Текст книги "Игрушки дома Баллантайн"

Зверей Баллантайна встречают в штыки, добивают прикладами, экономя патроны. Минуты – и на площадке перед домом остается последний пес. Байрон подзывает его тем же свистком. Перерожденный дог скалится, пятится к ступеням крыльца и послушно садится у ног хозяина. Сенатор треплет его по холке, одобрительно кивает и обращается к солдатам:

– Прекрасный вечер, господа. Здравствуйте, сэр Уильям.

Раттлер подходит к крыльцу. Его солдаты держат сенатора и полумеханического пса под прицелом.

– Здравствуйте, мистер Баллантайн, – спокойно говорит генерал. – Надеюсь, больше сюрпризов не будет?

Байрон снисходительно улыбается, цепляет поводок к шипастому ошейнику дога. Заправляет за ухо длинную прядь волос.

– Я своего добился, сэр Уильям. Вам понравился спектакль?

– Вы мразь и убийца, Баллантайн.

– А ваши руки чисты, не так ли, господин главнокомандующий? Кстати, как здоровье Долорес?

Генерал молчит. Смотрит в насмешливые серые глаза сенатора и считает про себя до тридцати.

– Мистер Байрон Баллантайн, вы арестованы по приказу Его Императорского Величества, – чеканя каждое слово, произносит наконец он.

– Я думал, вы скажете это более торжественно, – с неподдельным сожалением качает головой Байрон.

Он смотрит на неподвижную толпу за воротами, словно ищет кого-то. Гладит собаку.

– Хотите кофе, главнокомандующий?

– Благодарю, нет. Есть дело поважнее. Отключите транслятор, Байрон.

Сенатор качает головой.

– Вы пренебрегаете моим гостеприимством, а я в свою очередь не хочу выполнять вашу просьбу.

– Это не просьба. Это приказ.

– Не вам мне приказывать, господин Крысобой, – ядовито цедит Баллантайн и швыряет под ноги генералу связку ключей. – Хотите отключить транслятор – ищите его сами.

С псом на поводке он идет к солдатам.

– Господа, прошу препроводить меня туда, где надлежит находиться арестанту. Мой дог будет со мной, простите мне эту маленькую слабость.

Раттлер подбирает ключи, оборачивается.

– Сенатор, а где Брендон?

Байрон останавливается, самодовольное выражение на мгновение исчезает с его лица.

– Мой ангел меня покинул. И хочется верить, что он нашел свою смерть под траками вашего танка.

Сэр Уильям стоит у окна в кабинете сенатора Баллантайна и смотрит на площадь перед воротами. Там – все та же застывшая толпа, оцепление. Словно фотографическая карточка.

– Господин главнокомандующий, – окликает его адъютант.

– Да, Джефферсон?

– Живых в доме нет. Слуги, похоже, растерзаны собаками. И еще… мой генерал, вам надо это видеть. В лаборатории.

Раттлер следует за адъютантом сперва коридорами, затем подземным переходом. Джефферсон открывает массивную окованную дверь, и на генерала обрушивается тяжелый запах гниющей человеческой плоти. Раттлер давит рвотный позыв, выхватывает из кармана платок, дышит через него.

На цепях в углу полуподвала распято нагое тело перерожденной. Ржавые звенья продернуты через разрезы в коже и мышцах, темнеет запекшаяся кровь. Голова женщины запрокинута, от трубок горла тянется к потолку еще одна цепь.

– Сэр Уильям, взгляните, – зовет Раттлера адъютант.

Взгляд генерала скользит по изувеченному телу, задерживается на животе женщины. Четыре грубых шва вместо одного вертикального. Раттлер подходит ближе и видит надпись химическим карандашом на бедре: «Пользуйтесь моим подарком осторожнее, сэр Уильям». Генерал присаживается на корточки и слегка касается швов. Женщина вздрагивает, открывает глаза.

– Господи Боже! – вскрикивает Джефферсон и отшатывается прочь.

– Спокойно, – осаживает его Раттлер. – Позовите сюда сапера и пару парней покрепче.

Джефферсон исчезает за дверью, генерал остается с последней куклой Баллантайна один на один.

– Потерпи, голубка, – просит он, стараясь, чтобы голос звучал помягче. – Ты меня слышишь? Понимаешь?

Женщина кривится от боли, синие глаза закатываются. Обморок. Генерал сметает с мраморного стола хирургический инструментарий, расстилает брезент, прежде укрывавший громоздкий прибор у стены. В коридоре слышится топот, и в лабораторию вбегают Джефферсон, немолодой сержант и двое плечистых солдат.

– Снимите ее – и на стол, – распоряжается Раттлер. – Только осторожно: она жива.

– Господин главнокомандующий, я прошу вас удалиться на безопасное расстояние, сэр, – просит сержант. – Лучше всего выйти за дверь. Если внутри бомба… сами понимаете.

Раттлер, Джефферсон и один из солдат выходят в коридор, закрывают дверь. Проходит минут пять, и сапер зовет их обратно:

– Все в порядке, господин генерал. Ее можно снимать и переносить.

– Сбивайте цепи, – говорит генерал солдатам и спрашивает сапера: – Что у нее в животе?

– Не могу знать, сэр. Но точно не бомба, да и сама кукла это говорит. Там что-то прямоугольное, плотное, размером с портсигар.

Перерожденную укладывают на брезент, Раттлер берет скальпель.

– Подержите ее. Дорогая, тебе придется потерпеть. Не шевелись.

Шелковые стежки легко расходятся, подцепленные кончиком скальпеля. Один за другим главнокомандующий распускает все четыре шва. Женщина лежит неподвижно, лишь с ужасом смотрит на крепко держащих ее солдат.

– Джефферсон, дайте пинцет и ранорасширитель. На полу справа от меня. Идите сюда, вы мне нужны.

Генерал осторожно приподнимает кожный лоскут, близоруко щурится. В глубине брюшной полости куклы поблескивает металл.

– Держите вот этот край, аккуратно и медленно сдвигайте на себя. Джефферсон, возьмите себя в руки, черт побери! Не дергайте.

– Сэр, судя по всему, это и есть транслятор, – негромко говорит сапер, заглядывая в рану.

Генерал кивает, рассматривает прибор. Все довольно банально: верньеры, регулирующие силу сигнала, несколько рычажков-тумблеров, мигающий индикатор. «Я же видел бумаги по этой чертовой машинке, – думает Раттлер. – Я должен вспомнить, как ее отключить». Он бросает взгляд на лицо перерожденной. Глаза женщины закрыты, губа закушена.

«Если я это просто выключу, неизвестно, что станет с куклами, – понимает вдруг главнокомандующий. – И нет никакой гарантии, что оно не рванет у меня под руками. Саперы тоже иногда ошибаются».

Он медленно переводит регулятор силы сигнала в положение «минимум». Выравнивает дыхание. Осторожно запускает руку в рану и тянет транслятор на себя. Тело перерожденной выгибается от боли. Она беззвучно шевелит губами, смотрит на генерала с ужасом.

– Сэр, погодите, – качает головой сапер. – Не трогайте. Прибор встроен. И питается от нее, посмотрите.

Сапер оттесняет бледного, как простыня, адъютанта и лезет в глубь раны пинцетом.

– Видите это, сэр? Баллантайн поставил ей смешанный двигатель. Энергия пара преобразуется в электрическую и питает транслятор. Лучше не лезть наобум, господин главнокомандующий. Если просто вырвать из нее этот прибор, она гарантированно погибнет, и…

– И неизвестно, как среагируют перерожденные, – мрачно продолжает Раттлер. – Значит, так. Джефферсон, выйдите наружу и оцените ситуацию. Доложите мне. Отправьте курьера: мне нужен медицинский фургон, перевезем нашу даму в штаб. Там уже будем решать, что делать дальше. Рядовой, сбегайте за парой простыней.

Сержант роется на полке с инструментами, ищет, чем разомкнуть звенья цепей на женщине. Раттлер слегка касается лба перерожденной, убирает с лица русые спутанные пряди.

– Больше не будет больно, я тебе обещаю. Сейчас подойдет машина, и мы отсюда уедем.

Возвращаются солдат с простынями и Джефферсон с докладом.

– Господин верховный главнокомандующий, там… Если так можно выразиться, куклы пришли в себя. Общее состояние вполне характеризуется словом «шок».

– Приказ оцеплению: никого не выпускать. Передайте Стивенсу. Оттесните перерожденных от ворот, уберите тела. Обеспечьте доступ транспорту.

В штаб генерал возвращается уже глубокой ночью. Распоряжается разместить перерожденную в бункере, приставить к ней охранника и только потом спускается к жене и дочери.

– Все, мои хорошие, – говорит он, обнимая обеих. – Основная опасность миновала. Баллантайн арестован.

«Все закончилось? – спрашивает Долорес недоверчиво. – Нам всем можно вернуться домой?»

– Пока нет, малышка, – качает седой головой Раттлер.

В дверь деликатно стучат, слышится голос Джефферсона:

– Сэр, к аппарату срочно. Вас требует Его Императорское Величество.

Черная телефонная трубка ложится на рычажки. Генерал Раттлер стоит, глядя в точку перед собой.

– Джефферсон, – едва слышно зовет он.

– Слушаю, сэр.

– Утром прибудет императорский курьер с приказом. Совещание командования в десять ноль-ноль. Я отвезу жену и вернусь. Женщине здесь не место.

– Простите, сэр… а мисс Раттлер?

– Приказ – уничтожить, – глухо отвечает генерал.

Джефферсон смотрит на него, недоумевая.

– Какой приказ?

– Император велел в течение недели полностью очистить Нью-Кройдон от перерожденных. Исполнение возложил на меня.

– А та, что мы нашли у Баллантайна?

– Не трогать. С ней предстоит работать. Проследите, чтобы ее охраняли, Джефферсон.

– Будет исполнено, мой генерал.

Кивком дав понять, что разговор закончен, Раттлер уходит. Через полчаса его машина выезжает с территории штаба и растворяется в ночи. Возвращается он лишь к утру, спускается в бункер и выходит оттуда вместе с Долорес. Девушка идет за отцом, одетая лишь в ночную сорочку, щурится от солнечного света. Звенит на металлическом запястье золотой браслет с колокольчиками. Генерал выводит дочь за ворота, они поворачивают за угол, где припаркован личный автомобиль главнокомандующего. Проходит несколько минут, и воздух вспарывает одиночный выстрел. Раттлер возвращается, неся на руках обернутое простыней тело. Ветер играет прядями темных волос, выбившимися из-под белой ткани. Звенят золотые колокольчики.

В девять утра прибывает курьер. Раттлер зачитывает приказ Его Императорского Величества перед командным составом. Когда он заканчивает, в штабе надолго воцаряется тишина. Бьется в оконное стекло толстая муха. Отсчитывают секунды напольные часы с маятником.

– Господин главнокомандующий, – подает голос полковник Стивенс. – Я распоряжусь информировать горожан о приказе. Как быть с теми, кто окажет сопротивление?

– Чушь, – фыркает Хиггс. – После этой резни в городе нет ни одного человека, который сочувствовал бы куклам. Сопротивления не бу…

Он умолкает, напоровшись на взгляд главнокомандующего.

– Хиггс, ваша задача – борьба с мародерством в городе, – ледяным тоном произносит Раттлер. – Стивенс, император приказал уничтожить всех кукол. Сопротивление ломать. Подполковник Доэрти, ваша задача – доставить в столицу сенатора Баллантайна. Живым, целым и невредимым. И вместе с собакой.

– Собаку-то зачем? – жалобно басит Доэрти.

– Личная просьба Его Императорского Величества, – устало отвечает Раттлер. – Всем все понятно? Есть еще вопросы? Тогда все свободны.

Командование расходится, только полковник Стивенс никуда не торопится. Он подходит к генералу Раттлеру, выдерживает паузу, дожидаясь, пока тот сам обратит на него внимание. Главнокомандующий смотрит на часы и думает о чем-то своем. Стивенс деликатно покашливает, генерал вздрагивает.

– Прошу прощения, господин верховный главнокомандующий…

– Вы что-то хотели?

– Вас в приемной штаба дожидается рядовой… запамятовал, как его зовут. Прибыл с окраины Нью-Кройдона с интересной новостью для вас. Привез вот это.

В ладонь генералу ложится цепочка с жетоном. Четыре цифры: семь, два, восемь, пять, порядковый номер перерожденного, призванного на государственную службу в войсках. Генерал смотрит на жетон, пожимает плечами.

– И что?

– Рассказанное рядовым меня настолько удивило, что я лично поднял списки наших механических солдат.

– Хватит интриговать, полковник, – устало просит Уильям Раттлер.

– Хорошо. Жетон принадлежит Брендону Фланнагану – кукле дома Баллантайн.

Генерал молча сжимает жетон в ладони и почти бегом спешит в приемную. Там на скамейке у окна мнется молодой солдатик с круглыми и синими, как у девчонки, глазами. Увидев главнокомандующего, паренек пугается и вскакивает по стойке «смирно».

– Вольно, рядовой, – отмахивается генерал. – Как тебя зовут?

– Питер, сэр! – звонко отвечает он.

– Давай пройдем в мой кабинет, Питер, и ты мне расскажешь, откуда у тебя этот жетон. Ты голоден?

– Немного, сэр, – смущенно отвечает парнишка.

Раттлер кивает, жестом подзывает к себе проходящего мимо офицера.

– Распорядитесь подать в мой кабинет завтрак и две чашки хорошего чая. Питер, идем.

В кабинете рядовой усаживается на уголок дивана и, запинаясь, рассказывает:

– Господин верховный главнокомандующий, я глазам своим не поверил, чес-слово! Мы патрулировали окраину в районе железнодорожного моста. Ну, у места, где Северн в Фармингтон впадает, знаете наверняка.

– Знаю, – кивает генерал. Жетон греет ладонь, словно живой.

– Там бункер. Ну, я заглядываю – вдруг там враг? Страшно, сэр, но я же солдат! И вижу – свет горит в конце коридора. Непорядок, думаю. Зову – есть кто? Тишина. Мы с дружком моим Фредом заходим, а там девчонка с куклой. Лежат и вроде как спят. Я аж рот открыл. Ну не может быть, чтобы перерожденный живую девку и не убил. Мы их будить – а они не просыпаются. Девчонка горячая, как уголь, а кукла ее обнимает. Ну, как подружку вроде. Фред сбегал за помощью, мы этих двоих вытащили. Девку в лазарет отправили при монастыре Святой Инесс, перерожденного в кандалы – и в полицейский участок, там уже топлива подкинули. Наш командир его не велел трогать и меня к вам послал с жетоном.

Питер умолкает, осторожно косится на главнокомандующего и спрашивает с затаенным восторгом:

– Это ж чудо, да, сэр?

Генерал кивает, пряча улыбку, благодарит рядового за новости.

– Ты поешь, передохни часок и возвращайся. Передай командиру мою благодарность, – говорит он. – Повтори номер участка, куда хозяина жетона отправили. А девушку?..

Раттлер быстро записывает что-то в блокноте, вырывает лист, сует его в карман и выходит из кабинета.

– Джефферсон! – разносится по коридорам его громкий бас.

– Слушаю, сэр!

Адъютант словно вырастает из-под земли.

– Мальчишку накормить и сопроводить до его части. Командиру выразить благодарность, рядового повысить в звании и наградить материально. Я уезжаю по делам в госпиталь Святой Инесс и в полицейский участок возле мэрии.

– Один, сэр?

– Да, – кивает Раттлер. – И еще… Распорядитесь, чтобы нашли хорошего гробовщика. Для моей дочери, Джефферсон.

Адъютант смотрит на него печально.

– Соболезную, мой генерал…

– Выполняйте.

Раттлер садится в машину, заводит мотор. Отъехав от штаба, он улыбается и спрашивает, глядя в зеркало заднего вида:

– Ты как там?

Заднее сиденье чуть приподнимается, и из ящика под ним выглядывает Долорес. Протягивает руку и слегка касается механическими пальцами отцовского локтя.

– Сиди тихонько, малышка, – просит генерал. – Пока придется потерпеть, а ночью я вывезу тебя из города к матери. Спрячься. Нельзя, чтобы тебя обнаружили.

Автомобиль главнокомандующего останавливается у полицейского участка. Раттлер входит, приветствует офицеров.

– Мне доложили о том, что к вам доставили куклу дома Баллантайн, – говорит он начальнику участка. – Проводите меня к нему.

– Беспокойный клиент, – морщится начальник участка, бряцая связкой ключей. – Как очухался, все мечется, руками машет. Спрашивает про девушку. Солдаты сказали, с ним девчонка какая-то была.

– И что вы ему ответили?

– Ничего, сэр. Мы эту девчонку в глаза не видели.

– Как узнаете, что с ней, – обязательно скажите ему. И поаккуратнее с парнем. Ценный свидетель.

– Слушаюсь, господин верховный главнокомандующий!

Увидев генерала Раттлера, Брендон сам бросается навстречу. В грязном оборванном мальчишке сэр Уильям с трудом узнает холеного аристократа, любимца сенатора Баллантайна.

– Здравствуй, лучший программист империи, – печально качает головой генерал.

«Здравствуйте, господин верховный главнокомандующий», – отвечает Брендон на амслене и улыбается.

– Плохие дела, парень, – говорит Раттлер и умолкает. Он не знает, что и как ему сказать.

«Транслятор, сэр. Вы отключили его?»

– Мы его нашли. Байрон арестован. Идет под трибунал. Ты, получается, тоже. Я сделаю все, чтобы ты прошел как свидетель, а не как обвиняемый.

«Сэр, я отвечу за то, в чем виновен», – поникает Брендон.

– Да ни в чем ты не виновен, дурак! Тобой просто воспользовались, как и другими перерожденными. Брендон, послушай. Всех кукол Нью-Кройдона уничтожат. Я постараюсь выбить для тебя хотя бы временное помилование. Но взамен мне нужна будет твоя помощь. Показания в суде.

«Мне ничего не нужно, сэр. Только скажите, жива ли моя Элизабет?»

– Это девушка, с которой тебя нашли?

«Да».

– Как получилось, что она выжила рядом с тобой, когда заработал транслятор?

Брендон отступает на шаг, смотрит генералу в глаза.

«Причины две, сэр. Первое – я люблю ее. И второе – я не могу убить никого из рода Баллантайн».

– Постой… Она – Баллантайн?!

«Да».

– Как такое возможно?

«Она дочь Байрона. Незаконнорожденная. Сэр Уильям, она жива?»

– Единственное, что я знаю, это то, что она в госпитале при монастыре Святой Инесс. Я обещаю: ее навестят мои люди и обязательно сообщат тебе о ней. Ну и дела, парень…

«Господин главнокомандующий, я вас умоляю: сберегите ее. Она – самое дорогое, что есть у меня. Она ни в чем не виновата!»

Брендон выглядит таким отчаявшимся, что генерал не выдерживает:

– Я обязан тебе, Брендон. За то либертанго, что ты подарил моей Долорес. Я найду твою Элизабет. И о тебе не забуду. А теперь я должен идти. Крепись, парень.

На бледном, покрытом копотью лице расцветает счастливая улыбка.

«Благодарю, господин генерал!»

В этой маленькой квартире на окраине города Раттлер не был лет пять, не меньше. Закрутила жизнь, дела, война на материке. Подполковник Коппер как в воду глядел, говоря при расставании: «Это надолго, Уилл. Но помни: я тебе всегда рад. Если раз в десять лет заглянешь к старой консерве – осчастливишь».

Скрипучая лестница завалена хламом. Сломанные детские игрушки, винные бутыли, корзины с тряпьем. Генерал идет, и ему кажется, что каждый шаг переносит его на несколько лет назад. И что не было никакого взрыва цеппелина «Кинг Эдвард», и сейчас Коппер в мятой форме вывалится ему навстречу, веселый и пьяный, и они пойдут кутить, как умеют только военные летчики и прыгающие через звание отчаянные сорвиголовы…

Раттлер стучит в обшарпанную дверь, выжидает несколько секунд. Тишина. Генерал толкает дверь плечом, входит в квартиру.

– Коппер?..

Доски пола пружинят под сапогами. Танцуют пылинки в рассеянном солнечном свете. Тикают настенные часы. Подполковник Коппер, перерожденный, сидит под окном, прикованный наручниками к батарее. Генерал присаживается рядом на корточки, трясет его за плечо. Коппер не реагирует.

– Ну уж нет, – бормочет Раттлер. – Я тебя разбужу.

Он открывает тумбочку рядом с кроватью, шарит там, обыскивает ящики письменного стола, стеллаж, заваленный пухлыми тетрадями с записями и расчетами, шкаф в коридоре. Искомое – коробка с топливными брикетами – обнаруживается под столом в кухне. Генерал возвращается в комнату, расстегивает грязную рубаху на груди Коппера.

– Жену тебе надо хорошую, совсем распустился, – ворчит Раттлер.

Он чиркает спичкой, поджигает край брикета и вкладывает его в топку перерожденного. Берет валяющийся на полу ключ, отмыкает наручники. Выжидает минуту, пристально наблюдая за лицом Коппера, набирает в грудь воздуха и оглушительно басит:

– Подполковник Коппер! Смир-р-рно!

Перерожденный вздрагивает, открывает глаза, пытается вскочить. Раттлер хохочет, помогает ему подняться. Коппер беззвучно смеется, хлопает генерала по плечу.

– Я ж знал, что ты выживешь, хитрый лис, – радостно улыбается сэр Уильям.

«Когда ты вроде как не пьешь уже двадцать лет и тебе среди ночи является алкофея, первое, что приходит в голову, – пристегнуть себя покрепче, чтобы не наделать глупостей», – жестикулирует подполковник.

– Эта фея посетила всех перерожденных Нью-Кройдона. Коппер, послушай… Тебе необходимо ехать со мной.

Улыбка исчезает с лица Коппера.

«Собратья и сосестры что-то натворили?»

– Устроили резню. Тысячи жертв. Приказ императора – тотальное уничтожение перерожденных. Потому я и приехал за тобой. Ты мне нужен, Коппер.

«Стоп. Если приехал убить – зачем кормил? – хмурится Коппер, оглаживая аккуратную русую бородку. – Если нет – это неподчинение приказу императора, Крысобой».

– Давай о последствиях потом, а? Дочь я им не отдам. Тебя тоже. Какой смысл уничтожать оружие, когда убивает человек? Собирайся. И рубаху надень почище, – морщится Раттлер. – Элеонор станет дурно от одного твоего запаха.

Коппер беззвучно смеется, в темно-карих глазах пляшут веселые искры.

«Леди Раттлер за столько лет не привыкла к славному запаху портянок?»

– Коппер! Да собирайся уже!

В штаб генерал возвращается к обеду. Его встречает хмурый Стивенс.

– Господин верховный главнокомандующий, ваш приказ выполнен. Лично навестил Элизабет Баллантайн в госпитале Святой Инесс. Разрешите далее не по форме?

– Разрешаю.

– Девка сотрудничать отказывается. Еле дышит, а наглости и высокомерия – что у титулованной особы. Дрянь редкостная, пристрелил бы с радостью, подвернись случай!

Раттлер с трудом удерживается от ехидной улыбки.

– Чем же юная леди так уязвила вас, полковник?

– Знанием табуированной латыни, – бурчит Стивенс. – В участке тоже был. Снова почувствовал себя идиотом.

– Учитесь общаться с гражданскими, полковник. Не все подчиняются командному тону. Некоторым нужно простое человеческое отношение. Я сам говорил с Брендоном и более чем уверен: парень даст показания против Баллантайна. Только давить не надо. Что вас так перекосило, Стивенс? Пытались запугать ребятишек?

Надменное худое лицо полковника расцветает красными пятнами.

– Стрелять таких ребятишек, – цедит он сквозь зубы. – Безжалостно.

Раттлер его не слушает. Он думает о том, что Долорес и Коппер в безопасности и что он сам не собирается останавливаться на достигнутом.

«Подам прошение императору. Нельзя же всех под одну гребенку… Хотя бы негласно – сохранить тех, кому империя обязана своим расцветом. Сколько среди перерожденных таких, как Брендон и Коппер. Наверняка император понимает это ничуть не хуже, чем я».

– Да, господин главнокомандующий, а я оказался прав насчет сопротивления приказу. Те немногие, что сберегли своих кукол, не желают их отдавать. Недовольство горожан растет.

– Скажите об этом Его Императорскому Величеству, – сухо отрезает генерал.

Стивенс пристально смотрит на него.

– И сожалею по поводу вашей дочери, сэр. Как это пережила леди Элеонор?

Раттлер садится за письменный стол, открывает папку с рапортами и только потом отвечает:

– Как и положено жене верховного главнокомандующего. Стойко.

– Где похоронили Долорес?

– На городском кладбище, Стивенс.

– Если вы не против, сэр, я хотел бы возложить венок на ее могилу.

Раттлер хмуро кивает и углубляется в чтение бумаг.

Дождь стучит по стеклу автомобиля. Мир плывет, размытый и тусклый. Машину верховного главнокомандующего слегка ведет на раскисшей грунтовой дороге.

– Блестящая работа, сэр Уильям, – сказал император после утреннего рапорта. – Читаю свежие газеты. Фотографии впечатляют. Отдохните несколько дней, генерал. Побудьте с женой. Выражаю вам самые глубокие и искренние соболезнования по поводу гибели дочери.

Раттлер останавливает машину, смотрит вперед сквозь пелену дождя. К лобовому стеклу прилипает сорванный ветром желтый листок.

…Площадь перед мэрией забита от края до края. Тройное оцепление. По одну сторону – свист, улюлюканье, отчаянный плач, слова молитв. По другую – ни звука. Лишь тысячи воздетых к небу механических рук. Слова прощания на амслене.

Стивенс складывает подзорную трубу, уходит с балкона.

– Весьма драматично, господин главнокомандующий, – мрачно сообщает он. – Желаете взглянуть?

Раттлер качает головой. Он еще увидит. Ему отдавать приказ танкам, замершим на периферии.

– Который час, полковник? – спрашивает он едва слышно.

– Пора, сэр.

Верховный главнокомандующий выпрямляет спину и идет через зал. Каждый шаг отдается болью глубоко в груди. Он переступает через порог балкона, и августовское солнце слепит глаза.

– Граждане Нью-Кройдона! – несется с дрейфующего над площадью дирижабля. – Будьте благоразумны, разойдитесь по домам!

Толпа по ту сторону оцепления вскипает при виде Уильяма Раттлера. Взлетают в воздух шляпы и цилиндры, слышатся возгласы «Да здравствует империя!». «Будьте вы прокляты, убийцы!», – бьет по ушам надрывный женский крик.

– Custodi et serva, Domine… – шепчет генерал, прикрыв глаза. Вынимает из кармана белый батистовый платок и подбрасывает его вверх.

Девять танков одновременно приходят в движение. Солдаты оттесняют людей с площади. Крики и рыдания тонут в грохоте техники.

Раттлер стоит на балконе здания мэрии и смотрит вниз.

Врезается в память сцена: светловолосая девушка в цилиндре, обвязанном алой и сиреневой лентами, подсаживающая на ползущий танк девочку лет десяти. Танкист, пробивающий грудь девчонки штыком и сбрасывающий ее под траки. И лицо девушки в цилиндре, обращенное к Уильяму Раттлеру: прежде чем исчезнуть в мешанине полумеханических тел, она улыбается и машет ему шляпой. И ее улыбка подобна выплеснутому в лицо кипятку.

«Блестящая работа, сэр Уильям. Читаю свежие газеты. Фотографии впечатляют…»

На загородную виллу в часе езды от Нью-Кройдона генерал прибывает постаревшим лет на десять. Целует жену бледными сухими губами. И долго-долго не выпускает из объятий дочь.

Ночью ему снится, что Долорес срывается с балкона и падает – медленно, как подхваченный ветром осенний листок. А он стоит и вертит в руках цилиндр, обвязанный яркими лентами. И механический дог сенатора Баллантайна улыбается, прежде чем рвануть стальными клыками горло Уильяма Раттлера.

После завтрака генерал идет в комнаты для гостей. Подполковник Коппер с каменным лицом читает последние новости. Заметив Раттлера, он аккуратно складывает газету и глядит на сэра Уильяма выжидающе.

– Я сделал то, что приказано, – тихо говорит генерал.

Коппер смотрит в сторону, словно что-то прикидывает. Качает головой и спрашивает: «Ты думал, как быть дальше? Долорес, мне, Хлое?»

– Хлое? – переспрашивает Раттлер.

«Перерожденная с транслятором, с которой ты попросил меня повозиться. Ее имя Хлоя».

– Ты посмотрел? Сможешь это вытащить, не убив ее и не поломав прибор?

«Вполне вероятно. Только сперва ее бы в порядок привести. Дамочка в ужасном состоянии, животных в клетке лучше содержат. Ты знаешь, что у нее погибли дети? Младшую сенатор при ней разделал. Ей и двух лет не было».

– Не знал, – глухо отвечает Раттлер.

«Теперь знаешь. И так как я не врач, а механик, и возиться мне придется наживую, я не приступлю к делу, пока Хлоя не успокоится и сама меня к себе не подпустит. Пойми меня правильно».

– Я все понимаю, дружище. Время у нас есть. Вы все побудете здесь, пока я не уговорю императора.

Коппер беззвучно смеется и отмахивается от сэра Уильяма.

«Ты как был мечтателем и идеалистом, так и остался».

Генерал делает глубокий вдох, спокойно выдыхает.

– Друг мой, я выбил временное помилование Хлое и Брендону и…

«А! Тебе еще не доложили твои адъютанты?», – перебивает его Коппер.

– О чем?

Подполковник разворачивает газету, сгибает ее пополам, протягивает Раттлеру. Сэр Уильям близоруко щурится, пробегает глазами ровные строчки.

– Сбежал?.. С сообщницей?.. «По мнению начальника полицейского участка, содействие при побеге оказали демократы»! – Генерал кидает газету обратно Копперу и раскатисто хохочет. – Спасибо, дружище, это лучшая новость за последние пять дней! Просто потрясающе!

«Чему ты радуешься? – делает удивленное лицо Коппер. – Твой главный свидетель сделал ноги, а ты смеешься. Его Императорское за такой промах скормит тебе твои погоны».

– Я съем их с удовольствием! – восклицает Раттлер. – Мало того: я палец о палец не ударю, чтобы разыскать этого паренька. И если есть Бог на свете, Брендону удастся затеряться так, что его никто не найдет.

«Ты идиот, Уилл?»

– Нет, дорогой Коппер. Я идеалист и мечтатель.