Текст книги "Открытое море"

Глава 33

Юдит, конечно, скажет, что Штеффи должна отправиться в Америку. Быть со своими, как она говорит. Но она наверняка поймет решение Штеффи не бросать Нелли. У нее ведь тоже есть сестра.

С тех пор как они съездили в Уддеваллу, Юдит пребывала в приподнятом настроении. Много раз навещала в больнице Эдит. Начала планировать их отъезд в Палестину, подала заявление и написала письмо братьям.

Сегодня Штеффи позвонила на квартиру Юдит, чтобы узнать дома ли она. Долгое время в трубке раздавались гудки, но наконец старая госпожа Удельберг подошла к телефону:

– Алло?

– Добрый день, меня зовут Стефания Штайнер. Я хотела спросить, дома ли Юдит Либерман?

Старушка тяжело вздохнула.

– Вы подруга фрекен Либерман?

– Да.

– Тогда приезжайте поскорее сюда.

Штеффи похолодела от страха.

– Что-то случилось?

– Не знаю. Но явно что-то не так. Фрекен заперлась в своей комнате и не показывается уже два дня.

– Она ходила на работу?

– Нет.

– Я еду.

Штеффи положила трубку. Заплатила за разговор, бегом поднялась по лестнице и сказала Май, что ей нужно срочно уйти. Спустя десять минут Штеффи уже сидела в трамвае.

Юдит, Юдит! Что могло случиться?

Госпожа Удельберг, должно быть, ждала за дверью, поскольку открыла сразу, как Штеффи нажала на кнопку звонка. Дверь в комнату Юдит была заперта на ключ. Штеффи стучала и кричала:

– Юдит! Открой! Это я!

Никакого ответа.

– Есть другой ключ?

Старушка, подумав, кивнула.

– Только куда же я его положила?

Она прошаркала в кухню и принялась рыться в ящиках и шкафах. Казалось, эти поиски длились бесконечно долго. Штеффи уже подумывала вызвать полицию, скорую помощь, слесаря, хоть кого-нибудь, но тут наконец появилась госпожа Удельберг, победоносно сжимая ключ в своих костлявых пальцах.

– Вот он. Еле нашла!

К счастью, изнутри ключ вставлен не был. Штеффи щелкнула замком, нажала вниз ручку и, замирая от страха, вошла в комнату.

Юдит лежала на кровати лицом к стене. Она с головой укрылась одеялом, словно мерзла в летнюю жару.

И не двигалась.

Штеффи набрала полную грудь воздуха. Сзади беспокойно переминалась с ноги на ногу хозяйка.

На ватных ногах Штеффи подошла к кровати. Юдит лежала неподвижно.

«Она умерла, – подумала Штеффи. – Она тоже умерла».

Из-под одеяла виднелась щека Юдит. Штеффи осторожно коснулась ее рукой.

Щека была теплой.

Штеффи перевела дыхание.

– Юдит!

Штеффи трясла подругу за плечо.

– Юдит! Проснись!

Первое, что почувствовала Штеффи, когда Юдит повернулась и одеяло соскользнуло с головы, – облегчение оттого, что она жива.

Потом наступил шок.

Русые курчавые волосы Юдит исчезли. Не осталось ни единого волоска. На коже тут и там виднелись порезы от бритвы с запекшейся кровью.

– Юдит! Что это? Что случилось?! Что ты сделала со своими волосами?

Взгляд Юдит был затуманен. Она ощупала свою бритую голову. Затем засмеялась странным резким смехом.

– Так надо.

– Что, Юдит? Что надо?

Юдит увидела стоящую в дверях госпожу Удельберг.

– Выгони ее. Выгони эту шиксу[12]12
  Шикса – негативное обозначение нееврея в идише.


[Закрыть]!

– Госпожа Удельберг, вам, наверное, лучше уйти, – сказала Штеффи. – Я позабочусь о ней.

– Может, вызвать врача?

– Вряд ли это нужно. Но, если что, я скажу.

Госпожа Удельберг с облегчением закрыла за собой дверь.

Штеффи взяла Юдит за руку и незаметно пощупала пульс. Кажется, все было в норме. Что бы ни случилось, физически она явно здорова.

– Рассказывай, Юдит. Что случилось?

– Я сбежала, – пробормотала Юдит. – Это моя ошибка, моя ошибка, моя ошибка. Я должна была остаться с ними. С Эдит.

Ее слова прозвучали, как удар хлыста.

Они обе сбежали, и она, и Юдит.

Штеффи схватила Юдит за плечи и встряхнула ее:

– Нет, нет, Юдит, это не твоя ошибка! Не твоя вина!

Юдит непонимающе посмотрела на подругу. Затем начала громко причитать на идише.

Штеффи чуть не стукнула ее, чтобы, наконец, привести в чувство.

Юдит бессвязно бормотала, монотонно повторяя имена членов своей семьи. Долгое время она сидела, обхватив голову руками, и лишь покачивалась из стороны в сторону.

До Штеффи постепенно дошло, что Юдит перешла грань реальности. До нее больше не достучаться. Она не понимает слов Штеффи.

Слушая бессвязные речи подруги, Штеффи наконец поняла, что случилось.

Эдит умерла.

Из обрывков фраз Штеффи с трудом удалось восстановить ход событий.

Эдит хотели перевезти в специальную клинику для больных туберкулезом. Но она была против, и Юдит тоже. Клиника находилась далеко, и Юдит было бы трудно навещать сестру. Врачи настаивали. Больница в Уддевалле была лишь временным пристанищем. Осенью вернутся ученики.

Эдит становилось все хуже. Она перестала есть. В то утро, на которое был намечен переезд, ее нашли мертвой в своей постели.

Конец истории Штеффи додумала сама. Кто-то из медперсонала позвонил Юдит. Боль потери была такой сильной, что скорлупа, отделявшая Юдит от внешнего мира, лопнула. Девушка заперла дверь комнаты, остригла волосы, легла на кровать и потерялась в своем собственном мире.

Но, по крайней мере, она была жива.

Штеффи поняла, что Юдит необходим врач. Не для тела, а для души. Она подоткнула Юдит одеяло.

– Полежи тут. Я мигом.

– Стефания, – произнесла Юдит. – Ты не знаешь Стефанию Штайнер из Вены?

– Да, это я, Стефания. Юдит, я сейчас вернусь. Успокойся.

Штеффи попросила у хозяйки разрешения воспользоваться телефоном и позвонила в скорую помощь.

– Моей подруге плохо. У нее нервный срыв.

Пришлось подождать, пока ее соединят с клиникой. Трубку сняла медсестра. Она говорила тихим и доброжелательным голосом, задала несколько вопросов, потом сказала:

– Мы вышлем врача. Он решит, нужна ли госпитализация.

Штеффи вкратце рассказала обо всем госпоже Удельберг. Затем вернулась к Юдит и просидела с ней, держа ее за руку, пока не приехал врач.

Врач захотел поговорить с Юдит с глазу на глаз. Штеффи ждала в комнате госпожи Удельберг. Прошло минуты две, и из комнаты Юдит раздался крик. Врач открыл дверь.

– Где телефон?

Госпожа Удельберг показала. Врач поговорил с кем-то и вернулся обратно. Все это время Юдит продолжала кричать и причитать.

– Я позвонил в больницу, – сказал доктор. – Девушке нужна госпитализация. В противном случае ее жизни угрожает опасность. Вы ее родственницы?

– Нет, – ответила Штеффи. – Я подруга. Госпожа Удельберг хозяйка квартиры.

– Где родные? Их известили?

Голос врача стал раздраженным.

Штеффи посмотрела ему в глаза.

– У нее никого нет. Их всех убили. В этом причина ее горя.

– Ну хоть кто-нибудь есть?

Врач, кажется, не понимал, о чем ему говорят.

– Два брата в Палестине.

– Тогда должен подписаться кто-то из вас.

Он достал из портфеля формуляр. Штеффи попыталась его прочесть, но буквы прыгали перед глазами: «…решение о принудительном лечении… подпись ближайших родственников…».

Что ей делать? Подписать?

– Это действительно необходимо?

– Да, мне нужна ваша подпись.

– Я имею в виду, вам правда нужно ее забрать?

– Я же сказал, есть угроза самоубийства.

У Штеффи не было выбора. Она поставила свою подпись внизу листа.

Через некоторое время крепко связанную Юдит вынесли на носилках. Только что она сопротивлялась и кричала, но с двумя крепкими санитарами ей было не справиться. Теперь она лежала тихо и спокойно. Без волос ее веснушчатое лицо казалось маленьким и худым.

Штеффи погладила ее руку.

– До свидания, Юдит. Мы увидимся, как только тебе станет лучше.

– Стефания, – сказала Юдит. – Ты знаешь Стефанию Штайнер из Вены?

Глава 34

– Таким, как он, не место среди врачей. – Свен был возмущен. Он провел ладонями по волосам, взъерошив их.

– Не думала, что ты так трепетно относишься к профессии врача, – сказала Штеффи.

– Я отношусь к этой профессии с огромным уважением, – ответил Свен. – И знаю, что никогда не смогу в полной мере ей соответствовать. Другое дело, представители этой профессии. Я имел возможность изучить их вблизи. И должен признаться, даже мой старик не стал бы вести себя так нелепо и бесчувственно, как этот тип.

Свен посмотрел на Штеффи и сменил тон.

– Не расстраивайся. В больнице ей наверняка попадется врач получше. Ее отправили в Лилльхаген?

– Да.

Штеффи забралась с ногами в кресло. В комнате царил еще больший беспорядок, чем обычно. В углах лежали клочья серой пыли.

– Свен, – спросила она. – Я зря подписала этот документ?

Свен задумался.

– Нет, – ответил он. – У тебя не было выбора. Если бы ты отказалась, он бы позвал другого врача, они бы договорились и положили ее, никого не спросив. Только время бы зря потеряли. Так что, я считаю, он прав. Кто бы о ней дома заботился?

– Я.

– Как? Наверняка ей нужен уход круглые сутки. И что бы сказала хозяйка квартиры, начни Юдит кричать по ночам? Штеффи, ты не можешь взять на себя ответственность за все.

Конечно, он был прав. Но Штеффи не могла забыть панику в глазах Юдит, когда та пыталась вырваться от санитаров. Не могла забыть страха в ее голосе и криков:

– Только не в больницу! Не в больницу! В больнице умирают!

– Не мучай себя, – сказал Свен. – Дня через два ты сможешь позвонить и узнать, как она. Навестишь ее. Если захочешь, я пойду с тобой. А сейчас иди сюда, я тебя поцелую.

Штеффи посмотрела на него. Свен прислонился к письменному столу, еще чуть-чуть – и высоченная стопка книг за его спиной полетит на пол. Сердце Штеффи защемило от любви к Свену. Однако где-то в глубине души шевелился крохотный червячок сомнения. Любит ли Свен ее? Любит ли так же сильно, как она его?

– Любимая, – сказал он. – Я так соскучился по тебе. Тебя так долго не было.

– Целую неделю.

– Бесконечно долгую неделю. Иди сюда.

Штеффи поднялась и подошла к нему. Свен обнял ее. Лицо к лицу, губы к губам, тело к телу.

– Я люблю тебя, – пробормотала она.

Может, Свен не расслышал? Во всяком случае, он ничего не ответил и только продолжал целовать ее. Штеффи вдохнула знакомый аромат его одеколона, выглаженной рубашки и теплого тела.

Некоторое время спустя, лежа в постели, Свен случайно зацепил ремешком часов серебряную цепочку на шее Штеффи. От неосторожного движения цепочка порвалась. На пол, звякнув, упал амулет.

– Пусть лежит.

Но Штеффи не хотела потерять подарок Свена. Она высвободилась из его объятий и свесилась с кровати.

Сначала она ничего не увидела. Должно быть, амулет закатился под кровать. Штеффи наклонилась еще ниже.

Вот он. Но под кроватью было что-то еще, красное. Штеффи протянула руку и подняла амулет.

– Нашла?

Штеффи не ответила. Она снова протянула руку и нащупала этот красный предмет. Пальцы прикоснулись к нежному шелку. Она достала кусок ткани. Чей-то шарф.

Красный шарф Ирене.

– Как он здесь оказался?

Свен наморщил лоб.

– Что это такое?

– Тебя надо спросить.

Голос Штеффи был ровным. Но сердце дрожало, словно неоперившийся птенец, выпавший из гнезда на землю.

– Кто-то потерял. Он мог здесь долго валяться. Ты же знаешь, я редко навожу порядок.

– Не ври, – оборвала его Штеффи. – На днях я видела этот шарф. На Ирене.

– Ирене?

Он удивился так, будто с трудом мог вспомнить, кто она.

– Да, Ирене. Когда мы отмечали день рождения Яна.

– Может, у нее несколько?

– Значит, это ее шарф?

– Понятия не имею.

Штеффи встала с кровати. Схватила белье и принялась одеваться.

– Что ты делаешь, Штеффи? Не драматизируй!

– Может, все-таки скажешь, как он тут оказался?

– Тогда перестань одеваться!

Штеффи остановилась, держа в руке нижнюю юбку.

– Да, это шарф Ирене.

– И зачем она его сняла?

– Ты сама все понимаешь.

– Когда это было?

– В тот же вечер.

Штеффи непонимающе посмотрела на него.

– В тот вечер, о котором ты говорила. После того, как ты уехала.

– Ты поехал с ней сюда? Сразу как я ушла?

– Может, два часа спустя. Но я ее сюда не приводил. Она сама захотела меня проводить. Я сильно напился. Ничего не соображал. Стефания, прости меня!

– Как ты мог?

В бессильном отчаянии Штеффи накинулась на него с кулаками.

– Как ты мог, как ты мог?

Свен перехватил ее руки.

– Успокойся! Это ничего не значит. Подумаешь, Ирене! Она уже со всеми переспала.

– Правда?

Штеффи так удивилась, что даже забыла про обиду.

– Со всеми. Даже с Яном.

Штеффи стало противно. Как можно говорить об измене таким легкомысленным тоном? Штеффи вспомнила жену Яна, Лиллемур, – она ждет ребенка.

Хватит, с нее достаточно. Торопливо натянув нижнюю юбку, Штеффи принялась надевать платье.

– Послушай, давай забудем обо всем? Это была ошибка. Я не помню, что произошло. Может, я даже отключился.

– Я ухожу.

Штеффи застегивала пуговицы.

– Стефания! Ты же не всерьез?

– Всерьез.

Взгляд Свена потемнел.

– Люблю – не люблю. Так – или эдак. Черное или белое. Для тебя все просто, Стефания. Но жизнь чаще всего окрашена в серые тона. Жизнь грязна и несовершенна. Ты требуешь от себя и других чего-то исключительного – это выше человеческих сил. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Штеффи пошла к двери. В мгновение ока Свен вскочил с постели и бросился в прихожую. Он стоял перед ней, голый, загораживая собой дверь.

– Не уходи.

– Пусти.

– Ты вернешься?

– Нет.

– Я люблю тебя, Стефания.

Наконец-то он это сказал. Но было поздно.

– Подвинься.

Свен сделал шаг в сторону, Штеффи нажала на дверную ручку, открыла дверь и вышла. Уходя, она не смотрела на него. Но в последний раз вдохнула запах, его запах.

На улице Штеффи стало плохо. Она зашла в кусты, окружавшие дом, и ее вырвало.

За два дня она потеряла двух близких людей: Юдит и Свена.

Осталась Май. Май выслушает ее, утешит и ни словом, ни взглядом не осудит: мол, а я что говорила?

Глава 35

– Письмо для Нелли!

По дороге в магазин Эльза заглянула на почту и теперь стояла на кухне, помахивая белым конвертиком.

– Что это может быть? – недоумевала тетя Альма.

Нелли не получала писем с тех пор, как два года назад перестали приходить вести от мамы с папой. Сама она, конечно, уже знала, что в конверте, а тетя Альма пусть попробует догадаться.

Интересно, чем вызвана тревога в голосе тети Альмы? Она боится получить сообщение о папиной смерти? Или, наоборот, испугалась, что он жив и приедет за Нелли?

Тетя Альма забрала у Эльзы конверт и внимательно изучила его. Увидев шведскую марку и почтовый штамп Гётеборга, она издала вздох облегчения.

– Вот, Нелли, – сказала тетя Альма, – держи.

Конверт был небольшой и изящный, с золотистой окантовкой. Никогда еще Нелли не получала таких элегантных писем.

«Фрекен Нелли Штайнер (Линдберг)».

Вместо «Нелли» следовало написать «Элеонора». Полное имя лучше бы сочеталось с золотой окантовкой.

Нелли попросила у тети Альмы нож и аккуратно вскрыла конверт. Тетя Альма сгорала от любопытства, но старалась не подавать виду.

На карточке золотыми буквами было написано:

«Имеем честь пригласить вас на вернисаж в субботу 1 сентября в 14:00. Предлагаются освежающие напитки».

А внизу – более крупным шрифтом:

«Мечты и кошмары Европы. Живопись и скульптура. Карита Борг».

В самом низу напечатаны адрес и название галереи в Гётеборге.

Нелли прочитала текст два раза. Потом протянула карточку тете Альме.

– Господи помилуй! – воскликнула тетя Альма. – Неужели она помнит, что обещала тебя пригласить!

Нелли обиделась. Почему Карита должна о ней забыть?

Тетя Альма продолжала охать:

– Что же ты наденешь, детка? Как ты поедешь туда одна?

– Вы можете поехать со мной, – сказала Нелли. – Тут написано: «Приглашение на две персоны».

– Нет, нет, – запричитала тетя Альма. – Я не могу пойти на вернитаж.

Она произнесла это слово неправильно, но Нелли не стала ее исправлять.

– Штеффи могла бы встретить меня на пристани, – сказала она, – и мы пойдем вместе.

Услышав это, тетя Альма успокоилась и достала нарядное платье Нелли, чтобы проверить, нужно ли его постирать.

Штеффи не пришла в восторг, узнав по телефону о предстоящем через два дня событии.

– Не знаю, будет ли у меня время. В эти выходные я переезжаю. Вряд ли успею к двум часам. Я работаю до половины второго.

Нелли почувствовала, как к горлу подкатил ком.

– Меня не пустят одну.

– А что, тетя Альма не может с тобой пойти?

– Нет, она не поедет. К тому же мне хочется, чтобы ты увидела мой портрет.

– Тогда я отпрошусь с работы, – сказала Штеффи. – И буду ждать тебя в час на причале. Хорошо?

– Ты чудо! – воскликнула Нелли. – Я уверена, будет здорово. Кстати, там подают освежающие напитки.

Они поболтали еще немного. Штеффи говорила о всякой чепухе, но голос у нее был грустный. Нелли все хотела спросить, не случилось ли чего? Может, что-нибудь с папой? Но не решилась.

– Увидимся в субботу.

– Пока, Штеффи.

– До встречи, Нелли.

Уже не в первый раз Нелли замечала, что Штеффи от нее что-то скрывает. Иногда ей казалось, что сестра все еще считает ее семилетней и от всего ограждает. Когда она перестанет относиться к ней как к маленькой!

Наверное, им следовало поехать в Америку. Они были бы вдвоем, помогали бы друг другу во время этого долгого путешествия и после него. Заботились бы друг о друге, как обещали после маминой смерти.

Но тогда пришлось бы навсегда покинуть остров, расстаться с тетей Альмой, Эльзой и Йоном, с Соней и другими подружками, расстаться с той Нелли, которой она стала здесь, в Швеции. Совсем другой Нелли, не той, которая могла бы вырасти в Вене.

Все это так запутанно. Почему жизнь не может быть проще?

Лето подходило к концу. В первую неделю сентября начнутся занятия в школьной кухне. Но сначала Нелли побывает на вернисаже. Наконец-то она увидит свой портрет.

Нелли гадала, как Карита могла назвать картину. «Нелли и Пабло в желтом кресле»? «Брат и старшая сестра»? Она знала, что обычно называют картины именно так. Штеффи рассказывала.

Нелли надеялась, что в названии будет ее имя. Наверняка все пришедшие на вернисаж захотят с ней познакомиться. Ведь Нелли будет в том же платье, что и на картине. Может, кто-нибудь подойдет к ней и скажет:

– Значит Нелли – это ты? Какой чудесный портрет! Но в действительности ты ничуть не хуже.

Интересно, кто купит портрет? Где его повесят: над диваном в просторной светлой комнате или над пианино в гостиной со старинной мебелью? Кто будет встречаться с ней взглядом каждый раз, входя в комнату? Кто будет стирать пыль с позолоченной рамы и восхищаться чудесным личиком Пабло?

Через двадцать или пятьдесят лет кто-то скажет: «Это картина Кариты Борг. Портрет девочки, которую она встретила однажды летом и которая ее очаровала. Младенец на руках девочки – сын Кариты Борг. Они восхитительны, не правда ли?»

Но почему выставка называется «Мечты и кошмары Европы»? Нелли, как ни пыталась, не смогла этого понять.

Глава 36

Раскрытый чемодан лежал на кровати. Штеффи аккуратно складывала свои блузки и юбки, платья и кофты. Она свернула чулки и сунула их во внутренний карман из блестящей шелковистой ткани.

В последнюю очередь Штеффи убрала фотографии в рамках. Мама, папа, семейная прогулка по Венскому лесу. Штеффи прикрыла их кофтой, чтобы не разбилось стекло.

Остальные дорогие ее сердцу вещи хранятся на острове у тети Марты. Потрепанный плюшевый медвежонок и шкатулка с танцующей балериной на крышке.

Как часто она упаковывала чемодан за последние шесть лет! Сначала с маминой помощью, перед долгим путешествием из Вены в Швецию. Штеффи вспомнила, как они тогда беспокоились. Что взять? Что понадобится? Останутся ли они зимовать? Не отберут ли немцы на границе их нехитрые украшения?

В следующий раз она паковала вещи, преисполненная приятных ожиданий. Ей предстояло учиться в Гётеборге. Видеться со Свеном.

Полгода спустя она собиралась в спешке, в диком отчаянии. Бежала на остров со всем своим скарбом. Хедвиг Бьёрк вернула ее в город. Живя в ее квартирке, Штеффи даже не распаковывала чемодан. Это был лишь временный приют, место, где она могла перевести дух, перед тем как снова отправляться в путь.

Вместе с семьей Карлссон она переехала в Сандарну. Это был триумфальный переезд в современную квартиру с туалетом и водопроводом.

Май сидела на кровати напротив, провожая взглядом каждое движение Штеффи.

– Хочешь, возьми мою голубую кофту, – предложила она. – Мне она все равно тесновата в груди.

Май никогда не была худышкой, а в последнее время сильно поправилась. Не только лицо и очки с толстыми стеклами, но и грудь, бедра, попа – все в ней теперь стало круглым.

– Спасибо. Если ты уверена, что она тебе не нужна.

– Она мне мала.

Май поднялась, выдвинула ящик комода и достала кофту. Ручной вязки, небесно-голубая, кофта очень нравилась Штеффи.

– Вот.

Май протянула кофту Штеффи и расплакалась.

– Как я тут без тебя буду? – всхлипывала она.

– Я же никуда не исчезну. До Энггордена недалеко. Да и ты не останешься здесь на всю жизнь.

Май высморкалась.

– Просто… – сказала она, – я всегда думала, что мы переедем отсюда вместе. Будем снимать квартиру на двоих. А теперь ты уезжаешь, а я остаюсь. Даже Бриттен, наверное, уедет отсюда раньше меня, если выйдет замуж за Берру.

– Ну и что? Поселятся в какой-нибудь каморке с удобствами во дворе и крысами в кухне. Разве это лучше?

Май не смогла удержаться от смеха.

– Такого я не пожелаю даже Бриттен, какой бы несносной она ни была. Кстати, как дела у Веры? Раз уж мы заговорили о счастливых молодых семьях.

– Хорошо, – сказала Штеффи. – Она снова с животом, но еще может быстро ходить и нагибаться. Глен – просто милашка. Такой же рыжий, как Вера.

– А ее муж?

– Днем работает, ночью учится. Сердится на Глена за то, что тот шумит и мешает ему читать. Винит Веру в том, что она снова беременна. Словно сам ни при чем.

Штеффи не стала уточнять, что именно говорит Рикард, хотя в их прошлую встречу Вера пересказала Штеффи его слова: «На тебя только посмотришь, и ты уже беременеешь».

– Как же! Смотрит он! – фыркнула тогда Вера. – Ему смотреть мало! Даже теперь не может угомониться, хоть я толстая как бочка.

Штеффи словно обожгло. Ни за что на свете она бы не согласилась поменяться местами с Верой, но довольное лицо подруги сказало ей о многом.

Два года назад, когда Вера забеременела в первый раз, Штеффи ничего не понимала. Тогда она была такой неопытной, такой наивной. Испугалась, когда Бенгт начал приставать к ней на веранде.

Теперь Штеффи знала, как прекрасно чувствовать рядом близкого человека. Быть с ним лицом к лицу, губами к губам, телом к телу.

У Веры есть близкий человек. А у Штеффи – нет. Теперь нет.

За несколько недель, что прошли с той последней встречи со Свеном, Штеффи пару раз принималась жалеть о случившемся. Может, ничего ужасного не произошло? Свен был пьян, а Ирене, как он сказал, сама ему навязалась. Может, гордыня мешает Штеффи простить Свена?

Штеффи даже решила ему позвонить – но не из ближайшего к дому продуктового магазина, иначе не избежать сплетен, а из табачной лавки по пути с работы, – сняла трубку, и тут к горлу подступила тошнота. Он делал с Ирене то же самое, что с ней. На душе у Штеффи стало противно, и ее чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. Так и не позвонив, она положила трубку и вышла на свежий воздух. Вспомнились слова Свена:

– Я слаб и труслив, поэтому причиняю людям боль.

Он ее предостерегал, а она не поверила. Сама виновата.

Штеффи положила в чемодан кофту Май. Попыталась закрыть замок, однако он не защелкнулся.

– Сядь сверху.

– Сумка лопнет, – пошутила Май. – Ты садись, а я закрою.

На всякий случай Штеффи обвязала раздутую сумку ремнем. В воскресенье она переезжает. Только сначала сходит на вернисаж.