Текст книги "Боярич: Боярич. Учитель. Гранд"

– Николай… сбрось эту запись Владимиру. Пусть разберется с этими… халтурщиками. И… пошли кого-нибудь проверить ближайшие окрестности, с учетом полученной только что информации. – Федор Георгиевич выразительно глянул на Колю, и тот, с готовностью кивнув, усвистал куда-то наверх. М-да. Достанется теперь спецам… С другой стороны, и правильно. Нечего было халтурить.

В этот момент грохнула крышка третьего контейнера, оказавшая, в отличие от первых двух, откидной, и я потерял всякий интерес к горе-технарям, прозевавшим мои фиксаторы. В последнем контейнере оказался груз, ничуть не напоминающий боксы, найденные в первых двух. Я говорил, что Громов в своем комбезе и защите выглядит как эдакий хайтековый рыцарь? Чушь! Вот то, что открылось нашим взорам, когда упала крышка контейнера, действительно походило на глухие рыцарские латы матового серого цвета, закрепленные в каких-то рамах. Шесть штук в два ряда, а за ними все те же черные боксы… Не удивлюсь, если, открыв те два контейнера с другой стороны, мы обнаружим точно такие же штуковины…

Покрытие этого изыска сумасшедшего дизайнера явно было из той же серии, что и краска-хамелеон давешней боевой платформы… но смысл самого «рыцарского скафандра» от меня ускользал. В нем же двигаться невозможно. Он даже на вид весит не меньше полутонны!

Впрочем, кажется, моего недоумения никто из присутствующих не разделял. Дружинники одобрительно загудели, а Федор Георгиевич, кажется, готов был танцевать джигу.

– Чему радуетесь, дядя Федор? – поинтересовался я.

– О! Поверь мне, Кирилл, есть повод, – воодушевленно проговорил Федор Георгиевич, потирая руки. – Знаешь, что это?

– Хм. Удивительно, но даже не подозреваю, – развел я руками, но Громов не обратил никакого внимания на мое ерничанье.

– Это, друг мой Кирилла Николаевич, тяжелый тактический комплекс «Гусар», в количестве шести штук на каждый контейнер, произведенный компанией Вышневецких. И судя по количеству сопровождающего груза, в полной комплектации. Точно такой же комплекс польские паны хотели бы поставлять в нашу армию. Правда, мешает им в этом наш концерн… И это большая удача, что нам в руки попали эти образчики. Будет возможность хорошенько в них покопаться.

– Кхм. – Я покосился на «скафандры», но Федор Георгиевич, кажется, неправильно меня понял.

– Нет, Кирилл. Извини, но мне было бы проще выбить для тебя персональное разрешение у государя на езду по городу за рычагами «Матильды», ну… одной из боевых платформ, что мы уволокли с базы, чем на право владения вот таким вот костюмчиком… – ухмыльнулся Громов. – Подобные вещи в продаже отсутствуют как класс. Более того, использовать их могут только вооруженные силы государства.

– А… как же Вышневецкий? – невольно заинтересовался я.

– Поляки, – пренебрежительно пожал плечами Федор Георгиевич. – У панства всегда были несколько своеобразные понятия о дозволенном. Собственно, именно поэтому большинство наемных отрядов, желающих иметь в своем распоряжении подобные комплексы, регистрируются в Речи Посполитой. Правда, я не совсем понимаю, на что рассчитывал Роман, притащив «Гусары» в Россию. Попадись он или его люди на использовании ТТК на нашей территории – и церемониться с ними никто не стал бы. Скорее всего, в этом случае государь даже не успел бы выказать своего недовольства, как бояре размазали бы отряд Вышневецкого по Красной площади тонким и не менее красным слоем. Во избежание повторения инцидента… М-да.

– Понятно, – кивнул я и поинтересовался: – А что, дорого стоит такой ТТК?

– Сам по себе не очень. Порядка десяти-двенадцати тысяч. Правда, без обвеса. И это неудивительно. Без той же системы усиления комплекс – не более чем высокотехнологичная бронированная консервная банка, в которой и пошевелиться-то проблема, – пожал плечами Громов. – А вот с обвесом… Даже в минимальной комплектации цена на ТТК возрастает вдвое. Здесь же… Видишь рамы, в которых закреплены комплексы? Это сервисная система. Своеобразный стенд, на котором производится обслуживание ТТК. А он идет только и исключительно в максимальной комплектации. В общем, смело умножай цену самого комплекса на пять. Не ошибешься. Учитывая размер твоей доли… Считай, по пять тысяч рублей с каждого ТТК твои. А здесь их восемнадцать… умножаем… Да, плюс компенсация за остальные трофеи… Кирилл, а ты становишься богатым человеком! Сто двадцать тысяч… неплохой куш, а?

– Хм. Пятьсот звучит куда лучше, – заметил я.

Громов замер, хмыкнул… и расхохотался.

Сошлись на трехстах. Громов пытался сбить цену до полутора сотен, убеждая, что все восемнадцать комплектов ему ни к чему, поскольку использовать он их все равно не сможет. А для разборки до винтика и изучения приемов и решений польских коллег хватило бы и трех-четырех экземпляров. Остальные же, скорее всего, уйдут в государственную оружейную комнату по минимальной цене, поскольку опять же использоваться по прямому назначению не будут. В ответ я заметил, что найденные в ходе потрошения ТТК конструктивные решения, даже оказавшись неудачными, сэкономят исследовательскому крылу «Гром-завода» такие средства, по сравнению с которыми предложения моего оппонента выглядят просто натуральным крохоборством… В общем, договорились. А оплату аренды континентальников дядька взял на себя. Мелочь, но греет.

А вот потом, когда мы покончили с приятной темой дележки трофеев, разговор зашел о вещах куда менее привлекательных, на первый взгляд. В частности, меня интересовал вопрос моих дальнейших взаимоотношений с Томилиными. И тут наследник рода Громовых сумел меня порадовать.

– А с чего у тебя вдруг вообще должны возникнуть с ними какие-то взаимоотношения? – поинтересовался Громов.

– Хм. Ну, не знаю. Романа-то я грохнул, – пожал я плечами.

– И кто об этом знает? Запись ты, умник, включил «лучом», кроме тела Вышневецкого, на ней ничего и не видно. А, нет. Вру. Лину краешком зацепил, когда вокруг загибавшегося урода крутился. А записи местных фиксаторов люди Гдовицкого благополучно потерли. Полностью… – Громов на миг умолк и, выдержав паузу, в точности по Станиславскому, договорил, с легкой улыбкой и явным намеком: – Так что о твоем неожиданном появлении в бункере никто не в курсе… В том числе и Георгий Дмитриевич.

– Я предполагал, что информация о моем статусе окажется вам известна. В конце концов, я особо и не скрывал своих возможностей с момента выхода из рода, – пожал я плечами и явственно почувствовал легкое разочарование, которым пахнуло от моего собеседника.

– Вот как? И кто еще… в курсе? – медленно проговорил Громов.

– Командир бестужевской дружины, сам боярин, его дочь и Лина с Милой, – перечислил я.

– Решил возродить идею школы? – пожевав губами, поинтересовался Федор Георгиевич.

– Почему бы и нет? С учебой у меня получается неплохо, да и нравится, – ответил я.

– Хм… Что ж, дело неплохое, но тебе придется трудненько, – подумав, заметил Громов. – Сейчас у тебя есть два ученика, но где ты наберешь других? Ведь у нас мало кто вообще представляет, что такое настоящие эфирники и чем они отличаются от выпускников государственных ремесленных училищ.

– Три.

– Что «три»? – не понял Федор Георгиевич.

– У меня три ученика. Ольга Бестужева присоединилась к тренировкам близняшек, – пояснил я. – А через пару лет, думаю, и Леонид не откажется попробовать.

– М-да… И все-таки это немного, – помолчав, покачал головой мой собеседник и неожиданно улыбнулся. – Если бы мы с тобой только что не торговались, я бы даже посетовал на то, как склонна молодежь ошибаться в отношении денег и их количества. Но воздержусь… Как ни удивительно, ты, кажется, прекрасно понимаешь их истинную ценность. Редкость для людей твоего возраста, между прочим.

– Благодарю за комплимент, – кивнул я.

– Брось, Кирилл, – отмахнулся Громов… – Я вот к чему веду… Есть возможность пополнить твой ученический штат, правда, за счет некоторого снижения стоимости обучения.

– Хм?

– Скажем, вдвое, – проговорил Федор Георгиевич, и теперь пришла моя очередь качать головой.

– Не получится, – развел я руками. – Уменьшение стоимости оправдано только при увеличении количества учеников до десятка минимум. Но сейчас это приведет к зеркальному снижению качества обучения. Я ведь занимаюсь не с состоявшимися стихийниками, достигшими своего потолка. А это значит, что мне приходится контролировать каждое действие учеников на занятиях, чтобы они не перестарались и не хватили Эфира больше, чем могут удержать. А при увеличении числа обучающихся это станет куда сложнее… И дело тут совсем не в моем комфорте. Я действительно должен «вести» каждого ученика, контролировать Эфир вокруг него. Ведь если он хоть раз сорвется, закончиться все может обожженным от переизбытка энергии трупом. В общем, опасно это.

– И какой же максимум ты можешь определить для себя? – задумчиво поинтересовался Громов.

– С учетом моей учебы в гимназии… еще двоих потяну, больше не получится. По крайней мере, сейчас точно. Думаю, по окончании школы штат можно будет немного увеличить… разбить учеников на пару команд, тогда я смогу вести человек десять. Но не больше. Иначе могу просто не выдержать и свалиться с истощением, – вздохнул я.

– Однако… – Громов оглянулся на подошедшего Николая и, выслушав доклад об окончании возни с контейнерами и переговоров с перевозчиком, которому почему-то очень не понравилась смена места доставки груза, кивнул. – Замечательно. Кирилл, прокатишься со мной до наших складов? Надо еще кое-что обсудить… Так, в рамках общей ситуации.

Почему нет? Долго раздумывать я не стал, так что уже через пять минут мы грузились в бронированный вездеход, отличающийся от обычного средства передвижения наследника рода лишь большей массивностью и рубленостью форм. В остальном такой же черный монстр с кучей хрома, как и прежний. Да уж, понты – наше все…

За рулем был все тот же Николай, но Федор Георгиевич все равно закрыл нас заглушающим куполом и начал разговор о Томилиных, которые вроде как, по его же собственным словам, не представляют для меня никакой опасности.

Я добрых полчаса слушал витиеватый монолог Громова-младшего о переговорах с главой ставшего вдруг враждебным и очень оперативно раздолбанного рода и никак не мог понять, к чему ведет мой собеседник… пока он в третий раз не сказал что-то вроде: «…Это они аккурат после смерти твоих родителей поднялись… да тут еще и Роман вернулся с контрактами от батюшкиного завода в зубах»…

– Дядя Федор, если ты пытаешься навести на мысль, что мне неплохо бы присмотреться к причинам столь стремительно выросшего благосостояния Томилиных и совпадения начала его роста со смертью моих родителей, то мне лучше прямо сейчас покинуть машину… пока ты лишнего не сказал… а я соответственно не сделал лишних выводов и не совершил глупых поступков, – тихо проговорил я. Ну уж очень было похоже, что наследник рода пытается сделать из меня мстителя, причем абсолютно конкретным людям.

– Не скажу, Кирилла. Теперь точно не скажу. – Громов, напряженно наблюдавший за мной, вдруг облегченно улыбнулся и, убрав купол, окликнул Николая: – Коля, дуй на Трехпрудный.

Знакомое здание государственной боевой школы, в которой я получил свой статус мастера Эфира, ничуть не изменилось за прошедшее время. Разве что народу в нем стало заметно больше… если судить по той кутерьме, что творилась у входа.

– Хм. И зачем мы сюда приехали? – поинтересовался я.

– Чтобы обезопасить одного беспечного гранда Эфира от повторения судьбы отца и деда, – нахмурившись, высказался Громов-младший.

– А подробнее? – Я поерзал на сиденье, всем своим видом демонстрируя, что не сдвинусь с места, пока не узнаю всех деталей…

– Эх… – Федор Георгиевич растрепал шевелюру и вздохнул. – Знаешь, со всей этой возней с Томилиными мне пришлось изрядно закопаться в историю… Не такую дальнюю, не думай, я не собираюсь грузить тебя байками о подвигах предков. Собственно, я сам был свидетелем тех событий, но… тогда не видел всей картины. А тут вот начал разбираться и… в общем, сложно там все и некрасиво.

– Дядя Федор, а если без экивоков? – вздохнул я.

– Если без экивоков, то имеются у меня серьезные подозрения, что смерть твоих родителей и деда по матери была отнюдь не случайной, – резко ответил он. – И подтвердить эти подозрения или опровергнуть их могут только здесь.

– Так… Федор Георгиевич, я сейчас материться начну, – честно предупредил я.

– Понял. Тогда так. Поступим следующим образом. Сейчас заходим в школу, я здороваюсь с парой старых знакомых, мы узнаем кое-какую информацию, после чего возвращаемся в машину, где я подробно рассказываю тебе все свои умозаключения. Устраивает такой вариант?

– Ну, хоть так, – я вздохнул и выбрался из джипа следом за Громовым. Вот накрутил-то, путаник.

К моему удивлению, переговорив с кем-то из своих знакомых, Федор Георгиевич потащил меня в школьную церковь. Точнее, к мемориалу у входа в нее. Дюжина черных каменных досок, на которых золотом выбиты имена учеников, погибших в разные годы… Знакомая традиция, чего уж там.

Палец Громова скользил по строкам, пока не замер напротив одной из фамилий: боярин Скуратов-Бельский Н. С., генерал-майор Вооруженных сил России, погиб при исполнении служебного долга… дата. Ну, и чт… Что?! Как при исполнении долга? В некрологе Военного вестника черным по белому ясно было сказано: «Острая сердечная недостаточность»! Ну… и где правда? Или ее здесь вообще нет?!

– Сюда смотри, – тихонько толкнул меня в бок Громов, указывая на строчку ниже. – Это в газетах могут написать что угодно. А тут ни один даже самый прожженный безопасник врать не станет… Чревато.

Я опустил взгляд на указанную строку и уже даже не удивился: Громова-Скуратова Л. Н., капитан Вооруженных сил России, погибла при исполнении служебного долга… дата.

Совпадает… И что все это могло бы значить? Предупреждение?

Я взглянул на серьезную физиономию Громова-младшего, с явным ожиданием смотрящего на меня, но задать крутившегося на языке вопроса не успел. С галереи, окружающей внутренний двор школы с плацем и церковью, донесся чей-то голос. Обернувшись на звук, мы с Громовым хмыкнули одновременно. К нам приближался один из моих экзаменаторов. Михаил… Михаил Прутнев, точно. Отчества не помню, зато помню, что Гдовицкой отрекомендовал его как заместителя директора школы и одного из лучших известных ему эфирников.

– Федор Георгиевич, добрый день, – подошедший к нам Прутнев обозначил короткий уважительный поклон в сторону Громова и повернулся ко мне. – Рад видеть тебя снова, Кирилл.

– Здравствуйте… – замялся я, но Прутнев меня понял и представился сам:

– Михаил Иванович Прутнев. Ну а должность моя тебе должна быть известна. Она обозначена в твоем удостоверении, – усмехнулся он.

– Здравствуй, Михаил Иванович, – кивнул Громов. – А мне сказали, что тебя нет в школе…

– Только приехал с полигона, – пожал тот плечами. – Не успел войти, как Степан доложил, что вы здесь… вот и поспешил застать, пока не уехали. Так чего вы хотели, Федор Георгиевич, Кирилл?

– Михаил… – укоризненно взглянул на него Федор Георгиевич, и тот развел руками.

– Ладно-ладно. Согласен обойтись без пустопорожнего трепа. Но я удивлен. Вы все-таки решили свои разногласия с Георгием Дмитриевичем?

– Хм. Я вам не мешаю, нет? – поинтересовался я.

– Извини, Кирилл… – опомнился дядя Федор. – Я, честно говоря, не думал, что придется так скоро говорить об этом, но недавние события и твое в них участие изменили мою точку зрения…

– Вашу… или вашу? – протянул я только для того, чтобы заполнить паузу в речи Громова.

– Мою личную точку зрения, – резко кивнул он. – Отец будет против, но это уже не его дело… Хватит. Итак… Михаил, просвети нашего юного друга, о чем идет речь.

– С радостью, – невозмутимо ответствовал тот и, повернувшись ко мне, заговорил. – Как ты знаешь, Кирилл, в нашем государстве существует довольно большое количество различных неформальных, полуформальных и официальных объединений. Эдаких «клубов по интересам». Опричники, государственники, военные клубы, собрания аграрников и промышленников, союзы родов, в конце концов… Так вот, у нас, эфирников, тоже есть такой клуб, последним главой которого, являлся твой дед по матери Никита Силыч Скуратов-Бельский. Глыба! Один из десяти официально признанных грандов в стране. Сильнейший из них… по крайней мере, о других ярых-грандах мне ничего не известно… А я, знаешь ли, волей-неволей обязан знать обо всех сильных эфирниках. Должность «кадровика» обязывает…

– Хм. Кажется, сейчас я услышу предложение, от которого не смогу отказаться, – я вздохнул.

– Угадал, – улыбнулся Прутнев. – Не знаю, чем руководствовался Георгий Дмитриевич, да простит меня его сын, пряча тебя от нашего «клуба», но ситуация эта совершенно неприемлема. Нас слишком мало, чтобы клуб мог позволить себе такое транжирство… Особенно в свете событий, происшедших со Скуратовым-Бельским и твоими родителями.

– Говорите так, словно я какой-то ресурс… – нахмурился я, стараясь не выпадать из роли.

– Все мы своего рода ресурсы, Кирилл, – развел руками Прутнев. – И ты, и я, и даже боярин Громов. Исключений нет.

– Что, и государь? – прищурился я.

– Хм… в каком-то смысле, – глянув на старательно прячущего ухмылку Громова-младшего, медленно проговорил Прутнев. Запнулся. – А ты умнее, чем я думал, Кирилл Николаевич…

В ответ я только пожал плечами.

– Миша, не крути, скинь парню устав этого вашего клуба – и пусть изучает. Он, как ты верно заметил, не дурак и выгоду свою видит. – Последние слова Федор Георгиевич произнес с отчетливой иронией в голосе.

Прутнев взглянул на наследника рода Громовых и, хмыкнув, кивнул. Мол, как скажешь…

– Ладно. Так и поступим… Но имей в виду, Кирилл, эта информация закрытая. То есть о существовании клуба знает очень узкий круг людей. Тот же Федор Георгиевич, например, осведомлен только благодаря тому, что его младший брат был членом клуба, а Георгий Дмитриевич когда-то курировал нашу безопасность. Понятно?

– Комнатный боярин курировал безопасность какого-то неформального клуба? – удивленно протянул я. – Однако.

– Хм. Ну, опричников, положим, тоже государственным учреждением никак не назовешь, и тем не менее… Кроме того, как ты думаешь, почему ни один из государей никогда не проходил испытаний на владение стихиями? Ну, если отбросить официальную версию, что подобные сведения о правящей фамилии являются коронной тайной… – вопросом на вопрос ответил Прутнев, но, по моему взгляду поняв, что я впервые слышу о таком казусе, вздохнул. – Род Рюриковичей, к твоему сведению, наследственные эфирники. А государь – новик, при существующем в нашем обществе культе личной силы довольно странное сочетание, согласись? Стоит ли удивляться, что комнатный боярин курирует безопасность клуба, чей костяк составляют члены правящего рода? И когда я говорил «отбросить» версию коронной тайны – это не значит, что на нее действительно можно наплевать. Понятно?

Твою дивизию… Только немыслимым усилием воли мне удалось удержать себя в узде и не выматериться вслух. Наследственный эфирник всегда слабосилок?! Тогда… многое становится понятнее.

– Разумеется. А Бестужевы в курсе существования клуба? – поинтересовался я, убедившись, что ничем не выдал своего волнения.

– Хм… Нет. Им известно то же, что и большинству, – на секунду задумавшись, ответил Прутнев.

– Гдовицкой? – Я ведь с тебя не слезу…

– Член клуба, в ранге подмастерья, – ответил вместо Прутнева Громов.

– Поня-атно. Скажите, а клуб был в курсе затеи моего отца и боярина Бестужева насчет школы?

– Еще бы! Там такой скандал был, что вся Москва была в курсе, – усмехнулся Прутнев, но, бросив короткий взгляд на Громова, тут же стер улыбку с лица, и отговорился: – Впрочем, Федор Георгиевич знает о тех событиях куда больше… так что лучше расспроси его.

– Да уж. Лучше, если эту историю ты услышишь от меня, чем от кого-то еще. По крайней мере, обещаю, что никаких домыслов и фантазий в моем рассказе не будет, – кивнул Громов.

Ну-ну. Сделаю вид, что верю. Вообще надо разбираться с этими тайнами мадридского двора, а то чувствую, не будет мне покоя… и вылезет в будущем какая-то бяка. Оно мне надо?

Я отвлекся от размышлений на вибрацию браслета, куда Прутнев скинул обещанный устав, и, не став сразу его просматривать, поднял взгляд на автора послания.

– Если у меня возникнут какие-то вопросы, могу я связаться с вами, Михаил Иванович?

– Можешь, – кивнул тот и нахмурился. – Но на твои вопросы может ответить и Гдовицкой.

– Я ведь больше не живу в Беседах, – пожал я плечами. – Да и отвлекать начальника службы безопасности боярина Громова от служебных обязанностей…

– Понятно. Согласен, – медленно проговорил Прутнев, бросив короткий взгляд на спокойного, словно слон, Федора Георгиевича. О да, он все правильно понимает. Конфликт обязательств, штука такая…

Мы вышли на порог школы и, пропустив мимо компанию сосредоточенно-серьезных учеников, двинулись к дожидающемуся джипу.

Уже собирая вещи в усадьбе Бестужевых перед возвращением в свой дом, я пришел к выводу, что чего-то в этом роде мне и следовало ожидать. Да, эфирников мало, да, их умения не кажутся чем-то серьезным на фоне сильных стихийников, способных на поле боя заменить собой полк тяжелой артиллерии… но, с другой стороны, гранд способен убить любого стихийника без особых проблем, и защититься тому не помогут никакие способности. А значит – значит, должен быть и контроль над таким оружием. У кого? Глупый вопрос. Кто, кроме государства, может позволить себе содержать и десятилетиями растить очень специальное оружие? А ведь эфирники – это не только средство устранения неугодных стихийников, это еще и мощный исследовательский аппарат. Именно на эфирниках держится вся здешняя технология… Понятно, что не всякий слабосилок-техник с завода входит в этот самый клуб эфирников, но любой перспективный кадр, проявляющий волю и желание развиваться в этом направлении, наверняка рано или поздно попадет «под колпак».

Интересно, а зачем дед скрыл Кирилла от взора этого самого «клуба по интересам»? Да и вообще как-то очень много вопросов у меня образуется к старому боярину Громову по поводу его действий в отношении внука, и особенно бездействия…

Я вытащил последнюю сумку на Красное крыльцо и замер в удивлении. У вездехода, в заднюю дверь которого Аристарх Хромов уже закинул бо́льшую часть моих баулов (и когда я только успел разжиться таким количеством шмоток?), переминалась с ноги на ногу Ольга.

– Это что? – подозрительно прищурившись, я кивнул на чемоданы у ее ног.

– Мои вещи, – улыбнулась Ольга. – Я еду с тобой.

– Не понял. Зачем? – опешил я.

– Согласно договору ученик проживает в доме учителя. Забыл?