Текст книги "Бредогенератор Два. Коллективное бессознательное"

Выиграет

Выиграет он или проиграет? Азарт захватывал и будоражил. С каждым новым клиентом начиналась новая жизнь. Риск. Фол. Предвкушение. Сколько раз он срывался и не получал ничего? Нет им счёта. Иногда останавливался, ждал. Но вот снова заказ. Эмоции, дрожь, приказ.

– Помоги, заплачу́, – знакомый сказал.

– Ставка? – ответил.

– Свобода.

И взялся герой за новую схему. Комбинации цифр, людей, засады. Всё получалось. Но в конце попался он в образа сети́. Пытался их рвать и тянуть, кричал уже он:

– Спаси!

Ловушка захлопнулась. Никто не поможет. Дорогу свою он пройдёт или же не дойдёт до начала пути.

Что же теперь, спросите вы? Как же ему дойти? Так вот ведь ответ: выше, вперёд, где круиз. Свобода и жизнь – это приз.

Наталья Ясницкая

Приз, выигрыш, джекпот… В её случае – трофей.

Замуж или вон из страны. «Замуж!» – решила она. Свидания назначала каждый вечер. Марсиане предпочитали щупать тет-а-тет, руку и сердце ровесники не предлагали. Планку запроса пришлось опустить, возраст избранника поднять…

Бинго! Он нашёлся и женился. Ну старше на пятнадцать лет, и что? Зато дети взрослые и живут отдельно. Домик на море имеет, как она мечтала, ну и пусть на северном. Подумаешь, мысль во вселенную неправильно сформулировала. Прижимистый? Так это хорошо, она и сама бережлива. Любыми правдами-неправдами вышла-таки замуж.

Один малюсенький штрих – без любви… Тут и начинается жизнь в стране, о которой мечтала, документы на руках… Но чего-то явно не хватает, а чего-то – явно перебор.

Лишнее – наличие старого, нелюбимого мужа. Мысли страшные: «Уж поскорее…» Но и этот вариант себе так, ведь контракт. Всё равно с голым мягким останешься, поэтому терпишь и, стиснув зубы, проживаешь дальше.

Не хватает любви, особенно в «послебальзаковском» ой как хочется чувств, тепла, а рядом – любимого, любящего.

Играют люди свои роли в таких союзах, но рано или поздно каждый своё получит…

Ann Shtad

Получит своё, купит костюм приличный и рванёт на побережье. Планировал он, орудуя отмычкой каждый раз.

Раздался щелчок. На удивление старая дверь даже не скрипнула. Улыбнулся: радивый хозяин замочек смазал.

Мужчина тенью просочился в квартиру и замер от восхищения.

Через огромное арочное окно слепило солнце. Его лучи пронизывали сотни или тысячи огромных и малюсеньких склянок, расставленных по многочисленным стеллажам, столам и даже по полу. Некоторые, казалось, рассыпятся от прикосновения, а другие выглядели весьма пригодными, несмотря на почтенный возраст.

Матерь божья, сколько ж он денег на это потратил! Одни флаконы стоили сущие копейки, а за другие на толкучке можно было срубить хорошие деньги.

Он усмехнулся: хороша перспектива – обворовать этого лопуха и стоять на толкучке с ретортами, в которых когда-то местные ветеринары для эксперимента смешивали лошадиную мочу. Местные умрут со смеху!

Он проверил подстолье, простучал пороги и подоконники. Ничего.

Тут он заметил тёмную бутыль, которая продавалась в аптеке на углу вот уж лет десять или даже двадцать за какие-то бешеные деньги. Внутри лежал бумажный свиток. Вот где буржуи хранят сбережения!

Мужчина перевернул увесистую склянку и потряс, но скрутка не проходила через узкое горло.

Вор грохнул стеклянным пузырём об пол. Тысячи мельчайших осколков застелили пол. Из них он выудил бумаги и рванул за дверь, убедившись, что на лестничной площадке никого нет.

Вор заржал в голос.

Видимо, надо ехать к морю без костюма.

«Копия расписки за бутыль стоимостью сто двадцать тысяч рублей…»

– Это ж тратят деньги на такое! – воскликнул он, вытирая капли пота со лба и глядя на старинную аптеку. – Некрасиво получилось. Надо хоть оригинал уничтожить, поправить карму свою.

Ольга Гузова

Свою первую душу он получил в воскресенье. Новый интригующий запах с самого утра витал в воздухе и раздражал нервные окончания. Бесёнок постоянно озирался в поисках его источника.

Со временем он научился соотносить запахи, цвета и эмоции.

Сначала он видел обычные трёхмерные картинки, в которых живое порой выглядело точно так же, как и неживое. Потом он стал видеть ауру, и сколько там обнаружилось оттенков! Его тянуло к одним и отталкивало от других. Наивность – лёгкие бирюзовые оттенки. Страх – глубокий аспидно-синий. Азарт – насыщенный карминово-красный. Возбуждение – тёмный янтарь.

А в то самое воскресенье он впервые уловил запах!

Когда он увидел Её, ему пришлось отвернуться – такое мощное воздействие она произвела на его рецепторы. Сигнальный рубиново-алый перекрывал всю остальную гамму оттенков. Витающий в том дне дух наконец материализовался в аромат разрушительного безрассудства. В ней сошлось воедино всё, что ему было нужно: и форма, и цвет, и запах. Она подошла к самому краю, тому самому, который впоследствии станет его излюбленным местом охоты.

Тогда-то он и понял, чего ему недоставало всё это время: ему нужен был Вкус.

Бесёнок вильнул хвостиком, посмотрел сквозь солнцезащитные очки на циферблат и двинулся к ней.

Он знал, что получит свою награду.

Юлия По

– Награду нужно заслужить, вы говорите. Тогда ответьте мне, чем этот мир заслужил моё рождение? Я родился – это уже награда для этого мира. Вот так! – сказал в конце концов один из спорящих.

– Не так! Это тебе в момент рождения авансом был дан в награду целый мир. Можно ведь посмотреть и с другой стороны, – вновь вернул спор к начальной точке другой спорящий.

– По-вашему получается, что я награду эту должен отслужить миру? А я говорю – нет. Этот мир обязан мне дать в награду всё, что я хочу. Я буду выжимать из него всё.

– Можно ведь посмотреть и с другой стороны. Если этот мир захочет, он выжмет из тебя всё, что ему будет нужно.

Напряжение в споре возрастало. Но возрастало лишь для одного из спорящих. Другой спорящий оставался совершенно спокоен. Может быть, потому что всё время пытался посмотреть на любое убеждение с другой стороны?

Один из спорящих сказал:

– Я всё равно буду пытаться урвать от этого мира как можно больше! И никакой другой стороны!

Другой спорящий лишь улыбнулся в ответ. Может быть, потому что бесполезно спорить с тем, кто не хочет посмотреть на свои убеждения с другой стороны?

Один из спорящих решил, что он победил в споре. Другой же подумал о том, что не всегда нужно приводить спор к ссоре.

А вы на чьей стороне? Ни одному, ни другому, себе хотя бы скажите.

Сергей Анатольевич Доброеутро

Скажите неугомонной натуре сбавить обороты. Зачастила разменивать всё своё нутро на разбросанные по миру зловония.

Кто отравил такой низменной роскошью?

Бисер рассыпался, трещинами покрывая блестящую оболочку.

Волнение наполнило сердце и сразу же скрылось, уходя по-английски.

Без надменной улыбки плакала раненая, покинутая раньше времени вечная жизнь странствующей белокурой красавицы.

По пятам подбиралось новоиспечённое безумие, тормозить не хотелось, натура уже была продана в рабство.

Но, несмотря на заведомый проигрыш, красавица продолжала взывать: «Зачем…???»

Татьяна Мотовилова

Зачем тратить время на то, что не пригодится в жизни? У неё и без того интересное, захватывающее дело. Она шла домой из школы, не отрываясь от телефона. Надо ответить всем в школьном чате, потом написать друзьям.

Её проглотил мир захватывающих игр и приключений, аниме, где надо бежать через джунгли, спасаться от тигров и змей, прятаться от обезьян. Уроки подождут, самое главное – жизнь, яркая, быстрая, и ты в ней куда-то спешишь.

Взрослеть она начала давно, мысль, что пора становиться взрослой, рассудительной, иногда посещала её перед сном. Потом загорался экран телефона, и она снова была в другой, сказочной, яркой жизни. Иногда не хотелось идти в школу, лучше выспаться до обеда, как раз к этому времени заканчивались уроки.

А ещё у неё появился взрослый друг, смущавший её своими эсэмэсками, писавший, что в 13 лет она уже взрослая, может сама строить свою жизнь и судьбу.

Когда всё выплыло наружу: прогулянные уроки, двойки в конце учебного года, переписки, игры и жизнь в телефоне, – телефон был отобран. Её лишили всех гаджетов и доступов к ним.

Зато она стала общаться с ребятами из класса, они вместе гуляли, посещали выставки и музеи. У неё теперь другая, настоящая жизнь.

Обо всём этом она хотела бы написать ему.

Ирина Ширяева

Ему бы жить да жить.

Отец был трудоголиком до мозга костей. Мы, дети, жили без отца при живом отце. Мама с обидой говорила, что он «женился на Москве». Потому как Москва – это был его почти второй дом. Отец занимал высокую должность, постоянно мотался в Москву в командировку, живя на два города.

Он всегда спешил, будто знал, что ему отмерено всего 59 лет. Он хотел объять необъятное. Забывая о том, что дома ждут жена и трое деток. Всё бежал, спешил куда-то. Не заметил, как выросли дети, не помня их даты рождения и кто в каком классе учится.

Расти без отца отнюдь не комильфо. Жили очень хорошо, ни в чём не нуждаясь. У нас всё было. Но я завидовала семьям, которые могли в выходные всей семьёй выехать за город или в отпуск на море на целый месяц.

Мне не хватало отца. Мне не хватает его сейчас. Хотелось спросить о многом.

Мне нужен был он живым. Я протерла влажной тряпкой стеллу с изображением отца.

Зачем он рано ушёл? Зачем вот сейчас всё это?

Мадина Имамова

Это странно – постоянно видеть один и тот же сон в течение многих лет. Ему снилась его бывшая учительница, которую он с другом оговорил, а её уволили из школы. Он и его друг были бесшабашные, избалованные, хулиганистые оболтусы. Учиться не слишком хотели, а пакостить любили.

Сегодня он проснулся в холодном поту, опять увидел её во сне, как она попрощалась с классом, пожелала всем оставаться честными людьми и пошла по длинному школьному коридору, роняя по пути сумочку, шарфик, а потом упала.

Врачи сказали: остановилось сердце. А ведь она была совсем молодая, только пришла на работу в школу.

Потом выяснилось, что у учительницы остался маленький сын.

Отец, узнав, что сынок с другом оболгали учительницу и её уволили, лишил его многих поблажек. А когда отцу рассказали, что молодая женщина умерла, он выпорол своего непутёвого сына и перестал разговаривать с ним.

Преодолевать трудности жизни и пробиваться в люди ему пришлось самостоятельно. Но он упорно шёл к своей цели, выучился, работал, стал отличным архитектором.

А вот от учительницы во сне никак не удавалось избавиться. Ему было всегда тревожно и страшно.

Спустя время он разыскал сына учительницы, которого воспитывали бабушка с дедушкой, стал тайно помогать им, оставляя конверты с деньгами в их почтовом ящике. Это оказалось подспорьем для мальчика и стариков.

В одну из ночей учительница пришла к нему во сне со словами: «Прощаю тебя. Спасибо за помощь. Больше не приду».

Первый раз за все эти годы он крепко выспался, проспал работу. Поехал мириться с отцом. Отец сказал: «Это надо было сделать. Надо!»

Ирина Ширяева

Остановиться бы. Но бежать по крутящемуся колесу рулетки и остановиться – самоубийство.

Человек запыхавшийся, измотанный, плюющий кровавой слюной, бежал. Он прыгал по ячейкам, несущимся ему навстречу с бешеной скоростью. Чëрные, красные, зелëные.

Скучающие монстры в подпольном человеческом казино зевали. Большая игра не началась. Ставили мелочь: кольца от Сатурна, парочка астероидных поясов, молибденовая комета.

Человеки для монстров казались презабавными. Не то что недавние амебоиды из системы Глюк. Те не напрягались, лениво ползали по ламберному столу, затягивали игру, лишали азарта.

Другие – человеки. Упрямые, злобные, выносливые, они сражались с безжалостной судьбой. Людишки, искалеченные ударами об стол, измотанные на колëсах рулетки, бегали, прыгали. Пачками умирали в колодах, раскиданных по зелëному сукну.

– Го-о-оспода, – подвыпивший монстровый купчик решился гульнуть, – ставлю Землю. На зеро! Беги, человечек, спасай детишков.

Мужчину атлетического сложения монстр-крупье подбросил в воздух и крутанул блестящую ручку рулетки.

Человек бежал, бежал. Ему нельзя останавливаться на зелëном оконце зеро. Только не на нëм.

– Пять красное, – крупье брезгливо отбросил трупик в мусорную корзину. – Земля спасена, вновь.

И монстр-купчик, продувшийся в дым, слонялся по казино, плакался в жилетку и бормотал:

– Не тот день я для удачи выбрал, не тот…

Оксана Царькова

Не тот

«Не тот, снова не тот», – думала она. А так славно всё начиналось, конфетно-букетное, несказанное, нежное. И маме он понравился, и бабушке. И даже отец, обычно нелюдимый по отношению к её друзьям, беседовал с ним о чём-то подолгу, заинтересованно.

Мечталось о свадьбе, о белом платье, о детях – мальчике и девочке… Всё рухнуло в один момент.

Пришла его бывшая. С ребёнком в коляске. Ребёнку пять лет. Голову толком не держит, слюна постоянно бежит. Глаза безумные, ходить никогда не сможет. Мать рассказала, что у него половина желудка и все органы недоразвитые. Врачи говорят, потому, что его будущий папа употреблял наркотики. Это было ещё до встречи с мамой ребёнка, а вот – сказалось. Мина замедленного действия. Ещё до рождения у малыша началось разрушение организма.

Она обрадовалась, что не беременна. Никогда, ни за что! Врагу не пожелаешь такого ребёнка. Выход один – расстаться. Она хочет семью и детей. Но нельзя строить её с таким человеком. Нельзя детей рожать и воспитывать не с теми.

Ирина Ломакина

– …не с теми, понимаешь ли, я водку пил…

Мужик приободрился и вышел на новый виток своей биографии. Я подставлял лицо солнцу и наслаждался любимой музыкой в наушниках. Между треками возникали звуковые паузы, вот туда-то и залетали обрывки истории этого бородача.

– …а лоб у меня что твой горшок железный…

Я бросил взгляд на часы. В ушах – потрясающие мощь и напор от Metallica с его «Хозяином марионеток». Все восемь минут. Мужик придвинулся.

– …пилила и пилила, пилила и пилила…

Особенный для меня «Breaking the Habit» с его фантастической электроникой, живыми струнами растекался от макушки до самых пяток. Девушки всё не было.

– …и отмечаться раз в неделю…

Потянуло чем-то кислым. Я отодвинулся. Удивительный драйв от трека про иммигранта Led Zeppelin захлестнул моё тело. Нога отстукивала ритм, котелок устраивал гонки по вертикали.

– …нет никого. Вот здесь вот прямо боль такая…

Лирическая «Love Backs Down» лилась как будто по капиллярам, как будто прямо через сердце.

Она выпорхнула откуда-то сверху. По-мальчишески нескладная и по-девчачьи хрупкая. Именно такой я её себе и представлял.

– …пропало. Рассыпалось по чужим людям. Холодно везде. И хлеб…

Я передал ей один наушник и включил трек Depeche Mode «In your room». Она слушала внимательно, склонив голову чуть набок. Я взял её за руку, и вместе мы зашагали по парку, оставляя бомжу свободную лавочку. Музыка остановилась.

– …и жизнь… Она какая-то не о том была. Понимаешь?!

Неслось нам вслед издалека. И уже совсем тихо, на излёте:

– Не о том.

Юлия По

Не о том думала она, разводясь с мужем. Ей бы жить спокойно и уютно в красивой квартире, имея приличный счёт в банке и полное обеспечение от бывшего мужа. Можно было найти приятного спутника жизни, уделять больше внимания детям.

А она встала на тропу войны. Решила ни за что не дать спокойной жизни бывшему мужу. Итак, война была объявлена: родственники, дети, знакомые – все обязаны были звонить её бывшему и рассказывать, как она страдает.

Дети быстро устали, сказали, что им через год заканчивать школу, и, если террор будет продолжаться, они уедут жить к отцу.

Родственники и знакомые посылали её работать. А лучшая подруга сказала, что, имея любовника, помимо мужа, стыдно так вести себя, ведь это и стало причиной развода.

Страдание, конечно, было, но был ещё эгоизм и нежелание смириться с ситуацией. Это и заставляло совершать необдуманные и безумные поступки.

В запасе оставались бабки и дедки, колдуны и колдуньи, экстрасенсы и т. д. Хотя и они говорили, что их брак был заранее обречён на развод, у неё и её мужа разные судьбы. Узнав, что её бывший муж переехал к лучшей подруге, хотя это произошло спустя год после развода, она поехала в далёкую деревню к чёрной колдунье. Та взяла с неё очень много денег, долго отговаривала от мести, предупредив, что женщина пожалеет об этом.

Выполнив указания колдуньи, стала ждать. После визита к бабке ей везде мерещилась чёрная тень, заставлявшая её постоянно злиться, проявлять агрессию и портить отношения с людьми.

Бывший муж попал в жуткую автомобильную аварию, еле выкарабкался, но восстановился. Подруга заболела гриппом, была на грани жизни и смерти, но выздоровела. Дети ушли жить к отцу.

Она осталась наедине с чёрной тенью. В какой-то момент поняла: это её душа, и ей стало жутко.

Внезапно к ней пришёл дух умершего отца и строго сказал: «Готовься, скоро ты уйдёшь из этого мира. Мы с тобой будем жить в разных измерениях. Ты совершила много зла. Плохо я тебя воспитал. Прощай».

Она почувствовала, что летит, её подхватывают чёрные птицы. Наступает час расплаты. Ей страшно. Спасибо отцу, что с ней поговорил.

Ирина Ширяева

Поговорил на днях с маминой сестрой, тётей. И в очередной раз расстроился.

Вот сколько он себя помнил, никогда доброго слова от неё не слышал. Тётка всю жизнь завидовала его маме, да и семье в целом.

Мама была доброй, открытой, умела радоваться чужим радостям. Тётка же – антипод мамы. Зависть, алчность. К тому же умела блестяще ни за что обидеть, обвинить во всех бедах родного человека.

Злость настолько накрывала тётку, что во время очередного телефонного разговора с мамой у мамы случился первый инсульт. Затем второй, третий.

Мамы не стало…

Думал, тётка на этом успокоится. Так нет же… Она принялась за него. Настроила всех родных против. Даже внуков против его детей. Говорит всем гадости про него.

Ему иногда казалось, что это просто кошмарный сон. Что такого не бывает в жизни. Но реальность говорит об обратном.

Он всячески пытался донести до тёти, что можно жить по-доброму, по-хорошему. Но увы.

Он перестал общаться с ней… Вычеркнул тётку из жизни. Он так решил.

Мадина Имамова

Решил разрушить последний мост тяготивших отношений. Взглянув искоса на обломки, хотел было рассмеяться, легко вздохнуть, но… предательски защемило.

В безрадужной мгле представился новый горизонт, как будто пуповина, державшая прежде крепко его, оторвалась. Дрожь пробирала его существо, сердце предательски замерло.

Раздражительная нота, прежде всегда наводящая на адреналиновую волну, вдруг не вызывала эмоций.

А избитый ритм казался старой рухлядью, который захотелось кинуть об стену.

Неумолимо надвигалась жизненная трагедия. Прошлое ныло, сжимало рёбра и отсчитывало последние секунды. Ещё мгновение – и казалось, что превратившееся в угасший уголёк сердце даст команду сознанию до конца всё разрушить.

Татьяна Мотовилова

Разрушить, создать или склеить. Задавала вопросы, когда пришло оно. Объёмное, дорожное, нет, не происшествие. Всего лишь обстоятельство, случай. Так сказали те, из полиции, разводя руками и отправляя домой.

Что же осталось? Я и сын, его больше нет. Хожу по квартире, готовлю обед. Углов в доме пять или семь. Все их долго считать весной. На улице солнце, а я за горой слежу из окна. Кусками, обрывками стала душа.

Скрипка надрывно играла, с настроением угадала.

– Мать, уйми сынка своего, – кричал с балкона сосед.

Сижу на диване, укутавшись в плед. Ночь или день, солнце зашло, и снова луна лучами играла, сквозь плотное плетение пробираясь. То кошку подкинет, то ель нарисует. Ещё реку, похожую на дорогу светлого зла. Бывает же такое, я права? Когда вместе они собрались, сцены, звуки полились. Танцевали лучи, плясали коты. Ели скромно стояли, они охраняли. Действо неслось, зал кружился, и мягкий пух на пол ложился.

Так сладко забыться, от целого мира укрыться и всё, что было, сломать…

Наталья Ясницкая

Сломать человека легко. Иногда даже не надо ему ничего говорить. Человек сам всё случайно услышит, или «дорожелатели» передадут.

Стать актёром – мечта детства. Мечтают многие, но не все целенаправленно идут к этому. Он шёл. Играл в школьном драмкружке, занимался с логопедом. Когда в первый класс поступал, каша во рту была, чуть ли половину букв не выговаривал. Добился чёткого «р». К выпускному только шипящие чуть-чуть присвистывал.

В училище научился очень хорошо двигаться и петь начал под гитару так, что девчонки таяли, охапками падали в его объятия. Стал играть в провинциальном театре. Не главные роли, но и не «Кушать подано».

Мнение столичного режиссёра о себе услышал случайно: «Только внешность, бездарность, безнадёжен». Звучало как приговор.

В тот день в актёрской общаге он впервые попробовал травку. Иначе совсем сошёл бы с ума. Ощущал свою душу израненной, истоптанной, разорванной.

На смену лёгким наркотикам пришли покрепче. Ушёл из театра, выгнали из общаги. Ради жилья устроился дворником. Подрабатывал грузчиком. Бывало, и подворовывал.

И вдруг – она. После развода поселилась по соседству, в квартире, доставшейся от бабушки. Мальчуган у неё славный, лет пяти. Рыженький, веснушчатый, смешной.

Она всё про него поняла сразу. Сказала: «Ляжешь в клинику – буду ждать и навещать буду. Я не могу связывать свою жизнь с кем попало. Обжигалась уже. У меня сын».

Он пошёл лечиться. И живёт от одного её посещения до другого. Так страшно это хрупкое счастье разбить…

Ирина Ломакина

Разбить свою семью, размеренную жизнь, оставить человека, с которым прожил бок о бок почти 40 лет, он не решался, но именно этого хотел. Его жена была умной и мудрой женщиной, полностью посвятившей себя семье и детям. А ведь могла бы сделать великолепную карьеру, стать известным и знаменитым психиатром.

Её очень ценили как специалиста, к ней приезжали на консультацию больные из бывших республик Союза. Ему же хотелось, чтобы она лечила таких больных за деньги. Но у неё был ответ: клятва Гиппократа.

Она знала, что он ей неверен, ведёт двойную жизнь, но сохраняла видимость семьи ради детей.

Слёзы закапали, комок подступил к горлу, когда он узнал, что она попала в аварию. Её больше нет. Он свободен, может делать, что хочет.

Но ему ничего не надо. Только сейчас он понял, что был сильно привязан к жене, что многим в жизни обязан именно ей. Теперь он не представляет жизнь без неё.

Он сказал, что больше ни одна женщина не переступит порог его дома в качестве жены или подруги. И всё чаще задумывался о том, что в той аварии должен был погибнуть он, поскольку в последний момент передумал ехать на машине на дачу. Жена поехала одна.

А ведь тогда именно он мог погибнуть или его могло покалечить.

Ирина Ширяева

Покалечить душу нежную одним словом так просто…

***

Фары иностранного авто выхватили тонкую фигурку, стоящую на тротуаре. Скромная девушка. В широких брюках. Под чёрной кожанкой – белая футболка. За это светлое пятно и зацепился взгляд водителя.

А так – тёмная она. Чёрные волосы достались от матери, как и комплексы.

Она не помнила момент, когда в её тёмную голову пришла эта авантюра, если то, чем она займётся сегодня, можно так назвать.

Остановилась серебристая тойота, она неспешно подошла к машине, опустилось стекло:

– How mach?11
  Howmach – сколько (англ.)


[Закрыть] – зардевшись, спросил мужчина лет сорока.

– One time five hundred22
  One time five hundred – один раз пятьсот (англ.)


[Закрыть], – она знала правильный ответ.

На секунды типичный отец большого семейства задумался: наверное, подсчитывал в уме, останется ли детям на хлеб.

– O’kay, sweetie. Are we going to you, to me, to the forest?33
  O’kay, sweetie. Are we going to you, to me, to the forest? – Хорошо, сладкая. Едем ко мне, к тебе, в лес? (англ.)


[Закрыть]

– To the forest…44
  To the forest – в лес (англ.)


[Закрыть]

***

Свет посеревшей от сигаретного дыма лампы, раскачиваясь от сквозняка из форточки, на миг выхватил из тьмы неуклюжий силуэт подростка.

В дверях кухни стояла девочка двенадцати лет, крепко прижимаясь к косяку. Она скрестила ноги. Казалось, худенькое тельце рухнет тут, на пороге. Она терпела, молчала, ждала, когда мать подшофе и пара собутыльниц отпустят в комнату.

Родительница никак не унималась: «Эх, кто ж тебя с такими кривыми ходулями замуж возьмёт? Ладно, всё польза, дитя при родах не задавишь. Если будет от кого».

Тремя предложениями самый близкий в мире человек выжег дотла детскую душу…

Ann Shtad

Душу, к сожалению, вытрясти из придурка нельзя. Громила в скрипящем на его вздутых от перекачанных мышц плечах кожаном плаще досадливо стукнул кулаком со сбитыми костяшками по столу. Пустая кружка с логотипом «Деньги – мигом – вам» грустно звякнула ложкой, стоявшей в ней.

Боец из бурных девяностых ушёл, а вот бурные девяностые из него никак не хотели уходить. Он нежно погладил рукой верную бейсбольную биту и решил прихватить с собой. В плаще у него и кармашек под это дело особый имелся.

Дверной звонок должника, как и он сам, оказался с придурью. Надо было крутить пальцами ржавый ключик, а за дверью, в недрах пустой квартиры, раздавался вой, схожий с противоугонной сиреной.

Тишина сподвигла бойца слегка давануть плечом хлипкую дверь.

Побродив в лабиринте наспех расселённой коммуналки, громила добрался до самой дальней комнаты. Оттуда доносились стоны, бормотание и завывания, от которых мурашки забегали по дюжему загривку.

– Пентаграмма? Ёпт, да ты совсем дебил, такое не вылечить…

На всякий случай бычара достал из-за полы верную биту, встал в стойку.

В центре комнаты, цепляясь за края пола, под которым бушевала разверзнутая геенна огненная, висел должник. Вокруг дыры была нарисована пентаграмма и закорючки какие-то.

– Я это, деньги пришёл у этого дурня забрать, – громила обратился к собрату по выбиванию долгов – горбатому чëрту, скучавшему возле окна. – Может, ты отпустишь его ненадолго, а?

– Нет у него денег, проиграл в казино, утырок, – чëрт зевнул и почесал копытом пузо, – могу шкуру его тебе отдать, больше нечего с него взять. За квартирой сейчас банкиры припрутся, а они шкурой не побрезгуют. Бери, пока я добрый.

– Не, не надо, у меня этот плащ ещё с девяностых, и сносу ему нет, – громила скрипнул кожей, поведя плечами. – Я это, стул вот этот возьму. Я стулья должников коллекционирую.

– Как хочешь, душу он мне уже обещал, – чëрт отошёл от окна и прыгнул в ад, забирая с собой орущего от ужаса идиота, – душа, она всегда хороша, и не важно, чья…

Оксана Царькова