Текст книги "Лёгохонькое тепло"

Пошёл снег и засыпал улицы, на целый метр подняв тропинки. Ярким белым светом сияли дороги. Никакого чёрного или гнилого не выглядывало из-под сугробов. Но если его не видно, это не означает, что его нет.

Мужчина твёрдо решился продвинуть изобретение Маргариты. Он долгое время расспрашивал её про варианты размещения механизмов, про разметы стоп, диаметры шестерней. Ей казалось, что это пройденный этап её жизни, как будто она давно тогда построила эти штуки, поэтому вновь возвращаться к ним было ей трудно и неприятно. Приходилось по несколько дней вспоминать, почему каждая деталь стоит именно в определённом месте, а не в другом. Девочка прокрутила в голове тетради, которые она выкидывала с этими записями, постаралась сама заново высчитать центры давлений, но ничего не давалось. Она знала одно: если имеющийся вариант она в своё время оставила как единственно возможный, значит, поcчитала это верным.

Артём помнил условия, при которых девочка у него работала, те же условия пали и на создание изобретения. Мужчина если хотел, то должен был сам решать все аспекты выпуска или сговариваться с ней, но только он один. Но однажды, как бы случайно, позвал он из мастерской Марго для подтверждения своих чертежей. Она вышла и увидела ещё одного человека, стоящего над свёртками. Подойдя, Артём спросил её, почему давление должно идти от пятки, а не от носка? После вопроса он уставился на нового мужчину, так что ответ девочка должна была адресовать также ему. Однако девочка, не сводя глаз с Артёма, стала отвечать, добавив в тон давления. Мужчина рядом тут же вводил её пояснения в планшет и проверял данные на объёмном редакторе. Обнаружив ошибку, завязалось разъяснение, в процессе которого девочка так увлеклась, что совсем повернулась к неизвестному человеку и говорила с ним, как со старым знакомым.

Дело в том, что у них обнаружились общие черты, в которые не встраивалась отпугивающая неизвестность окружающего социума. От этого неприятные границы стёрлись, и она общалась так, как обычные люди делают это ежедневно. Правда, Артёму пришлось после этого ещё долго ей объяснять предыдущие два предложения, но сошлись на том, что этот разговор был приурочен не к заботам механизма, а к её внедрению в мир.

Мужчина тот был инженером, одним из давних приятелей Артёма. От таких частых встреч дружба укрепилась, и мужчину этого Артём стал звать с остальными на вечера. Как вскоре обнаружила Маргарита, все друзья Артёма каким-то образом были связаны с его определёнными делами. Одна девочка раз в месяц вела бухгалтерию, другой мальчик приходился сыном арендатора помещения. Кому-то просто однажды Артём замечательно починил велосипед и теперь у него неотвязный друг. Через этих людей мужчина вышел на юриста, который принял бумаги от подтверждающего инженера и понёс их в Роспатент. Госпошлины оплатились, неверные заявления несколько раз поправились, бумаги помялись, но в итоге дело вошло в оборот. Ответ обещали дать через месяц.

Артём сиял. Хоть его имя нигде не было указано и все права были оформлены на Маргариту, но начатое дело не могло не радовать. И ей захотелось поблагодарить его, наконец, исполнить его желание. Поначалу сильно смущаясь, Маргарита стала оставаться с друзьями Артёма. Сперва оправдываясь нежеланием бросать его одного, потом, чтобы не быть одной пока его нет. После того как он несколько раз отменил намеченную на вечер встречу, чтобы девочка не оставалась читать в одиночестве, ей пришлось выдумывать, что она сама хочет с ними собраться. Всё это было также для него. Ему нравилось среди посторонних людей, так что она стала терпеть их.

Терпела, молча в первую встречу, во вторую. На третью уже понимала: кто из них постоянный шутник, кто романтик, кто педант, кто любит выпить и кто одинок. Этими поверхностными маячками девочка наградила каждого, с помощью них даже имена легче запомнились. Хотя образы, которыми закрывались эти люди в данной компании, никак не влияли на происходящее у каждого внутри, девочку это не волновало. Она стала понимать: чьи изречения лучше не воспринимать всерьёз, к чьему мнению стоит прислушиваться и чьи намёки опасны.

В игры их она долго не входила, только по вечерам критиковала проигрыши Артёма, рассказывая, как ему стоило походить. Однажды он, отойдя, предложил ей продолжить, подменив его, и она разыгралась. На следующие выходные уже сама вела свою партию, оставив всех банкротами.

Друзья Артёма медленно превратились и в её друзей. Заметив одного из них в магазине, приходилось здороваться, а, чтобы не испортилось отношение, поддерживать беседу. Разговоры были мимолётные: о продуктах, о погоде, о здоровье. И Марго стала уже по привычке отвечать, совсем не понимая своих ответов. Она научилась улыбаться, когда собеседник якобы шутил, и заменять логичное неловкое молчание поддержкой совершенно неинтересующими её вопросами.

Ровная, налаженная жизнь затекла незаметной тошнотворной банальщиной. Есть работа, крыша над головой, человек свой, не нужно думать о еде, одежде, о том, как она выглядит или что делать. Мужчина везде брал её с собой, занимал её постоянно. Даже занимаясь своими делами, он чувствовал, что обязан ей, что должен присматривать и оберегать её. По сути, у неё было всё, что она хотела. Но что хочет человек, у которого есть всё?

Артём однажды посадил девочку перед собой и спросил:

– Что изображено на обоях? – Она дёрнула головой в сторону, но мужчина её остановил. – Нет, нет. Ты тут уже не один месяц живёшь и ни разу не посмотрела на обои? Не может быть того.

– Они белые…

– В общем да, но на них конкретный рисунок. Не спонтанный, а повторяющийся, его печатали машины, дизайнер получил зарплату за его проектирование.

Девочка не могла вспомнить. Смыслом, который он хотел донести, оказалось не внимание. Это не значило, что нужно постоянно всё запоминать вокруг себя, но вот, видеть можно было бы. Мы заходим в комнату для определённой цели, например, для лежащего белья в шифоньере. Мы идём в направлении этого шифоньера и берём из него бельё, а что вокруг, нас совершенно не волнует. Может, всё вокруг в белье, может, умирает кто-то рядом, нас это не касается. Для нас главное бельё, и мы стремимся к нему.

Марго понимала суть, но не соглашалась. Насколько бы мы не находились во внимании, всегда останутся вещи, которые в него не войдут. Мы просто не способны держать все объекты одновременно. Но это не повод не стараться.

Вспоминая регулярно тот случай, Маргарита замедляла своё движение по городу и осматривалась. Она всё так же следовала к своей цели, помимо которой, стали открываться новые не замечаемые ранее вещи. Камни, из которых были сложены исторические дома. Памятные таблички, спрятанные за рекламными вывесками. Мелкий мазок кисти краски, неизвестно откуда взявшийся на высоте третьего этажа вдали от окон. У каждого такого объекта была своя история, а девочка старалась считать её. Она допускала различные варианты событий, но все они сводились к какому-либо человеческому поступку. То есть те люди, существование которых она старалась не замечать, всё равно втискивались в неё из всех щелей.

Люди эти только что повыбирались из своих пещер. Мороз спал, они скидывали шубы и бродили, воруя свой кусок солнца. Все ожидали лета, теперь меньше используя транспорт и чаще наслаждаясь прогулками. Температура едва сняла лёд, как Марго оседлала велосипед и, не спеша, выехала на нём. «Но куда?» – задумалась она сначала. Живёт она над работой, уютное местечко в лесу оставила, как пережитый момент своей жизни. Всю зиму почти не покидала улицу у дома. Второй этаж, первый, магазин напротив, опять дом. Несколько прогулок на горках, несколько ночных прогулок, кино и всё.

Сегодня же Артём с утра отправился вглубь города на встречу с дизайнером. Патент был одобрен, и мужчина рассматривал предложения по продаже идеи, параллельно обдумывая свой выпуск. Необходимо было доподписать очередные поправки перед выпуском пробных моделей изобретения. Магазин от этого не работал, и Марго поехала прогуляться. Сделать то, чего никогда бы сама не сделала. Простой вопрос её постоянно тормозил: зачем? Ладно раньше – исследовала неизвестное, а сейчас-то зачем? Но чем больше она познавала общение с людьми, тем меньше задавалась им. Конечно, вечером, вдали от людей, всегда задумывалась, но при них переставала. Она входила в раж и всё забывала. Когда приятно всё / хорошо, нет повода думать / сомневаться.

Сейчас ей, неизвестно зачем, захотелось посмотреть на людей, как они живут и чем. Как толпами стремятся купить ненужные безделушки на свои бледные тела, ожидая, что таким образом поменяется общественное мнение о них. Как тратят последние зарплаты на изящные блюда, а на самом деле голодая от нехватки простых витаминов. Теперь девочка их не боялась, хоть защищающего её человека и не было рядом, но он всегда находился вместе с ней, и они, как бы вместе, оценивали странные наряды и штампованные причёски. Марго уже понимала, как Артём отреагирует и на что, додумывая его реакцию. А будучи неодиноким, как будто имеешь смелость смотреть окружающим прямо в глаза. Заглядывать в интересующие автомобили, окна закусочных и самые сокровенные подробности жизней скрывающихся людей.

Таким образом, она остановилась перед витриной книжного магазина. Здесь постоянно сменялись плакаты, и девочка не обращала на них никогда внимания, как и на любую другую назойливую рекламу. Сейчас же она просто встала, заставив недовольных людей себя обходить. Магазин и издательство презентовали новую книгу. Четыре буквы в верхней части постера были ей незнакомы, авторов она читала только давно разложившихся, а этот был современным, но обложка что-то напоминала. Изображение наводило на нечто давно оставленное, забытое, но всё ещё гревшее изнутри.

Девочка прицепила велосипед и зашла в магазин. Внутри стены украсились тем же огромным изображением. На железных полках под картонными его копиями разложились брошюры, повествующие о писателе, книге и её кратком описании. Что-то про принцип существования и мотивацию. У кассы толпились люди, смеясь и споря, они обсуждали эту же книгу. Главный стеллаж посередине помещения разместил светлые её экземпляры. Весь магазин озарялся светом той белой обложки с лёгким жёлтым свечением в центре.

Марго взяла одну книгу и открыла начальную страницу, об авторе таком она никогда не слышала. Пропустив аннотации и слова благодарностей, девочка перешла к тексту. Первое предложение, как и все остальные, ножом врезалось ей в сердце, она прочитала давным-давно написанные ею слова: «Мне плохо и с этим что-то нужно делать».

3

«Не только мне плохо, но я с этим хотя бы что-то делаю». – Этим предложением заканчивалась история Клевера. Финальную фразу хотел он сказать слегка робко, предполагая единственно возможный результат. Как будто её говорила сама Марго, но о девочке никто и не подозревал. На обложке стояло другое имя неизвестного даже мне дядьки. Я сам очень удивился, когда увидел его чёрно-белое лицо на обороте.

Он сидел в чёрном бадлоне на размытом фоне, пронзительно смотря в даль. Если бы девочке было бы до него дело, то последующие размышления присвоились ей, но она купила книгу и, не замечая того, направилась к своему магазину. По дороге она бросала взгляд в разные места и проверяла себя, сходу продолжая написанные в книге предложения. Только истинно убедившись в том, что книга является полностью переписанным её дневником с несколькими перемешанными сценами, девочка ещё раз посмотрела на автора. Она пыталась узнать его, но лицо было совсем незнакомо.

Таких авторов усаживали в специальные студии, выстраивали свет, гримёр наносил тон на лицо, и по несколько часов вся группа старалась создать верным поворотом головы живую искру в глазах. Чтобы, взглянув на него, у читателя ни на секунду не возникала доля сомнения в гениальности написанного. Тени подчёркивали скрюченные жизнью морщины, поднятые веки и слегка напряжённые брови передавали наиглубочайшую задумчивость. Мужчина смотрел мимо, может, просто киноафишу читал или муху рассматривал, но поза его обращалась тебе в душу.

Столь трагическая судьба не может быть цветной. Таким образом, мы ещё ближе подбираемся к затрагиваемой книгой проблеме. Переживания его слишком тяжелы, так что полностью обесцвечиваются. Книга же написана чёрным по белому, в ней подняты самые серые аспекты человеческих тайн, и автор является отражением всего бытия. Даже в цветных изданиях, самых дорогих планировалась напечаться предельно чёткая чёрно-белая фотография.

Я, конечно, сильно извиняюсь, если сравнение (с иными произведениями, фотографии авторов которых также расположены на титульных или других листах) затронет очень важных кому-то людей, открывших в своё время для некоторых читателей иной способ мышления, но на самом деле несильно. Допускаю, некоторых просто обошли такие подробности стороной / они не обратили на них внимания, но надеюсь, что среди читателей найдётся один подобный мне оболтус, тогда следующее для него:

Другое дело детские фантасты. Вспомните, если кому-то удавалось. Что мы видим на фотографии с ним? Весёлого, доброулыбающегося мужичка с лёгкими глазами и, может быть, щетиной. Он не готовился для съёмки, фотография самая обычная, возможно, мимолётом снятая. Конечно, он и штампует свои книги по одной в сезон, и оклад у него меньше, и тиражами не радует, да и живёт, наверно, лишь за колонку для утреннего шоу или, что хуже, разгружая по ночам машины, но это не значит, что он не писатель. За ветреностью, несложными предложениями и незамудренным сюжетом всегда лежат самые острые проблемы. Просто они поданы по-другому. На них не идёт акцент, чтобы ребёнок не улетал с мысли, они не грызут книгу со всех сторон, утверждая лишь одну сторону идеи, они где-то там всегда сидят. Они должны быть столь просты, что бы ребёнок их понял и принял.

Все глубокие и основополагающие способы существования закладываются в самые первые года жизни. И ужасно трудно не ошибиться в этот момент, подав правильную позицию. Тем более, не зная точно значение слова «правильно». Уже после, когда человек вырос, он понимает, что всё гениальное просто, но это осознание не даст ему измениться. Потому что на эту простоту годами нарастала тяжесть и опыт, которые в детстве казались такими сложными.

К людям массивных лет подойдут теперь многотомные эпопеи, обязавшие врезаться в саму суть человека и выламывающие его изнутри. Но авторы таких бестселлеров не сидят же, всегда эпично всматриваясь вдаль. Их решения и мысли приходят из обычного мира, где живём мы с вами. Они окружены простыми чувствами, наделены такими же эмоциями. Они не играют писателей, чтобы написать книгу.

Между тем, пока писались предыдущие абзацы и подбирались слова, глаза мои также уходили куда-то далеко за горизонт. От невозможности вспомнить точного, нужного выражения брови сдавливались, а губы поджимались. Рождались простые эмоции простого человека от выводов, сделанных где-то внутри и на этой бумаге. Я задумывался, даже сейчас, предполагая, как выражу это, и чувствую, что лицо моё необычно. Оно задумчиво смотрит в самую глубь, стараясь докопаться до души, до сути проблемы.

Окружающий мир в то время, пока я замер в бесцветье, от неудобства своего бадлона, беспечно тёк в своём направлении. Он не замечал, как я отбирал нужное мне из его быта. А взятое мной отличается от остального, непросто так же я выбрал именно это. Отличается как чёрное от белого. Так это уже не жизнь. Жизнь вся белая, а чёрным я выделяю только замечаемые мной части. Может, тогда написать книгу белыми чернилами на белой бумаге и издать с не различимым на белой обложке названием «Жизнь»? Да и кто сказал, что эта книга уже не написана в промежстрочье?

Если будут деньги, я обязательно попрошу распечатать этот отрывок в цвете всей радуги.

Приехав впервые в теперь свой веломагазин, девочка неосознанно, исподтишка всё сверлила глазами примерно так же, как теперь сверлит, когда Артём её куда-то отводит. Но в нынешние моменты мужчина всегда рядом. Девочка слегка прижимается, обхватывая обеими руками его плечо, но не прячется, а всё исследует. Интерес остался, но теперь появилась психологическая возможность. Да и обязанность, не прятаться, а вливаться в мир. Так что все внутренние неудобства её стали выражаться только силой сдавливания его руки.

С кем-то всегда легче входить в неизвестные места. Может, от некой формы защиты или, предполагая, что можно получить, но не одному. Вдвоём не так страшно получать, и, кажется, меньше порции. Когда идёшь с кем-то, то есть уже своя, хоть и маленькая, но компания. И при вливании компании куда-то или кого-то в неё саму, каждый её член уже не думает отдельно, он неосознанно выражает общие интересы. Слегка поступая своими взглядами, как бы общаясь компромиссом, эти маленькие сообщества действуют теперь только на благо остальных членов. Они приравнивают себя к людям, состоящим в группе по каким-либо свойствам, и стремятся на развитие и удовлетворение этих свойств.

Ради удовлетворения этих свойств, каждый отдельный член готов пойти на всё. Наличие компании избавляет их от последствий. Так как то, что тебе нужно, необходимо и компании, то легче думать не о себе, а о компании, думающей обоюдно и о тебе. Действуя в интересах компании, все решения каждым по отдельности делаются от лица этой компании. Соответственно, результаты как положительные, так и отрицательные ложатся также на всю компанию. В случае подъёма общего положения компании, вследствие приближения к намеченной цели, радость и выгоду испытывает каждый, так как свершается то, о чём они мечтали. Когда же общее дело терпит поражение, то компания, как один организм, пытается убрать мешающий общему делу рудимент. В последнем варианте не могут быть все виноваты. Компания разбивается на непричастных и невиновных. Даже если каждый нанёс хотя бы малую, незначительную часть общего результатного ущерба, то он не считает себя причиной всеобщего падения. Виновато общество в целом, но не он один. Он всего лишь делал как все.

В очень маленькой, но уже компании Маргарита-Артём всё состояло как раз-таки наоборот. Каждый её член в случае общей или отдельной неудачи обвинял только себя. Только он один способен всё исправить, и он не имеет права перекидывать это на кого-либо другого. Если же достигалась одна из поставленных задач, то победу равносильно оба приписывали противоположному человеку.

Этот способ существования избавлял от злости, противоречий, тайн, лжи и всего другого, постоянно мешающего в отношениях. Может, поэтому девочка перестала испытывать чувство неудобства, входя в магазин. Он по-прежнему оставался совершенно чужим для неё местом. Там невозможно было прописаться, и работала она неофициально, но входила спокойно. Так же, как и вчера или месяцы назад. Девочка перестала думать о том, правильно ли она входит примерно через неделю или две после первого визита. На самом деле верность входа так ей до конца и не стала ясна (что, вообще, значит неправильно входить?), просто совершаемые ею действия не поддавались критике, так что она с каждым разом стала их делать всё смелее.

Это в первое время, что бы она ни собралась делать, всё ставилось под сомнение. А можно ли? Если можно, то как? Если нельзя, то что можно? Она знала, как необходимо было работать тем или иным инструментом, только сомневалась, что знает так же, как это тут заведено, и боялась оказаться неправой.

Больше такой позиции в этой девочке невозможно было заметить. Артём научил её не каждому предмету по отдельности, а изменил именно отношение к попыткам. Девочка бралась с ходу за что угодно, не боясь, а именно желая ошибиться. Если работа инструмента и его система поведения становилась понятна, то все дальнейшие действия с ним приравнивались к бытовому повторению известного. Когда же открывались неизвестности, что-то непонятное, тогда начинала работать голова. И её ужасно выбешивало, когда не удавалось самой докопаться до способа эксплуатации. Тогда мужчина заметил в ней требовательную наглость к саморазвитию. А безвыходность вгоняла девочку в ярость, непонятно как выражаемую.

С начинающимися этими чувствами девочка вошла в магазин, совсем забыв сомневаться в правильности действий. Машинально она перед входом пристегнула велосипед, простучала ногами, хотя уличная грязь давно отступила, и пошла за прилавок к лестнице.

– Я приехал! – Остановил девочку Артём, гордо оповещающим голосом. – Даже и не спрашивай, как всё прошло. – Он шёл вычурно вальяжным шагом, изображая какого-нибудь герцога или педантичного графа. – Ой, подожди, не все вопросы сразу. Я не знаю с чего начать, ну хватит меня расспрашивать. – Девочка молча смотрела на него. – Ну ладно, так и быть, я соизволю ответить на парочку, если кто-то соизволит, их наконец-то, задать. – Не скрывая намёка, подмигнул он.

Маргарита улыбнулась тому, как нелепо он всё это играл. Комичность ощущалась именно в понимании глупости и неудачи шутки, которую он продолжал дотягивать. И чем дольше он это делал, тем смешнее всё, что у него не удавалось, казалось. Девочка только подготовила заученную фразу: «Как всё прошло?» (Точно не помня, что именно прошло), как вдруг мужчина продолжил.

– Ах! Простите мне мою бестактность, я, вероятнее всего, оторвал вас от чрезвычайно важного дела. – Мужчина теперь напрашивался на подыгровку. Он обернулся, витиевато размахивая кистью, как бы не смотря на девочку. – Вы же наверняка стремились в свои покои, дабы насладиться… – Он повернулся обратно и разглядел книгу в руках. – О, нет. И ты туда же!?

Вся его псевдоаристократичность за секунду улетучилась. Девочка отдёрнула книгу за ногу, думая, что это её дневник, но потом вытянула обратно, не желая от него скрывать. За одну короткую фразу она считала всё его отношение к книге, но не понимала причин.

– Что не так? – Уточняя, проговорила она.

– Тебе-то это зачем? – Теперь изображая измученность, заговорил Артём.

– А что? – Насторожилась девочка.

– Тебе не нужно её читать. – Устало продолжил он.

– Почему?

– Есть куча других полезных вещей, на которые стоило бы потратить время, а этот бред тебя ничему не научит. – Закончил он очередной свой урок, желая вернуться к важному рассказу о его сегодняшних удачах.

– Ты уже успел прочитать?

– На прошлой неделе. – Проговаривал он, желая оставить скорее незначительное. – Так вот…

– Почему мне не сказал? – Девочка встревала резко, не давая ему сменить тему.

– А почему я должен был говорить про очередную бессмысленную книжку, прочитанную мной? – Удивился он, столь сильным вниманием с её стороны. – Я читал про бабу в электричке, от которой мир подорвался, голые икры, которые тупыми фильмами якобы воодушевляли толпы подростков или полсотни теней Питера для жирных тринадцатилетних нимфоманок, но ничего же про них не говорил тебе. Что сейчас должно было измениться? – Артём видел не договариваемое ею, но не мог разглядеть, что именно. – Что тебе в ней понравилось?

– Я не прочитала ещё.

– Ну и не надо. – Кивнул он.

– Почему? – Девочка спародировала движение головой.

– Потому что, – Артём стал вспоминать прочитанное, – герой главный, педант, причём сам понимающий своё положение. – Заперечислял он. – Книга, так сказать, не о чём. Он сам же признаёт, что можно было ничего не писать и всё, мол, будет, ну, что описано, только когда само и решится. Эту тавтологию трудно объяснить, но это он сделал грамотно. Непонятно, толи боится ответственности, ну, герой, толи придумал способ, чтобы не получить за свои слова. Автор явно решил похвастаться своими взглядами. Вот вопрос: сам-то он такой? Я сомневаюсь. – Но тут же Артём вскинул руки. – Но так как не могу быть точно уверен в этом, то должен допускать. И если он такой, нам зачем об этом знать? Он сам говорит, что никто не должен никому ничего навязывать, а книга эта рекламируется на каждом углу. Если она такая личная, как дневник, что же он себе её не оставил? Она, может быть, была бы очень хороша, если бы он не издал её или создал, ну, написал и выкинул где-нибудь.

Ну простой пример: представь, что кто-то едет на машине, а он, главный герой, как там его, Кевен? подъезжает рядом и говорит, что у первого отказали тормоза. Но ему не верят, хотя по условиям задачи, это так на самом деле. – Артём встал перед девочкой, объясняя на пальцах. – Он предупреждает, что человек разобьётся, но человек его не слушает. Он приводит все необходимые и логичные доказательства, но человек по натуре своей не будет слушать и только высмеет ситуацию. Так вот, он, главный герой, спокойно отъедет в сторону, чтобы его не задело осколками при взрыве машины. – Маргарита подняла брови, и мужчина понял возникший вопрос. – А если бы он силой остановил этого человека и ткнул его лицом в оборванный тормозной шланг, то выживший человек был бы ему всю жизнь оставшеюся благодарен. Может быть, впредь такой человек бы научился слушать. Да, он поступил бы насильно, да, человек его не слушал и сам, можно сказать, добровольно выбрал такой путь, однако, неосознанно. И человек не виноват в том, что он таким стал, виновато только общество, создавшего его таковым.

Автор нам предлагает своё спасение. Но сам ничего не делает, для так называемого спасения мира. Заметь, он вырос в однокомнатной квартире и всегда всего добивался сам. Он не был ничем обременен, как-то упоминается про то, на что он жил? Как месяцами одной только гречей или картошкой питался, говорится? Спортом он занимался, а силы откуда брал? А время? Все его проблемы чудесным образом решались. Не жизненней ли было написать, как он старается что-то сделать, а у него не выходит? Тогда он не бросает свою мечту, а старается ещё больше, полностью отдаваясь делу, но у него всё равно не выходит. И как ему с этим живётся потом. Можно, конечно, придумать сюжет, как будто он нашёл счастье в постоянном стремлении и на самом деле цель ему, как оказалось, была не столь важна, но правдивей было бы смотреть на разбитого и страдающего человека. Наверно.

Фантазёр он, может, и хороший. Но это тогда фантастика или даже сказка. Почитай про автора: где он родился, на что жил и в каких условиях, в насколько большом доме сейчас живёт, могу поспорить, он никогда голодом даже не мучился, не замерзал.

Артём ещё продолжал мысль в голове, но перестал говорить из-за глаз девочки. Внешне она казалась полностью спокойной, замершей и сосредоточенной. Взгляд её, как и тело замерли, что пугало больше всего. Это был второй раз, когда она захотела ударить это лёгкое и беззаботное лицо. Как будто он сам всё это испытывал. Но вместо желанного, Марго развернулась и молча пошла наверх, отправив ему как угрозу:

– Я прочитаю.

Артём был человеком, на которого можно накричать. Правда, крик её всегда был направлен на окружающих, на неизвестных, на себя саму, но никогда не на него. На него незачем было и не за что. Казалось, он не способен был вызвать таких чувств. От этого постоянно, когда чувства её выплёскивались, повышая голос, пульс сбавлялся от несправедливости, с которой она с ним обращалась. Крику не было причин возникать, и он замыкался сам в себе, а выкричаться хотелось.

Вот этим-то гневом, неизвестно как выражаемым, девочка и была обременена. Она понимала, что Арём тот человек, которого она хотела, но не чувствовала этого. Может, оттого что он находился постоянно в другом самочувствии или был беззаботен и лёгок. Может, оттого что она его не понимала совершенно. Она же себя не терпит, как он-то может?

Вот, например, сейчас: ситуация с удачным договором обошла их совершенно стороной. Мужчина приносил, каждый раз сияя радостью, новые подробности изготовления её изобретения, но девочка всегда очень сухо это пропускала. Она была уверенна, что изобретение ей совсем не принадлежит. Она лишь автор идеи, но, помимо неё, есть десяток других человек, которые воплощают идею в жизнь. Она придумала механизм каким-то таинственным образом, а дорабатывают уже другие. Другие рассчитывают материалы, способы выплавки деталей, транспортировки, сборки, продажи, в общем, работают. Потом реклама, подсчёт несчастных случаев, аналитики, изменение изобретения, уценка или наоборот.

Это им приходится общаться с посторонними людьми, выносить обманы, искать выходы, брать общее дело под свою ответственность, не боясь всех подвести. Они выполняют самую неприятную рутинную работу, так что только они и достойны носить имя автора изобретения. А приписывать себе чужую работу Маргарита не могла. Она ещё раз посмотрела на книгу, пытаясь понять мотивы издателя.

Зачем? Какую выгоду это могло бы ей принести, даже не считая занижения заслуг другого? Этими размышлениями она ни в коем случае не обвиняла человека, издавшего её дневник. Тот же человек также через что-то переступил. Он же понимал, на что идёт и пошёл на это не от простой денежной выгоды или славы. Ему нужно было найти её блокнот, потом перепечатать, издать. Она также не могла представить всех подробностей издательства. Это должна быть какая-то комиссия, утверждающая размеры, плотности книги. Кто-то отвечал за ту же расклеенную по всему городу рекламу, за доставку, за чернила. На фабрике, выпускающей книгу, даже есть уборщицы, которые моют пол, чтобы не было грязи и пыли. Эти люди обеспечивают комфортные условия для выпускающих работников. И эти люди также являются соавторами этой книги.

Но никак не я. – Решила девочка. Она не хотела её издавать, не собиралась, не представляла, как и зачем. Этот же человек сделал из выброшенного ею мусора, из ненужной макулатуры пользу для каждого работника издательства, для каждого читателя и для себя. Разве можно иметь хоть какие-то претензии к нему?

Успокаивая себя, Марго скинула верхнюю одежду и легла на кровать, собираясь посмотреть, чем её скрытая сторона так не понравилась единственно близкому ей человеку и что же такое наделал Клевер, пока её не было.

Артём зашёл, когда уже давно стемнело. До самой ночи девочка сидела за книгой. Несколько раз вечером он ещё заглядывал к ней, предлагая поесть, но она лишь отдёргивала головой. Мужчина прибрался, помылся и замученный добрался до кровати. К этому времени девочка уже сидела с нахмуренными глазами, рассматривая обложку. Всю историю она осилила за один присест, ей же не приходилось ни перечитывать, ни вникать в стиль написания, написанное было ясно. Теперь она всё хорошенько старалась обдумать, но мысль прервал заваливавшийся спать Артём.