Текст книги "А."

– Нет, Арнольд, мы вряд ли снова сойдемся, – отозвался Емельян, – и вообще-то я не верю, что глава «Нефтьпрома» вот так вот запросто оставит свой холдинг на произвол судьбы из-за какой-то там болезни! – Щукин на мгновение умолк, а затем продолжил, – дядя, а ведь я даже не знаю, что с тобой такое. Почему тебя госпитализировали? Как ты себя чувствуешь?

Арнольд усмехнулся, а Ксюша тут же ответила за него:

– Острый панкреатит. Нольда уже целый год жаловался на боли в животе, а к врачу его было невозможно заманить. И вот, пожалуйста! Приступ.

Емельян где-то слышал, что панкреатит – это особенная болезнь. Ведь чаще всего болезни возникают, скажем так, из-за недостатка. Это может быть недоедание, недосып, нехватка в организме каких-то витаминов или минеральных веществ. Нехватка солнечных лучей, в конце концов. А вот панкреатит возникает из-за переизбытка. Отведаешь обильное угощение или выпьешь дорогой алкоголь – а еще лучше делай это систематически – и панкреатит практически обеспечен. Арнольд, не смотря на его худобу, был склонен к перееданию, да и пил до недавних пор почти ежедневно, курил по две пачки в день, обожал сладкое. Ксения несколько месяцев назад посадила мужа на диету, но, видимо, процесс был уже запущен, и приступа было не избежать.

– Ксюшечка, не переживай, золотко мое. Сейчас я чувствую себе намного лучше, – потрепав свободной от капельницы рукой супругу за локоть, улыбнулся Арнольд и подмигнул племяннику.

– Нольда, тебе просто вкололи обезболивающее, поэтому ты ничего не чувствуешь. Но ты пока еще очень болен. Я переживаю… – продолжала вздыхать Ксюша, – а ты еще начинаешь цинично рассуждать о смерти. Это невыносимо, – девушка потрепала Абаджваклию по ниспадавшим на лоб черным с проседью волосам.

Емельян с улыбкой смотрел на эту пару. Ксюша выглядела такой любящей и заботливой супругой. Да и Абаджваклия ловил себя на мысли, что готов позавидовать сам себе. Он просто таял от этой нежной заботы. Если бы женщине нужны были лишь его деньги, разве бы она так мягко ограждала его от сигарет, разве бы так внимательно следила бы за его здоровьем и рационом?

В коридоре послышались шаги, в дверь постучали. На пороге появился депутат, еще один герой дня, про которого в СМИ тоже стали появляться заметки, на все лады расписывающие участие Снегирева в крушении аварийного дома.

Если бы Емельян был котом, он прижал бы сейчас уши к затылку, потому что он все еще очень боялся Вадима. С тех пор, как Вадим узнал, что Щукин – любовник его жены, Емельян ни разу не виделся с депутатом, поэтому вполне логично предполагал, что теперь, когда встреча, наконец, состоялась, Вадим бросится на него с кулаками. Однако Снегирев был, похоже, несколько не в себе, он даже как будто не узнал художника, пожал ему руку, как незнакомому человеку, и, взяв стул, уселся возле постели Арнольда.

– Абаджваклия, я счастлив, что вижу тебя улыбающимся, хотя и под капельницей, – Вадик протянул руку и потрепал друга по животу, потому что не решился пожимать руку, в которую была воткнута медицинская игла, – как ты себя чувствуешь?

– Сначала умирал, теперь раздумал. Ксюша вот с племянником отговорили.

– Слушай, Арнольд… Мне очень надо с тобой поговорить. Но я не уверен, что тебе сейчас удобно.

– Вадим, ты очень вовремя пришел. Потому что, думаю, именно сейчас у меня и появилось свободное время, которого мне всегда так не хватало. К тому же я могу скоро умереть, – с улыбкой заявил нефтяник, – и ты можешь вообще не успеть поговорить со мной, если отложишь разговор.

Тут заулыбалась уже даже Ксюша, которая так и сидела на постели супруга, она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Арнольд свободной от капельницы рукой обнял жену и прошептал ей на ухо: «Выпишусь – обвенчаемся». Ксюша засветилась от радости и ткнула кончиком носа орлиный нос горца.

– Ксюшечка, возвращайся домой. Мы с Вадимом должны переговорить. Емельян, если приедешь ко мне завтра, я буду счастлив. А пока, видишь, немножко у меня расписание поменялось, я сейчас занят буду.

Ксюша и Щукин вышли в коридор. Емеля ревновал, но не Ксюшу, нет. Ревновал Арнольда к Вадиму. Разве не он, Емельян, дорогой и любимый племянник? Разве не его посещения ждал Арнольд? Но стоило явиться этому депутату, как жена и племянник тут же были выставлены за дверь и забыты. Ксения заулыбалась, глядя на досадливо поморщившегося Емельяна. Впрочем, ее гораздо больше волновало здоровье Арнольда, чем обидчивость бывшего мужа. Врачи сказали, что, не смотря на практически полное отсутствие подкожного жира, у Арнольда присутствуют серьезные жировые отложения вокруг внутренних органов, а это очень опасно.

* * *

– Арнольд, ты слышал, что сегодня произошло? – спросил Вадим, когда они остались в палате одни.

– Нет, я сегодня не слушал новости. Мне с самого утра было очень плохо. Я пришел в себя только полчаса назад и еще не успел в Интернете ничего прочитать, потому что проведать меня приехали Ксюша и Емеля. Так что я вообще не в теме. Просвети меня, пожалуйста.

– Ну, может быть и хорошо, что ты ничего не слышал. Не знаю, в каком свете СМИ выставляют это происшествие. Но я был свидетелем сам, поэтому расскажу тебе так, как это видел я.

Вадим поведал о том, как проснулся от кошмарного сна рано утром, как понесся в подмосковный город, как выманил жильцов аварийного дома на улицу, а затем, как в самом деле обвалились два подъезда, ровно в 09:17.

– Вадим, ты обкурился что ли? Ты придумываешь!

– Арнольд, ей-богу. Открой Интернет.

Депутат вынул из кармана телефон и начал искать новости об этом сенсационном происшествии. И в самом деле, каждое уважающее себя новостное агентство так или иначе освещало удивительное спасение жильцов рухнувшего дома.

Арнольд сперва недоверчиво и с ухмылкой взял у собеседника телефон, но, просмотрев и три, и пять, и десять новостей, олигарх стал серьезен и даже как будто взволнован.

– Прости, Вадим, я под капельницей и не могу почтить пророка коленопреклонением, – серьезно и без всякой иронии в голосе сказал Арнольд.

– Абаджваклия, прекрати! Какой еще пророк.

– Вадим, ты пророк, – Арнольд приподнял свободную от капельницы левую руку и протянул ее депутату, – даже перекреститься не могу, что за жизнь.

– Я не понимаю, что происходит, – помотав головой, ответил Снегирев и пожал главе холдинга левую руку.

– Слушай, Вадь, тебе само Небо подает знаки.

– И что мне теперь с этим делать? Ждать следующего?

– Будь я на твоем месте… Может быть, я бы воспользовался этой сумасшедшей популярностью, которая тебе теперь гарантирована, и баллотировался бы в президенты.

– Да ты все об одном, – с досадой покачал головой Вадя.

– Нет, это ведь вариант? Вариант. А ты сам что думаешь?

В это время собеседники увидели, как на прикроватной тумбочке зазвонил телефон Арнольда, но звук был отключен, и о звонке можно было догадаться лишь по светящемуся экрану.

– Черт бы их побрал! Уже и поболеть нельзя! Знают же прекрасно, что я в больнице, и звонят!

– Не решаются без тебя подписывать контракты, – усмехнулся Вадим.

– Ясное дело. И пусть только попробуют без моего ведома что-то сделать. Но брать трубку я не буду. Может быть я под наркозом сейчас! Или умер уже. Так-то.

– Я тебя прямо не узнаю, Абаджваклия. Работу игнорируешь!

– А что, сам-то, думаешь, будешь много думать о работе, когда одной ногой встанешь в могилу? Ладно, рассказывай, Снегирев, что ты чувствуешь в сложившейся ситуации? Илья Пророк.

– Есть у меня кое-какие мысли, – осторожно начал Вадик, – я издалека начну, если позволишь, дорогой друг.

– Ради бога. Я нынче никуда не тороплюсь, все встречи, как видишь, отменились, мне теперь не нефть диктует распорядок дня, а поджелудочная железа. Так что я готов тебя слушать хоть двое суток.

– Отлично. Думаю, мне как раз этого времени будет достаточно. Заодно буду следить, чтобы ты не курил.

– Да мне и самому, знаешь ли, не слишком хочется. Рассказывай, что у тебя там за идеи. Только не говори, что это опять про дороги эти твои! Впрочем, даже если и про дороги, я готов тебя выслушать, – Арнольд поудобнее устроился на койке.

– Арнольд… Я ведь стал депутатом благодаря тебе. Да, я был партийным, я всегда разделял определенные политические взгляды, симпатизировал определенным течениям. Но своими силами я в Думу никогда бы не прошел. Не то чтобы я глупый, но как бы это сказать. Наверное, у меня нет тех черт характера, которые присущи политику.

– Да, верно. Ты слишком порядочный.

– Заметь, не я это сказал. Но, да, Арнольд, я в целом это и имел в виду. Я всегда искренне хотел помогать людям, шел в партию не в надежде заполучить какие-то властные полномочия, нет. Я же просто надеялся, что у меня появится возможность что-то изменить в жизни нашей страны, изменить в лучшую сторону. Потом вот волею судеб ты меня устроил в парламент. Да, когда я только впервые переступил порог Государственной думы, я считал, что я смогу изменить весь мир. Верил, что смогу продвигать законопроекты, которые выведут жизнь в нашей родной стране на новый уровень. Догнать и перегнать Америку, как когда-то у нас говорили. Я был окрылен идеями, возможностями, которые передо мной открывались, верил, что на меня возложена особая миссия, и я не подведу и ее выполню. Но день ото дня я сталкивался со стеной непонимания. Оказалось, что многие депутаты… Нет, Арнольд, я, разумеется, не говорю за всех! Но я точно знаю, что есть среди парламентариев те, кто прошел в Думу, преследуя совсем не те цели, которые преследовал я… Кто-то занял думское кресло для статуса. Да, еще бы, это невероятно солидно. С одной стороны. А с другой, вон, у меня есть приятель из правящей партии. Так его собственная дочь презирает, потому что для нее, да и я тебе скажу, не только для нее, депутат – это отнюдь не уважаемый человек, а синоним жулика. Кто-то приходит в думу за статусом. Иным как нельзя кстати неприкосновенность. Наворотили делов, и вот, чтобы за решетку не сесть, как удобно. Прикрылся этаким фиговым листиком и неприкосновенен. Иные вообще приходят из далеких профобластей. Нет, они, скорее всего, профессионалы в своем деле, но чтобы писать законы, нужно быть прежде всего юристом.

Арнольд с улыбкой смотрел на Вадика. Но внезапно улыбка сменилась другим выражением лица, строгие черты олигарха исказило от боли, он скривился.

– Арнольд, тебе еще плохо, может быть, мы отложим наш разговор на потом?

– Нет, все прошло, – махнул рукой нефтяник, – тем более общение с пророком несомненно должно пойти мне на пользу, – Абаджваклия усмехнулся, Вадим подал ему стакан воды. Отпив несколько глотков, магнат сказал:

– Друг мой, ты рассуждаешь так, будто бы только что снял розовые очки. Уж не свалился ли ты с луны двенадцать лет назад, когда я тебя провел в парламент?

– Видимо, так оно и было. Но что я вижу теперь? Принимаются лишь те законы, которые выгодны правящим кругам. Те, что лоббируют ставленники элиты. Как минимум каждый второй закон продвигают олигархи, и в частности ты, Арнольд. Нет, я это не в укор тебе говорю, я констатирую факт. В общем, друг мой, я же не говорю, что для меня все вот эти вещи, которые я перечислил, стали открытием. Да боже упаси, это все старо как мир. Так же точно обстояли дела и в римском сенате, и в греческих форумах, и так будет, наверное, и после нас. Я другое понял, чего раньше не понимал. Я осознал, что если ты хочешь помогать гражданам, ты не в депутаты должен идти.

– Вон как! Очень интересно, – вскинул брови Арнольд, – Снегирев, неужто ты записался в революционеры! Ох и по опасной же дорожке ты пошел! Неужели не тепло тебе в думском кресле? Побойся бога.

– Нет, Арнольд, ты не угадал, – покачал головой Вадим, – я категорически против революций. Насилие никогда не приведет к добру. Тем более я убежден, что Грудин для нашей страны на сегодня – это самый оптимальный вариант, хотя он, разумеется, далеко не ангел, просто другие еще хуже. Но сначала дослушай мою мысль. Я шел в Думу, веря, что смогу помогать людям. Но теперь я вижу, что депутат, фактически, бессилен. Да, существуют встречи с гражданами, в рамках которых парламентарий может попытаться помочь решить возникшую проблему. Арнольд, я уже больше десяти лет депутат. И много, думаешь, мне удалось решить проблем? Как бы не так! В лучшем случае сотню. Но это за десять лет, Абаджваклия! Это с учетом того, что ко мне ежедневно сто новых обращений приходят. Но, во-первых, большую часть времени я должен сидеть и слушать обсуждение законопроектов, но это еще полбеды. Гораздо страшнее равнодушие местных чиновников, которые даже депутату навстречу не идут. Возникают лишь потемкинские деревни. По документам да, проблема решена, все счастливы, «хэппи энд». А по факту эта несчастная семья из аварийного дома, где известка с потолка сыпется, так и продолжает жить в разваливающейся квартире.

– Зато в твоих пятикомнатных хоромах, Вадик, кажется, пока еще потолок цел. И евроремонт класса люкс, – хитрая усмешка исказила бледные черты олигарха.

– Не отрицаю. Арнольд, да я разве сказал хоть раз, что стыжусь роскоши? Ни капельки не стыжусь. Я приобрел свое имущество на честно заработанные деньги, так почему бы мне не наслаждаться плодами своих трудов?

– Я не понимаю ход твоей мысли, Вадим. Куда ты ведешь? Тебе просто захотелось пофилософствовать? Кстати, позови медсестру, по-моему, капельница опустела.

Вадим позвонил в звоночек на тумбочке, и через полминуты в кабинет вошла миловидная женщина средних лет в маске и белом халате.

– Арнольд Алхасович, могу ли узнать о вашем самочувствии в присутствии вашего гостя? – спросила она, сразу посмотрев на перевернутую бутыль с лекарством, подсоединенную к капельнице.

– Да, разумеется, от Вадима у меня нет секретов.

– Да ладно, я отойду, мне позвонить нужно, – улыбнулся Снегирев, потрепав Арнольда за плечо, и вышел из комнаты.

Когда он вернулся, Абаджваклия уже был освобожден от капельницы, медсестры в комнате не было.

– Сейчас мне будет еще веселее тебя слушать: принесут обед, – заявил нефтяник.

Вадик не мог скрыть улыбку. Раз уж Арнольд выразил желание перекусить, значит, он действительно почувствовал себя лучше. Очень вскоре в палату вошла другая сотрудница больницы с подносом и выставила на тумбочку несколько тарелок, а также две чашки чая.

– Угощайся, – усмехнулся Абаджваклия, рассматривая тарелки, – так я и знал. Каша и пюре, и все несоленое. Ну, Вадим, рассказывай дальше. Я чувствую, у тебя созрела какая-то грандиозная идея.

– Да, ты прав, – кивнул депутат, взяв в руки чашку, – но я должен последовательно подвести тебя к ней. Арнольд, я просто понял, что эти десять лет я потратил впустую, стучась в закрытую дверь. Да, Дума принесла мне статус, деньги, но цели я не достиг. Я понимаю, что я ничего, ровным счетом ничего не сделал для страны. Ни один мой законопроект не был поддержан. Ни один из тех, который исходил от меня, а не от тебя, Арнольд, – уточнил Вадим, – а что касается помощи рядовым гражданам, так я гораздо большему количеству человек помог, пока сидел в отделении партии рядовым членом. И не улыбайся, да, «я не член партии, я ее голова». Мы там, рядовые сотрудники в отделении, принимали обращения граждан, мы же все юристы были, и вот, знали, куда обратиться, что нужно делать, процентах в пятидесяти случаев нам удавалось помочь. А в Думе вообще ничего подобного нет. В общем, Арнольд, я пришел к выводу, что политика, государственные должности, это для тех, кто жаждет власти. А для тех, кто хочет реально улучшить жизнь своих сограждан, кто хочет процветания для страны – есть другой путь.

– И какой же он, другой путь? Вадик, ты бросаешься в крайности. Я считаю, что как раз очень много делают именно политики. Будет бестолковый министр иностранных дел, и война по его вине начнется. Как тебе такой расклад?

– Хорошо, Арнольд, ты прав, может быть, я перегнул палку, и не все так мрачно, как я описал. Но только вот лично для себя я все-таки понял, что если ты хочешь изменить мир, то надо начинать с себя. Да, с себя. Не с политики, не с парламента, не с высоких должностей, а с себя.

– Ты, наконец, решил сесть на диету?

– Абаджваклия!

Арнольд рассмеялся и пихнул пухлого Вадика в коленку.

– Хуже, Арнольд. Я решил уйти из Думы.

– То есть в следующем созыве твоей фамилии не будет в списках? – серьезно спросил магнат.

– Нет, я не буду ждать нового созыва. Я хочу уйти прямо сейчас.

– А кто будет моим лобби? Ты должен сначала найти себе замену, – строго заметил олигарх.

– Да, я уже подумал над этим вопросом, у меня есть на примете надежный человек.

– Твое неожиданное решение меня удивило, Вадим. Но, с другой стороны, откройся мне пророчество Господне, я бы может быть тоже бросил нефть. Но, Снегирев, не в монастырь же ты решил податься! Подожди, не говори. Я, кажется, понял твою мысль. Ты теперь направишь свои силы в то русло, которое с твоей точки зрения действительно будет способно улучшить уровень жизни в нашей стране! Так? – спросил Арнольд, воодушевленный собственной догадкой.

– Совершенно верно. Арнольд, согласись, столица уже захлебывается в роскоши. И не только она, есть еще несколько, скажем так, благополучных городов. Согласен? А чем эти города благополучны? Ну-ка, скажи свою версию?

– Не знаю, к чему ты клонишь, но как минимум в этих благополучных городах минимальная безработица.

– Арнольд, в десятку. Ты совершенно прав! Я уже который год задумываюсь над таким историческим феноменом. Вспомни, на протяжении нескольких последних веков по всему миру беспрестанно гремели демонстрации, пикеты, чем они обусловлены? Нет, я не спорю, была в свое время реформация, когда возник религиозный спор. Но реформация была лишь однажды. А все-таки самая частая причина забастовок, недовольств с чем связана? С трудовым законодательством! Ведь работа – это половина нашей жизни! Хорошая работа – это залог стабильности и успеха, это уверенность в завтрашнем дне, это возможность жить и не бояться за будущее. И ведь именно с работой человек сталкивается каждый божий день, и каждому хочется, чтобы цеха были теплые, чтобы соблюдалась безопасность труда, чтобы зарплату не задерживали. То есть, сам понимаешь, тут две составляющих. Первая – это сама работа, которая должна соответствовать нормам и не вызывать отвращение у трудящегося. Чтобы человек шел на работу как на праздник. А вторая составляющая – это оплата труда. Чтобы и вторая половина жизни была праздником!

– Вадим, да у тебя, я смотрю, сплошной праздник, – улыбнулся Абаджваклия, с любопытством слушая собеседника и доедая кашу.

– Так это разве плохо? Арнольд, я понял, что можно сколько угодно переписывать законы, и в итоге ничего не сделать для страны. А можно поехать в глубинку, где люди страдают из-за той самой пресловутой безработицы, открыть там какое-нибудь предприятие, и осчастливить всех и каждого! У людей появится работа, значит, деньги и уверенность в завтрашнем дне. А предприятие будет производить конкурентоспособные продукты, и на внутреннем рынке появится качественная продукция отечественного производства! Да, не спорю, может быть, бизнес в Москве и бизнес в Урюпинске будут приносить разный доход. Но вот тут-то надо, наконец, быть гуманистами. Пять комнат хорошо, но десять уже перебор! Москва уже пресыщена, а есть города и поселки, которые нуждаются в развитии и помощи, и предпринимателям самая дорога именно туда, в глубинку, а не в Москву, куда всех тянет как магнитом. Я хочу подать пример, я намерен поехать в N-скую область и развивать там молочную промышленность. Сам знаешь, какое у меня первое образование. Инженер-технолог молока и молочной продукции. Вот и попробую. Начну с малого, будет у меня ферма, буду разводить овец и коз. А там постепенно, может быть, и сельскохозяйственные культуры будем выращивать. Население не будет вынуждено ездить на заработки вахтой за тысячи километров. Все пойдут работать ко мне на завод. А я, может быть, если удастся, там еще и какой-нибудь дом культуры открою, чтобы у людей не только работа была, но и досуг. Тоже ведь, не только хлеб нужен людям, но и зрелища, развлечения… В общем, десять лет я потратил впустую и теперь не намерен больше ни дня медлить. Надо ехать и развивать регион. Ведь, Арнольд, это наша родная страна. Ну, ты, может быть, иначе к этому относишься, ты родился не в России, но, с другой стороны, ты уже столько лет здесь живешь. Я думаю, ты уже чувствуешь себя россиянином. Впрочем, я говорю сейчас только за себя. Я патриот, и мне больно смотреть, мне всегда было больно смотреть на нашу глубинку. На регионы, в которых не горят фонари и дороги в колдобинах. Но в которых живут люди, мои соотечественники, граждане моей родной страны, которые ничуть не хуже тех, кому посчастливилось родиться или переехать в крупные города. В N-ской области я сам родился, у меня там родители жили, это моя малая родина, если хочешь… Вот туда и поеду. Арнольд, я всегда так грезил идеями справедливости. Я хочу взять самое лучшее из социалистической и из либеральной доктрины. Уверен, что это будет хорошо. Частная собственность – это основа основ, бессмысленно пытаться вычеркнуть ее из жизни человека. Когда ты имеешь дело с чужим, ты не будешь выкладываться на полную. Предприниматель должен быть собственником, однако он должен быть не этаким Карабасом-Барабасом, кнута которого боятся марионетки, полностью лишенные прав и всецело зависимые от своего кукловода. Предприниматель и наемные работники – это же равноправные партнеры, поэтому сотрудники моего агрокомплекса будут получать хорошие деньги. Я не буду стремиться обогатиться за счет трудящихся, мы будем на равных. В конфуцианстве, например, государство рассматривается как отец, заботящийся о своих детях – гражданах. Вот и я хочу выступить этаким отцом, который отнюдь не обирает своих детей, а напротив, заботится об их благосостоянии. В общем, я поеду в N-скую область, где я сам родился и вырос, и там-то и реализую свой без сомнения успешный проект. Что ты на это скажешь?

Арнольд задумчиво смотрел мимо Вадика. Сам бы он ни за что на свете никуда из Москвы не уехал, и от нефти бы, пожалуй, не отказался. Ну разве что, если бы было божественное видение, если бы глас Господень его позвал. Это другое дело. Но ведь не его этот глас позвал, а Снегирева. Флаг ему в руки. Пусть едет, идея благородная. Даже не идея, это можно назвать миссией. В самом деле, Арнольд и раньше замечал, что Снегирев – не политик по своему складу. Он всегда всей душой рвался помогать, и очень много помогал людям, когда работал в штабе партии. Ведь не все же обращаются за помощью через прямую линию к президенту или к депутату. Иные приходят со своей проблемой в рядовые партийные отделения…

Прежде Арнольду всегда было наплевать на окружающих, тем более, когда речь шла о людях, которых он даже никогда не видел. Его смешили разговоры Снегирева, с фанатизмом доказывающего необходимость вкладывать деньги в развитие регионов или строительство дорог. «Мне-то точно не придется ездить по трассе «Тура». А как по разрушенной дороге будут ездить другие, так это уже меня не касается», – всегда рассуждал Абаджваклия.

Теперь же он поймал себя на мысли, что мог сегодня умереть, и если бы так оно и было, то выходило бы, что за свою жизнь он не сделал ничего хорошего. Мог, было много возможностей, а он не воспользовался ни одной. Арнольд испугался, что так он и покинет этот мир, продираясь к смерти через боль, разочарования, болезни, и перед его черствой душой разверзнутся врата ада, поглотив ее на веки. «Пора, наконец, не на словах, а на деле устремиться к праведности, христианин я или нет! Уж не сам ли Господь говорит со мной устами этого новоиспеченного пророка?»

– Вадим, мне нравится твоя идея, – медленно проговорил нефтяник, – мир стоит, пока молятся хотя бы три праведника. Пусть даже если один из них не молится, а едет в глубинку… Ты альтруист, Вадик, но это достойно уважения и наивысших похвал! Скажи-ка еще раз, какое именно предприятие ты намерен развивать в N-ской области? Молочную ферму? А ты прикидывал, сколько на это понадобится?

– Откровенно говоря, я пока еще не занимался прикидками, но, Арнольд, ты же понимаешь, у меня есть накопления. Я начну с малого. Может быть пятьдесят коров – это еще не полноценный молокозавод, но постепенно я буду расширять свою ферму. Важно сделать первый шаг, и чтобы этот шаг был сделан в правильном направлении. А дальше, мало по малу…

– Вадим, да знаю я, что у тебя есть накопления, – нетерпеливо перебил его Арнольд, – но я точно так же знаю, что тебе их не хватит, потому что ты затеял очень затратный проект. Пятьдесят коров – это несерьезно. Ты должен создать настоящее промышленное предприятие, которое будет производить молочную продукцию, мясные полуфабрикаты, может быть овощи… Ты же не подсобное хозяйство затеял с парником и курятником. Ты же вознамерился решить проблему безработицы и снабдить продуктами целую область.

– Да, именно этого я и хочу. Сначала вложу свои средства, потом, вероятно, придется взять какие-то целевые займы…

– Вадим, – Арнольд внимательно посмотрел на друга, в его глазах блеснул огонек, – я почту за честь спонсировать этот благородный проект. Можешь смело обращаться ко мне, для такой благой цели мне не жалко будет сделать пожертвование, и не одно.

Вадим, не веря ушам, в избытке чувств пересел на постель к другу и взял его за руку.

– Спасибо! Арнольд, какое счастье, что ты понял мой замысел и поддерживаешь меня!

– Да, я тебя всецело поддерживаю. Но уверен ли ты, что Адель поддержит тебя? У вас, кажется, последнее время и так отношения плохие.

– Я не знаю, как она отреагирует на принятое мною решение. С ней я еще не говорил.

– Учти, дорогой мой, что благотворительный фонд твоей супруги был и находится в Москве. Я сомневаюсь, что она согласится переехать в такие дикие места.

– Даже если она не поедет, меня это не остановит. Благодаря этому вещему сну я осознал столько, сколько не осознавал за всю свою жизнь.

– Вадим, только не забудь, ты обещал подыскать себе в Думе преемника. Чтобы я мог с его помощью продвигать интересные мне идеи. Пока не найдем его, не уходи. Слышал?

– Да, Арнольд. Разумеется, мы найдем этого преемника. Тем более что у меня есть на примете один человек. Я могу тебе о нем рассказать.

– Нет, на сегодня хватит информации, – Арнольд устало откинулся на подушки, – я теперь хочу просто отдохнуть, вздремнуть немного. От обезболивающего клонит в сон. Только мне даже страшно врача спрашивать: неужели мне так всю жизнь и придется на диете сидеть, – Абаджваклия усмехнулся и, поправив подушки, улегся поудобнее.

– Главное не кури, Нольда. И сладкий алкоголь не пей. А кофе со сливками, я думаю, тебе уже через месяц будет можно, – обнадежил Вадим, хотя он, если честно, точно не знал, так ли это, но очень уж ему хотелось подбодрить Абаджваклию, потому что Снегирев был ему теперь несказанно благодарен. Вадим даже не ожидал, что разговор пройдет настолько удачно. Депутат приехал к другу просто, чтобы посоветоваться, выговориться, поделиться с близким человеком планами на будущее. А Арнольд, которого он и не просил, сам предложил финансовую помощь! Сейчас Вадим был уверен, что потянет не только молочную ферму, но и целый агрокомплекс, в котором будет множество рабочих мест, а также и дом культуры, непременно дом культуры, для сотрудников и их детей! Снегирев сиял от радости. Казалось, еще вчера Абаджваклия и слышать не хотел ни о каких инвестициях в благие цели, думал об одной лишь наживе и даже не скрывал этого. Теперь Арнольд сам предложил другу финансовую помощь для реализации его благородной задумки. Это был тот счастливый случай, когда деньги, и очень большие деньги, будут направлены на благие цели. А за себя Вадим мог ручаться: все до копейки будет использовано по целевому назначению.

В дверь постучала медсестра и намекнула посетителю, что пора собираться. Больному нужно отдохнуть. Вадим и сам как раз собирался уходить. Он еще раз пожал руку Арнольду, потрепал его за плечо, и ушел, окрыленный поддержкой лучшего друга. А Абаджваклия вскоре уснул, и ему ничего не снилось.

* * *

В ближайшие дни Снегирев решил переговорить с супругой. Он ощущал тревогу перед разговором. Арнольд очень точно подметил, что Адель – до мозга костей столичная штучка. Адель Маслоу разъезжала на иномарке с водителем, носила норковые шубы, бриллианты и изумруды. Одни только еженедельные процедуры в салоне красоты стоили как приличный ноутбук. Вадим прежде все это поощрял, ведь деньги позволяли практически любую роскошь. Теперь же, когда он решил, что необходимо ехать в глубинку, он ощутил, что его супруга, возможно, способна жить только в формате большого мегаполиса. Однако Снегирева уже ничто не могло переубедить, он знал, что его призвание, его миссия – это ехать в регион. «Будет, бесспорно, очень жаль, если жена меня не поймет, но я это переживу» – думал он, тем более он все еще сердился на нее из-за измены.

Предчувствие не обмануло Вадима. Сначала, когда Адель узнала о том, как Снегирев выманил из дома жильцов и тем самым спас их, она была очень рада. Как и Арнольд, она понимала, что это колоссальный плюс для его депутатского рейтинга. Она сказала, что теперь, волею судеб удостоившись такой популярности, Снегирев должен непременно баллотироваться в президенты. Вадим возразил ей и поведал свой замысел. Адель с недоумением смотрела на супруга.

– Наверное, ты, Вадя, просто очень устал, у тебя температура, ты сам не понимаешь, какую несешь ерунду!

Снегирев надеялся, что это просто первая реакция, и она была понятна, ведь он предлагал круто изменить их жизнь, Адель была не готова к этому. Он надеялся, что постепенно, через месяц-другой, она тоже проникнется его идеей. Да, услышав этот замысел впервые, она пришла в недоумение. Но постепенно она поймет, что муж, как и всегда, оказался прав. «А мне и самому эти пара месяцев необходимы, чтобы передать свои дела коллегам из Думы», – рассуждал Вадя.

Однако Адель и слышать не хотела про уход мужа из парламента.

– Вадим, тебе, по-моему, надо врачу показаться. Ты сам-то хоть понимаешь, что ты говоришь? Ты депутат, ты у власти, ты представитель властвующей элиты! Я горжусь, что мой муж – парламентарий! Вадим, я буду очень, очень разочарована, если ты поменяешь профессию. И ладно бы тебе было тридцать лет. Да, в этом возрасте еще может идти речь о смене деятельности! Но не в пятьдесят!

– Но мне едва исполнилось сорок пять!

– Не имеет значения! Вадим, я не хочу больше слышать этих бредовых идей! Нет, если ты хочешь купить коттедж где-нибудь на пруду, ради бога. Я даже буду приезжать раз-другой в месяц на променады у воды… Но, ради всего святого, оставайся в Думе!