Текст книги "Посадочные огни"

Рудобельский был не в состоянии соображать – процесс переместился в желудок, взгляд заволокло дымкой то ли от созерцания точеных женских ног, то ли от многообещающего томного голоса Маргариты, то ли от сытного обеда, то ли от всего сразу.

– Ты завтра придешь? – с легким подхалимажем спросил Рудобельский, когда Марго уже собралась уходить.

– Если нужно…

– Принеси, пожалуйста, бритву. И еще балабасы, в смысле котлеты…

– Сам ты балабас.

Галкина направилась к выходу, шаркая выданными в приемном покое мужскими шлепанцами сорок шестого размера – бахилы закончились.

– Какие ножки, – вздохнул сосед в «шапочке Гиппократа», когда Галкина утянула шлепанцы за дверь.

Над его головой просвистела тапка Рудобельского.

– Не с твоим диагнозом!

За дверью Маргариту ждал сюрприз: по коридору, играя формами, на нее надвигалась Юля.

Вчера вечером родственник Юли звонил домой Адаму, Марго ответила, что Адам в больнице, и вот результат.

Юлю сопровождал Артюшкин. По всей видимости, эти двое пришли за благословением на брак. Встречи было не избежать.

Галкина нацепила на лицо улыбку, последний раз использованную на рейсе Магадан– Москва:

– Привет!

– Привет. Ты у Адама была?

– Да, – Галкина с независимым видом посторонилась, – он вас ждет.

Белоснежка, покачивая пышным телом, протиснулась в палату, Артюшкин схватил Марго за локоть:

– Я не понял, что происходит?

– А что происходит? – Бирюзовые кристаллики смотрели на Игоря с искренним недоумением.

– Мы с тобой обо всем договорились, – наступал на Галкину Игорь, – я погасил половину твоего кредита, а ты заявление так и не забрала! Это как понимать?

– Тише, – выдавила Маргарита, отступая и озираясь, как затравленный зверь, – нашел место.

– Да плевать на место! – взорвался выведенный из себя поборник истины. – Что происходит?

Отступать было некуда – лопатки упирались в стену.

За стеной, в палате интенсивной терапии выясняли отношения Юля с Адамом.

– А ты здесь откуда взялась? – оторвавшись от гулявшего по отделению захватанного номера журнала «Катера и яхты», воззрился Рудобельский на бывшую супругу. После обеда он позволял себе одно тайное, вполне невинное удовольствие – мечтал о собственной яхте.

У Юли было свое представление о супружеском кодексе. Уже к совершеннолетию девушка усвоила простую истину: абсолютно счастливые семьи – это семьи, в которых супруги умеют прощать друг друга. Юляша созрела для того, чтобы быть прощенной. Она не сомневалась – стоит Рудобельскому ее увидеть, он созреет, чтобы простить.

Выложив на тумбочку гроздь бананов, Юля наклонилась к больному и вытянула губки для поцелуя.

Адам отстранился от беспутной бывшей жены с брезгливостью, несовместимой с высоким званием офицера.

– Ты мне не рад? – надулась Юля, зависнув над кроватью больного.

Все было разыграно как по нотам: бесформенная грудь поплыла из выреза, как тесто из кастрюли.

– Напрасно стараешься. Я терпеть не могу бананы!

Юля даже не сразу поняла, что ее Адя, для которого не было большей ценности, чем женский бюст, отверг ее, свою жену, хоть и бывшую.

– Не пробовал их чистить? – Мелкая месть не утешила Юлю. Она выбежала из палаты, давясь слезами отвергнутой женщины.

– Ты же знаешь, дело ведет адвокат, – прижатая к стене, оправдывалась Маргарита перед бывшим любовником, ныне ответчиком по делу о мошенничестве. – Звони ей, разговаривай… Кстати, как у вас с женитьбой?

– Ты чего дурочку включаешь? Какая, к черту, женитьба? – Артюшкин стоял спиной к палате и не видел выскочившую в больничный коридор Юлю.

– Игорь, ты что, отказываешься жениться на этой очаровательной девушке?

От злости Игорь готов был размазать Галкину по стенке, справедливо полагая, что в учреждении ей быстро окажут медицинскую помощь. Он сжал ей локоть так, что Марго охнула:

– Пусти, больно!

– Значит, так, подруга, – зловещим голосом произнес Артюшкин, – или забираешь заявление, или будем по-другому разговаривать!

– Ты мне угрожаешь?

– Дружески предупреждаю.

Артюшкин увидел Юлю и выпустил локоть Марго.

– Да пошел ты, – бросила Галкина, потирая локоть, и побежала к выходу.

Марго перешла на шаг только за воротами больничного городка.

«Может, зря я так? Может, надо забрать заявление? Черт с ним, пусть катится колбаской», – успокаиваясь, подумала Маргарита. «Да? – возразил голос, – тогда Юлю некому будет сосватать. Или ты хочешь, чтобы Адам вернулся к этой дуре?»

Тут Маргарита встряхнула рыжей гривой и вслух ответила:

– Фигвам.

* * *

Через неделю Адама выписали, и пространство квартиры Маргариты как-то само собой поделилось на две зоны: мужскую и женскую. Мужской считалась гостиная, женской – спальня.

В ванной образовались «дамские» места и «мужественные». Эти последние были представлены носками на батарее, помазком, кремом для бритья и после бритья, зубной щеткой, пастой «Колгейт» с отбеливающим эффектом и флакончиком одеколона с запахом, отпугивающим кровососущих. И не только их.

Если вещи знали границы, то деспотия Рудобельского границ не ведала.

Отношения, сложившиеся по схеме «стервозная квартирная хозяйка – бедный страдалец постоялец», с первого дня совместного проживания рассыпались в прах. Их сменили другие: «строгий папочка – бестолковая дочь».

По флотской привычке Рудобельский контролировал Маргариту, сочетая контроль с придирками и издевками. Маргарита старалась свести к минимуму контакты с подполковником, но избежать их совсем не удавалось: Рудобельский взял моду стучать в дверь спальни и, услышав испуганный шорох, интересоваться:

– Маргарита Михайловна, ты ела?

Колкостям и придиркам не было конца. Режим Марго, ее неспортивный образ жизни и рацион питания – все это и еще многое другое вызывало протест моряка.

Особенно изгалялся Адам над меню Марго, которое состояло из овощей, молока, овсяной каши, рыбы, зелени и фруктов.

– По-моему, ты потолстела, – ядовито замечал Адам, прощупывая тонкую фигуру Марго насмешливым взглядом. – Весы у тебя есть?

Галкиной все чаще хотелось уронить на моряка что-нибудь потяжелее оконной рамы.

– У меня все в порядке, – заверяла Адама Марго, сжимаясь под его насмешками.

– Нет, ты взвесься, я же вижу, граммов триста лишних за сегодняшний день набрала. Надо бегать по утрам. Давай с завтрашнего дня вместе займемся? – Очевидно, Рудобельский путал Галкину с командой противолодочного корабля.

– После дождика в четверг, – заводилась Маргарита, и счастливый насмешник исчезал на мужской половине.

И так каждый день в течение двух недель. Ад кромешный.

Через две недели Галкина готова была придушить постояльца.

У Маргариты от Рудобельского, точнее, от его преследований развились комплексы, бессонница и неврастения. Нервы сдавали: Марго вздрагивала от поворота ключа в замке и от голоса Адама, отвечающего на телефонный звонок. На глаза наворачивались слезы от звука японских колокольчиков над дверью и под аранжировки Ричарда Клайдермана, хотя Марго прежде использовала их для релаксации.

И этот запах «Шипра» или чего-то похожего на «Шипр» – просто непрекращающаяся газовая атака.

Закрывшись в спальне, Галкина пыталась систематизировать знания о постояльце. Разделила страничку вертикальной линией, вписала в одной стороне плюсы, в другой – минусы.

Понять моряка оказалось не так просто. На некоторые вопросы Марго ответить не могла.

Начать хотя бы с того, что подполковник-отставник не домогался Маргариту.

С одной стороны, это был плюс, при условии, что Пират – нормальный гетеросексуал, половозрелый самец, а не импотент или неформал.

С другой стороны: если Пират – нормальный, половозрелый самец, а не импотент и не… короче, почему он не тащит женщину в постель? Неужели Маргарита такая уродка или конченая дура?

Неприятности последних месяцев стали забываться, выглядела Марго отлично: в глазах появился блеск, волосы искрились, как в лучшие времена, выражение усталости исчезло, кожа на руках стала нежной, ногти радовали глаз маникюром. Кроме того, она изредка баловала Рудобельского блюдами русской кухни.

Тогда почему Рудобельский не предпринимает никаких попыток сблизиться? Наоборот. Как нарочно, каждый вечер разжигает вражду, в результате ни о каком сближении и речи быть не может!

Маргарита знала только одного мужчину, который не тащил ее в постель, – ее бывший муж, «закодированный» алкоголик. Но Валерка был добрейшей души человек и не изводил Марго придирками. Маргарита никак не могла понять: в случае с Рудобельским сдержанность – достоинство или недостаток?

Дальше. Адам не был трезвенником. Это был плюс (при условии, что Адам не был анонимным алкоголиком).

Ночи Адам проводил дома. Значит, бабником он тоже не был. Еще один плюс (при условии, что у него не было замужней любовницы).

Стремление все держать под контролем – минус.

Характер – два минуса.

«Неужели проблемы с потенцией так далеко зашли, что сказались на характере Пирата? Тогда придется признать, что Валентина права», – рисуя на листике рожицы, мыслила Галкина.

Но если Валентина права, откуда у Белоснежки это маниакальное желание вернуть мужа? Это плюс.

Наконец, командир терпит соседство Марго. Это тоже плюс.

Так и не поняв, чего больше в Пирате, плюсов или минусов, Маргарита скомкала лист и поставила перед собой задачу – продержаться до Нового года.

После Нового года Валентина обещала место на РЖД. Каких-нибудь две-три недели – и «оковы тяжкие падут». Она вернется домой, только когда командир освободит квартиру, и, даст Бог, они больше никогда не встретятся.

Террор заботой не прекращался – моряк был последовательным в своих поступках и настойчиво преследовал одному ему ведомую цель. Галкина недоумевала: за что ее можно так презирать? Ну, не нравится она моряку, но он же умный, нормальный мужчина, а ведет себя как пубертат.

Завеса приоткрылась только однажды, когда Рудобельский пристал к Марго с вопросами об Артюшкине:

– Откуда взялся этот кадр?

– Ты о ком?

– О Юлькином почетном карауле. Она ко мне в больницу приходила с каким-то деятелем.

– Откуда же я могу знать знакомых твоей жены?

– А разве это не твой кавалер?

– С чего ты взял? – юлила Маргарита, испытывая смутное беспокойство.

Номер не прошел.

– Юлька сказала. Соврала?

– Соврала, – обрадовалась подсказке Галкина, – это мой бывший шеф.

– Где они встретились с Юлькой?

– Мы все встретились в больнице, – опять соврала Маргарита, чтобы избежать дальнейших неудобных вопросов, – а почему тебя это интересует? Ревнуешь жену? Хочешь, я вас помирю?

– Обойдусь.

– Не боишься, что уведут? Такая девушка не засидится в одиночестве.

– Как тебе могут нравиться такие юбочники? – Сбить с толку Пирата было невозможно.

– Ты о ком?

– О твоем шефе.

– А какие должны нравиться? Такие колхозники, как ты?

– Почему это я колхозник? Потому что не ем птичий корм? Так настоящий мужик это есть не станет. Когда ты это поймешь, сразу выйдешь замуж.

– Я не стремлюсь.

– Глупости. Каждая женщина стремится к замужеству.

– Знаешь, в чем твоя беда?

– Ну-ка, ну-ка. – Рудобельский великодушно позволил Галкиной высказаться.

– Если ты чего-то не понимаешь, то ты это не уважаешь.

– А ты, значит, сторонница плюрализма?

– Я сторонница уважения к инакомыслию.

– Например, голубых, розовых и скинхедов?

– Бедная Юля. Как она с тобой жила?

– Слушай, – проявил внезапный интерес Адам, – а ты хоть раз замужем побывала?

– И не раз!

Это было сильным преувеличением, Маргарите особенно похвастать было нечем: за всю жизнь один официальный брак, затянувшиеся отношения с чужим мужем и две-три интрижки. Но об этом Пирату знать необязательно.

Незадолго до Нового года Адам вышел на работу, и Маргарита вздохнула с облегчением. В течение дня она успевала восстановить чувство собственного достоинства.

Бормоча «мантры», Маргарита даже приготовила в знак дружбы вполне приличное мясо в горшочках. Адам мясо одобрил:

– Вот это еда. А это все, – он показал подбородком на пачку мюслей, – птичий корм. Поэтому тощая. А тощие – злые.

Маргарите так надоели эти ненаучные обвинения, что она не выдержала:

– Никакая я не тощая. Я – астеник! И вообще, потерпи до одиннадцатого января. Я уеду на работу.

– Работу? – Маргарите показалось, что узурпатора не обрадовала мысль, что он может остаться без единственной подданной их величества – Маргариты Галкиной.

– Да. Валентина устраивает меня проводницей на железную дорогу, – с вызовом объявила Маргарита, не удержав взятый доброжелательный тон.

Адам не мог допустить, чтобы подданная поменяла подданство. Годились все средства для сохранения численности населения в его маленьком королевстве.

– А не боишься, что я пущусь во все тяжкие без тебя? Девочек начну водить, устраивать пирушки? Квартиру загажу…

– О господи! – Маргарита принялась с ожесточением собирать посуду со стола.

Все старания провести хоть один вечер в мире и тишине закончились провалом. Ну что за человек! Галкина терялась в догадках: за что отставник ее ненавидит?

– У меня водка есть. Будешь? – услышала Марго и от такого предложения чуть не свалилась. Хорош моряк: не делает разницы между портовыми шлюхами и порядочной женщиной из приличной семьи. Валенок. А еще офицер.

– Я не пью водку, – выдавила Маргарита, домывая посуду.

– Прости. Как я мог забыть, ты же у нас самогонку употребляешь, – продолжал глумиться Рудобельский.

В тот момент, когда Галкина собиралась объявить подполковника женоненавистником, в прихожей прозвенел звонок.

– Ты кого-то ждешь? – удивился Адам.

– Нет, – пожала плечами Маргарита и вышла из кухни, испытывая самые теплые чувства к нежданному гостю.

На площадке маячила белая норка.

– Адам Францевич, – позвала Галкина, распахивая дверь, – к вам пришли!

Маргарита не успела моргнуть, как у нее на руках оказалась легкая шубка, источающая тонкий аромат лимонной цедры и жасмина.

Галкина еще водворяла меха на вешалку в прихожей, а Юля уже была на кухне и обвивала полными руками шею Рудобельского. Даже обувь не сняла, мерзавка.

– Здравствуй, любимый!

Маргарита с усталой усмешкой наблюдала за обалдевшим деспотом.

– Привет… Как ты меня нашла? – Агрессор растерянно хлопал глазами, бойцовский подбородок отвис.

– Не важно как, важно зачем!

– И зачем же? – Рудобельский расцепил жаркие объятия бывшей супруги и потащил за руку в гостиную, подальше от горевших любопытством глаз Маргариты.

Белоснежка выдернула руку:

– А где твои вещи?

– Ты зачем пришла?

Вопрос повис в воздухе – девушка умела обходить препятствия.

Юля огляделась, не найдя в гостиной мест для хранения вещей, по-хозяйски направилась в прихожую и сунула нос во встроенный шкаф-купе. Согласно конвенции, шкаф-купе был отдан на откуп квартиранту.

Белоснежка с энтузиазмом вытащила знакомую сумку и принялась освобождать полки от вещичек бывшего мужа.

Маргарита приветствовала действия Белоснежки внутренним восклицанием «Yes!».

Рудобельский высунулся и трусливо, как показалось Марго, поинтересовался:

– Юля, а что ты там делаешь?

– Я твоя жена и забираю тебя домой! – сообщила радостную весть Юля, продолжая копаться в вещах Адама.

– Давай без спецэффектов. – Рудобельский вернул почти уже собранную сумку назад в шкаф и задвинул зеркальную панель, после чего подтолкнул не в меру разошедшуюся Юлю к дивану: – Поговорим.

В голосе Адама никакого заискивания и уж тем более страха слышно не было. Реставрация диктатуры Рудобельского – вот что слышно было в этом голосе.

Юля послушно села рядом с мужем, сложила ручки с розовыми ноготками на круглых коленках, всем своим видом изображая покорность и послушание монахини ордена кармелиток. Покорность и послушание – ничего больше. Только опущенные долу глазки выбивались из образа – со дна этих серых ласковых глаз поднималась такая муть, что Галкина поежилась.

Додумать эту мысль Маргарита не успела – в спальне зазвонил мобильный, и она с сожалением покинула наблюдательный пост.

Это был Игорь. Предвидя долгий разговор, Галкина забралась на кровать.

– Марго, ты почему не забрала заявление? – Голос Игоря уже не угрожал – умолял.

Маргарита опять мысленно произнесла «Yes!» и ответила:

– И тебе здравствуй.

– Меня опять вызывал следак, я только что из прокуратуры, – заныл Артюшкин, – я перечислил банку все, что обещал, – половину суммы твоего долга, а ты опять чего-то ждешь. Чего ты тянешь? Чего еще тебе от меня надо? Ну, хочешь, я оплачу всю сумму?

– Игорь, это лишнее. Ты, главное, женись на Юле!

Марго сама не понимала, каким образом шальная мысль поженить Артюшкина с Юлькой трансформировалась в идефикс. Но идея нравилась Галкиной все больше и больше, особенно в свете того, что происходило за соседней стенкой.

Галкина попыталась прислушаться, но трубка продолжала канючить:

– При чем здесь женитьба?

Маргарита стояла насмерть:

– Нет, Игорь, так не пойдет, мы договаривались!

– Марго, не прикидывайся стервой, я же знаю, ты хороший человек.

– Правильно. Я хороший человек и плохого не посоветую.

– Кончай дурить! Какого черта? Ты мне жизнь решила сломать? – окрысился наконец Артюшкин.

– Как ты можешь? – Обида за Белоснежку захлестнула Марго. Никому не нужна бедная девочка. – Юля такая очаровашка! Ты просто еще не понял своего счастья!

– Что ты все в кучу валишь? Давай о деле!

– Игорь, это и есть дело: ты женишься – я забираю заявление. – Маргарита устроилась со всевозможным комфортом, подложила под голову подушку и теперь могла держать оборону хоть до второго пришествия. – Вообще, не понимаю, чего ты так уперся? В конце концов, не понравится – разведешься!

– Дура! – рявкнул Артюшкин, и связь оборвалась.

– Сам дурак, – буркнула Галкина и прислушалась. За стеной стояла подозрительная тишина.

«Ушли?» – со страхом подумала Маргарита и высунулась в прихожую. Юлькина шуба никуда не делась, из комнаты доносился низкий приглушенный голос Рудобельского.

«Сейчас помирятся и займутся любовью», – с неприязнью подумала Галкина, вернулась на кровать и закрыла глаза. Присутствовать при воссоединении семьи Рудобельских Маргарите не хотелось, и она потянулась за трубкой.

– Алло, Валь, это я, – стараясь говорить как можно тише, сообщила сестре Галкина.

– Что у тебя? Опять коллекторы под дверью? Ты чего шепчешь? – забеспокоилась Валентина.

– Нет, не коллекторы, а Пират с женой. Мне деваться некуда. Пусти пожить.

– Легко. Мы с Николашей завтра улетаем в Швейцарию на две недели. Приезжай.

– А потом?

– А потом будет потом, – отрезала Валентина, как всегда безапелляционно.

– Ладно, – пробубнила Галкина, – сейчас выясню, если Юлька остается – приеду.

Минут десять Маргарита провела в напряженном ожидании, никаких провокационных звуков не дождалась и задремала.

Голос Белоснежки ударился в гипсокартонную перегородку девятибалльной штормовой волной, так что Маргарита подпрыгнула.

– Я бы никогда не связалась с этим козлом Витькой, – орала гостья, – если б ты был дома! Тебя все время нет, когда ты нужен!

«Хм, значит, был какой-то козел, – с удовлетворением подумала Маргарита, – выходит, Валентина права, как всегда».

– Мне это не интересно! – Властный голос Адама добился обратного эффекта.

Вопли оборвались, зато теперь в стену бились истеричные рыдания.

Маргарита поморщилась. «Все-таки довел девушку до слез, чертов женоненавистник», – проникаясь сочувствием к Юлии, подумала Марго.

– Импотент! Будешь теперь спать с этой старой тощей шлюхой! Так тебе и надо! Мне только двадцать девять! Мне импотент не нужен! Можешь оставить его себе! – в расчете на Галкину вопила распоясавшаяся Белоснежка.

Сочувствие Маргариты испарилась без остатка: «Это я – старая шлюха? Ах ты дрянь!»

Маргарита выскочила из спальни и застала сцену в ее кульминации: набросившись на бывшего мужа с кулаками, Белоснежка осыпала его ударами.

– Урод, урод, – глухим от ненависти голосом повторяла спятившая женушка.

«Как я тебя понимаю», – опять с сочувствием подумала Марго, наблюдая, как Рудобельский с легкостью собрал беснующиеся кулаки в ладонь, встряхнул истеричку и наградил легкой затрещиной. Затрещина возымела магическое действие: Юля качнулась, пришла в себя и, собрав остаток сил, выбралась в прихожую. В этот момент она напоминала ассистентку адепта высшей магии, выведенную из гипноза.

Маргарита поспешила вернуться в спальню.

– Вызови такси, – услышала она измученный голос Юли.

«Ну конечно, последняя реплика: «Карету мне, карету!» Ай, молодца!» – покачала головой Галкина.

– Здравствуйте, машину, пожалуйста. Постовая, 4, 86, – раздался голос Рудобельского.

– Адя, мне нужна доверенность на продажу квартиры. Без твоего разрешения я не имею права ее продать, – трагическим голосом сообщила мужу Юля. Прощальная гастроль была окончена.

– Я вышлю тебе ее заказным письмом, – пообещал Адам.

Щелкнул замок, дверь хлопнула. Долгожданная тишина, показавшаяся Марго неестественной, воцарилась в квартире.

Маргарита вышла из спальни и столкнулась с Рудобельским.

Таким потерянным Галкина постояльца еще не видела, даже в состоянии абстинентного синдрома, даже с сотрясением мозга он выглядел бодрее и жизнерадостнее.

«Смотри-ка, переживает, – мелькнуло в голове Марго, – любит, наверное». Неприятный холодок окольцевал сердце: Маргарита поняла, что завидует Юле, и ужаснулась этой простой и ясной мысли.

– Ну, так как, ты меня оставишь себе? – Рудобельский оперся рукой о дверной косяк над головой Марго, желваки перекатывались под кожей, темно-малиновые губы подергивались.

– А ты что, вещь? – чужим, противно-скрипучим голосом спросила Маргарита.

Ответить Адам не успел: в квартиру вломился дикий вопль Юли:

– Помогите! Убивают!

Адама вынесло на площадку.

Юля сидела на верхней ступеньке лестничного марша и дрожала крупной дрожью. Закрывая лицо руками, девушка всхлипывала и звала маму. Шубы не было.

Перемахнув через перила, Адам понесся вниз.

Захлопали двери, на площадке появились соседи. Ольга Амбарцумяновна поправила очки, рассматривая дрожащую девушку.

– Что случилось, голубушка?

– Извините за беспокойство, у нас все в порядке, – пресекла вопросы Маргарита и втащила Юлю в квартиру.

Бегло осмотрев Белоснежку, Марго побежала за льдом: в районе скулы у Юли обнаружились ссадина и покраснение. Всучив девушке обернутые полотенцем кубики льда, Маргарита набросила дубленку и побежала за Адамом.

Задержись она хоть на минуту, не избежать Рудобельскому суда присяжных и защитника в лице адвоката Ильющенковой.

В руках отставного моряка, хватая ртом воздух, доходил Толян. На снегу, под ногами мужчин валялась роскошная Юлькина шубка.

Марго подобрала шубу и схватила Рудобельского за локоть:

– Прекрати, ты убьешь его!

– Танки клопов не давят, – отмахнулся Адам, и Маргарита вместе с шубой улетела в сугроб.

Рудобельский опять напрашивался на радикальные меры.

Двор осветили фары легкового автомобиля. К подъезду подкатили «жигули» с шашечками на крыше. Освещенная лучом фар, Маргарита выбралась из сугроба и повторила попытку оттащить Адама от Толяна – безуспешно.

Дверь такси со стороны водителя открылась, над ней появилась гладкая физиономия Артюшкина:

– Кого бьют?

– Игорь, – метнулась Маргарита, краем подсознания удивившись, что не видит его роскошного автомобиля, – помоги разнять этих двоих.

Рудобельский неожиданно потерял интерес к Толяну и выпустил его из лап. Толян, петляя и спотыкаясь, побежал за угол дома.

Артюшкин не спеша нашарил в бардачке газовый баллончик, вальяжно вылез из «жигулей», но воспользоваться баллончиком не успел. Рудобельский подлетел к такси и коротким ударом свалил Артюшкина.

– Адам! – взвыла Галкина.

Игорь забился на сиденье, заблокировал двери и больше не пытался помочь женщине. Пока Рудобельский отрывал одну за другой ручки «жигулей», Галкина набросила Юлькину шубу на голову буйному моряку. Атака на такси была отбита.

Адам остановился, стащил с головы меха – глаза приобрели осмысленное выражение. Галкина подтолкнула Рудобельского к подъезду:

– Не стой столбом, сейчас менты приедут.

Соседи, с интересом наблюдавшие за дракой, скорее всего, уже вызвали дежурный наряд. Нужно было уносить ноги.

Юля стояла перед зеркалом и с невысказанным горем в серых глазах рассматривала след удара на лице.

– Это все ты подстроила, – повернула она подпорченное ссадиной и злобой личико к Маргарите, – вот гад, прямо перед Новым годом! Адам, я ее боюсь, как ты с ней живешь?

– Боишься, значит, уважаешь, – проворчала под нос Маргарита. Сил ругаться не было – Рудобельский отнял последние.

– Адя, проводи меня в аэропорт, у меня рейс, я сегодня улетаю, – льнула Юля к мужу, – может, ты со мной?

Маргарита превратилась в слух, в напряжении ждала, что ответит Адам. Он не ответил, потянулся к куртке.

Резкий звонок телефона заставил Галкину вздрогнуть.

– Да? Да. Заказывали. – Прикрыв трубку ладонью, Марго в ожидании посмотрела на Адама.

Рудобельский кивнул, пропуская Юлю вперед:

– Выходим.

Беспокойная парочка наконец покинула квартиру.

Галкина подошла к зеркалу: в нем отразилось лицо усталой женщины средних лет.

А вот и первая морщинка – у рта. А вот и вторая с третьей – симметричные – в уголках глаз. Маргарита прижала подушечки пальцев к проблемным местам, чуть подтянула кожу – совсем другое дело.

– «У нее на крыльях глянец, у ней молодость притом», – пропела она из ранней Вероники Долиной.

А что у нее, у Маргариты Михайловны Галкиной? Ни глянца, ни молодости. Правильно командир сделает, если улетит с бывшей супругой в солнечный Магадан.

Что он там говорил начет водки? В самый раз будет.

Галкина прошла на кухню, налила в серебряную рюмочку из запотевшей бутылки, но выпить не успела.

Щелкнул замок, в прихожей завозился, раздеваясь, Рудобельский. Неужели пышнотелая Белоснежка не забрала моряка с собой, оставила «старой шлюхе», то есть ей?

– Это ты? – отомстила за свой унизительный страх Маргарита, выглянув в прихожую.

– Не похож?

– Почему вернулся?

– А куда, по-твоему, я должен деться? Или ты забыла, что я оплатил проживание на полгода вперед? Если хочешь, чтоб я съехал – верни деньги!

Маргарита закусила губу, чтоб не разреветься.

Конечно, конечно, он прав, сто раз прав! Что она собой представляет? Сорок лет, без работы, без денег, без перспектив. «Мои года – мое богатство»? Это мужчина может гордиться прожитыми годами и нажитыми морщинами, это мужчину красит все – от шрамов и седины до кривых ног и пивного животика! В результате гениального многовекового пиара любой недостаток самца превратился в соблазнительную особенность.

Но она не мужчина, она – женщина, а женщину красит молодость, молодость и еще раз молодость! Даже академические матроны, чиновницы разных мастей и депутатки всех уровней – все с радостью поменяли бы статус на молодость! А у нее статуса нет, менять нечего, и вообще похвастать нечем. Ни детей, ни семьи, ни любви.

– Что? – Слова Адама, беспощадные, как приговор, хлестали ее по щекам. – У тебя нет денег? Тогда не задавай вопросов и не удивляйся, почему я здесь! Вообще, по моим наблюдениям, ты сначала что-то делаешь, а потом думаешь!

Ком в горле у Марго пустил колючие отростки и устроился так прочно, что проглотить его никак не получалось. Галкина потерла ладонью лоб. Голос не слушался:

– Ты ищешь, на ком сорвать зло? Я, конечно, подхожу для этого как нельзя лучше. Одинокая, беззащитная женщина…

Адам поднял приготовленную рюмку с водкой, понюхал, опрокинул и криво улыбнулся:

– Беззащитная?! Аферистка и самогонщица – беззащитная?

Он сунул в рот кружок колбасы и теперь с довольным видом ждал реакции Маргариты.

– Во-первых, в этом нет ничего противозаконного! А во-вторых, какое твое дело? – выкрикнула Маргарита, прислушиваясь к душевной боли.

Что, черт возьми, происходит? Почему он к ней так относится?

– А получать за тебя синяки – это мое дело? Навертела, накрутила, а кто-то должен подставляться? Рядом с тобой опасно находиться! – Это он ей уже говорил. Повторяется.

– Не находись!

– Вынужден!

– Если бы мне было столько лет, сколько твоей Юльке, ты бы так со мной не разговаривал, – выдавила Галкина.

На душе стало черным-черно. С прямой спиной Маргарита удалилась в спальню и бросилась на кровать. Кудри взлетели дугой и в беспорядке приземлились на подушки.

Галкина лежала, глотая слезы: «Не могу больше, не могу. Пора поставить точку».

Поднялась, в спешке вытащила дорожную сумку, вывернула какие-то шмотки из шкафа, затолкала ворохом в сумку. Все было предопределено с того самого рейса, с первой встречи.

«Бежать без оглядки, бежать от этого… извращенца. К Валентине, поживу у них, – билось в голове, – видеть не могу этого… этого Пирата, надменного хама. Сколько можно издеваться надо мной?»

Маргарита затянула молнию и вытащила сумку в прихожую.

Мобильная трубка. Где она, черт бы ее побрал, вечно куда-то проваливается. Кажется, в сумке. Есть.

Сапоги, дубленка, палантин. Готово. Перчатки… Где они, елки-палки? В сумке. Отлично. Сумка на плече – все, вперед! Маргарита открыла дверь, но выйти не смогла – сумка зацепилась за что-то. «Елки-палки!» – Маргарита обернулась, недоумевая. Адам держал сумку за ремень: твердокаменный подбородок, хмурые брови, сжатые губы и чужие, противоестественные на таком лице глаза – глаза-улики.

– Маргарита, останься. Сегодня тридцатое декабря. Как встретишь Новый год, так и проведешь… Останься. Пожалуйста.

Маргарита опустила голову, застыдилась, будто подсмотрела что-то не предназначенное для посторонних глаз, поставила вещи и неожиданно для себя уступила:

– Хорошо.

Марго нервничала: «Что там можно делать столько времени? Это что, тактический прием? Все на столе обветрится, остынет и скукожится». Она уже накрыла стол, а Адам все сидел в ванной. Не выдержала, постучала:

– Адам, ты как?

Из ванной послышался бравый ответ:

– Семь футов под килем!

– Так держать, – отозвалась Маргарита и вернулась в комнату.

В красном углу стояла елка – Адам утром принес молоденькую красавицу с редкими слабыми ветками: густые и крепкие уже разобрали.

После ссоры Марго весь вечер ломала голову, пытаясь ответить на вопрос: зачем Адам попросил ее остаться? Ответ лежал на поверхности: никому не хочется встречать Новый год в одиночестве – никакого двойного дна. И все-таки?

Марго изнывала от любопытства: как будут дальше развиваться события? Ведь должен же Адам что-то объяснить? Или предпринять? Не будут же они сидеть каждый в своей комнате в праздничную ночь?

Адам не беспокоил, не позвал ужинать, не цеплял Марго, как обычно, будто забыл о ее существовании. Это было на моряка не похоже и будоражило Маргариту не хуже колкостей и шпилек, которые Рудобельский отпускал на ее счет.

Марго так и заснула, прислушиваясь к звукам через стенку.

Утром в голове у Галкиной мысли разбегались, как тараканы.

Маргарита пыталась представить встречу с постояльцем после вчерашней ссоры. О чем говорить с Пиратом? Как вести себя? Если осталась, значит, обиду надо проглотить, спрятать далеко, не показывать. Тогда что показывать? И как будет себя вести Рудобельский?