Текст книги "Монстры Лавкрафта (сборник)"

4

– Вы по делу или отдохнуть, мистер Кёниг?

Шериф Мертаг был крупным ирландцем моего возраста, который потерял почти все свои волосы и ирландский акцент. Он сидел, выложив на грязный письменный стол правую ногу, обмотанную повязкой цвета, напоминающего гнилой фрукт. Воняло от нее так, будто у него развивалась гангрена.

– Один китаеза ударил мне по ноге киркой, так-то. Я отправил его в ад еще до того, как показался доктору Кэмпиону – тот бы ампутировал ее по самую лодыжку.

Шериф засмеялся, потирая рукавом свою тусклую звезду. Очевидно, неподалеку находилось поселение китайцев – тех, которые остались здесь и стали заниматься добычей золота, когда проложили железную дорогу на Запад. По мнению шерифа с дырявой ногой, они были скверными людишками.

Мы сидели в его тесном кабинете и пили отвратительный кофе из кофейника, который, по-видимому, кипел на плите несколько дней. В конце кабинета находились камеры – темные, как римские катакомбы. Внутри никого не было, не считая помощника шерифа по имени Леви, который спал в открытой камере, отходя от похмелья.

Я показал Мертагу помятую фотографию Хикса, сделанную во время его феерического представления в Филадельфии. На ней было изображено, как Хикс поднимает большое фортепиано себе на спину, а девушки в колготках аплодируют, стоя перед слоновьей пирамидой.

– Узнаете этого парня? На объявление о его розыске откликнулись во Фриско. Вроде бы какой-то шахтер видел его в городе. Но он не уверен. Когда я встретил этого шахтера, это был прорыв – след к тому времени уже три месяца как остыл, и мне пришлось прочесывать каждую паршивую заводь в радиусе шести сотен миль, пока мы не столкнулись с ним в салуне «Золотоискатель» и не начали травить байки.

– А кто о нем спрашивает?

– Главный.

– Барнум? Правда?

– Да, разумеется.

Я принялся скручивать папиросу.

Мертаг засвистел сквозь неровные зубы.

– Вот черт, да это же Хикс Железный человек. Да, я видел его здесь. Он приехал где-то в июне. Он называет себя Малленом и говорит, что родом из Филадельфии. Должен признать, он выглядит иначе, чем на фото. Не особо-то похож. Что он такого натворил, что заставило Пинкертона приехать в эту жопу мира?

Я чиркнул спичкой по столу и немного подождал, пока папироса хорошо разгорится. В ней была намешана марихуана с табаком. Вот, так-то лучше.

– Полтора года назад несколько убийц восточного побережья были связаны с цирком. Ритуальные убийства, пентаграммы, черные свечи, возможно, каннибализм. Мерзкие дела. Расследование привело к силачу. Копы схватили его, но никакого результата это не дало. Барнум не стал рисковать: уволил силача и сдал его в сумасшедший дом «Туевник». Там, может, и не шибко хорошо, но это всяко лучше линчевания, не так ли? Только Железный человек думал иначе. Он отплатил своему боссу, украв безделушки, которые тот коллекционировал, и быстро уехал из города.

– Готов поспорить, это были действительно ценные штуки, – заметил Мертаг.

– Для кого как. Большая часть этого хлама всплыла в местных ломбардах, антикварных магазинах и лавках ужасов. Ну, вы понимаете. Мы смогли найти все, кроме подлинного перевода «Словаря преисподней», сделанного покойным французом Колином де Планси.[21]21
  Коллен ле Планси (1794–1881) – французский писатель, автор сочинений по оккультизму и демонологии. «Словарь преисподней» (1818) считается наиболее известным его трудом.


[Закрыть]

– Что за словарь такой?

– Книга о демонах и бесах. О чем посудачить в церкви.

– Преисподней, говорите… Помилуй, Господи. Ну, я не видел Маллена, то есть Хикса, несколько недель, но вы можете спросить о нем на ранчо «Пчела». И у Троспера в «Удлиненной винтовке». Но предупреждаю: Троспер ненавидит представителей закона. Думаю, он отсидел в тюряге. Но мы, разумеется, смогли найти понимание.

– Тогда хорошо, что я представляю не совсем закон.

– Что есть по этому парню? – Мертаг смотрел на фото, вертя его в руках.

– Хикс родился в Плимуте, – ответил я. – Его отец был священником и занимался миссионерской работой в Калифорнии – пытался спасти людей от золотой лихорадки. Я думаю, что отец сильно избил парня, и тот сбежал из дома и прибился к цирку. Оказалось, что он был уродцем, да еще и рожденным для сцены. П. Т. ездил с ним в каждый город Союза. Однажды Хикс Железный человек решил резать глотки собирателям хлама и проституткам. По крайней мере, я так считаю. Судя по документам из «Туевника», он психически болен – возможно, из-за сифилиса или еще по какой-то неизвестной причине. Возможно, из-за своей болезни он слышит голоса и хочет стать американским Джеком-потрошителем. Думает, что у бога на него особые планы. Кто знает? У него был тайник с подозрительными вещами наподобие того хлама, что он украл у Барнума, – потом все изъяли. Он исписывал поля тетрадей, но агенты до сих пор не расшифровали его записи. Затем кто-то познакомил его с прекрасным увлечением демонологией – возможно, даже его собственный отец. Сейчас это нельзя проверить, поскольку Хикс-старший умер в 67-м году и все его вещи были распроданы на аукционе. Тем не менее его сынишка попадает в уютную клинику с помощью команды Барнума. Потом сбегает оттуда, ну а остальное я вам уже рассказал.

– Черт возьми, какая очаровательная история.

Мы пили кофе и слушали, как дождь с глухим стуком барабанит по крыше. Наконец Мертаг подошел к тому, что, похоже, мучало его с тех пор, как он узнал мое имя.

– Вы же тот парень, который помог Молли Мэгуайрс.

– Боюсь, что так.

Он притворно улыбнулся.

– Я так и подумал, что это вы. Грязная работенка, да?

– Ничего хорошего, шериф.

Шестнадцать лет прошло, а эта легенда все еще жива, и туши скота раздуваются под солнцем.

– Надеюсь, это не так. Мы здесь не читаем газеты – только если приходит поезд с почтой. Но я точно помню, что там упоминалось, будто некоторые считают вас с Молли неплохими ребятами. Возможно, к тому убийству причастны парни с железной дороги.

– Это правда. Как и то, что иногда конокрада могут повесить за преступления какого-нибудь другого ублюдка. Но в итоге все встает на свои места. Все в Скулкилле получили, что хотели.

Мертаг ответил:

– Попробуйте рассказать свою теорию двадцати парнишкам, которых повесили ни за что.

Я затянулся сигаретой и внимательно смотрел на пепел, летящий на мои колени.

– Вы когда-нибудь говорили с Хиксом, шериф?

– Я как-то столкнулся с ним в салуне за игрой в фараон. Мы просто поздоровались. Для философских изысканий была неподходящая обстановка.

– В его действиях или словах было что-нибудь, что показалось вам странным?

Я предложил ему папиросу.

– Разумеется. От него ужасно воняло, и он явно не удостоился бы награды на конкурсе красоты. У него случались приступы. Доктор Кэмпион говорил, что это из-за нервов, – Мертаг протянул руку и взял сигарету. Он затянулся и с видом человека, хорошо разбирающегося в табаке, закрыл глаза. – Не знаю, я сам никогда не видел Хикса с пеной во рту. Но допускаю, что это видели другие.

– И все?

– Вы имеете в виду, не распознал ли я в этом парне вора или убийцу с первого взгляда? Не могу сказать больше, чем местные ковбои и золотоискатели, что здесь ошиваются. Думаю, они постараются удовлетворить ваше любопытство за десять баксов… или за курево, – он стер пепел с пальцев и ухмыльнулся. – Вы сказали, что он ничем не болел. С тех пор что-нибудь изменилось?

– Скоро узнаем.

– Думаете, это он сделал?

– Я думаю, он делает это сейчас.

– Но не можете доказать.

– Не-а.

– То есть официально вы здесь, чтобы собрать давно утерянные ценности П. Т. Думаю, что Хикс теперь сильно привязан к этой книге. Вряд ли он отдаст ее без боя.

– Возможно, и так.

– Полагаю, Билли Калленс уже готовит ему гроб.

Я достал связку мятых банкнот, отсчитал нужное количество и бросил на стол. Под половицей в отеле было спрятано гораздо больше. Я всегда путешествую с крупной суммой.

– Вклад агентства в пользу вдов и сирот Пардона.

– Премного благодарен вам, мистер К. Здесь очень много вдов и сирот.

– И с каждым днем становится все больше, – заметил я.

5

«БЕЛЬФЕГОР ТВОЙ ОТЕЦМАТЬ». Эта красная надпись была наспех сделана в номере отеля в Нью-Орлеане. На незастеленной кровати лежал фаллос, слепленный из человеческих экскрементов. По простыням медленно ползали жужжащие мухи.

В Лаббоке – наполовину сожженное письмо: «О, отецмать, да прольется кровь (дальше неразборчиво) – кции беспризорника и да будет она усладой твоему горлу. Я – неписаный закон».

Приезжайте в Альбукерке, все стало еще хуже. Хикс не потрудился уничтожить именно это письмо, а просто разбросал его грязные страницы по полу вокруг сложных надписей, сделанных кровью: «Черви, о ужас! Я изменился! Я благословил таинство гниения! О проклятаядыра О проклятыеличинки О проклятыекишки О повелительдерьма! Бойсяран! Яидуяидуяиду»

Наконец, на стене ночлежки в Бейкерсфилде большими печатными буквами:

«ЕСТЬЕСТЬЕСТЬЕСТЬЕСТЬ!»

Отрезанные кисть и рука неизвестного человека были найдены под матрасом. Несомненно, это была молодая женщина. Установлено, что это была проститутка. К сожалению, несколько из них всегда числились пропавшими без вести.

На медальоне в изящном кулаке было выгравировано: «Для моей малышки». Я вспоминаю, как бугаи, которые обыскивали комнату, смеялись, прочитав это. Я также помню, как ударил одного парня кулаком в челюсть позже тем вечером, после того, как мы все напились в пивнушке. Кажется, мы поспорили о чем-то из-за покера.

6

Троспер не обрадовался, увидев меня в баре. Он знал, кто я и зачем пришел. Первым, что сказал этот ублюдок, было:

– Послушай-ка, мистер, мне не нужны неприятности. Или плати, или уходи. Иначе тобой займется Джейк.

Я не мог сдержать улыбку. Меня всегда смешили подобные задиры.

– Не кипятись, приятель. Налей мне стопку. И, черт возьми, налей всем за счет заведения.

«Длинный ствол» представлял собой слабо освещенный сарай без претензии на роскошь. Это было место для много работающих и много выпивающих рабочих. Но тогда, в три часа дня, там было пусто – только я, Троспер и жилистый ковбой с морщинистым опухшим лицом, который потягивал пиво за стойкой. По-видимому, это и был Джейк.

Троспер быстро налил нам виски, затем закрыл бутылку и поставил ее передо мной.

Я выпил и громко поставил стакан на стойку.

– Ух. Кажется, я ослеп на левый глаз.

– Тогда преподай этому китаезе урок музыки или убирайся отсюда, свинья. Здесь у тебя нет никаких полномочий.

– С радостью, – я отвесил ему поклон и выпил еще. Внутри у меня разгорелось пламя, распространяясь к груди и лицу. Большие прадедушкины часы за стойкой тикали слишком громко.

Старина Джейк поправил шляпу и изменил позу в кресле, удостоив меня своим самым зловещим взглядом. Черты профиля этого ублюдка были острыми, как топор. Браток. Громила. У него на плече висела винтовка.

Я сделал еще один большой глоток, чтобы успокоить свои нервы, и так стукнул стаканом, что со стола поднялась пыль. Мотыльки, как маленькие планеты, лениво парили, вращаясь вокруг света от размытых дождем окон. Я обратился к Тросперу:

– Я слышал, что ты сдружился с плохим парнем, известным как Том Маллен.

Мне ответил Джейк. Мягко, но непреклонно:

– Тебе сказали пить или выметаться отсюда, – будь я проклят, если у этого ковбоя был не самый злой голос, какой я когда-либо слышал. Его первая ошибка заключалась в том, что он положил свою костлявую руку на приклад своего пистолета. Вторая ошибка – он не убрал эту пушку в чехол.

Поэтому я выстрелил в него дважды. Первый раз – в живот, сквозь пряжку, второй раз – рядом с воротником его жилета. Джейк упал со своего табурета и скорчился в опилках. Его шляпа далеко отлетела. На макушке его густой копны светлых волос показался идеальный розовый круг. Вот что бывает, если постоянно носить гребаную ковбойскую шляпу.

Повернувшись к Тросперу, который в тот момент замер, превратившись в невзрачную статую, я сказал:

– Не дергайся или я пригвозжу твой член к полу.

Я подошел к Джейку. Ковбой был парализован – он уже почти выпустил свой пистолет. Я наступил ему на запястье, пока оно не захрустело. Он зашипел. Я пару раз ударил его каблуком в челюсть. Это заставило его успокоиться.

Затем я вернулся на место и налил себе еще выпить.

– Эй, в чем дело? Никогда не видел, чтобы стреляли в людей? Что это у тебя за забегаловка такая? – я перевел взгляд на тускло освещенный потолок, усыпанный дырками от пуль и пятнами жира. – А, здесь обычно обстреливают твою собственность, а не друг друга? Жаль, что эти кретины все делают не так. Давай, Троспер. Глотни немного. Этим ковбоям, похоже, нравится твое пойло.

Троспер стал таким же серым, как его фартук. Он сильно потел. Его рука дрогнула.

– Эм, у Джейка много друзей, мистер.

– А у меня много пуль. Выпей, амиго, – после того как он сделал глоток своего же продукта, я добавил: – Хорошо. На чем мы остановились? Ах да, на мистере Маллене. Мне нужно повидаться с ним. Есть какие-нибудь мысли на сей счет?

– Он обычно приходил сюда каждые две недели. Напивался. Играл в карты с парнями из бара «Эйч». Постоянно спал с девками из «Пчелы».

– Ясно. С какой-то определенной девкой?

– Нет. У него не было дамы сердца.

– Когда ты видел его в последний раз?

Троспер задумался над ответом.

– Не знаю. Давненько. Боже, Джейк мертв? Он не шевелится.

– Черт возьми, и правда. Не отвлекайся. Говоришь, Томми занимался поиском золота?

– Я ничего не знаю, мистер. Я только сказал, что он всегда приходил в пыли, – глаза у Троспера были как стеклянные. – Я правда ни черта не знаю, мистер. Может, он уже уехал. Я за ним не слежу.

– Шериф сказал, что Маллен чем-то болеет.

– У него хорея. Ну знаете, трясется, как пьяница, который с утра не похмелился. Однажды я видел, как он упал, задергался и нацарапал у себя на лице что-то ужасное. Когда все закончилось, он просто улыбнулся и попытался отшутиться.

Я узнал имена и описания завсегдатаев бара «Эйч», но вряд ли стану их расспрашивать. Перед уходом я сказал:

– Хорошо, Троспер. Я буду поблизости, возможно, зайду еще раз, проверить, не вспомнил ли ты что-нибудь еще. Держи двадцатку. Этого должно хватить на гроб.

7

От виски и адреналина я получил такой кайф, что, придя в фойе ранчо «Пчела», сразу свалился на плюшевый диван. Не такая уж страшная хозяйка борделя сняла мои перепачканные грязью ботинки и растерла мне ноги маслом. Эта мадам, этот фрегат в пурпурной одежде, которая представилась Октавией Плантагенет, угостила меня кубинской сигарой из вельветовой коробки. Она проворно отрезала кончик сигары необычным серебряным резцом. Затем подожгла ее и, усмехнувшись, с явным намеком засунула ее между своими пухлыми красными губами. Румянец на ее щеках усилился.

Ранчо «Пчела» расплылось в парах от кальянов и косяков марихуаны из Кентукки. Смуглый парень бренчал на своем ситаре, скрепляя союз декаданса Старого Света и изобилия новых рубежей. Здесь был изящный персидский ковер и прохладная латунь, но никакой фанеры – только полированное красное дерево и никакого дешевого стекла – только отборный хрусталь. Девушки были одеты в красивые платья, их блестящие темно-коричневые волосы были убраны наверх, а ресницы хлопали над сияющими, как самоцветы, глазами. Румяна, духи, блестки и чары – все это смешивалось в опьяняющем коктейле фальши и похоти.

Мадам Октавия вспомнила Хикса:

– Томми Маллен? Жалкий парень, да, с нервным расстройством. Платил исправно. И не был груб с девушками, если хотел сделать что-нибудь отвратительное. Это выносили только Лидия и Конни, но он не жаловался. Черт, да он не заходил уже целую вечность. Думаю, он вернулся на восток.

Я спросил насчет Виолетты. Октавия сказала, она освободится позднее, и предложила другую девушку. Я сказал, что подожду, и принял две стопки коньяка из бокала самого короля Георга. Коньяк был мягкий, и я не замечал, что пьянею, пока толпа хорошо воспитанных игроков, бизнесменов и синих воротничков среди красно-коричневых абажуров не умножилась, исказившись, словно в калейдоскопе. Ноты Брамса еще долго звучали у меня в голове после того, как коренастый игрок-австралиец в шелковом жилете подошел к бару, чтобы еще немного выпить.

Моя слава опережала меня. Кажется, что все, кто умел читать газеты, уже прочитали о моих подвигах в Пенсильвании. Они знали все – как я проник в Благотворительную ассоциацию рабочих, как помог двум десяткам экстремистов из этого кровавого союза отправиться на виселицу, дав необходимые показания. В зависимости от общественных убеждений люди считали меня то образцом общения и справедливости, то трусливым подлецом, от которого не стоило ждать ничего хорошего. По их улыбкам и насмешкам было ясно, кто какой точки зрения придерживался. Еще одной темой для разговоров стало и то, что я недавно изрешетил местного скотопромышленника в «Длинном стволе».

Октавия спровоцировала беспорядочное шествие ненастоящих господ, пожиравших глазами скандально известного Пинкертона, чистой воды бульдозера из Старых штатов.[22]22
  Общее название тринадцати штатов, подписавших в 1776 году Декларацию независимости и образовавших таким образом Соединенные Штаты Америки как независимое государство.


[Закрыть] Но дедукция – это метод для снобов в высоких цилиндрах и дорогих пальто. Меня кормили ноги и шестизарядный револьвер. Я отметелю твоего брата или подкуплю твою мать, если это будет необходимо, чтобы найти тебя и собрать своих железных человечков. Ходили сплетни, что я даже на Папу Римского могу покуситься. Что, по сути, было не большим преувеличением, поскольку меня никогда не впечатляло такое идолопоклонничество.

Затем последовала череда знакомств – Тэйлор Хэкет, очкарик, владелец бара «Эйч» и ранчо; Нортон Смит, который носил копию дорогого костюма и работал в сфере добычи золота; Нэд Кейтс, Боб Танни и Гарри Эдвардс, уважаемые инвесторы золотодобывающего предприятия Смита и Рута; все сияют и хохочут, оголяя зубы. Восточная триада. Я спросил у них, приняли ли они жертву Господина, но кажется, меня никто не понял, и мне пришлось уступить, а они натянули свои восковые улыбки. Хикс был одиночкой. Я на это надеялся.

После того как бокал опустел и вновь наполнился, как из рога изобилия, низшее сословие начало закругляться. В него входили: Филмор Кавана, журналист из газетенки какого-то маленького городка, которая недавно закрылась и оставила его без средств к существованию; Далтон Бамонт, помощник и нелюбимый двоюродный брат шерифа Мертага; Джон Браун, покрытый морщинами член городского управления, которому нравилось, когда сосут большие пальцы его ног и обмазывают перламутром прямо перед лицом бога и всеми остальными; Майкл Пирс, некогда популярный французский поэт, который теперь канул в неизвестность и шел к ранней смерти, судя по сильному кашлю и кровавым пятнам на расшитом носовом платке. И многие-многие другие. Я не стал даже пытаться сосредоточиться и просто старался пить, не расплескивая.

Они даже не разговаривали по-нормальному. Звуки больше походили на шум потревоженного улья. Я с трудом пробрался сквозь потоки людей в этом большом озере всеобщего тренькания…

– …да придет к свету бедный Джейк. Попомни мои слова, его смерть не останется безнаказанной.

– Лэнгстон уехал сеять урожай в Чайнатаун. Ужасный позор…

– Сначала Холмс, теперь Стивенсон. Мерзко, мерзко…

– …Древний орден Гибернии еще воздаст этому проклятому Молли Мэгуайрсу. Несомненно. По мне так пора повесить еще парочку этих северных ублюдков…

– …Уэлш потратил все на черных. В них все еще осталось что-то животное. Хуже красной чумы…

– Два года, Нэд. Хорошо, пусть даже три. И железная дорога окупится, а я получу свой процент. Калифорнию уже всю измерили и поделили, друг мой. А мы будем проводить независимые операции в грязи. Те, кто работает по ночам, не читают молитвы…

– …Барнум, ради бога! Скажите ему кто-нибудь…

– Ненавижу цирк. Там стоит невыносимая вонь. И эти чертовы клоуны мне тоже не нравятся…

– Нет. Лэнгстон умер…

– …ударил ее в шутку, потерся об нее в одежде, и эта сука взяла мой…

– Маллен? Хикс? Ничего не знаю, да мне и плевать. Столько времени прошло, столько прошло…

– Черт возьми! Да он курит опиум в лагере «Сороковая миля». Это последнее, что я слышал…

– Вместе с профессором? Я думал, он переплыл пруд…

– Дорогуша. Наивное дитя. Как сказал Лорд Бодлер:

Тебе, Владычица, тебе, моя Мадонна,

Воздвигну я алтарь в душе, чья скорбь бездонна.[23]23
  Перевод Эллиса.


[Закрыть]

– Мало ему было меня уволить. Он еще и плюнул мне в лицо, мерзкий тип…

– …закидать камнями…

– А я ведь хорошо работал…

– …Et creuser dans le coin…

– Я хочу сказать, посмотри на него. Он же как робот…

– А я и говорю: слушай сюда, сука, я тебе горло перережу…

– …Une niche, d’azur et d’or tout…

– …отсоси или умри! Где твоя чертова…! Ух ты! Да у нас тут знатная гулянка, ребята!

– Плевать. Лучше б Мертаг держался подальше…

– Знаю я этого вашего Хикса. Ничего особенного он собой не представляет. – Пирс выдохнул едкое облако дыма и посмотрел, как тот крутится в водовороте в потоках. – Цирковой урод. Еще и с длинным языком.

Я покачал головой.

– А я всегда считал его молчуном. Забавно.

– Нет, – Пирс нетерпеливо замахал руками. – Он очень много говорил. Нес чепуху, или как у вас говорится? Как идиот. Гребаный идиот.

– Где это было? – прохрипел я.

– Где? Откуда мне знать? Спросите гребаного профессора, может, он знает. Он всех знает.

– Вот вы где, милый, – заворковала мадам Октавия, будто я неожиданно откуда-то появился вновь. Ее массивная грудь давила мне на ребра. От запаха ее духов у меня слезились глаза. – Здесь скучно, малыш. Это ловушка для туристов. Все действие происходит в Читауне.[24]24
  Одно из прозвищ Чикаго.


[Закрыть] «Маленький Египет»[25]25
  Изначально название трио танцовщиц, популярное в Чикаго в 1890-х гг. Впоследствии оно стало нарицательным для всех исполнительниц танца живота.


[Закрыть] и все такое. Такие вот потрахушки, мой маленький!

Красный свет. Белые лица. Тени распространяют трещины.

Я выронил бокал из ослабевших пальцев. Слава богу, Октавия была рядом и вытерла пятно надушенной тряпочкой. Да, я думал, с Робертом Льюисом произошла трагедия, и это было просто ужасно, но он все равно остается моим героем.

Где была Виолетта? Трахалась с банкиром? С фермером? Потрахушки ночь напролет.

– Прошу прощения, мистер Кёниг, – незнакомый голос, незнакомый силуэт.

– О, Френки, он отдыхает и ждет одну из моих девочек…

– Я по поручению шерифа, мисс Октавия. Пожалуйста, сэр. Нам поручено проводить вас в участок. Леви, он слишком тяжелый, возьми его руку. Вы тоже, Далтон. Бойкий парень, – ребята шерифа взяли меня за руки и за ноги и подняли, как ангела на крыльях.

– Кавалерия, – сказал я.

Редкие аплодисменты. Похабная мелодия регтайма. Отвисшие голодные рты. И расплывчатые лампы. Красные. Черные.