал он. – Николя Перро верно сказал: это привидения… Кому же еще бродить по лесам в такую непогодь, кроме как привидениям…

– Да вы бредите… Привидения!.. Там люди…

Она закашлялась, потому что холодный воздух попал ей в горло и у нее перехватило дыхание, а потом повторила, прокричав ему прямо в лицо:

– Я говорю вам, там люди… и они гибнут…

Они поспешно вернулись в форт. Их рассказ вызвал общее смятение.

Анжелика пыталась убедить всех, что она и вправду видела человека на противоположном берегу озера. Но старый Маколле упрямо твердил:

– Да привидения это, привидения… В конце концов, они же существуют… Уж я-то их вижу не в первый раз…

– И я! И я тоже! – поддержало его несколько голосов.

Анжелика остановила поток историй о призраках и привидениях, который вот-вот готов был хлынуть, топнув ногой и прокричав изо всех сил:

– Довольно, это люди, я вам говорю! Я слышала их крики!.. Слышала, понимаете?..

– Э-э-э… Крики… Ну хорошо, госпожа графиня, пусть это и впрямь кричали люди, которых вы увидели на берегу озера, но как все-таки вы могли услышать их, сидя здесь, в зале, ведь это больше чем в миле отсюда?

– Да нет, тут дело ясное – это привидения бродят и пугают добрых людей в сочельник, – сказал мэтр Жонас, нравоучительно поднимая палец. – И нам не остается ничего другого, как поплотнее законопатить все щели да помолиться.

Анжелика провела рукой по своему холодному, словно твердое, бесчувственное дерево, лбу.

Чему верить? Что думать?.. Ну хорошо, пусть услышанные ею крики были галлюцинацией, но фигура, которую она увидела на берегу озера, – нет, это не плод ее воображения!

Граф де Пейрак показался на пороге своей спальни, куда он ушел незадолго до их возвращения. Он спустился по ступенькам, которые вели в залу, и спросил о причине волнения.

– Мы заметили… кто-то там, внизу, на краю озера… – объяснила ему Анжелика.

– Да, там бродят привидения, – подтвердил Маколле. – Наверняка это неприкаянные души, я видел сквозь этого призрака лес…

Анжелика не осмелилась настаивать, ибо у нее тоже создалось впечатление, будто он был прозрачный.

– Может, это просто снежный смерч, поднятый ветром? – предположил граф де Пейрак.

Но на этот раз Анжелика и Маколле сошлись во мнении:

– Нет! Нет! Это… что-то другое.

Жоффрей де Пейрак внимательно смотрел на жену. Он заметил, что у нее какой-то потерянный взгляд, – такой бывает она, когда ее что-то гложет. В эти дни она словно уходила в себя, целиком поглощенная вопросом, который еще не могла точно сформулировать, но на который она одна должна была найти ответ. Он догадывался, что она до крайности чувствительна к феноменам, имеющим в основе абсолютно материальную сущность, но не становящимся от этого более объяснимыми.

Граф размышлял.

Николя Перро разделял его сомнения. Он посмотрел на Анжелику тем же самым озадаченным и проницательным взглядом, что и хозяин, и вдруг выпрямился.

– Нужно идти туда, – решительно заявил он. И обернулся к Анжелике. – Вы именно этого хотите, госпожа графиня? Да?.. Что ж, если так, тогда пойдемте…

– Идет, – сказал граф, решаясь. – На худой конец, мы рискуем всего лишь совершить не очень приятную прогулку, но зато вы успокоитесь, дорогая, не правда ли?

Овернец Кловис отшатнулся, отчаянно замахав руками.

– Бежать за призраками мне? Ни за что! – воскликнул он и, бросившись на нары, с головой укрылся одеялом.

И этот нечестивец даже перекрестился несколько раз.

В сопровождении Николя Перро, двух испанцев, Жака Виньо, Флоримона и Кантора Анжелика и граф де Пейрак с фонарями спустились к озеру. Итальянец Поргуани уже улегся спать в своей клетушке около мастерской, и они решили его не беспокоить. Элуа Маколле следовал поодаль, ворча и перебирая в кармане четки.

Луна время от времени скрывалась за облаками. Снег был такой твердый, что не пришлось даже надевать снегоступы.

Они медленно продвигались по правому берегу озера. Идти было трудно, и все молчали. Слышно было только, как поскрипывал под сапогами и мокасинами снег да тяжело и хрипло дышали люди, тем более что в морозном воздухе все звуки усиливались.

Дойдя до конца озера, они остановились.

– Вот здесь, – сказала Анжелика, оглядываясь. Вокруг царила тишина, такая торжественная тишина, что беспокойство, которым они только что были объяты, сейчас казалось необъяснимым.

Даже ветер немного утих, и поземка дула совсем слабо, едва взметая свежевыпавший снежок.

Пройди они еще немного вперед, они увидели бы водопады, сверкание клокочущего каскада, похожего на трубы хрустального органа. Все вокруг выглядело сумрачным, спящим.

– Ну что ж, поищем, – сказал граф де Пейрак.

Они разошлись в разные стороны, кругами освещая землю светом фонарей.

Но снежный покров был девственно-нетронутым.

Закоченевшая Анжелика уже готова была упрекнуть себя в чрезмерной настойчивости. Завтра, когда она проснется и винные пары рассеются, она посмеется над этой глупой историей. А потом ей придется приготовить себя к тому, что все долго еще будут подтрунивать над ней. Потом вдруг неудержимое и упорное желание обязательно найти, разгадать эту тайну охватило ее, и она искала, искала, натыкаясь на деревья, на кусты, оступаясь в рытвинах.

Немного погодя они снова собрались все вместе и решили возвращаться в форт.

Но словно какая-то невидимая рука продолжала тянуть Анжелику назад. Она никак не могла решиться покинуть это место и, дав другим обогнать себя, потихоньку отстала.

Она жалела, что с ними нет индейца из племени панис, который сопровождал обычно Николя Перро, – вот у кого действительно нюх, как у охотничьей собаки. Но он очень боится ночных призраков, и даже сам Николя не смог бы, пожалуй, заставить его пойти с ними.

В последний раз Анжелика обежала взглядом заснеженное пространство от берега озера до опушки леса.

Там какой-то странный сугроб…

В этот момент луна в полном своем сиянии выползла из-за тучи, пучок серебряного света скользнул между ветвями и упал на этот холмик. Анжелика чуть не закричала.

Рассеянный свет, придавая новую форму теням, особенно четко вырисовывая бугры и впадины местности, вдруг на один миг выхватил из темноты очертания распластанной человеческой фигуры.

Она увидела, да-да, увидела под белым покрывалом мягкие очертания головы, тела…

А там, дальше, не откинутая ли это рука?..

С бьющимся сердцем она поспешила туда. Холмик снова был погружен в полумрак. Она бросилась на колени и с неистовством стала разгребать снег. Она что-то нащупала, еще не зная, что именно, но что-то она уже держала в своих руках, судорожно сжимающихся по мере того, как она тащила, и это были не листья, не земля, не… Но что же?.. Что можно было найти здесь под снегом?..

Она сняла перчатки, чтобы лучше прощупать пальцами, – материя!..

И тогда она принялась тянуть, изо всех сил тянуть. И что-то тяжелое, негнущееся показалось из-под снега. Это была рука человека.

Она продолжала разгребать, тащить, уже высвободила плечо, приподняла весь торс, и снег легко соскользнул с туловища, потому что снега было не так много, как раз столько, чтобы скрыть от взглядов тело человека, который упал тут от изнурения.

Высоко подняв фонарь, она посветила вокруг. Тут, под снегом, лежали и другие. Теперь она ясно угадывала их. Как же они не заметили их раньше? Ведь столько людей всего лишь несколько минут назад прошли здесь, совсем рядом с ними.

Она снова принялась за работу, и ей удалось окончательно вызволить первое тело и волоком перетащить его на открытое место, цепляясь за одеревеневшую одежду своими ноющими от боли голыми пальцами. От волнения она дышала так лихорадочно, что у нее огнем горело горло. И она была не в состоянии позвать на помощь.

К счастью, вблизи послышался голос графа, окликающий ее, – это Жоффрей де Пейрак вернулся за ней.

– Где вы?..

– Здесь, – ответила она, – идите скорее, скорее, вот они.

– О боже! – воскликнул Жоффрей. И увидел, как она выходит из тени деревьев, согнувшись под тяжестью какой-то темной и неподвижной ноши.