Текст книги "Обжигающий след"

Глава 3. Обвал

На следующий день Тиса отправилась навестить древоеда, а заодно решила на обратном пути присмотреться к скалам. Оставив позади огороды и сады пригорода, пустила Ватрушку рысью вдоль кромки поля. Солнце грело спелую рожь, ветер высушивал засевшую в колосьях влагу. Разбитая телегами дорога еще хранила в рытвинах следы дождей – бурые мутные лужи приходилось объезжать по обочине. Через два часа Тиса миновала хибару, огороженную забором, на кольях которого висела шкура огромного черного медведя. Во дворе у сложенной поленницы Афонасий Шишкарь рубил дрова. Коренастый лесничий издали завидел всадницу и вогнал в пенек внушительного вида топор.

– Здравствуйте, – поприветствовала его девушка и в ответ получила хмурый кивок.

«Смотрит так, – подумала Войнова, – словно я у него в кармане рыться собралась». Но что поделаешь, Шишкарь недолюбливал всякого, кто покушался на лес, который он считал чуть ли не собственным уделом. Она из леса часто вывозила полные корзины лечебных плодов и растений, а что собиралось сырье далеко за пределами его вотчины, Афонасий в расчет не брал. Хотя сам любил поохотиться на живность. Вон, сколько шкурок под стрехой болтается.

У опушки Тиса повернула на восток, где за лесом, у самого горизонта Большуха щерилась скалистыми пиками, словно щука зубами. Можно было бы не сворачивать с дороги и доехать до начала перевала, а потом продвигаться вдоль гряды по открытой местности. Но так путь удлинился бы на четверть. Да и зачем? Что может быть прекраснее леса? Щебет птиц, запах листвы, сосновой смолы и грибов. Если по-над опушками поискать, наверняка туесок лисичек и маслят набрать можно.

Она ехала, пока не кончились тропки и чащоба не встала стеной. Дальше – пешком. Кобылку пришлось привязать на длинном ремешке к корню дуба – пусть траву щиплет.

Тиса в лесу чувствовала себя как дома: нырнула под ветку ели, перелезла через бревно, обошла овраг. Ступала мягко, не торопясь, ориентировалась по солнцу и белому пику Большухи, который можно было увидеть только на полянах. Остановилась у зарослей лещины, набрала в карман горсть крупных орехов. Под ногами заметила изрытый чернозем – видно, самка кабана с поросятами приходила поживиться орешками.

Чем ближе подходила к болоту, тем сильнее менялся лес. Вместо статных деревьев все чаще попадались низкорослые сосенки с узловатыми скрюченными стволами, а под ногами сминался мох. Поутихли голоса птиц, мир будто замер в безмолвии. Всякий раз, когда приходилось пересекать это место, Тиса внутренне напрягалась, даже издали ощущая, что где-то там посреди топи стоит Гартова башня – черная и немая. Десять лет прошло, как пропал старик Гарт, но никто так и не отважился заглянуть в жилище вэйна и узнать, что с ним. Возможно, тому поспособствовали слухи о черном рыцаре, который якобы бродит по болоту.

«Пиви!» – пропел кулик. Напугал, чертяга.

Тиса отмахнулась от тревожных мыслей. Впереди средь пучков осоки показались топяные оконца – опасно. Девушка достала из холщовой сумки тесак и срубила ствол молодой осины. С импровизированным шестом осторожно двинулась по кочкам, выбирая те, что ближе к кустарнику. Раз все же оступилась и угодила в мочажину, но испугаться не успела. Вытащила ногу из жижи – хорошо, ботинки крепко зашнуровала, а то бы оставила подарок кикиморе.

Твердая земля встретила буйной зеленью – не то что без троп, тут просто десяток шагов пройти непростая задача. Увежане сюда редко хаживают: это место отделяли от любопытных Теплые скалы с одной стороны, а с другой – Гартово болото, наводящее на жителей суеверный страх.

Тиса продиралась сквозь чащу, расчищая дорогу тесаком. Наконец она выбралась на просеку саженей восемь шириной. Сплошь бурелом: пни, покрытые молодой порослью, стволы поваленных деревьев, под ногами пружинил ковер из отсыревшей стружки. Да и пахло, как на лесопилке. «Наломал ты дров, дружок».

Неудивительно, что древоеда она нашла за трапезой. Положив толстое желтоватое пузо на землю, древний точил ветку заваленной липы. Точно огромный зеленокожий кролик, он вгрызался в нее двумя передними зубами и громко чавкал. За те полгода, что Тиса не навещала древоеда, он успел отутюжить гектар леса. Две белохвостые чирки, завидев незваную гостью, бросили выбирать насекомых из кожных складок ящера и разом упорхнули с его спины.

Древоед перестал жевать и уставился на девушку блестящими выпуклыми глазами. Фыркнул, повел длинным хвостом, сгребая в кучу бревна, и снова принялся грызть липу.

Память у древоедов короткая, нрав дружелюбный – об этом Тиса читала в энциклопедии древних животных еще в детстве. Сначала расстраивалась, что ящер ее не помнил, а потом подумала, что к лучшему.

Войнова присела на пенек, сняла с сухой коряги клочок зеленого пуха, помяла его в руках. Шелковистые волоски грели ладонь. Линька. Древоед повзрослел, обзавелся толстой кожей – вон какой здоровяк! А был не больше теленка, когда его из ямы вытаскивала. Радости-то было! С детства мечтала увидеть хоть одного из древних (мордоклюв не считается). И вот, пожалуйста, – найденыш. Из семейства драконьих, между прочим. И ничего, что века превратили крылья в два кожистых бугра.

Тиса собралась было спрятать пух в карман, но тот сорвался с рук и полетел под дуновением ветра. Достав из ботинка нож, она прицелилась и метнула: клинок послушно пришпилил комок пуха к стволу обломанной ольхи. Губы растянулись в довольной улыбке. Положив добычу в карман, Тиса еще пару раз метнула нож, прежде чем вернуть оружие на место. Перед обратной дорогой присела перекусить припасенным бутербродом с солониной и петрушкой.

– Когда в следующий раз увидимся, не знаю. – Она поднялась. – Повезло, что ты за Гартовым болотом устроился. Увежане боятся к нему приближаться, а то досталось бы тебе на орехи. Боюсь даже подумать, что было бы, если б о тебе в части узнали.

Невольно вспомнился азарт в глазах Витера, когда разговор зашел о древних.

Сияющее улитка-солнце, еще по-летнему теплое, перевалило через пик небосклона и поползло вниз. Махнув древоеду рукой на прощание, девушка скрылась в чаще. Ящер даже морду не повернул – увлеченно заламывал передними лапами желтолистый граб.

Ватрушка приветствовала хозяйку радостным ржанием.

– Заждалась? – прежде чем забраться в седло, Тиса протянула кобыле горсть малины, которые та подхватила с руки мягкими губами.

Теперь к Теплым. С этой стороны гряда не исхоженная, не то что с перевала. Как-никак больше вероятность приметить жилу.

Вот она, Большуха, царство каменных исполинов, подпирающих небо. У подножия покоится груда огромных, больше человеческого роста глыб, щербатых и вечно теплых, даже при лютом морозе. Тиса повела Ватрушку вдоль гряды, всматриваясь в хоровод скал. Вдруг повезет, и покажется ей каховичная жила. Вот что-то блеснуло за широким уступом, словно голубой всполох… Или показалось? «Нужно вернуться и проверить при удобном случае».

Обратный путь показался короче. Уже через три часа всадница въезжала в Увег. Поднимаясь в горку по Пятичной улице, она не сразу заметила известную парочку забияк, иначе свернула бы в Весенний переулок.

Худой костлявый Казимир Семечкин, или просто Казик, пошатывался и смотрел под ноги, чтобы не упасть. Судя по горлышку бутылки, торчащему из кармана мятых штанов, бездельники уже отметили новый день. Здоровяк по кличке Пыж держался бодрее. Красные глаза его не сразу сфокусировались на Тисе, но как только им это удалось, пьяный ухмыльнулся и заорал:

– Эй, красотка! Куда же ты?! А поцеловать?

Войнова пришпорила кобылу, минуя мужчин, за спиной послышались ругательства.

До чего неприятные типы! Эта парочка наводила шорох по всей округе. Самой скандальной оказалась их выходка прошлой весной на похоронах бабки Фрони, матери пекаря. Дождавшись, пока убитые горем родственники покинут на ночь комнату с покойницей, эти шалопаи забрались в дом. Привязав к кисти усопшей веревочку, кончик ее протянули через окно на улицу. Поутру прибыли певчие и только затянули протяжно «отходную», как вдруг новопреставленная помахала священнику белой ручкой. Естественно, бедолаг-храмовников с жуткими воплями вмиг вынесло на улицу.

* * *

Случай выбраться в Теплые представился через пару дней. Девушка взглянула вверх на скалистую гряду, где в пятидесяти локтях от земли большой каменный уступ образовал площадку. Там ей в прошлый раз и привиделся голубой отблеск.

«Ганна не одобрила бы», – думала Тиса, надевая холщовые солдатские брюки с карманами. В шлевки на поясе продернула толстый кожаный ремень, за него заткнула подол юбки. Ватрушка, привязанная к сосне, укоризненно фыркнула.

– Чего фыркаешь? Думаешь, удобно в юбке по скалам лазать? Попробуй сама. Или тебе не нравится, что я Агапу ничего не сказала? А зачем старику волноваться? Тут не особо высоко. Справлюсь.

Наметив маршрут подъема, выбирая более пологие места, Войнова закинула на плечо сумку. Первые пятнадцать саженей поднималась по насыпи у подножия гряды. Осторожно, чтобы не упасть и не съехать вниз. Затем с уступа на уступ, с глыбы на глыбу, придерживаясь за каменные откосы. Когда половина пути осталась за спиной, Тиса глянула вниз. Ватрушку закрывали пушистые кроны сосен. Расстояние до земли неожиданно показалось внушительным.

– Понесла ж меня нелегкая, – прошептала девушка себе под нос. Кажется, в пятнадцать лет все было намного легче, когда она забиралась на скалы ради развлечения. Тиса решила больше не смотреть вниз и быть предельно осторожной. Край скалистой площадки, за которым, как ей верилось, как раз и голубела жила каховика, медленно приближался. Последние сажени давались с трудом. Чем ближе цель, тем более отвесной становилась скала.

«Так, сначала основательно прощупать очередной уступ перед тем, потом перенести на него вес тела. Еще немножко». Благо, надела старые перчатки, иначе мигом стерла бы ладони в кровь. Ссадин и царапин и так вдоволь нахватала. «Добралась!» – Тиса уцепилась за острый край. Подтянулась и вдруг вздрогнула – на площадке стоял человек. Темная мужская фигура. Ноги самовольно соскользнули с уступа. Девушка громко вскрикнула, повиснув на одной руке. Далеко внизу качнулись сосны и насыпь. Неожиданно сильные руки обхватили ее предплечье.

– Я вам помогу. Давайте вторую руку, держу вас, – незнакомец говорил отрывисто и хрипло.

С чужой помощью Тиса забралась на площадку, поднялась с колен. Взглянув в лицо спасителя, облегченно вздохнула: у страха глаза велики. Выбраться ей помог паренек лет семнадцати, с высоты ее двадцати шести – сущий мальчишка. Худой до жалости, невзрачной внешности. Словно пылью припорошенный, как сказала бы Камилла. Голову паренька стягивал обруч, а за ухом торчало перо. Сразу ясно – из шкалушей. Шкалуши – народец Рудненских Облачных гор – любят украшать себя перьями и крашеными нитями из козьей шерсти. В подтверждение мыслям Тиса разглядела на пальце юноши косичку из цветных ниток – подобие кольца и еще сплетенное ожерелье вокруг шеи. Льняная рубаха-косоворотка сидела на нем слишком свободно. В остальном же – самый обычный парень, каких и в Увеге полно.

Заметив, что юноша в ответ хмуро оглядывает ее одежду, Тиса хотела было высвободить подол юбки из-за пояса, но передумала. Плевать. Не император, чтобы она тут смущалась, как девчонка.

– Благодарю за помощь, – губы сами растянулись в улыбку облегчения.

– Что вы здесь делаете? – спросил шкалуш.

– Я ищу… – Тиса запнулась.

– Что?

– Прости, но это мое дело, – закончила девушка. Тон горца ей не нравился.

Она оглянулась. Площадка уступа оказалась шире, чем она предполагала, шагов десять от края до стены и не менее двадцати вдоль. Краем глаза Тиса заметила, что в нише скалы лежат мешок и дубинка, очевидно, вещи паренька. Увы, к ее огорчению, голубой каховичной жилы здесь не оказалось. Зато справа от площадки ответвлялась тропинка, по которой можно пройти по-над стеной к следующему широкому уступу.

– Глупо было взбираться без страховки, – горец покачал головой.

Тиса вспомнила о прочной и легкой веревке в сумке. Действительно, можно было подстраховать себя на последних локтях. Дала маху, что называется.

– Да, пожалуй, – согласилась. – Сам-то что здесь делаешь?

– В Увег иду.

– Мне кажется, ты выбрал не самый легкий путь. В десяти верстах к северу – перевал.

Паренек показал пальцем на перо за ухом.

– Мне по бездорожью привычнее.

Ах да, шкалуш.

– Удачи, – пожелала Тиса на прощание и подумала, что неплохо бы пройтись по каменной тропинке до следующей скалистой площадки. Раз уж залезла сюда, грех не осмотреться.

Парень не ответил. Лицо его вдруг помрачнело, он задрал голову, словно увидел что-то на вершине гряды. Войнова проследила за взглядом шкалуша – лоскутное небо и зубья скал. Ничего необычного.

– Как я мог забыть, – парнишка сжал ладони в кулаки. – Вы же кричали, а в Теплых порода разрушается при высоких звуках. Будет обвал!

Он говорил что-то еще, но было уже не слышно – последние слова поглотил нарастающий рокот над головой.

Время словно растянулось. Будто во сне Тиса наблюдала, как от верхушки скалы откололся огромный кусок и ринулся вниз. Надвигаясь, он с оглушительным треском раскалывался о преграды, дробился на множество каменных глыб. Еще доля секунды – и рой камней заслонил собой полнеба. Тиса в панике оглянулась. Пока она ошарашенно соображала, шкалуш уже успел укрыться в скалистой нише. Присел, сгорбился в обнимку с мешком. Вот как надо уметь спасать собственную шкуру! А ей тут пропадай – ведь спрятаться в нише уже не успевала. Она бросилась в сторону тропинки, возможно, еще есть шанс уйти из-под смертельного камнепада. За спиной раздался грохот, скалу под ногами тряхнуло. Девушку снесло с тропы, она покатилась и ударилась головой о каменный откос. Последней мыслью, прежде чем свет окончательно померк, было: «Это конец. Мама, встретишь ли ты меня там?»

Очнулась в звенящей тишине, даже не предполагая, сколько пролежала без сознания – минуту, час или больше. В воздухе висело облако пыли, на зубах скрипел песок. Тиса медленно поднялась. Удивительно, но ноги не дрожали. Не считая пощипывающего ушиба на голове, в целом она чувствовала себя хорошо. А вот шкалушу, похоже, смертельно не повезло: ниша, которая должна была служить ему защитой, оказалась доверху засыпана породой. Понимая, что парня уже нет в живых, Тиса все же кинулась к завалу.

– Шкалуш! – звала, не повышая голоса. В ответ – тишина. Почему-то мысль, что она даже не узнала имени незнакомца, заставила почувствовать себя несчастной. Тиса постаралась сдвинуть гранитную глыбу. Тщетно. После нескольких бесполезных, к тому же опасных попыток девушка отказалась от своих намерений. И физические, и душевные силы покинули ее. Упав на обломок скалы, девушка разревелась. По измазанным каменной пылью щекам пролегли дорожки слез. Как бы она ни хотела верить в обратное, но стоило смотреть правде в глаза: юноша мертв. Обвал, вызванный ее криком, унес жизнь человека.

Тиса не знала, сколько времени просидела у завала, прежде чем заставила себя двигаться. Она подползла к скалистому краю и оглядела откос, пытаясь определить, с какой стороны будет лучше слезать вниз. Склон ей не понравился. Показалось, что более удобен спуск с соседней площадки, куда и привела ее тропинка по-над отвесной стеной. Там, набросив на выступ-якорь веревку, Войнова сползла по ней на удобный валун, от которого почти благополучно добралась до подножия: лишь на «сыпухе» поскользнулась и проехалась на мягком месте до твердой земли, в клочья разодрав брюки и юбку и добавив себе новых ссадин.

Спустя три часа Тиса миновала развилку и свернула на дорогу к Увегу. Багровый закат подчеркнул черный абрис опушки и пролесков. Прохладный ветер освежал щеки и плечи. Устав телом и душой, Войнова уныло покачивалась в седле. Через полчаса езды за спиной послышался шум – вдалеке ехала карета, запряженная парой лошадей. Странным образом животные не поднимали пыли, но всадница этого не заметила. Не проявив ни малейшего любопытства, Тиса повела Ватрушку по обочине, чтобы не мешать проезду. И подосадовала, когда карета остановилась, поравнявшись с ней: сейчас ни с кем не хотелось общаться. Только мужичок на козлах собрался было что-то спросить, как из окна кареты высунулась пожилая дама в чепце и властным голосом вопросила:

– Э-э, милочка, мы верно едем к Увегу?

Она окинула девушку взглядом – от чумазого лица до пыльных разодранных брючин, видневшихся из-под юбки. Острый нос дамы поморщился, будто к нему поднесли тухлое яйцо.

– Да, – Тиса кивнула, собираясь двинуться дальше.

– Подождите, я не закончила! – воскликнула женщина. Она обернулась и укорила кого-то, сидящего рядом: – Вот куда ты меня везешь, Филипп?! Здесь совершенно не знают, что такое этикет. Никакого уважения. Как я и предполагала, это кошмарное место.

– Ма, не начинай, – ответил ей приятный баритон. В сумраке кареты Тиса различила тонкий мужской профиль.

Острый нос дамы снова повернулся к Тисе.

– Скажите, милочка, сколько до Увега осталось? Я должна знать, как долго мне еще страдать от этой тряски.

– Полтора часа, никуда не сворачивая, и вы прибудете в Увег. Еще есть вопросы, сударыня?

Пожилая дама, сверкнув глазами, оставила девушку без ответа. Крикнула вознице:

– Трогай!

Карета тронулась. До Тисы долетели слова «невоспитанная» и «оборванка».

Добравшись до дома, девушка воспользовалась сумерками и прошмыгнула в свою комнату никем не замеченная.

Глава 4. Новобранец

Она плыла в тумане, качалась на его ватных волнах.

– Я прибыл на место, – чей-то далекий голос.

– Ты знаешь, что делать, – раздавшийся в ответ приказ словно толкнул ее. Волны тумана захлестали сильнее.

– Тотум слишком долго принадлежал одному хозяину… не забрать… владелец должен сам отдать его, затем уничтожь всех, кто прикасался к… – слова появлялись и пропадали, словно пузыри со дна омута.

Туман рассеивался медленно, ввергая ее в непроглядную тьму.

Камилла закончила размешивать тесто в круглобокой кастрюле. Пухлые руки ловко накрыли его льняным полотенцем и поставили греться на уступок печи. На обеденном столе стояла тарелка с яблочным вареньем для будущего пирога. В другой раз Тиса уже макнула бы в него палец и облизала, но сегодня ее ничто не радовало.

– Не знаю, какое тесто получится. Мука новая. А на Жнухову Горку приготовлю пирог с орехами, медом и облепихой. Мне Петровна рецепт дала. Пальчики оближете! Яшка мой на следующей неделе в станицу заступает на пятую сторожу, как ноги носить-то будет? Говорю, забегай ко мне на кухню, сынок. Что в солдатской столовой Жич кашеварит? У него не разъешься. А он мне: «Мать, не кудахчи. Я не голоден».

– Проголодается, сам прибежит, – хмуро ответила Тиса.

Сегодня она проспала до обеда. Полежав в лохани с ромашковым отваром, заметила, что от вчерашних царапин мало что осталось. О вчерашнем спуске по насыпи напоминали только небольшие синяки на ногах да шишка на макушке. Клеверный бальзам помог.

Камилла взглянула на девушку.

– Ты что-то бледная сегодня. Не заболела ли?

Та отрицательно махнула головой. Не рассказывать же, что вчера из-за ее крика погиб шкалуш, и теперь ей предстоит тяжелый разговор с отцом. Как бы там ни было, совесть на том настаивала: ну не могла Тиса утаить от отца гибель чужака в скалах. Она вздохнула, понимая, что последует за этим разговором. Батюшка снова поручит своим солдатам следить за ней. Конечно, отделаться от такой охраны легко, но все-таки не хотелось и дня таскать за собой этот хвост. Но это еще не все. Ночами опять нарисовались видения, и блокировать их стало намного сложнее. Сплошной бред, от которого просыпаешься в поту.

Камилла тронула бледный лоб хозяйки.

– Вроде не горячий… Я чай мятный заварила, налить тебе кружечку?

– Нет, спасибо, просто голова немного болит, – соврала Тиса.

– По мне, так голова всегда болит от голода, – стряпуха смахнула со стола остатки муки в ладонь.

Слушая кухарку вполуха, девушка повисла на локтях на подоконнике и рассеянно наблюдала за строем солдат, пересекающим двор, пока тот не скрылся за голубиной башней. Она скользнула взглядом ко внутренней проходной и заметила отца, разговаривающего с Витером и Кубачом. Они загораживали собой четвертого собеседника. Когда капитан сдвинулся на шаг, не поверила глазам: последним оказался не кто иной, как давеча усопший шкалуш.

– Живой! – радостно прошептала Тиса.

– Кто живой? – не поняла Камилла.

Но Войнова уже выскочила из кухни. Миновав коридор и узкую переднюю, вылетела на крыльцо и замерла у столба, подпирающего козырек, прислушалась.

– Говоришь, в Горной Рудне охранником работал? – спросил отец.

– Да, при кабачке, – кивнул шкалуш.

– Кабачок случайно не огородный был? – хохотнул Кубач.

– Никак нет, – промямлил паренек.

– Значит, опыт какой-то есть, – одобрительно кивнул отец. – Хорошо. Витер, возьмешь к себе мальца.

– Но капитан… – тот явно не впечатлился сомнительным приобретением.

Отец строго взглянул на подчиненного, а паренька похлопал по плечу.

– Только служить в пограничной страже – это тебе не двери кабака стеречь. Здесь, брат, родину защищать придется.

– Постараюсь не подвести! – проникновенно сказал шкалуш.

Командир кивнул, за хмурым видом чувствовалось его одобрение.

– Витер, распорядись по поводу белья, койки. Как обычно. И уж больно тощий… Скажи Жичу: две порции мальчишке давать в течение месяца.

– Думаешь, откормим, Лазар? – Кубач продолжал потешаться.

– Будет сделано, Лазар Митрич, – Витер хлопнул новобранца по второму плечу. Ноги паренька дрогнули. – Проявлю особую заботу.

– А вы, молодой человек, осваивайтесь, учитесь. Не посрамите свое училище. Успехов.

– Спасибо, – поблагодарил шкалуш.

Подождав, пока капитан и Кубач скроются из виду, Крохов повернулся к новобранцу.

– Значит так, салага. Запоминай. Сначала в баню. Затем в цирюльню, патлы состричь. Бабью красотульку с головы снять.

– Это обод чести, – гордо произнес горец. – У нас такие все мужчины носят.

– Будешь в Рудне – носи хоть юбку с панталонами. Здесь тебе пограничная часть, а не бордель. Я понятно выражаюсь? Не слышу ответа!

Шкалуш опустил голову.

– Так точно.

– А это что за нитки на шее?

– Оберег.

– Ну ладно. Баня за голубятней, как зайдешь – первая дверь налево, – старшина указал направление. – На складе у Шилыча получишь набор белья, сапоги, мыло…

– А оружие? – протянул шкалуш, поглядывая на боевую саблю в его ножнах.

– Не наглей, пацан. Обойдешься пока своей дубинкой. Кру-у-угом! Шагом марш в баню!

Тиса проводила взглядом широкоплечего Витера и щуплого шкалуша. «Точно волкодав с котенком», – подумала она. Но на душе полегчало: парень-то жив оказался. Слава Единому и святой Пятерке. Нужно в храм сходить, свечу поставить.

Когда позже она появилась в лазарете, Агап как раз закончил врачевать Рича. К его большой радости, Тиса отдала ребенку энциклопедию древних. После вкусного чая с кизиловым вареньем в теплой компании девушка три часа провела с Агапом за перебиранием содержимого буфетных полок. Сортировали баночки, скляночки, мешочки и пакетики. Ненужное или просроченное летело в мусор. Ревизией они были обязаны Глафире, которая хотела вытереть пыль на переполненных полках и нечаянно разбила бутыль. Настойка лапчатки растеклась и замочила лекарскую утварь.

– Как дела в лавке? – молодая травница вытерла влажной тряпкой пыль с пузатого кувшина. За последние дни она ни словом не обмолвилась о своем походе в скалы.

– Паршивец опять поднял плату.

– Так я и знала, – Тиса цокнула языком. – И на этом, боюсь, не остановится.

Агап близоруко поднес бумажный сверток к глазам, развернул, понюхал, отложил в сторону.

– Не лучше ли все же собственную лавку открыть? – помощница покосилась на старика.

– Мы уже говорили об этом, – буркнул тот, разворачиваясь к ней спиной.

– Ну почему, дед Агап? Почему нет? – выглянула Тиса из-за его плеча. – Я бы сама управляла ею. И убирала, и полы бы мыла, пока мы не будем в состоянии нанять человека.

– Говорю – нет, значит, нет, – лекарь составил бутыли с настойками в сумку. – И полно об этом. Ландус продал сбор от мигрени, а также мази от мозолей. Последней у меня еще пять банок в погребе, а вот сбор нужно сложить.

Тиса вздохнула.

– Я не запомнила состава, – без выражения произнесла травница. – Помню только – бузина нужна, листья сирени…

Агап согласно качнул головой.

– Еще по ложке сушеной рябины на порцию. А после Жнуха, думаю, пора за свежей клюквой. Надо же тебе научиться силуч варить.

Знает старик, чем умаслить.

– Я на чердак поднималась, – примирительно сказала она. – Шиповник хорошо сохнет. А черноплодку ворошить следует. На нескольких ягодах плесень приметила, тоньше слоем бы рассыпать. А кладовщик лотки не дает.

– Шилыч тот еще скряга, – хмыкнул в бороду старик. – Я у него как-то пустых бутылей, помнится, спросил, хоть один ящик из двадцати. На что ему столько стекла? Пылится на складе токмо, а мне бы под настойки пригодились. Все одно гарнизон использовать будет. Так и не дал, жадень несчастный. Ты батюшку своего попроси, чтобы повлиял.

– Это бесполезно. Отец скажет, что каждый должен заниматься своим делом, – помощница усерднее, чем требовалось, принялась надраивать бока очередной склянки.

– По-своему он прав, – мирно сказал Агап. – Да, кстати, пару дней меня в части не будет. Навещу брата. Опять дурака грыжа скрутила. Говорил же: Прохор, не тягай мешки, сыновья на что? Так нет же, сам все делать силится, осел чиванский.

– Настойку сабельника повезете?

– Да. И покажу еще раз Зинаиде, как правильно натереть спину медом и размять поясницу.

– Хорошо. Привет передавайте им, – Тиса составила в авоську пузырьки.

Вернувшись из погреба, Агапа на кухне она уже не застала и выглянула в коридор.

На лавке у приемной ожидали своей очереди двое новобранцев. Худосочного шкалуша Тиса не сразу узнала: коротко стриженная голова, форма горчичного цвета. Вторым оказался рыжеволосый крепыш. Дверь распахнулась, и кабинет покинула другая пара новобранцев. Шкалуш и рыжий поднялись.

– Здравия желаю! Василь Дворов и Трихон Якшин прибыли на осмотр, – крикнул рыжий в приоткрытую дверь.

– Проходите, коли не шутите, – приглушенный голос Агапа в ответ.

Тиса заметила, как горец побледнел, заглянув в приемную, и отпрянул за спину товарища.

– Иди первый, я после тебя, – шепнул он рыжему. Тот кивнул и пропал в приемной.

Войнова усмехнулась. Страх перед лекарем – нередкое явление. Она проследила, как шкалуш направился к выходу, и последовала за ним. Выглянув из темного нутра лазарета, Тиса на миг сощурилась от света. Высоко по необъятному небу струились перистые облака. Ветер трепал на веревке белье, вывешенное Глафирой, а в палисаднике под окнами жужжали шмели на цветах. Юноша прислонился спиной к затененной стене и закурил самокрутку. Пепел падал на горчичную форменную рубашку, но он, казалось, не замечал этого.

– Здравствуй. Я думала, ты погиб, а ты жив оказался, слава Единому, – девушка приветливо улыбнулась.

Шкалуш поднял глаза. Особого удивления Тиса в них не увидела. Не дождавшись ответа, добавила:

– Не бойся. Лекарский осмотр – это не страшно.

– Я не боюсь, – буркнул Трихон себе под нос. Паренек смял в руке потушенную сигарету и метким броском отправил ее в урну.

– Агап Фомич только расспросит о болезнях, осмотрит, температуру заставит смерить. Он добрый.

– К чему вы мне это рассказываете? – оборвал новобранец собеседницу.

Внезапно почувствовав себя назойливой, Войнова отступила. За разговором со шкалушем она не заметила Витера и Гора: мужчины вывернули из-за угла корпуса и приближались. Ножны с саблями обивали бока военных при ходьбе, сапоги поднимали пыль с прогретой солнцем тропинки. Витер издали наблюдал за капитанской дочкой и новобранцем. Большой и широкий как краб Гор жестикулировал своими ручищами, рассказывая что-то о срубе новой сторожи, но слова его благополучно пролетали мимо ушей Крохова.

Нагрянув со спины, старшины приветствовали Тису короткими кивками.

– Тиса Лазаровна, мое почтение. Вам докучал этот шкет? – Витер окинул хмурым взглядом шкалуша, который уже успел выпрямиться перед начальством.

– Вовсе нет, Витер Дмитриевич.

Старшина оглядел Тису, затем новобранца, гаркнул:

– Почему прохлаждаемся, боец?

– Никак нет, ваше благородие. Явился в лазарет на осмотр по вашему приказанию, – оправдался шкалуш.

– Так какого лешего здесь околачиваешься? Марш к лекарю. Что стоишь? Шевели отростками!

Новобранец шмыгнул в дверь корпуса.

– Тиса Лазаровна, если вам нужна помощь или защита, вы не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.

– Спасибо, но, думаю, в этом нет необходимости. Мне никто не угрожает, – поблагодарила Тиса. – Хотя…

Девушка сложила ладони.

– Витер Дмитрич, вы могли бы лотки для меня попросить у кладовщика?

– У Шилыча? – цокнул тот языком. – Да у этого пса даже снега зимой не выпросишь. Боюсь, эта задача невыполнима. Простите, Тиса Лазаровна, но здесь вам лучше обратиться к вашему батюшке.

Мужчины отправились дальше, а девушка еще какое-то время смотрела им вслед.

* * *

На следующий день после завтрака Тиса заглянула на чердак. Прошла в хозяйственное крыло корпуса, где в детстве любила шнырять по сумрачным кладовкам. Там можно было обнаружить много старых, покрытых пылью, а потому загадочных вещей: тяжелые ржавые утюги, подсвечники, сломанные швабры и даже части старинных лат времен первой Панокийской войны.

Скрипящая лестница, предназначенная для слуг, вела на третий этаж. Пол чердака устилала соломенная труха. Под потолком нависали балки – того и гляди поцелуют в макушку. Из окон падали полоски света, в которых клубились частички пыли. На пеньковой веревке, протянутой меж балками, сохли травы и коренья. Зверобой с венчиками желтых цветов, терпкая серолистая полынь, спутанные стебли спорыша, девясил, ромашка, лапчатка, красный клевер… «Лекарство то, что ногами топчем», – часто любил повторять Агап. У березовых стеллажей травница взяла деревянную лопатку и поворошила ею плоды черной рябины. Тут же сушились шиповник, боярышник, кизил, медвежья ягода и семена тыквы.

Девушка сняла с веревки два пучка – бузину и сирень. Из окошек чердака послышалось твердое: «Да не посрамим Имперскую Пограничную Стражу! Будем готовы к отпору супостату!»

Значит, на плацу закончился смотр. Так было всегда. Отец отдавал распоряжение начать тренировку, и пограничники принимались стрелять из стрелометов, дальнобойных луков, валить дощатые мишени, чиркать саблями, колошматить мешки, набитые соломой. Старшины старались гонять своих ребят особенно активно, если поблизости виднелась лысеющая макушка капитана.

Так было и в этот раз. К своим подразделениям подошли Кубач, Порфирий, Гор и Витер. Последний выделялся безупречной статью, как мачтовая сосна среди дубов. Командующие развели подчиненных по испытательным площадкам. Тисе повезло – отряд Витера занял крайнюю арену для поединков, у колонны пожарных бочек с водой, так что она могла слышать его речь.