Текст книги "Боярич: Боярич. Учитель. Гранд"

Пробравшись мимо двух засад и трех «свободных охотников», я свернул за угол и… застыл на месте. Ну да, самые прямолинейные решили дожидаться меня прямо у входа в кабинет. Этого следовало ожидать. Хм… безупречная засада, а? Вот уж нет уж.

Подавшись назад, я распахнул дверь в кабинет наших моделистов и, оказавшись внутри, скинув отвод глаз, довольно громко хлопнул дверью. Вот теперь на меня обратили внимание.

– Кирилла, в следующий раз мы потребуем оплату за проход через наши владения, – улыбнулся Резанов, откладывая в сторону какой-то клубок деталей, в скором времени должный превратиться в очередной миниатюрный шедевр нашего «кулибина».

– Договоримся, – я подмигнул Осипу и, ответив взмахом руки на вялое приветствие моделистов, погруженных в изучение очередного каталога, пересек комнату. Узкая дверь в самом углу тихо щелкнула незапертым замком, и я оказался на «своей» территории.

А через пятнадцать минут, когда по комнате поплыл ароматный запах свежезаваренного кофе, дверь, ведущая в кабинет моделистов, скрипнула, и на пороге возникла троица моих «спасителей».

Хмыкнув при взгляде на их заинтересовано водящие носами физиономии, я выудил из холодильника блюдо с пирожными и, махнув рукой в сторону посудного шкафа, вздохнул.

– Хватайте чашки и садитесь за стол. Буду вносить аванс за завтрашний проход через ваши владения.

Повторять два раза не пришлось, и уже через пять секунд все трое восседали на высоких барных стульях за удобной, барной же, столешницей, отличавшейся от своих классических собратьев лишь легко моющимся стальным покрытием. Блюдо с пирожными опустилось на полированный металл, а рядом с ним запарил дразнящим ароматом кофейник.

Но стоило нам взяться за чашки, как со стороны комнаты моделистов раздался характерный хлопок.

– Кхм… и какая сволочь забыла запереть кабинет на замок! – прошипел Резанов, окидывая грозным взглядом разом поскучневших приятелей-«летчиков».

Поздно! Тихо скрипнула дверь, соединявшая помещения… и я облегченно вздохнул.

– Добрый день, мальчики. – Кузина кивнула моим молчащим одноклассникам и, тут же забыв об их присутствии, повернулась ко мне. – Кирилл, ты не мог бы мне помочь?

– В чем, Лина?

– Мила. За прошедшие семь лет мог бы и научиться нас различать, – нахмурилась двоюродная сестра, но, вздохнув, махнула рукой. – Ладно… не суть важно. Мне нужно съездить в магазин, а охрана Бес… в общем, охрана ни в какую не желает менять маршрут. «Все, что нужно, вы можете заказать в паутинке»! Мужланы!

– Кхм, а в чем проблема? Разве они не правы? Через паутинку можно купить все, что угодно, – пожал я плечами.

– Нижнее белье, по-твоему, я тоже должна покупать наобум?! – тихо прошипела кузина, но Резанов, находившийся слишком близко, все равно ее услышал, судя по заалевшим щекам. Глянув на моего одноклассника, кузина это поняла и чуть смутилась. Но тут же перевела взгляд на меня. – Кирилл, ну ты же можешь их уговорить. Пожалуйста!

– Ладно, – поморщившись, я кивнул. – Попробуем решить этот вопрос. Машины уже здесь?

– Ждут на стоянке, – слабо улыбнулась девушка. – Спасибо.

– Но я ничего не обещаю, – предостерег я ее.

– Я в тебя верю, – с пафосом провозгласила кузина. – Мы с Линой будем ждать внизу.

Хм. Вот и накрылся мой обед. Ла-адно. Сняв френч, я заменил его на выуженную из рюкзака куртку, после чего, кивнув одноклассникам, отдал Осипу ключ от своего кабинета и, разрешив им забрать кофейник и сласти с собой, двинулся на выход, следом за уже вылетевшей в коридор кузиной.

Уговорить охранников оказалось несложно. В отличие от сестер, у меня была кое-какая договоренность с боярином Бестужевым, и, стоило намекнуть о ней старшему группы, как тот, вздохнув, согласился изменить маршрут… и даже с некоторым облегчением, надо признать, согласился оставить охрану снаружи, у входов. Хм, я бы тоже не горел желанием торчать среди вешалок с нижним женским бельем…

Нужный сестре магазин оказался небольшой лавкой в Замоскворечье, буквально в нескольких кварталах от доставшегося мне от матери дома. В принципе, чего-то в этом роде и стоило ожидать…

– Я быстро, – воскликнула кузина, дернув ручку двери, но замок так и остался заблокированным.

– А Лина? Ты что, одна туда идти собралась? – незаметно удерживая кнопку блокировки на приборной доске, спросил я.

– Я не хочу, – тихо проговорила ее сестра, безучастно глядя куда-то в окно.

– Понятно. Ладно, тогда я схожу с тобой. Сейчас не то время, чтобы вы могли в одиночку разгуливать по городу, – обратился я ко все еще дергающей ручку двери кузине.

– Ой, Кирилл, да ладно тебе! – отмахнулась она. – Что со мной может случиться в магазине женского белья?!

– Черт с тобой. Иди! – Я отпустил кнопку, и довольная кузина выскользнула за дверь. Ее сестра, кажется, что-то заподозрила и дернулась было следом, но тут же обмякла от моего удара ладонью по лбу. – Извини, МИЛА, но иначе никак.

Я обернулся к удивленному охраннику и сунул ему в руку записку от Бестужева-старшего.

– Блокируйте входы в дом, никого не впускать и не выпускать. Действуйте! – убедившись, что охранник прочел записку и проверил ее подлинность по приписанному коду, приказал я. Старший охраны кивнул и тут же принялся вводить команды на своем браслете. Молча. Замечательно. А теперь мой выход…

Торопливость, конечно, грех… Ну, так ведь я никуда и не спешу. Топаю себе, под усиленным отводом глаз, следом за довольно улыбающейся Линой, и всего делов. А что «плевалка» на плече – это такие мелочи, право слово. Как и подавители в кармане джинсов… целом, а не в том, где нож покоится. И я готов к тому, что цели у наших «романтиков» на этой встрече оч-чень разные.

Так, «гуськом», мы миновали двери магазина и подошли к стойке.

– Не подскажете, где я могу найти Романа Вышневецкого? – улыбнулась продавщице Лина, и та отразила улыбку:

– Идите за мной. Я провожу.

Наш состав вырос в полтора раза, но это ерунда. А вот тот факт, что нас ведут в подвал, убедил меня в правильности подозрений… Не очень-то романтичное место для встречи двух любящих сердец, а?

Спустившись по основательной каменной лестнице в подвал, мы остановились перед мощной стальной дверью. Мило улыбающаяся «продавщица» подбадривающе подмигнула застывшей рядом с ней Лине и отстучала по металлу створки какой-то затейливый ритм. Где-то рядом плеснуло Эфиром, и я похвалил себя за предусмотрительность. Работающий на полную катушку отвод глаз замечательно укрыл меня от заработавшего многоцелевого фиксатора. Хм. Ну, чего-то в этом роде я и ожидал. Иначе не стал бы заморачиваться…

Очевидно, не усмотрев в стоящих перед дверью девушках никакой опасности, сидящий где-то внутри этого бункера оператор дал команду на открытие. Торчащий из двери «руль» кремальер дрогнул и, провернувшись на девяносто градусов, отпер тихо лязгнувшие замки, и дверь медленно и величественно, как и положено такой стальной болванке, отворилась. Хм. А вот переходного тамбура здесь нет. Непорядок.

Сразу за дверью оказалась небольшая комната, этакая кордегардия, перед уходящим вглубь коридором, в дальнем конце которого виднелась еще одна стальная дверь. Однако…

Проскользнув внутрь, я огляделся по сторонам. Четверо, считая Романа и продавщицу. А оставшихся двоих я знаю. Именно эти орлы приезжали с Вышневецким на похороны. Удачненько.

Пока я осматривался, Лина успела радостно взвизгнуть и повиснуть у Романа на шее. Тот как-то кривовато улыбнулся, а в следующую секунду стоявшие по бокам от него, охранники, дружно шагнув поближе, защелкнули на запястьях девчонки знакомые браслеты. Да-да, точно такие же, как и те, что лежат у меня в кармане. Вышневецкий хмыкнул и, выскользнув из объятий, оттолкнул девушку прямо в руки стоящей за ее спиной «продавщицы», тут же зафиксировавшей Громову в довольно профессиональном захвате.

– Рома? – Кажется, Лина поначалу даже не поняла, что случилось. И, лишь увидев браслеты на своих запястьях, охнула… – Роман! Что это значит?!

– Грузите ее, – мотнул тот головой. «Продавщица» попыталась сдвинуть девушку с места и тут же получила удар затылком в нос. А неплохо получилось для первого раза. Надо поправить…

Аккуратно скользнув за спину чуть потерявшей координацию подручной Романа, аккуратно бью за ухо. В сторону.

«Продавщица», потеряв сознание, падает на спину и тянет за собой Лину. Роман матерится, лбы недоумевают.

– Что стоите?! Хватайте эту сучку и тащите в машину! – рыкнул Вышневецкий… и лбы засуетились. Барахтающаяся на «продавщице» Лина ошарашенно взглянула на своего «рыцаря», и лишь когда подручные Романа начали ее поднимать, в глазах девушки появилось хоть какое-то понимание…

– Вы что, решили развязать войну?

– Идиотка, война идет уже неделю, – фыркнул чуть успокоившийся Вышневецкий и… недоуменно взглянул на защелкнувшиеся у него на руках подавители. А в следующую секунду державшие Лину мордовороты осели наземь.

Кое-как удержав начавшую заваливаться вновь ничего не понимающую девушку, я усадил ее в кресло рядом с пультом, с которого нам открыли дверь, и обернулся к своему несостоявшемуся могильщику.

– Привет, Рома… – Двойка в корпус и прямой в челюсть. Вот и поздоровались.

– Т-ты?! – выдавил из себя мой собеседник, сплюнув кровь. – Ты же мертв!

– Хм… сведения о моей смерти несколько преувеличены. И зря тянешься ручонками к кобуре, там его нет, – я продемонстрировал Роману выуженный из его «оперативки» пистолет. Жутко неудобный агрегат, а уж украшений на нем… тьфу, не люблю понтов.

– Мальчик, положи ствол. Убьешься, – прищурился Вышневецкий. Ну-ну.

– Проверим? – Три тихих щелкающих выстрела слились в один, и лежащие на полу помощники Романа дернулись, получив по пуле. Охранники в затылок, «продавщица» в лоб. М-да, все-таки стрелки – грязное оружие. Разворотили черепа так, что у женщины и лица-то не осталось. Не гигиенично. – Хм. Не убился. Надо же… Рома, ты не дергайся лучше, а то ведь, оружие действительно незнакомое, вдруг рука дрогнет, и я отстрелю тебе… что-нибудь важное. А Лина потом будет недовольна. Оно нам надо?

– Ки-кирилл… Что происходит?

– О, но ты же сама все слышала. – Я пожал плечами, не сводя взгляда с нервно облизывающего губы Вышневецкого. – Война родов. Поводом к которой стала смерть Ирины Михайловны.

Очередной щелчок выстрела раздался в помещении, и завывший Роман рухнул на колени. А вот нечего было дергаться. Поморщившись, я заключил Вышневецкого в кокон, заглушивший его рыдания…

– П-поводом? – стараясь не смотреть на корчащегося «рыцаря», под которым быстро, очень быстро расплывалось красное пятно, проговорила Лина.

– Ну да… Думаешь, если бы она была причиной, этот… стал бы тебя похищать? Да еще так грубо… Ну и давай не будем забывать, что именно сей господин за несколько часов до смерти Ирины Михайловны пытался похоронить меня заживо. Я хоть и не видел ни черта, но можешь поверить, голоса, сказавшего «грузите его», перед тем как меня вырубили и бросили в мусорный бак, не забуду никогда.

Услышав эту цитату, Лина дернулась, как от удара.

– Сними с него «заглушку», – помолчав, тихо попросила она.

– Зачем? Хочешь насладиться его криками? – фыркнул я.

– Кирилл. Пожалуйста. Сними с него заглушку, – медленно, с расстановкой проговорила Лина. Хм. Губы белые, сама трясется, а туда же… Громова, итить. Ладно.

Комнату вновь наполняет вой Вышневецкого, но уже вроде бы потише…

– Рома… а зачем я вам? – Честно, я впервые вижу такой фанатичный огонь в чьих-то глазах…

– Казнили бы, показательно! – скрипя зубами, выплюнул Роман. Вот спасибо, дорогой, вот потрафил! И плевать, что он, кажется, уже не понимает, кому и что говорит… – На страх и в назидание… чтобы все… зна… ли… арргх!

Очевидно, этот выброс ненависти окончательно истощил силы сложившегося пополам урода. Взгляд его замутился, и Вышневецкий вновь застонал от боли в паху… Хм. Неужто у меня действительно рука дрогнула? Что-то больно долго он трепыхается… Вроде бы должен был под корень ему там все разворотить. Хм…

– А… – ошеломленно протянула Лина, переводя на меня взгляд, а Роман вдруг рухнул набок и что-то заговорил, быстро и сбивчиво. Будто в бреду…

Я прислушался и… не теряя времени, включил запись на браслете. А он все бормотал…

– Твою…

– Что? – не поняла Лина, когда я начал наворачивать круги вокруг корчащегося на бетоне Вышневецкого… Охренеть можно.

– Ничего, Лина. Ничего, – покачал я головой. Роман умолк, закатил глаза, и… меня в четвертый раз за этот день пробрало холодом чужой смерти. Жаль. Я, грешным делом, чуть не начал надеяться, что он еще чуть-чуть поживет… Уж больно интересные вещи говорил пан Вышневецкий…

– Кирилл… – Лина осторожно коснулась моей руки. – А что теперь?

– А теперь поедем к Бестужевым, – вздохнул я, снимая с нее подавители. – Только сначала…

Я набрал номер Гдовицкого и, дождавшись ответа, окинув взглядом усталую, с покрасневшими глазами и набрякшими под ними мешками, физиономию начальника громовской СБ, кивнул.

– Добрый день, Владимир Александрович. Передайте боярину, что я выполнил его просьбу. Роман Вышневецкий больше не представляет опасности ни для рода Громовых, ни для Малины Федоровны, – проговорив, я крутанул масштаб, позволяя Гдовицкому увидеть всю окружающую нас картинку.

– Твою ма-а… Кирилл, это точно он?

– Да, – я пнул труп, развернув его лицом кверху. Лина тихо пискнула и побелела пуще прежнего.

– Где вы? Я вышлю людей для зачистки, – собравшись с мыслями, отрывисто бросил Владимир Александрович. Я продиктовал адрес и, получив просьбу-приказ выметаться оттуда и не высовывать носа из усадьбы Бестужевых, повел заторможенную Лину к выходу.

– Кир, а как ты узнал, что я… мы… с Милой поменялись? – неожиданно спросила Лина, когда мы уже поднялись в зал.

– Подслушал ваш разговор в тот вечер, когда ты дважды попалась Аристарху при попытке побега из усадьбы, – я рассеянно пожал плечами. Честно говоря, сейчас мне было не до того. Из головы все никак не шла фраза, которую Роман прошептал перед самой смертью. Где-то я ее уже слышал…

В усадьбу Бестужевых мы возвращались в полной тишине. Лина с Милой молчали на заднем сиденье вездехода, старший охраны, сидящий за рулем, хмуро кивал в ответ на неслышимые нам реплики какого-то абонента, а я предавался сожалениям. Об убийстве? Нет. Свои сегодняшние свершения достойными сожаления я не считаю, давно отучен.

Сожалел я о трех вещах. О том, что не удалось испытать в боевых условиях «плевалку-трещотку», сейчас опять покоящуюся в рюкзаке, подальше от взглядов охраны, о том, что пришлось бросить в бункере нормальное оружие, принадлежавшее Роману и иже с ним, и о том, что господин Вышневецкий так мало рассказал на своей исповеди… Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что говорильня, устроенная им перед самой смертью, была не чем иным, как исповедью, причем на латыни… а уж последние слова и вовсе не давали мне покоя. Я знаю наверняка, что уже слышал эту фразу, но где и когда? Глориам, глориам… ну, откуда…

Мы как раз выбрались из пробки, в которой проторчали больше полутора часов, и подъезжали к Тривокзальной, когда запиликавший браслет подал неожиданный сигнал. Я развернул экран… и непроизвольно охнул. Вот это да! Фиксатор, оставленный мною на крыше барака, демонстрировал пару снайперов, деловито устраивающихся на моем НП, с которого так удобно было наблюдать за базой наемников. Наряжены они были в угрожающе-черные тактические костюмы и легкую защиту. А оружие! Да, это не моя самоделка-скорострелка… Хищного вида длинные стволы немалого такого калибра, да с мощными комплексами наведения, которые язык не повернется назвать «оптикой», поскольку никаких линз в них и в помине нет… Мечта милитариста!

Аккуратно расширив зону охвата фиксатора, я с огорчением понял, что в радиусе его действия никаких шевелений больше нет. Пришлось переключаться на другие разбросанные вокруг базы наемников датчики. Там картинка определенно была интереснее. А уж когда один из командиров готовящихся к штурму отрядов откинул забрало небольшого, совсем не похожего на знакомые мне образцы шлема и я узнал в нем Гдовицкого, интерес возрос многократно. Вот это оперативность!

Видимая подготовка к штурму была недолгой. Впрочем, при правильном подходе так и должно быть. Вся стратегическая часть оттачивается в штабе, а прикладная – на полигонах. Так что при наличии достаточной информации об объекте атаки на месте командованию остается только развернуть силы и, скомпоновав отработанные сценарии в наиболее перспективный вариант, дать команду на штурм…

Так произошло и на этот раз. По тому, как приникли к своим «орудиям» снайперы на «моем» НП, я понял, что штурм начался. Два негромких хлопка подорвали створки ворот в стене, и над въездом в корпус тут же взвизгнули разворачивающиеся автоматические турели. Вот теперь я понял, зачем штурмующим, при таких малых расстояниях понадобилось столь мощное снайперское вооружение. Хлопнули выстрелы, и стволы первых двух турелей разнесло в клочья. Правильно. Единственное слабое место этих явно бронированных игрушек. Вот теперь во двор посыпались штурмовики. Еще четыре турели, как оказалось, расположенные на стенах так, чтобы на открытом пространстве перед фабричным корпусом образовался огневой мешок, выскочили из шахт, чтобы тут же получить свою порцию стали от снайперов. Причем сейчас, как я понимаю, работала не только та пара, что устроилась на облюбованной мною крыше барака, но и еще как минимум двое спецов, расположение которых я мог лишь угадывать…

Покрутив так и сяк карту прилегающей местности, краем глаза следя за картинкой с поля боя, я пришел к выводу, что вторая пара должна была засесть где-то в районе фабричной трубы, метрах в трехстах к западу от НП. В этот момент с расположенного на нем фиксатора пришел большой «бэмс», и я, свернув карту, вернулся к просмотру штурма. Как оказалось, бамкнула одна из виденных мною боевых платформ, пытавшаяся, как я понимаю, пулеметным огнем выдавить штурмующих обратно во двор. За что и была перевернута слаженным ударом трех объединившихся в круг штурмовиков-стихийников. Вои, конечно, не ярые, но понятие резонанса работает и в их случае. Стрелять в таком состоянии мгновенно покрывшаяся изморозью изрядно покореженная машина не могла и закономерно прикинулась веником. Жаль, что мне так и не удалось побывать в здании и установить там хоть парочку фиксаторов… Бой полностью переместился внутрь, так что мне осталось только слушать сухое стаккато выстрелов и редкие «бумканья» гранат.

А потом наши машины замерли во дворе бестужевской усадьбы, и меня с двойняшками ждавшие нашего приезда медики чуть ли не насильно выковыряли из салона, чтобы тут же уложить на носилки и аллюром доставить в медблок. Пытаться отвертеться в таких случаях глупо и нерационально, все равно никто ничего не послушает, потому я со стоическим пофигизмом переждал этот действительно стихийно-неуправляемый процесс обследования и, облегченно вздохнув, хотел уже было сбежать на кухню к Раисе, но не судьба…

* * *

Мила, стоя у огромного окна в коридоре медблока, с жалостью смотрела на заторможенную сестру, бессмысленным взглядом пялящуюся в стену бокса, пока вокруг нее крутились медики Бестужевых. Но вот осмотр завершен, и подскочивший к Лине доктор профессионально-неуловимым движением прижал к ее шее инъектор. Секунда – и тело сестры, обмякнув, осело на кушетке. Бережно придерживая отключившуюся девушку, двое медиков аккуратно уложили ее на спину и исчезли из поля зрения, уступив место паре молодых девушек-медсестер. Тут же вокруг кушетки упали непрозрачные белые шторы, отрезая происходящее внутри от внешнего мира. Мила вздохнула…

В таком состоянии она не видела сестру… да никогда не видела. Она даже на смерть матери так не отреагировала, а этот Роман… Да, туда ему и дорога! Это же надо такое придумать, а? Похитить одну из Громовых! И кто?! Свои же родственники, родители матери!

Наверное, только сейчас до Милы начало доходить, что все эти заморочки с единством рода – не просто пафосный, выспренний лозунг отживающих свое ретроградов, а что-то большее. Если так ведут себя близкие люди, родные дед с бабкой, то чего можно ожидать от остального мира, и как от него защищаться? В одиночку? Бессмысленно. Сомнут, сожрут и не подавятся… А на кого можно опереться, кто поможет? Род. Свой род… вот как помог сейчас Лине Кирилл…

Людмила Федоровна Громова вдруг замерла на месте и побледнела… Мысль, ударившая ее, словно пыльным мешком по голове, была простой и незамысловатой, но… предельно, в прямом смысле этого слова, убийственно точной. Кирилл ведь уже не член рода Громовых… Они сами, своими руками сделали все, чтобы вытурить его из своей жизни. Изгнать из рода, оставив один на один со всем миром. Пятнадцатилетнего парня… и… и чем тогда они отличаются от Томилиных? От того же Романа?

– Почему? – Мила сама не заметила, как пробормотала этот вопрос вслух, как не заметила и катящихся по щекам слез. – Почему?!

– Люда? – В усадьбе Бестужевых только два человека обращались к ней именно так – Леонид и Ольга. Остальные звали либо по имени-отчеству, либо Милой… наверное, потому что для них настоящая Людмила Громова была только одна – мать Кирилла, нашедшая новых родственников и новую семью не среди родни мужа, а здесь, в усадьбе Бестужевых.

От накатившего понимания, что на самом деле Кирилл был не единственным человеком, чью жизнь род Громовых переломал и искорежил, Мила не выдержала…

Ольга наткнулась на плачущую посреди коридора Людмилу, когда шла к начальнику медблока узнать о состоянии ее сестры. Девушка стояла точно в центре прохода и, глядя куда-то вдаль, что-то тихо бормотала и даже не пыталась стереть влажных дорожек слез со щек.

Подойдя ближе, Ольга расслышала только тихое, монотонно повторяющееся «почему». Вздрогнув от противно дрожащего вокруг девушки Эфира, Бестужева окликнула ее по имени… и в ту же секунду глаза Людмилы полыхнули болью, граничащей с безумием… Ольга попыталась ухватить девушку за плечо, но та резко отшатнулась, и по коридору покатился жуткий в своей тоске рыдающий вой. Эфир вокруг заклокотал, вздымаясь, словно разъяренный бешеный пес, и Ольга вынуждена была отпрыгнуть назад от полыхнувшего вокруг бьющейся в истерике девушки обжигающего багрового пламени.

Захлопали двери медбоксов и кабинетов, взвыла тревога. По коридору пронесся топот бегущих к месту происшествия врачей и дружинников, но первым рядом с Ольгой и Людмилой оказался выскочивший из-за угла Кирилл. Окинув взглядом открывшуюся картину, он скривился и, в один момент переместившись на добрый десяток метров, оказался перед Ольгой, закрыв ее от накатывающего волнами нестерпимого жара.

– В сторону. – От холодного голоса Бестужева вздрогнула и, даже не подумав спорить, послушно отошла на пару шагов. В ту же секунду коридор оказался с двух сторон перекрыт полупрозрачным куполом щита, только что не гудевшим от мощи питающего его Эфира, ровным потоком стекающегося со всех сторон.

Ольга во все глаза смотрела на происходящее, а по ту сторону купола, отделившего участок коридора с рыдающей в своем огненном коконе Людмилой и стоящим напротив нее Кириллом, мялся взбудораженный персонал медблока и дежурная тройка дружинников. И они не сводили глаз с творящегося в куполе действа.

Впрочем, смотреть оказалось почти не на что. Кирилл, окинув взглядом багровый кокон, окруживший Людмилу, спокойно подошел к ней и, не обращая никакого внимания на обжигающий жар и моментально затлевшую одежду, просто обнял девушку. Спонтанный щит Людмилы полыхнул и схлопнулся, оставив за собой только быстро исчезающий серебристый пепел, а в следующий миг эфирный шторм, только что грозивший снести весь медблок подчистую, вдруг опал и словно обернулся гладким зеркалом озера, каким оно бывает только летним, безветренным и солнечным, днем.