Текст книги "Прыжок в ледяное отчаяние"

Дознавательша, не отрываясь от дороги, пошуровав в сумке правой рукой, нащупала банан. Первый же кусок душистой мякоти приободрил Шатову, голова которой от напряжения и кофе раскалывалась.

«Все замечательно, если б не сыщицкий азарт. Он, задавленный, кряхтит: уж больно заманчиво с шантажом поработать. Вдруг Михайлова и впрямь угрожала чем-то Набросову? И ее связывали личные и крепкие связи с самим учредителем. Может, она решила в политику, в какую-нибудь Думу лезть? Прекрасный бизнес! Чиновницей заделаться? Еще похвальней. И Лондон ближе».

Люша, остановившись на светофоре, решительно набрала номер Влада.

– Алло, Владислав Евгеньевич? – решила обратиться официально, услышав, что Загорайло находится в людном гулком помещении.

– Да, Юлия Гавриловна? – начальственно откликнулся Влад.

– Если есть время для одной фразы, то я бы хотела ее высказать.

– Выскажите. Даже две фразы. – Люша чувствовала, что Влад работает на окружающую его «публику».

«Понятно, пассию выгуливает, вместо того чтоб убивцев ловить», – ухмыльнулась Шатова про себя, а вслух сказала: – Жуткий человечище Вострый уверяет, что Михайлова шантажировала своих покровителей. Но этой версией я заниматься не очень намерена в связи с наличием родственников, которые будут убиваться из-за моей смерти не меньше, чем Сверчков из-за гибели супруги.

Влад помолчал. Потом задумчиво произнес:

– Юлия, вы могли бы завтра в полдень подъехать в квартиру убитой? Думаю, что все же убитой.

– Что-то новое? Важное?

– Да ерунда на постном масле! Но Валентин Владимирович неумолим. Он притаскивает к роковому балкону экстрасенса, который всю правду-матку нам выложит. Спасибо, счет, пожалуйста, – тихо сказанная последняя реплика адресовывалась явно не Люше.

– Ой, а мне обязательно быть? – сникла Шатова, которая старалась пускать сумасшествие в свою жизнь по минимуму, учитывая собственную импульсивность.

– Вы наблюдательны. Без ваших глаз я что-нибудь упущу. Нет, правда, не смейтесь. Это не комплимент. Будут Сверчков, Михайлов, Карзанова, может, зять Михайловой – Стрижов. Посмотрите на всех в действии.

– Ну, хорошо, Влад. Завтра в двенадцать. До встречи!

И сыщица откинулась на сиденье, включив диск Вивальди с «Концертами для струнного оркестра и бассо континуо».

Глава шестая

В квартире погибшей собралась компания людей, встреча которых могла быть возможна только в чрезвычайных обстоятельствах. Так, после кораблекрушения лорд из каюты люкс будет поневоле делить кокос с кочегаром из машинного отделения на необитаемом острове. В результате всевозможных перипетий именно кочегар, проявив сноровку, сообразительность и благородство, спасет и свою жизнь, и жизнь лорда с челядью.

Лордом с натяжкой можно было назвать Валентина Михайлова, в привычном неистовстве мечущегося по квартире, а кочегаром – Бориса Мячикова, который смущенно перетаптывался около фотографии четы Сверчковых-Михайловых в гостиной. Мячиков стеснялся мятых джинсов, которые Кака, не отличающаяся аккуратностью, затолкала на самое дно необъятного шкафа, а гладить отказалась, потому что «джинсы не гладят, дубина!». А что дубиной обзываться, если Борис в штанах утопал: в запое он потерял чуть не десять килограммов. И джинсы при всем желании не могли разгладиться на тощем заду и «курьих ножках» экстрасенса.

Челядью смотрелись Сверчков, Загорайло, Шатова и Карзанова. Стрижов, по неясным причинам, запаздывал. Вдовец, сжавшийся на кресле и растерянный, менее других выглядел хозяином дома: случайный невзрачный человек. В отличие от напряженного Владислава, который, скрестив руки, возвышался у стены и подпирал головой кашпо с экзотическим цветком, издыхающим от заброшенности. Загорайло не отрывал глаз от мешковатой фигуры чародея. Он ожидал от мнущегося «жулика» шаманских пассов и заклинаний, готовый нейтрализовать их, в случае опасности, пламенной молитвой. Но щуплый грузчик вел себя странно: молчал, смотрел на фотографию и улыбался. И покачивался, будто временами на него налетал порыв ветра.

Соседка Карзанова, замотанная в пуховую шаль, выглядывала из-за двери в прихожую, будто ее присутствие в комнате могло вызвать пандемию ангины, которая еще донимала женщину першением в горле и слабостью.

Шатова сидела на краешке дивана. Она олицетворяла собой умеренную бесстрастность: глазки-то я опускаю, и ножки смиренно подровняла, и ручки шустрые в замочек сцепила на коленках, но дело свое знаю – обстановку держу под контролем. Люша бросала короткие, но испытующие взгляды на участников сеанса ясновидения. И мнение свое об этих людях она уже почти составила.

– Ну, Борис Федорович? – тщетно стараясь сдерживаться, нарушил затянувшееся молчание Валентин. Он остановился за спиной Мячикова.

– А, да… – растерянно оглянулся экстрасенс на Михайлова, будто тот вывел его из транса.

Люша, ничего не зная о жизни Мячикова, по лицу и манерам безоговорочно определила в нем алкоголика. И это вызвало в ней жуткую досаду. «Какая идиотская трата времени, сил. Да лучше бы я Рябовскую разыскала!» Неожиданно она услышала тонкий голосок ясновидящего:

– Так странно. Я вижу ее в старости. Счастливой…

– Что за бред?! – выстрелил в Мячикова вопросом Михайлов. – Вы будете нас уверять, что Викча… что Вика жива?! – Похоже, Валентин Владимирович и сам не радовался, что затеял этот абсурдный спектакль.

– Нет-нет, – всплеснул руками Борис. – Она погибла. Совсем неестественно. Странно…

Он вдруг стал медленно подвигаться к балкону, зажав руками голову и бормоча:

– Я не вижу лица… Совсем не видно лица… Да покажите же его лицо! – вдруг гневно крикнул Мячиков и безумным взглядом окинул всех, находящихся в комнате, но ни на ком не остановился. Потом он решительно дернул ручку балконной двери и вышел на лоджию. Все, кроме Сверчкова, который отчаянно вжался в кресло и даже зажмурился, рванулись за экстрасенсом. Мячиков схватился за подоконник, попытался подтянуться на руках, но лишь бессильно брякнулся на пол и подался вперед, к высокому окну, будто что-то пытался рассмотреть в небе.

Люша с Владом обменялись красноречивыми взглядами. Загорайло изобразил саркастическую ухмылку, но в это время Борис, словно таран, смел со своего пути всех столпившихся у балкона и вылетел в прихожую.

На недоуменные крики Михайлова «Что? Борис Федорович, что вы увидели? Как это было?!» Мячиков дикими, вылезавшими из орбит глазами посмотрел на Валентина и еле слышно произнес:

– Кто такой Олег? Кто тут Олежка?

– Что?! Причем тут мой сын? – побелел Михайлов.

Экстрасенс стал судорожно надевать куртку, шарить по полочке в поисках шапки-пирожок, которой он дорожил, как проявлением давней заботы еще любившей его Каки.

Загорайло решительно взял Мячикова за локоть и, пристально глядя на него, спросил:

– Господин ясновидящий, вы можете более конкретно сказать, что имеете в виду? Что или кто вам померещился?

– У меня старший сын – Олег! – в ужасе и негодовании вскричал Михайлов.

– Нет. Нет, – Сверчков встал с кресла, держась за сердце, и доковылял до коридора. – Олег мой зять. Стрижов Олежка. Вы об этом? – Он с мукой посмотрел на Мячикова. Борис безумными глазами уставился на вдовца и вдруг закричал неожиданно низким, рыкающим голосом, переходящим в дикий, фальцетом, всхлип:

– Зачем вы позвали меня сюда?! Что вы наделали? Как же это возможно… Нет! Нет! Не хочу!!!

Мячиков рванулся из руки Влада и ринулся к двери. Галина Карзанова повернула задвижку, и «чародей» вылетел с воем из квартиры. Пометавшись у лифта, он помчался вниз по лестнице. Загорайло решил, что окажется на первом этаже быстрее, чем Борис, если все же воспользуется лифтом. И уж на свежем воздухе разберется с видениями этого невменяемого грузчика.

Когда двери лифта раскрылись, Загорайло нос к носу столкнулся с… Олегом Стрижовым – симпатичным зятем Сверчкова, которого он видел на похоронах.

– Здравствуйте, – растерянно поздоровался Олег. – У мамы приступ сердечный был. Простите, задержался.

Между Загорайло и Стрижовым влезла Люша, с интересом и совершенно бесцеремонно разглядывая нового для нее человека.

– Олег Стрижов? – сухо спросил Влад. – Пройдемте в квартиру.

Сыщиков и зятя встретили крики обезумевшего Михайлова:

– А-а-а-а! Ха-ха-ха! Х-Ха-а-а-а! – в истерике заходился Валентин, сидя на полу в кухне. – Он абсолютно ненормален! Я привел в дом Вики психа, бесноватого алкоголика! Я… черт бы меня побрал с этим расследованием! Во-о-н! Все вон из этого дома!

Карзанова со Стрижовым бросились поднимать безумца, Загорайло метнулся к холодильнику, помня, что там были какие-то капли. Только Люша испытующе смотрела на сцену с истерикой, будто на актерское действо. Сыщицу кто-то дернул за рукав. Она обернулась и увидела совершенно несчастное лицо Сверчкова. Анатолий Сергеевич шептал, втягивая Шатову в комнату:

– Я не могу здесь больше оставаться. Меня на даче ждет сестра. Родная. Скажите Вале, когда успокоится, что лекарства у меня с собой и такси я найду. Нет-нет, не беспокойтесь. Вы мне кажетесь наиболее здравым человеком здесь. Я уйду незаметно. Успокойте Валю. Спасибо вам, спасибо. – И Сверчков бочком стал подвигаться к вешалке с одеждой. Когда за вдовцом бесшумно закрылась дверь, Михайлова уже усадили на ротанговое кресло и отпаивали валокордином.

– Он… он увидел ТЕБЯ! – ткнул пальцем в Стрижова задыхающийся Валентин.

Стрижов обескураженно отступил от окруживших его участников сеанса.

– Олег Валерьянович, обвинений никаких, конечно, не было, но этот… своеобразный Мячиков спросил про Олега. Кто, мол, такой? – вступил с рассудочным словом Загорайло.

Хорошенькое личико Стрижова вдруг скривилось, побелело, и Олег с презрением выкрикнул, обращаясь к Михайлову:

– Да пошли вы все к… – окончание фразы явно не предназначалось для дамских ушей.

Влад и глазом не успел моргнуть, как за Стрижовым бухнула дверь. Когда опер выскочил из подъезда, «Фольксваген» зятя, моргнув стоп-сигналами, рванул со двора. Влад решил не устраивать погони. У него был и адрес, и телефон «подозреваемого», в виновности которого Влад сильно сомневался. Как и в то, что душевнобольной Мячиков мог что-то увидеть или понять.

Борис бежал, не разбирая дороги. «Товарищи», улюлюкающие поначалу, отчего-то поотстали, и Мячиков в изнеможении прислонился к дереву.

Куда идти? Где метро? Вдруг экстрасенс отчаянно расхохотался. «Деньги! У меня нет денег! Меня же везли на машине и обратно должны были довезти. Кака ни в жизнь не даст ни копейки в руки. Даже если я и добреду до метро, что дальше? И телефона у меня тоже нет. Отобран! Чтоб не пропил… Черт дери эту лахудру!» Мячиков разозлился и стал в бессилии бить рукой по стволу неповинного заиндевевшего тополя. «Где я? Куда идти? Влево, кажется, какая-то набережная виднеется. Вправо – дворы. Ах! Вот двор-то мне и показали. Старенький, заброшенный… И боль. В голове. Страх и боль, за которыми – пустота?! Что за этой пугающей, жуткой пустотой? Что она означает? Нет! Нет! На открытое пространство, к машинам и людям! К реке!» И Борис припустил, сколько позволяли его малые силы, к шумящей влево дороге.

Незнакомец вырос будто из-под земли. Мячиков отшатнулся, но ни побежать, ни крикнуть не смог. Впрочем, парень казался вполне доброжелательным и даже смущенным:

– Простите, господин Мячиков? – спросил юнец. Не дождавшись ответа от замершего с разинутым ртом экстрасенса, мальчишка протянул ему полиэтиленовый пакет:

– Это вам, просили передать от благодарного клиента.

– Что? Кто? – отступил Борис. Но пакет взял.

– Попросили поблагодарить и – все. Ну, пока! – мальчишка сунул озябшие руки в карманы куртки и деловой походкой проследовал мимо.

Борис заглянул в пакет и ахнул. Миленькая, яркая, зазывная бутылка коньяка одним своим видом грела и глаз, и захолонувшее нутро.

«Вот спасибочки-то, Валентин Владимирович! Сестрицу-то твою, конечно, подтолкнули… Ну да это ваши семейные разборки. Колупайтесь сами. А лучше – живите, как есть. Чтоб хуже не стало. За здоровьичко ваше я выпью с превеликим удовольствием».

– Вот тебе, Какашка паскудная! – вслух сказал Мячиков, заставив мамашу с коляской рвануть от безумного мужика на другую сторону дороги.

Борис покрутил головой в поисках укромного уголка. Решительно направился от набережной и розовых домов в сторону заброшенных пятиэтажек. Небольшой грязный дворик-колодец нашелся быстро. Мячиков устроился на лавочке у замусоренной детской площадки – слава Богу, безлюдной. Опытной рукой, орудующей ключами от квартиры, как открывалкой, Борис сорвал пробку и сделал первый глоток. От блаженства и тепла, разошедшегося по телу, застонал. Еще глоток, еще… Много ли надо алкашу? Четыре больших глотка сморили Мячикова. Он, накренившись вперед, обхватив себя руками, забылся безмятежным сном. Ни шагов сзади, ни шуршания куртки не слышал экстрасенс. Лишь дикая боль в шее, под темечком обожгла, заставила вскинуться и коротко вскрикнуть. Гаснущее сознание зацепило резкий визг шин, какой-то хлопок и… Мячиков оторвался от лавочки, подхваченный легионом «товарищей», которые безбоязненно лобзали, тянули, терзали его. Ни закрыть глаз, ни отвернуться, ни крикнуть несчастный чародей не мог – тело его лежало в примороженной лужице с окурками. Мука вечного общения с бесами, привидевшаяся Борису на том проклятом балконе, стала чудовищной реальностью.

Выйдя из подъезда Михайловой, понурые сыщики не торопились распрощаться. Требовалось проанализировать, обсудить все произошедшее.

– Юлия, давайте зайдем к моей знакомой, она в соседнем доме живет. Там и чаем нас напоят, и поговорить мы спокойно сможем, – предложил Влад. – Впрочем, – замялся он, – в школе еще уроки могут быть. Она учительница.

И Загорайло отошел от Люши, набирая номер в телефоне.

Шатова с ехидством подумала: «Конечно, для мозгового штурма просто необходим чай с учительницей! Будто в машине нельзя все обсудить за пятнадцать минут. Ну хорошо, познакомимся с зазнобой. Интересно, она такая же экзотическая, как Влад?»

Зазноба оказалась дома.

– До трех можем эксплуатировать Наташино гостеприимство! – удовлетворенно произнес Влад, подходя к Люше в радостном возбуждении. – А потом у нее консультация в школе.

Дверь сыщикам открыла невысокая смуглая девушка. Никакой экзотики: строгие очки, пучок, простой пуловер, подчеркивающий тонюсенькую талию. Наташа выглядела строго и одновременно искусительно. В ней Люша мгновенно увидела лоск, достоинство, а за доброжелательностью почувствовала ревнивую настороженность: ведь сыщица, бесспорно, была дамой, приятной во всех отношениях. Но щенячья влюбленность Загорайло в Юрасову, сквозившая в каждом взгляде и жесте, рассеивала все сомнения в возможном романтическом отношении к коллеге. Бросив в коридоре Люшу, стягивающую сапоги, «молодые», пересмеиваясь, отправились на кухню ставить чайник. Влад, похоже, чувствовал себя у Наташи как дома.

«Ну, все. Судьба господина оперативника решена. Вон как его смуглянка к рукам прибрала. Отличная пара! Отличная…» – вынесла свой вердикт проницательная дознавательша.

Когда чай был разлит по пестрым чашкам и гости с удовольствием взялись за бутерброды, хозяйка спросила у Влада:

– Ну что, как ты и думал, напрасно потерянное время?

– Строго говоря – да, – кивнул Загорайло и положил на бутерброд с сыром кусок колбасы.

– Я бы так не сказала, – заметила Люша, мелко прихлебывая обжигающий чай.

– С нетерпением жду вашего вердикта, Юлия Гавриловна, – кивнул опер сыщице с большим почтением.

– Более других подозрителен в этой истории Михайлов, – рубанула ручонкой Шатова. – Удивлены? – засмеялась она, глядя на недоуменное лицо Владислава.

– Знаете, что мы упустили с самого начала? Наследство! Кому смерь Виктории выгодна материально?

– Но… – вступила робко Наташа, которая не ела, а крошила песочное печенье в розетке.

– Но по закону, очевидно, все должно достаться мужу. Первая степень родства.

Люша прищурилась:

– А если мужа нейтрализовать? Ну, к примеру, обвинить его в доведении до самоубийства жены?

Повисла многозначительная пауза.

– Ах вы, госпожа Шатова, умница-разумница, – выговорил Влад, не донеся бутерброд до рта.

– Если Михайлов всерьез решил заполучить немалое наследство сестры, он, конечно, не мог смириться с прекращением следствия. Которое должно было обвинить МУЖА! Ну, естественно! Сверчков – единственный, кто находился в квартире в момент трагедии, и при этом ничего не слышал и не видел, Валентин всячески подогревал расследование, талдыча о коммерческой стороне, носился-бесился, но… следствие закрыли, не обвинив Сверчкова за отсутствием улик. – Влад откусил от бутерброда и задумчиво заработал челюстями.

– Кстати, они ведь работали вместе – брат и сестра? Он мог знать гораздо больше о темных сторонах рекламных махинаций Виктории, чем говорит, и тут тоже есть над чем подумать. – Шатова также решительно куснула бутерброд.

– Значит, Михайлов мог прийти к сестре, когда Анатолий Сергеевич спал, а он любил, как известно, вздремнуть после обеда, и тогда понятно, почему Виктория не дернулась к мужу – она не могла подозревать брата в злых намерениях. Он же под каким-то предлогом выманил ее на лоджию и…

– И заставил спрыгнуть? – прервала Влада Люша. – Вы видели, какой высокий подоконник на балконе? Втащить ее на него было бы не так-то просто. А если б преступник применил силу, то Михайлова не могла не поднять крик на весь двор.

– Но он мог оглушить ее! – Влад подвинул чашку под струю заварки: Наташа не забывала обязанности гостеприимной хозяйки, но замерла на последней реплике Влада:

– Но она кричала! Она крикнула, когда падала! Это был ужасный… ужасающий крик… Очень короткий. – Наташа опустила чайник на стол.

– Подождите, так вы и есть главная свидетельница? – встрепенулась Люша.

Влад покраснел до лиловых пятен и схватился за спасительную чашку.

– Да. Я выгуливала Патрика, – спокойно сказала Юрасова, улыбнувшись шпицу, сидящему на стреме у ног хозяйки. – Но я говорила Владу, что ничего и никого не видела. Только тело этой красивой женщины в золотом халате. Оно и сейчас у меня перед глазами. – Наташа, сняв очки, потерла лицо.

– В общем, задача номер один! – вернул разговор в деловое русло Загорайло. – Проверить алиби Валентина, – сыщик потряс указательным пальцем. – Номер два: не оставлять без внимания воровскую версию. Ну, вот представьте? – Влад отодвинул чашку и водрузил локти на стол, вонзив острый подбородок в сложенные ладони.

– Михайлова выходит зачем-то из квартиры, к примеру, чтоб обратиться к Карзановой, с которой они дружны, и видит консьержа с товарищами у вскрытой квартиры Дударевых. Один из преступников наносит ей удар по голове. Она теряет сознание. Кто-то из подельников заглядывает в открытую квартиру, осматривается. – Влад артистично пытался изображать происходящее в лицах. – Тишина и пустота. Звуконепроницаемая дверь играет на сей раз свою роковую роль. Уверенные, что в квартире никого нет, воры втаскивают жертву в комнату и…

– Понятно. Тут понятно, – вновь разрубила рукой воздух Шатова. – Но крик?

– А Виктория во время падения могла прийти в себя и тут же вновь потерять сознание. Почему нет? – Влад придвинул чашку и вазочку с печеньем.

– Просто кино… – констатировала Наташа. – Подогреть чайник?

От чая сыщики отказались, но заседание продолжалось.

– Влад, удар по темечку не могли не заметить патологоанатомы. Вы забыли, что никаких повреждений на ее теле нет? – заметила Люша.

Влад понуро кивнул.

– Хорошо, а что Мячиков? – сменила тему сыщица.

– Жулик, – пожал плечами Влад. – Как и большинство этих мнимых прорицателей.

– Знаете, Владислав, а он все-таки что-то увидел, – задумчиво покачала головой Шатова. – Имя Олег попало в точку! Вот если б он сказал – Александр, тут я бы точно не поверила. Самое распространенное имя. Даже мошенники всякий хлам на телефон шлют под именем Саша.

– Да, и мне шлют какие-то эмэмэс от Саши, – всплеснула руками Наташа.

– Думаю, у каждого в России есть знакомые и родственники с именами Саша и Лена. А Олег далеко не в каждой семье попадается.

– Значит, следующий шаг в работе – Стрижов, – вновь поднял палец Загорайло.

– Хотя у Стрижова я не вижу вообще никакого мотива, а Олегом в действительности может оказаться и сгинувший консьерж, и погибший Филиппов. Тут я жду новостей от доблестного майора Епифанова.

– Ясно, что ничего не ясно, – вздохнула Люша. – Что поручаете мне, господин начальник?

– Дайте немного остыть Валентину Владимировичу – денька два, и можно прощупывать его на предмет алиби. Был ли в супермаркете, как говорит, не шатался ли у подъезда, ну, в общем, вы и сами все понимаете.

– А в ближайшие два дня я бы все же собрала информацию по Рябовской, – испытующе посмотрела Люша на шефа.

– Да ради Бога! Почему нет?

Тут в разговор мягко вступила Наташа:

– А почему вы не хотите встретиться с экстрасенсом? Расспросить его поподробнее, что или кого увидел?

– А и правда! – вскрикнула Люша. – Разрешите мне, Владислав Евгеньевич, завтра же заняться Мячиковым.

– Я бы не тревожил Михайлова ни по каким поводам, даже по поводу телефона Мячикова. Но, с другой стороны, он сам заварил всю эту кашу.

– Вот пусть и расплачивается! Хотя бы морально! – резюмировала Люша, поднимаясь из-за стола и двигаясь в сторону прихожей.

Очевидно, Влад не намеревался покидать гостеприимной квартиры, и сыщица с ехидной физиономией стала прощаться с парочкой. В этот момент у Влада зазвонил мобильный.

– Да, Алексей Алексеич! – Оперативник посуровел и жестом показал Люше, чтоб она задержалась.

Загорайло долго слушал, замерев.

– Вот даже как… ясно! – наконец тряхнул он челкой. – Спасибо, товарищ майор, и, если не сочтете обременительным, поставьте в известность, когда выйдете на него.

Люша расслышала, как на том конце мужской голос крякнул: «Да на здоровье!»

Влад закрыл телефон и сообщил:

– Отпечатки, снятые с ручки двери в дежурке, и со стола, и с пульта телевизора, которым пользовался добренький консьерж Василь Николаич, есть в полицейской базе и принадлежат они… матерому вору-рецидивисту Ивану Береговому. Все ясно! Николаич, как я и предполагал, главарь банды, выйти на которую, учитывая гибель Филиппова, очень непросто. Кстати, Филиппов, конечно, никакой не Филиппов. Паспорт был украден полтора года назад на Ярославском вокзале. Тут пока тупик. – Влад задумался, обхватив себя руками.

– Следуя логике уголовных романов и фильмов, воры-профессионалы никогда не мокрушничают. «Не такое у них воспитание!» – процитировала Люша фразу Маньки-облигации из эпохального фильма с Высоцким.

– Впрочем, подделка самоубийства – это вам не заточка в печенке. – Шатова осеклась и с ужасом посмотрела на Загорайло, который будто заморозился от ее слов.

Бестактность коллеги загладилась выступлением Патрика, который вздумал лаять на кого-то из соседей под дверью. Смущенная Люша, пользуясь минутой, быстренько попрощалась и выскользнула за дверь. Она чихвостила себя за язык без костей все время, что выруливала со двора.

Едва за ней закрылась дверь, влюбленные приникли друг к другу. Раскрасневшаяся Наташа потянула Влада в комнату. Он не подался вперед. Страстная Юрасова, рванув заколку-спицу, тряхнула головой, накрыв плечи волосами, словно шелковой накидкой, и требовательным поцелуем призвала юношу действовать. Но, не почувствовав ответа, отстранилась:

– Что? Что не так, Влад? Я… слишком тороплюсь?

– Я не хочу… чтобы ты увидела… уродство. – Влад отворачивался от Наташи.

– Ты красив, как лорд Байрон! – Девушка, улыбаясь, обвила шею любимого.

– И почти так же хром? – ухмыльнулся Влад.

Он мягко отстранил Наташу, прошел в кухню и сел на табурет.

– Шатова недаром так испугалась вырвавшейся фразы о заточке в печенке. Мой живот изуродован отвратительным рубцом от ранения. Я потом расскажу тебе о чуде, которое спасло меня.

Наташа решительно задрала свой пуловер и расстегнула джинсы.

– Свой свояка, – придвинулась она к Владу.

Ее совершенный плоский живот пересекал уродливый лиловый рубец.

– Гнойный аппендицит. И никаких чудес. Распахали все нутро, чтобы почистить кишки. – И девушка опустила пуловер.

Влад, схватив Наташину руку, прижался к ней щекой.

– Я просто самовлюбленный щенок.

Наташа погладила его по голове, будто Патрика:

– Это точно…

В одиннадцать часов вечера Влада, вернувшегося домой из Москвы в счастье и истоме, вернул к реальной жизни звонок верещящего Михайлова.

– Этот чертов Мячиков пропал! Его жена, такая же ведьма, как и муженек, угрожает мне! Вы представляете? Она грозит мне за то, что я не довез в целости и сохранности этого мошенника домой. Алкоголик он, видите ли! А как штуку баксов брать, так Боречка уникум-прозорливец! Что?! Вот что мне делать, Владислав?! Самому из окна прыгать?! – Влад услышал, как фоном к воплям Валентина примешивается женский квохчущий голосок.

– Оставь, Аня, оставь! Вы слышите меня, господин Загорайло? – Видно, увещевания жены не оказывали на Михайлова успокаивающего действия.

– Валентин Владимирович, успокойтесь. Вы ни в чем не виноваты. Мячиков сам выскочил, как ошпаренный, из квартиры. Пусть жена подождет уж до утра, а потом… обзванивает больницы и морги. Или знаете что? Дайте мне ее телефон! Я представлюсь следователем, и со мной она будет корректней.

– Вот спасибо вам огромное! – успокоился немного Михайлов.

– Я вам эсэмэской вышлю телефон этой Катерины.

– Валентин Владимирович! Что вы в самом деле думаете о словах Мячикова об Олеге?

– Бред! Бред алкоголика! При чем тут Стрижов? Вы когда ушли, я, хоть и безумно нервничал, но позвонил его мамаше, узнал, что он находился в момент Викиной смерти на работе в институте. Но не думайте, что я безоглядно поверил словам этой горгоны: у Стрижова не мать, а вампирша энергетическая, честное слово. – Михайлов вполне обрел духовное равновесие и с удовольствием разглагольствовал о своих следственных подвигах. – Я узнал телефон института. Позвонил на кафедру. У Стрижова семинар проходил с полпервого до двух. Он физически не смог бы примчаться меньше чем за сорок минут до Рубцовской набережной. В общем, ерунда. Полная ерунда. Кстати, по случаю закрытия расследования назовите наконец сумму, которую я вам должен!

– Хорошо! – выдохнул Влад. – Завтра я назову вам сумму, все обсчитав.

– Будьте любезны, – сухо отозвался Валентин и дал отбой.

Загорайло плюхнулся на постель. «Вот это кульбит: расследование закрыто. Потому что сам Валентин разобрался в невиновности Стрижова. Сидя на полу и поглощая валокордин? Неужели все эти истерики – не более чем театр? Чуткая Юлия это уловила и начала подозревать братца. А братец-то, а братец ведь мог и в сговоре с Мячиковым быть! Вот что!» – Влад аж подпрыгнул.

– Юля? – Загорайло бесцеремонно позвонил Шатовой в двенадцатом часу ночи. – Простите за поздний звонок, но ситуация такова. Мячиков пропал. Телефон его жены, что стоит на ушах, мне Михайлов скинул. Думаю, завтра нужно найти несчастного экстрасенса – кровь из носу. И еще. Валентин Владимирович закрыл, как само собой разумеющееся, следствие. Требует назвать сумму и избавиться наконец от сыщиков, которые, видимо, более не импонируют ему.

– Согласна: подозрительно. Очень.

Несмотря на поздний час, Шатова казалась бодрой и собранной.

– Я вообще думаю, что Мячиков – подставное лицо, нанятое Валентином для спектакля. Только алкоголик переиграл. И перепутал реплики, – констатировал опер.

– Возможно. Очень возможно. Правда, я влезла на сайт канала «Метеорит-ТВ», еще много интересных страничек пролистнула и убедилась, что Мячиков – культовая фигура в этом чародейском бизнесе. Получается так, что лучший из лучших.

– Словом, Юлия Гавриловна, ищем Мячикова, а там как Бог даст. Спокойной ночи!

И коллеги распрощались, удовлетворенные взаимопониманием.

Олег Стрижов пребывал в бессильной ярости. Это чувство вытеснило и боль, и отчаяние, и страх последних дней. Смерть Лизы, ненависть Сверчкова, трагедия с тещей – этого с избытком хватало на инфаркт, психушку, стопку цикуты! Нет! Маловат, видать, крест. Еще мать – несносную, изничтожавшую его с детства претензиями, менторским тоном, лицемерием – тоже надо было терпеть. А к ней в придачу еще и помощницу – племянницу Алену. Непонятно откуда свалившийся экстрасенс с обвинениями вообще выходил за рамки разумного. Все это казалось Стрижову настолько чудовищным, что он даже не слишком переживал. Просто в бешенстве терял остатки драгоценных сил, в которых он нуждался для мирного сосуществования с родными-близкими.

Похоронив жену Лизочку, двадцативосьмилетний кандидат исторических наук, преподаватель столичного вуза и репетитор нескольких абитуриентов, Олег Валерьянович вынужденно согласился на присутствие в своем доме «бабы Инны». Инна Павловна, жалея сына-вдовца, изъявила слезное желание присматривать за четырехлетней внучкой. В подтексте, который Олег привык считывать, сколько себя помнил, содержалось: «Да, я готова броситься на амбразуру. С моим здоровьем, нервами, усталостью я готова вновь героически служить вам! Вам, недостойным, не воздавшим мне и сотой доли той заботы и любви, которой я окружала всех смолоду, с трудовой своей фабричной юности…» Переехав к сыну, Инна Павловна, как хозяйка рачительная, свою квартиру сдала («за сущие копейки, я же такая доброхотка!»).

Беспросветность ситуации стала очевидной полгода назад, когда Стрижов принялся, в качестве духовной терапии, за докторскую. Работа требовала как минимум тишины и сосредоточенности. Хотя бы половины дня благодатного, трудового настроя!

В действительности же день историка выглядел так.

7.00 – Подъем. Приготовление каши для Маргоши, которую надо было и в садик отвести. (Бабушке требовалось отоспаться, чтоб выдержать напряжение дня.) Плач и капризы дочери по дороге, выговор воспитательницы в саду.

Возвращение из садика. Общение с мамой: измерение давления, выслушивание жалоб на голову (желудок, печень, поясницу и прочие органы), изредка – покупка лекарств и продуктов.

9.00–10.00–11.00 (когда как) – Уход на лекции.

14.00–15.00–16.00 – Приход из института, час сидения за диссертацией с отвлечением на общение с «болящей». Темы: мотание нервов старикам в поликлиниках (собесе, магазине, подъезде); женитьба (развод) скандальной певицы (актера, писателя, политика); оплакивание судьбы Маргошечки – «сироты несчастной». Финальный пассаж – тема невосполнимого здоровья матери-страдалицы, изуродованной совковой неустроенностью и многолетней безжалостностью близких. Время рыданий монументальной, замотанной в пуховый платок, как в тогу, Инны Павловны в «своей келье» – двадцатиметровой комнате с антикварной мебелью и гардинами по индивидуальным эскизам, варьировалось от половины до трех часов.