Текст книги "Дерзкая и желанная"

Глава 21

Божество:1) Бог, высшее существо (вера в Бога); 2) перен.: предмет обожания, преклонения (он божество).

Джеймс увидел тот момент, когда Оливия капитулировала: несколько капель воды упало ей на кожу, и что-то в ее красивых карих глазах отступило перед обещанием удовольствия.

Теперь, убедив ее искупаться, он поймал себя на том, что заинтригован открывшимися возможностями. Она сняла туфли и поставила рядом с веером и шляпкой, а он тем временем мысленно вознес прочувствованную молитву, чтобы на этом не остановилась.

И, похоже, в небесах его услышали.

Оливия подняла подол до колен, забралась под юбку и стащила шелковые чулки, отчего во рту у Джеймса пересохло. Он протянул ей руку, желая поддержать, и, балансируя на одной ноге лицом к нему, она заявила:

– Учитывая обстоятельства, самым разумным решением будет снять платье. Если его намочить, будет сохнуть несколько часов.

– Полностью согласен. Это весьма разумно.

Поняв, что он ухмыляется, Оливия закатила глаза и повернулась к нему спиной.

Испугавшись, что она потеряет равновесие, Джеймс схватил ее за локти. И хотя честно старался вести себя как джентльмен, однако не винил ее за то, что бросила на него скептический взгляд через плечо.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать, как она расстегивает пуговицы, стаскивает рукава с изящных плечиков и освобождается от платья. На ней еще оставались рубашка и корсет, но она уже расшнуровывала корсет спереди. Через минуту тот присоединился к куче на одеяле, и Оливия вновь повернулась к нему лицом, опьяняя соблазнительными формами.

Джеймс подергал за бантик на шемизетке и выгнул бровь.

– Ты уверена, что не хочешь снять и это?

Оливия, подражая ему, тоже вскинула бровь.

– А ты уверен, что не хочешь снять бриджи?

– Прекрасная идея! – Он взялся за пояс, но Оливия схватила его за руки.

– Не сейчас. Помоги мне лучше войти в речку, пока я не передумала.

Джеймс поднял ее на руки, подивившись, насколько она легче без всей своей одежды и амуниции. Кожа, прижимавшаяся к его прохладной груди, казалась горячей, и несколько локонов свисали с шеи и щекотали ему плечо. Чем ближе они подходили к воде, тем теснее Оливия прижималась к нему, словно боялась намокнуть и хотела оттянуть этот момент. После того как он сделал пару шагов в реку и ее ноги – и хорошенькая попка – погрузились в воду, она дернулась и, резко втянув воздух, вонзилась пальцами ему в плечо.

– Холодная.

– Дай себе привыкнуть и постарайся расслабиться. – Он чуть отстранил ее, позволяя воде принять на себя часть ее веса, и скоро зашел в реку поглубже, туда, где вода доставала ему до груди.

Оливия вздохнула и запрокинула голову, обнажая кремовую шейку, так и молившую о поцелуе.

– Божественно…

О да. Ему на ум пришло еще кое-что не менее божественное, но пока холодной воды и прижимавшегося к нему мягкого тела было достаточно. Одной рукой она обнимала его за шею, а другую опустила в воду, создав вокруг себя маленький водоворот.

– Я уже сто лет не испытывала ничего подобного, и только теперь поняла, как мне этого не хватало. – Она легла на спину, вытянувшись в воде почти горизонтально. Намокшая рубашка свободно плавала вокруг, не скрывая изящных, стройных ножек. Каштановые локоны тоже плавали на воде, делая ее похожей на шаловливую нимфу.

Господи, помоги. Джеймс натужно сглотнул. Если он сейчас же не отойдет от нее, их купание превратится во что-то совершенно иное. Он отступил на шаг, и хотя глаза у Оливии были закрыты, она сразу же почувствовала его движение, подняла голову и сцепила руки у него на шее.

И словно этой пытки было мало, еще и обхватила ногами за талию.

– Ты куда?

– Никуда. Ты выглядела такой расслабленной, такой умиротворенной, что я подумал, тебе захочется немножко побыть одной.

– Но мне же нельзя касаться речного дна, забыл? Это из-за подвернутой ноги, разумеется, к тому же я не очень хорошо плаваю и…

– Ты боишься наступить на что-нибудь скользкое.

– Да. – Оливия виновато улыбнулась и крепче сжала бедра, прижимаясь к его паху и едва не сводя этим с ума.

Одна бретелька ее рубашки съехала с плеча, и взгляд его опустился на гладкую, почти жемчужную кожу. Несмотря на холодную воду, плоть его была твердой и явно готовой к действию.

– Оливия, я… – Он сглотнул.

Он хотел сказать, что любит ее. И дело вовсе не в том, что сейчас ее ноги обвивают его. Ему нравится, что она хочет познакомиться с его братом, что сегодня утром тайком вложила несколько полевых цветков между листками его дневника, что на все готова ради своей семьи и что достаточно упряма, чтобы проскакать через пастбище на одной ноге под дождем.

Ему просто… хорошо с ней.

И он хочет сделать ее своей. Прямо сейчас.

Джеймс заглянул в ее карие глаза, потемневшие от желания, и почувствовал, как от нежности сжалось сердце.

– Мне надо кое-что тебе сказать.

– Да? – Она прижалась к нему еще теснее, пока их дыхание не смешалось, и воззрилась на его губы в ожидании поцелуя, холодным пальчиком рисуя круги у него на затылке.

– Дело в том, что…

Теплые губы прижались к его шее и легонько втянули кожу, не дав закончить мысль. Нежные руки жадно, настойчиво пробежались по спине и бокам, так что у него едва не подкосились ноги. Он знал, что должен остановить ее и сказать о своих чувствах, но им в эту минуту командовали другие части его тела, и обуздать их было никак невозможно.

И Джеймс сдался. Скользнув ладонями ей под попку, устроил на себе так, чтобы она почувствовала его возбуждение. С тихим протяжным стоном она потерлась о его восставшую плоть, и вся страсть, которую они так старательно сдерживали, вдруг вырвалась на свободу, прорвав самообладание как плотину, которую уже не раз латали. Она вцепилась в его мокрые волосы и просунула язык между зубами; он нырнул ей под рубашку и обхватил грудь, продолжая раскачивать бедрами, приводя их обоих в неистовство.

Близость с ней казалась такой правильной. Удерживая ее за ягодицы, он вышел на берег и мягко опустился на одеяло. Шемизетка облепила ей ноги и грудь, и от легкого летнего ветерка Оливия поежилась. Но только он хотел предложить ей снять мокрую рубашку, как она сделала это сама, стащив через голову одним быстрым движением. Бросив ее в кучу остальной одежды, она откинулась назад, опершись на локти, и улыбнулась – шаловливо, маняще.

Господи, он пропал…

И не желает, чтобы было по-другому.

Джеймс не сводил взгляда с Оливии, пока возился с ширинкой. Мокрые волосы темной массой лежали на плече, щеки раскраснелись, а от зрелища роскошной идеальной груди и длинных гладких ног его сердце заколотилось как безумное. Даже доживи он до ста лет, ему не забыть, как она смотрела на него, преисполненная нетерпеливого ожидания и любви.

Наконец он сбросил бриджи и лег рядом с ней на одеяло. Плоть к плоти, они изучали друг друга, упиваясь каждым тихим вздохом и стоном. Она оседлала его и обводила контуры груди, приостанавливаясь, чтобы лизнуть соски, как кошка лакает молоко. Когда же Оливия начала прокладывать дорожку поцелуев вниз по животу, он остановил ее и перекатил на спину.

– Моя очередь.

Он дотронулся до влажных лепестков ее женственности и нежно раздвинул их пальцами, внимательно наблюдая за лицом Оливии, чтобы понять, что доставляет ей удовольствие. Когда она закрыла глаза и выгнула спину, он опустил голову и вкусил ее, дразня языком, пока мир не взорвался и она не вскрикнула в экстазе.

Потом они лежали рядышком на одеяле, переводя дух. Прямо у их ног журчала вода, с тихим плеском разбиваясь о камни на берегу. Солнце подмигивало с неба, согревая их тела. Эта сцена должна бы успокаивать, умиротворять, но Джеймс был так возбужден, что не замечал никаких красот.

– Это так порочно – лежать голышом на берегу, – промурлыкала Оливия. – Но, признаюсь, мне нравится.

Она склонилась над ним и завладела ртом, прижавшись мягкими холмиками к груди. Рука ее между тем гладила его плоть, и прикосновения эти доставляли ему такое удовольствие, что с губ то и дело срывались стоны.

Не было ничего неуверенного или робкого в том, как она прикасалась к нему, как делала что бы то ни было. Оливия принадлежит к тем женщинам, которые всегда знают, чего хотят, и Джеймсу очень, очень повезло, что она по какой-то неведомой причине возжелала его.

Беда лишь в том, что если она продолжит целовать и ласкать его с такой восхитительной несдержанностью, их любовь закончится раньше, чем по-настоящему начнется. Поэтому он обхватил ее запястья и прижал к одеялу над головой, закрыв глаза в надеже восстановить некое подобие самообладания.

– Я ведь не сделала тебе больно, нет? – послышался ее проказливый голосок.

Он посмотрел на нее из-под ресниц.

– Нет, красавица. Ты околдовала меня.

– Ну, это было не сложно.

– Я серьезно, Оливия.

– Знаю. Я чувствую то же самое и хочу, чтобы между нами все произошло. Прямо сейчас.

У Джеймса кровь вскипела в жилах, в ушах застучало. Он опустился на нее, широко разведя бедра в стороны, и, целуя нежную шейку, стал медленно погружаться в нее. Оливия резко втянула воздух, когда тело ее растянулось, чтобы вместить его.

Ему была невыносима сама мысль о том, чтобы причинить ей боль, и он выдохнул:

– Прости…

– Не надо. – Она нежно обхватила его лицо ладонями. – Это то, чего я хотела, о чем так долго мечтала.

Он не сдерживал свое примитивное, сильное, горячее желание, да Оливия и не позволила бы. Соблазнительная, чувственная и сладкая – вот какая она.

Джеймс не спешил, давая ей привыкнуть к нему, но когда Оливия дернула и обхватила его ногами, позволил инстинкту взять верх. Движения его стали резче, сильнее, затерявшись в ее жаре, сладком запахе и солоноватом привкусе кожи.

Боже, как она прекрасна!

Как бы ему хотелось, чтобы эти мгновения длились вечность, но, черт, он был бы счастлив, если бы удалось продержаться еще хотя бы несколько минут. Но не удалось. Он извергся быстро и мощно, вновь и вновь повторяя ее имя.

Оливия обняла его и спрятала лицо на плече, пока Джеймс переводил дух. Никогда в жизни не испытывал он такого удовлетворения, такого счастья. Он мог бы лежать вот так с ней весь день, но понимал, что Оливии не очень удобно, да и сам чувствовал, как солнце обжигает голую кожу.

Осторожно отстранившись, он лег на бок. От нее невозможно было оторвать взгляд. Волосы обрамляли голову влажной, восхитительно спутанной массой, губы припухли от поцелуев, но на щеке блестел безошибочный след от только что скатившейся слезинки.

Тревога обуяла его.

– Что-то не так? Ты сожалеешь?

– Нет. То есть я не знаю. Меня переполняет столько всяких чувств. – Оливия смахнула слезинку, и Джеймс машинально потянулся за платком, прежде чем вспомнил, что голый.

– Прости, – сказал он снова.

– За что ты извиняешься?

У него возникло впечатление, что он умудрился только сделать хуже.

– За то, что расстроил. Давай я прикрою тебя чем-нибудь. – Одеяло было недостаточно большим, чтобы обернуть ее, поэтому он взял из вороха одежды платье.

Прижав платье к груди, она села и шмыгнула носом.

– Спасибо.

А он вдруг открыл зонтик и протянул ей.

Она вскинула на него глаза, моргнула и расхохоталась.

– Что?.. – Джеймс в недоумении принялся озираться по сторонам.

– Ты очень любезен… – Она икнула, давясь от смеха, – но я просто никогда… – ик!..

– Что «никогда»?

Оливия вытерла выступившие на глазах слезы.

– Не видела голого мужчину с кружевным зонтиком в руках.

Он вручил зонтик ей, подумав при этом, как хорошо, что можно не стесняться своего тела… и как ему нравится слышать ее смех.

Джеймс схватил бриджи и выжал над водой, прежде чем натянуть на себя, мокрые и жесткие. Пришло время им с Оливией серьезно поговорить о своем будущем, а это значительно легче сделать, когда на нем будет хоть какая-то одежда.

Они занимались любовью, и это все изменило. Может появиться ребенок. И если так, то Джеймс не должен находиться в Египте, когда он родится. Как древние руины во время песчаной бури, его мечта рушилась.

– Хочешь пить?

– Может, немножко. – Она склонила голову набок, разглядывая его с задумчивым видом. – Мне кажется, ты что-то надумал.

– Я хотел сказать, что принял решение по поводу экспедиции: ни в какой Египет не поеду.

Она сдвинула брови.

– Обязательно поедешь.

Зачем она возражает?

– Нет, я остаюсь в Англии, с тобой.

– Это нелепо, Джеймс. Экспедиция – твоя мечта. Ты будешь глупцом, если упустишь такой шанс.

В глубине души он был с ней согласен. Как бы ему хотелось, чтобы не пришлось делать выбор!

– Ты заслуживаешь мужа, который будет находиться рядом с тобой.

– Ну естественно, ты чувствуешь себя обязанным сказать мне это, после того как мы… делали то, что делали. Ты же джентльмен.

– Нет, черт побери, не джентльмен.

– Надо признать, выбор времени подозрительный.

– При чем здесь время? Я понял, что мое место с тобой.

– А это было до или после того, как я сняла платье?

– Пожалуй, после.

Она выразительно кивнула, словно говоря: «Так я и думала».

* * *

Оливия глубоко вздохнула. «Я понял, что мое место с тобой». Не совсем признание в любви, но близко тому. Это были слова, которых она так ждала, которые так хотела услышать, но момент он выбрал неправильный. Она любит его десять долгих, томительных лет. Джеймс мог выбрать любое время в течение этих десяти лет, чтобы ответить на ее чувства. Седьмой год был бы вполне приемлемым. Или десятый. Но его чувства нагнали ее только после того, как они оказались застигнутыми в постели, вынужденно обручились, а потом предались любви.

И именно теперь, когда она осознала, что не хочет быть причиной, по которой он вынужден остаться.

Поступить так Джеймса вынуждает честь. Если он узнает, как сильно она будет по нему скучать, беспокоиться, то откажется от своего места в экспедиции. Он стоически отбросит свои стремления и мечты и останется рядом с ней – ради нее. Он скажет, что его не интересует никакая экспедиция, что она спасла его от целых двух лет отвратительной еды и примитивных условий жизни.

Поэтому, если она действительно хочет, чтобы он поехал в Египет, следует убедить его в полном отсутствии у нее интереса, когда на самом деле это совсем не так.

Призвав на помощь все свои актерские способности, она постаралась не смотреть на его голую грудь, потому что та действовала на нее опьяняюще. Оливия также пыталась не обращать внимания на свою наготу. Судя по тому, как горячий взгляд Джеймса блуждал по ее рукам и ногам, он тоже с трудом игнорировал отсутствие одежды. Она почувствовала, как шею заливает краска, а когда он погладил тыльную сторону ее ладони, приятное покалывание растеклось по всей руке.

– Я думал, это то, чего ты хочешь.

Оливия пожала плечами.

– Наверное, я выросла за эти последние две недели. Я поняла, что не могу связывать все свои надежды и мечты с одним человеком. Мне надо полагаться на себя и быть самодостаточной.

Джеймс приподнял уголки губ в проказливой улыбке.

– А я бы очень хотел, чтоб ты всегда полагалась на меня.

О господи, он что, совсем ее не слушает?

– Не стану притворяться, что ты мне безразличен, – продолжала Оливия, – потому что это не так. Я просто считаю, что, принимая во внимание, как мы обручились, для нас, наверное, было бы неплохо пожить немного порознь. Я могла бы проводить время со своей семьей и постепенно знакомиться с твоей. Нам обоим нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о браке. В конце концов, нам же предстоит прожить вместе всю оставшуюся жизнь.

– Тебе надо время, чтобы привыкнуть?

– Естественно. У меня ведь никогда раньше не было мужа.

– У меня тоже никогда не было жены, но, думаю, нам будет хорошо вместе.

Ком размером с один из разлюбезных сердцу Джеймса камней застрял у нее в горле, и глаза защипало. «Время быть сильной, Оливия. Сильной и убедительной». Она убрала свою руку.

– Никогда бы не подумала, что ты такой сентиментальный, Джеймс. Знаешь, меня всегда восхищал в тебе, среди прочего, аналитический, логический ум.

– А я думал, он тебя раздражает.

– Ну, может, порой расстраивает, но я уважаю тебя за способность обдуманно принимать решения, не поддаваясь ни эмоциям, ни порыву.

– Но ты самая импульсивная из всех, кого я знаю.

– Вот именно! Потому-то мне и требуется твердый, непреклонный муж, который придерживается избранного курса.

– Что ты пытаешься сказать, Оливия?

– Что ты планировал экспедицию в Египет месяцы – нет, годы – и импровизированная свадьба не должна повлиять на твои планы. Поезжай и занимайся тем, чем должен, о чем всегда мечтал.

Джеймс смотрел на нее так, словно не мог поверить своим ушам.

– Мы могли зачать ребенка.

Боже милостивый, она и забыла об этом. Сделав быстрый подсчет в уме, Оливия сказала, стараясь сохранить непринужденный тон:

– Не думаю, но в течение недели буду знать наверняка.

– Ясно. – Он взъерошил волосы и сцепил руки на затылке. Оливии пришлось отвести взгляд, потому что от вида перекатывающихся на руках мускулов у нее голова шла кругом. – Если ты беременна, я ни за что тебя не оставлю.

Мило. Не считая того, что подразумевалось противоположное: если не беременна, он уедет.

– Я просто хочу сказать, что даже если мы обручились не по своему выбору, то во всем, что касается нашей остальной жизни, мы сами вольны выбирать.

– Ты права. Это зависит от нас. – Его зеленые глаза потемнели, когда он убрал прядь волос ей за ухо. – И я знаю, чем хотел бы заняться прямо сейчас.

Оливия сглотнула. Пусть Джеймс не любит так же безумно, как любит она, но страсть между ними отрицать невозможно. От его жадного и в то же время удивительно нежного взгляда она таяла как шоколад.

– И чем же?

Он медленно стащил прикрывавшее ее платье и, окинув сладострастным взглядом, с шумом втянул воздух.

– Признаюсь, меня обуревают всякие грешные мысли о том, что бы я хотел с тобой сделать, но вначале, я подумал, неплохо было бы еще разок окунуться в речку, освежиться. Что скажешь?

От его улыбки все ее тело зазвенело как натянутая струна, а когда глаза заскользили к груди и ниже, она почувствовала себя спелым персиком, который вот-вот сорвут с дерева.

– Звучит… заманчиво.

Джеймс легко подхватил ее на руки и понес к реке, где вода защекотала ей ноги, попку, грудь. Оливия обвила ногами его талию и пальчиком провела вдоль линии скул, наслаждаясь ощущением шершавой щетины. Джеймс нежно поцеловал ее и погладил большими ладонями по спине, в то время как прохладное тихое течение смягчало легкую болезненность у нее между ног. Там зародилась настойчивая пульсация, и она прижалась к нему теснее, царапая спину и стискивая волосы.

– Боже, Оливия. – Он наклонил голову и, захватив ее сосок в рот, принялся посасывать. Ее дыхание участилось, она стала извиваться от чистейшего наслаждения, а когда он просунул руку между ними и дотронулся до жемчужинки между ног, она совсем пропала.

– Я хочу тебя, – выдохнула Оливия. – Пожалуйста.

Она потерлась о него, с удовольствием обнаружив, что он возбужден, ибо, несмотря на свою браваду, имела весьма смутное представление о том, как все это происходит. Однако знала, что бриджи его представляют досадную помеху, и принялась это дело исправлять. Оливия тянула брюки спереди, пока что-то не поддалось, и Джеймс рассмеялся ей в рот, и этот звук был такой восхитительно вкусный, что ей захотелось его съесть.

– Думаю, ты только что скормила одну из моих пуговиц рыбам.

– Шш. Я не желаю сейчас думать о рыбах. Просто помоги мне.

Веки его отяжелели, от улыбки таяло сердце. Он расстегнул ширинку, и она наконец заполучила его древко, гладкое и ах какое твердое, в свое безраздельное владение.

– А мы можем вот так?..

Он пробормотал не то проклятье, не то молитву, а может, и то и другое.

– Да, можем. Ты уверена, что готова так скоро после того, как мы…

Боже милостивый, она готова. Пусть она не может сказать ему, что по-прежнему безумно любит его или какую боль причиняет ей мысль о том, чтобы прожить первые два года их брака без него, но может любить его своим телом. Может создать воспоминания, которые сбережет для тех ночей, когда их будут разделять тысячи миль.

– Я готова.

Придерживая за ноги, он опускал ее ниже, пока его возбужденная плоть не застыла у входа в ее лоно.

– В этот раз мы будем делать это медленно.

Наверное, она надула губы в ответ, потому что Джеймс усмехнулся и сказал:

– Поверь мне.

О, она ему верила.

Он наполнил ее, затем позволил взять руководство на себя, установив скорость и ритм. Солнце припекало им головы, а вода целовала кожу, когда Оливия двигалась на нем, то приподнимаясь, то вбирая его глубже, снова и снова, пока ноги не сомкнулись вокруг него и она не всхлипнула от того же освобождения, которое уже испытывала.

– Тише, любимая. – Стиснув ее попку руками, он наращивал темп, усиливая трение между ними до тех пор, пока сладостная пульсация не пронзила все ее тело, загрохотав в ушах. У их с Джеймсом близости было нечто такое, чего она никогда не представляла, потому что даже вообразить не могла чего-то настолько взрывного, яркого и чудесного. Оливия выгнула спину и вскрикнула, когда волна наслаждения накрыла ее с головой, мало-помалу переходя во что-то тихое и исцеляющее.

Джеймс прислонился лбом к ее лбу и хрипло выдохнул:

– Держись.

Оливия собрала остатки сил, и когда он снова начал двигаться в ней, встречала каждый его толчок своим. Она втянула его нижнюю губу в рот и пропустила сквозь пальцы волосы на груди и животе. Он сделал резкий вдох, и каждый мускул в его теле напрягся, а теплый летний ветерок подхватил и унес имя, в экстазе слетевшее с уст.