Текст книги "Лёгохонькое тепло"

Так и что же это? Слабость в том, чтобы переступить через себя? Или сила в том, чтобы остаться собой? Да и что же её сейчас больше волнует: судьба человека за стенкой или своё состояние?

Маргарита растянулась на всей кровати. Тело ломало, шёл третий час ночи. Она то впадала в сон, то выскакивала. Мутная дремота окружала мысли, стирался барьер между сновидениями и размышлениями. Девочку просто взбесил тот факт, что сейчас одинокая немощная женщина, возможно, отсидела себе ноги, что она и встать за стаканом воды не в состоянии, а Маргарита в это время крючится тут от неприятного внутреннего чувства. Причем будучи в полнейшем здравии, с работой, крышей над головой, едой и теплом. Но как избавиться от этого? Кто знает, как? Кто хочет помочь и поможет, даже если бы ты считала себя обузой и противилась помощи?

Девочка встала лениво с кровати и, сдерживая внутреннюю дрожь, оделась. Выписав такое в блокнот, не избавишься, а опять же закроешься и отстранишься. Нужно выговориться и решить проблему, а не прятаться. Маргарита пошла к Артёму.

Мрак поглотил город, однако человеки отчаянно пытались выбраться из тьмы. Они навтыкали фонарей, ожидая, что те им заменят солнце. Но чудо не произошло. Тогда люды засели в своих коробках, прижавшись к батареям, которые также не справлялись с поставленной задачей. Наконец существа поглотились в спячку с полной (неизвестно откуда взявшейся) уверенностью, что завтра планета повернётся, и свет вновь озарит каждого.

Маргарита шла в болезненном состоянии, не замечая жжения сонливых глаз. Мимо проносились пустые улицы в отражающем мокром асфальте. Ни один человек не встретится ей до самого конца пути. Мало того, их вообще в этот момент не будет на улице. Семимиллионный город только увеличился, из-за того, что все в этот момент чудным образом скрылись в домах. Можно было пойти куда угодно, делать что угодно, не остерегаясь окружающих. Столь долго воображаемый идеальный мир Маргариты сложился прямо тут, у самых ног, но она его не заметила и дошла до работы.

Запасной ключ спрятан в щитке. Запасной ключ от верхней квартиры – под кассой. Девочка скинула перед лестницей мокрую верхнюю одежду и поднялась по деревянным ступеням. Права на проживание в этом месте ни у кого не было, но парень уже не первый год тут ютился. Канализация проведена, как холодная и горячая вода. Ширмами он сам разделил спальню, кухню и туалет. Девочка открыла незапертую дверь и прошла прямиком в комнату. Поднималась она ранее сюда только однажды, за зарплатой, и то ужасно стеснялась. Тогда казалось, что она врывается в чью-то жизнь без спроса, по причине осмотра способа его жизни. Может, Артём для того её в тот раз и пригласил.

Сейчас девочка оставила какие-либо приличия и шла на заявленных правах. Она забыла про вторжение в чужую жизнь и про то, что она раскрывалась, показывая свои желания. Ей были не важны последствия и нарушаемые принципы. Её несли ноги, сами шагали туда на сорвавшейся злобе отчаянья. Она знала, что тот человек поможет ей и спасёт. Он может, он должен. Она перестанет быть одинокой. Он окажется мостом между девочкой и миром. Он будет принимать решения, учить, как надо поступать. Чего стоит стыдиться, а чем нужно наслаждаться.

Маргарита, широко шагая, беззвучно вошла. Мужчина лежал на левой стороне кровати с вытянутой в другую сторону левой рукой. Одеяло было откинуто с пустующей стороны, место как будто заготовлено для неё. Может, он и ждал её прихода, он же всё видит и считывает девочку без слов. Он мог догадаться, что однажды она сорвётся и сама примчится к нему. Но девочка не разгадывала его планов, она, не останавливаясь, заползла на кровать и прижалась к нему калачиком. Голова её легла на плечо, а нос нырнул в его шею. Девочка зажмурила глаза и втянулась в мерно дышащего мужчину. Он плавно погрузил вторую руку с одеялом на девочку, заключив её в объятия. Мокрые волосы от ночной изморози пустили ряд мурашек по его руке, но он даже не шелохнулся.

В таком положении они остались лежать, казалось, с вечность. Маленькая девочка, втирающаяся в защиту и спасение, и мужчина, успокоившийся в необходимости чьего-то спасения. Он был именно таким, каким Марго себе и представляла: мягкая, широкая, тёплая грудь, запах какой-то булочной или молока, бессознательно погружающий в воспоминания о детстве, которого девочке так не хватало. Она спряталась точно так же, как и всегда, но теперь не в тёмную пещеру, подальше от всех, а в единственно близкого человека, поближе к нему. Он защитит, спасёт, некогда не оставит, не предаст, не изменит, не бросит и всегда поймёт. Хотя внутренне душа всё ещё выжималась в ней из-за вечерней сцены у соседки, но впервые зародилось и успокоение. Он всё решит и во всём поможет. КазалосьВечность закончилась через двенадцать секунд после того, как Марго легла.

– Это чё за пизда!? – Низким грудным басом выговорила неизвестная женщина у кровати.

Далее у нас происходит весьма неприятная сцена, которую мне бы не хотелось рассказывать. Я не хотел бы описывать, как данная женщина, влетев на кровать, вцепилась в волосы Маргариты. Как девочка, вырванная из своего уютного забвения, начала махать в ответ ногами и кричать. Как мужчина, разнежившийся в сладком сне, ещё долго улыбался, летая в своём воображении верхом на слонах. Мне была неприятна вся выплёскивающаяся брань, извергающаяся на стены и пол. Не понравилось, как Маргариту потянули вниз с кровати, отчего она ногой задела Артёма. Потом он вскочил и влетел сонный в потасовку. Далее он растаскивал атакующую женщину и отчаянно защищавшуюся Маргариту. Следующие удары и оскорбления пошли в его адрес. Девочка забилась в угол, а двое взрослых кричали друг на друга.

Артём хотел всё объяснить, но женщина ничего не слушала. Она уже напридумывала себе все отвратные сценарии и просто выбрасывала оскорбления. Артём ещё раз предельно громко и чётко предложил ей разобраться во всём в спокойном состоянии. На что получил весьма логичный и осознанный удар в лицо. Мужчине было совершенно неважно, если ему достанется, но женщина вновь замахнулась ногой на сидячую девочку, тогда Артём не выдержал. Он толкнул женщину от себя, и её удар прошёл мимо. Резко шагнув к упавшей женщине, он сжал её обе руки и в одно движение выволок из комнаты.

Маргарита держалась за затылок, прижимая оттянутые волосы к голове. Казалось, что вся эта сцена длилась ужасно долго, но теперь всё было позади. Она так и сидела, прижавшись к стене, и слушая, как мужчина спустил женщину вниз, вытолкал на улицу и запер дверь. Осень, ночные заморозки. Женщина была в шёлковой комбинации, едва прикрывавшей ягодицы, а сейчас на промокшем асфальте. Артём неспешно поднялся, растирая разодранные царапины на плече, и вошёл обратно в комнату. Подойдя к кровати, собрал он одежду и повернулся на девочку.

– Я сейчас. – Показал он на сгусток тканей и пошёл опять вниз.

Женщина кричала и долбилась в дверь. Он бросил ей одежду, сумку, полотенце и сказал, что вызовет такси на угол улицы. Женщина сначала отказалась одеваться. Она не могла поверить в случившееся. Просто не понимала, что произошло и почему она сейчас стоит в луже. На миг в голове её появилась реальная мысль: остаться стоять. Раз он вытолкал, то пускай она промокнет и заболеет. Будет знать! Но через пару секунд эта мысль забылась под покровом собственной гордости, она ещё несколько раз побилась в крепкие стёкла разгорячёнными пятками с кулаками и начала одеваться. Она не заболеет, тело её хорошо разогрелось, так что такой перепад температур, может, даже оказался ей на пользу.

Но всё же неприятно, согласитесь, из тёплой кроватки, поздно ночью, оказаться на мокрой улице. Артёму также было неприятно, что человек, обещавший ему во всём разбираться и не делать поспешных выводов, мог так вспылить. Да ладно вспылить, но не слушать и не верить его словам. Маргарита же, осознав, к чему привели её такие первые шаги, вновь захотела исчезнуть от всей тошной неприязни. В общем, в целом сцена, как я и говорил, оказалась неприятной. Неприятной для её участников, а мне она пришлась очень по нраву. Поэтому как я не хотел её описывать, так же и хотел, что, собственно, и сделал.

– Сидишь так, как будто это я к тебе ворвался, а не наоборот. – Сказал Артём, войдя в комнату.

– Кто это? – Девочка видела ту женщину и раньше среди приходящих друзей, но не подозревала, что их отношения могли быть чем-то большим, тем более раз он с Маргаритой уже так общался.

– Больше никто, к сожалению. – Артём включил лампу над кроватью и стал прибирать сорванное бельё.

– Почему? Из-за меня?

– Нет! Что? – Ответил он и сразу удивился самой возможности вопроса. – Просто человек тот обещал совсем другое, а вышло, как всегда. – Затихая в себя, договорил мужчина.

Маргарита вдруг вскочила и направилась к двери, но Артём преградил путь, прямо как при первой встрече. Она вновь прятала лицо, но теперь не от не знания, что делать, а не желая показывать свои эмоции.

– Эй. – Наклонился он, заглядывая в лицо. – Я здесь, чтобы помочь. Так чего ты хочешь?

Девочка не дождалась, когда тело не выдержит и повернётся, так что сделала это сама. Она отпустила всю себя и посмотрела прямо в него. Глаза слезились, а раскрасневшиеся щёки дрожали. Мужчина чуть повернул её на свет, чтобы легче было считывать реакции, но этого не понадобилось. Маргарита заговорила. Сначала медленно и обрывисто, как бы бросая обвинения. Но все эти слова касались только её самой.

В первую очередь речь пошла о чистом и искреннем эгоизме, в том, что даже сейчас она стояла и говорила только из-за того, что ей нужно спасение. Рассказала историю про соседку, а главное, что всё оставшееся время Марго не знает, как не думать о соседке. Её корёжил факт, что вместо решения проблемы, она думает, как избавиться от самоосуждения. Артём не стал бросать предлагаемый вариант решения проблемы, (взять да помочь) а спокойно дослушивал.

Девочка продолжила рассказывать про то, как всю жизнь оценивала всех со стороны, и к ней то подступали слёзы от боли пережитого, то от просыпающейся злости отходили, так как она убеждалась в своей верности. Точнее верности в безысходности, что она действовала, исходя из предлагаемых обстоятельств, только остальные беззаботно живут и радуются, а ей приходится мучиться. У Артёма тут же возник вопрос: откуда она знает, что все остальные так живут, но он ей его также не задал.

Мужчина сидел на кровати, а девочка ходила. Он иногда усаживал её, чтобы она успокоилась, но на каждом повороте мысли ноги её вновь подымали и несли из стороны в сторону. Они побывали на кухне, он заварил обоим чай. Свой вскоре он выпил, а девочка, держа кружку ещё долго в руке, даже не притронулась.

Иногда она замечала, как у мужчины возникают противоречащие вопросы, и тогда начинала говорить быстрее и сильней махать руками, чтобы подтвердить свою позицию. На самом деле была высказана половина жизни Клевера, только не с той стороны, когда она решает проблемы, а с другой, неизвестной, где нет решения, а одни возмущения. Потом девочка перешла на своё одиночество и желания с потребностями людей. Как её обделила жизнь и заставила задавиться, никого не пуская. Это был её единственный выход, она не виновата. Затем стала рассказывать свои ощущения при постоянном пробивании Артёма. Что она не могла ему довериться, потому что считает всех людей эгоистами. Раньше она думала, что сама такой никогда не была и с радостью помогла бы другому, если не было никакой угрозы, но в этот вечер она убедилась, что такая же эгоистка. Что все её страхи касались только её самой и что сейчас она тут говорит ему всё лишь из-за того, что это волнует её одну. Артём тут уже чуть ли не выдержал, желая сказать, что его это тоже волнует, но вовремя остепенился.

Маргарита, заметив рвение, сразу начала описывать свои предположения по поводу их отношений и всего того, что могло бы выйти. Она не заменяла неудобные слова и говорила всё как есть. Основной причиной в желании у Артёма помогать окружающим, по её мнению, оказалось своё стремление быть нужным. Чтобы исчезло чувство обиды или стыда за не оказанную вовремя помощь. Это предложение, хоть и не было до конца точным по мнению мужчины, но приятно его удивило. А девочка хотела, чтобы он также взял и признался, что такой же эгоист. Что хочет помочь не для неё, а для себя. Ей просто необходимо было, что бы кто-нибудь также признался. После этого обвинения она замолчала и потребовала своим видом признания.

– Ничего себе! – Ухмыльнулся Артём с заспанными глазами. – Не думал, что раскаянье может состоять в обличении проступков окружающих.

– Ты постоянно спрашиваешь людей, чего они хотят. Наверняка… Да, точно, ты сам хотел бы, чтобы и у тебя спросили, чего ты хочешь.

– Ещё бы не хотел. – В себя проговорил мужчина.

– Так и чего ты хочешь?

– Ты только что ответила на этот вопрос. – Просиял Артём.

– В смысле?

– Хотел бы, чтобы у меня спросили. – Заулыбался он ещё сильнее.

– Хватит. – Маргарита наступала. – Просто ответь!

– Лучше открою тебе тайну, – как один очень старый анекдот начал рассказывать мужчина, – всем всё равно на то, что я хочу. На то, что ты хочешь или любой другой отдельно взятый человек. – Он перешёл на пальцевое объяснение. – Потому что по отдельности мы ничто. Важны потребности общества.

– Мне не всё равно.

– И тебе тоже. – Он как будто поправил её лёгкую ошибку.

– Так чего ты хочешь?

– Неправильно поставлен вопрос. – Мужчина также улыбался, но глаза его опустились. Разочарование напало, как и при всех предыдущих его объяснениях другим людям, которые просто не способны его услышать.

– Как правильно? – Маргарита сдавила кулаки. – Говори!

– Ничего себе, ты дерзкая.

– Говори! – Закричала она и замахнулась маленькими кулаками.

– Ладно. – Сделав испуганный вид, отступил мужчина. – Совершенно не важно, чего я хочу. – Начал он как очередную сказку, но сразу поменялся на очень серьёзный и расчётливый тон. – Повторяю: это не волнует и не должно волновать ни тебя, ни окружающих. А уж тем более это никак не волнует меня. Я-то себя знаю, фигня ещё та. Главное то, что нужно. Что нужно миру.

– Тогда зачем спрашивать у всех всегда: что они хотят? – Казалось, он сам себе противоречит.

– Только так я узнаю, что им нужно. Но не по отдельности, а вместе.

– А если меня совершенно не интересует, что нужно этому тупому, глупому и жалкому миру, а важно только, что тебе нужно и что ты хочешь. – Голос остался бойким, а глаза снова спрятались.

– Тогда это эгоизм. – Как бы ему не было приятно, но пришлось сказать правду.

– Да какой эгоизм?! Я же не для себя. И даже не из-за того, что влюблена в тебя. А потому, что ты думаешь обо всех сразу. О тех, кто этого совершенно не заслуживает. Ты пробиваешься и пытаешься помочь. Дать любовь тем, кто вообще и понятия про неё никакого не имеет. Они никого не любят, их никто не любит. Забились по своим углам и плачут в одиночестве! – Голос её дрожал, потому что слова подходили как им, так и ей. – Люди эти злы и испуганны, а ты хочешь всех спасти. И не просто хочешь, а обязал всех на спасение. Ты единственный, кто заслуживает всего того, что ты хочешь им дать. Но ты тратишься на них. А нужно тратиться на тебя. И я хочу… тебе необходимо и мне нужно что-то делать, дать для тебя.

– Хочешь сделать мне приятно? – Он подошёл и обхватил её плечи. Девочка, между всхлипываниями, согласительно промычала. – Тогда сделай им приятно.

С этой ночи началось интегрирование, а простым языком, вливание Маргариты в столь неприятный ей социум. Нельзя было помогать ему, не разобравшись в нём самом. Нужно было понять, почему существа ведут себя определённым образом и которой из своих граней любят нежиться на солнышке. Решались сразу две проблемы: страх, ограничивающий от окружающих, должен был отступить и исполнялось желание Артёма.

Первой задачей стояло: перестать видеть в окружающих эгоистов. В независимости от их поступков, что бы они ни сделали, никогда нельзя было быть полностью уверенной в том, что они это делали ради своей корыстной цели. В случае если рождались подозрения, то нужно было узнавать и разъяснять. Не указывая на очевидные, подтверждающие гнусность, факты, а всё ещё надеясь и искренне веря, что это ты сама в чём-то ошибаешься.

Артём предполагал, что человек, признавший в себе эгоиста, считает, что уже выше и чище всех других отрицающих себя эгоистов. И якобы это самопризнание даёт ему право судить окружающих. Человек уверен и убеждён в истинности своей мысли, что не даёт ему возможности развиваться. Всех, не признавших в себе истинных себя, он не воспринимает. Он может предельно долго убеждать окружающих, что каждый волонтёр или доброволец, любой альтруистический человек лишь прикрывается. Что на самом деле они действуют подсознательно на свои желания. Они не способны встать на место другого человека. Для них существуют только такие, как они. Иной способ существования не воспринимается.

Вспоминается где-то недавно прочитанный анекдот:

– Сколько стоит набить цветное тату?

– Мы не набиваем цветных тату.

– А если бы набивали, то сколько бы брали?

– А вы если бы спали с мужчинами за деньги, то сколько бы брали?

– Я не спал бы никогда с мужчинами. Это не одно и то же.

Артём же верил в то, что возможен иной способ существования, когда человек не думает о том, что он хочет. Главная мысль: что нужно? Это не означало, что сам он не признавал в себе такого же эгоиста. Просто он не мог до конца понять причин этих или противоположных мыслей в человеческих головах. Допустим, он говорит, что хочет помочь человеку. Тогда уже в обороте использована часть его желания. Это выражение его потребности. Значит, уже не то, что хочет другой человек, а то, что хочет он сам.

Безвариантный эгоизм утверждает, что человек никак иначе не способен существовать. Он всегда сделает только то, что хочет. Его могут насильно принуждать или угрожать побоями, и, казалось бы, он сделает выбор, не желая того. Но всё равно человек избирает из двух путей (исполнить принуждаемое или выносить побои) наиболее ему приятный / не ущербный.

Артём же предполагал и надеялся на существование также безвариантного альтруизма или вообще отсутствия оценки по данным критериям. Существует надо, а кому – это уже подробности. Другое дело – зачем? И эти зачем могут быть предельно подробными. Они могут также упираться в лишь отдельных людей, но могут и вести к общему благу. А так как нет возможности единого объединения для максимально подробного объяснения одного всеобщего зачем, то приходилось действовать, исходя из имеющихся сведений о мире.

Помимо таких сомнительных вопросов, он постоянно задавал и множество других. Артём и Марго обоюдно стали изливать свои идеи и мысли друг на друга. В момент даже казалось, что они соревнуются: у кого голова окажется мудрёней или необычней.

Каким образом человек воспринимает боль? Что это такое? Почему именно такое название сложилось, а не другое? Как человек воспринимает ощущения, вкусовые рецепторы? Если мы фокусируем внимание на определённом объекте в комнате, допустим, визуальное, то всё равно продолжаем видеть и всё окружающее. Но мы не способны видеть его в подробностях. То есть если вы, читатель, сейчас оставите на этой точке (.) своё визуальное внимание и будете её рассматривать, не сводя глаз, то не сможете прочитать конец этого предложения. Вам видны слова над ним или под ним, на несколько букв в стороны, но не дальше. Всё же вы видите (даже если не убираете глаза с точки) границы строк. Край страницы, и всё, что сбоку от книги. Вы можете смотреть на точку, но параллельно рассматривать несфокусированные вещи вокруг. Чем дальше они от осматриваемого объекта, тем размытей, но они всё равно есть. А что происходит дальше?

Если сдвинуть максимально глаза в бок или их закатить, то можно увидеть брови или часть век изнутри. Нами они будут восприниматься как тёмные, размытые границы, но что дальше-то? Не с точки зрения анатомии, а что видно глазами? Если смотришь вперёд, то в стороны обзор ещё градусов на шестьдесят минимум открывается, а когда сдвигаешь глаза к границам, то доступные ещё шестьдесят градусов исчезают. Мы просто перестаём понимать, что дальше и почему мы не видим. Темнота там или размытость, но мы её не способны понять. Как и вообще структуру воспринимаемого нами изображения. Границы есть, но нам они неизвестны. Почему?

Как вообще человек способен задаваться каким-либо вопросом?

Маргарита наблюдала за ним, за его озабоченностью во время таких рассуждений. Они зачастую ни к чему не приводили, только пульс повышался, и лицо его больше краснело, ярче выделяя русые толстые брови. Мужчина в итоге не выдерживал и падал отжиматься или шёл что-то чинить. Ему нужно было выплеснуть куда-то накопившееся возмущение. Он уже переставал обращать на неё внимания, когда она не поддерживала разговор, а просто им любовалась.

Человек. Живой человек. Он дышит, шевелится, говорит. У него слегка кривоватые зубы, но как будто симметрично выстроены. Где-то высохшая кожица губы, на носу поры и на щеках ярко выражены. Оказывается, волосы покрывают всё лицо, они спускаются с густых бровей под глаза тоненькими, едва заметными ворсинками. Кожа смята в линии морщин. Лицо вблизи такое подробное, большое, насыщенное. Тем более не останавливается и говорит, постоянно меняется. Можно заметить какие участки кожи натягивают мышцы и из-за чего. Но активней всего дрожащие, ищущие что-то в пространстве глаза. Под толстыми веками прятались у него серо-голубые роговицы, изрезанные цветными каньонами по пути во тьму зрачка.

Глаза эти не прекращали дрожать даже ночью. Маргарита слушала глубокое мерное дыхание по ночам, всматриваясь в его лицо. Судорожно дёргались маленькие выпуклости закрытых век. Ноздри, всасывая воздух, слегка вжимались. Из груди при поднятии что-то хрипело и сопело. Очень, едва различимо тихо, но прижавшись к рёбрам, открывался целый внутренний купол поперечно-продольного содрогания вибраций. Эта энергия передавалась ей, и они в унисон засыпали. Пока он своим сопением не будил её, вынуждая накрываться подушкой. Тогда-то уже точно засыпали.

С каждой неделей девочка всё чаще оставалась с ним на ночь. Сначала это не обговаривалось, оба были не против, и получалось всё как-то само, а потом Артём предложил ей больше не уходить. Впрочем, вскоре это стало единственным возможным вариантом.

– Привет, дочь. – Сказал однажды на выходных в домашний телефон её отец.

– Привет… – Аккуратно повторила она, совершенно не понимая саму возможность разговора с ним.

– Тут такое… Как вообще дела-то?

– Нез… Нормально.

– Да? Ну, это хорошо. Неплохо – это уже хорошо. Да. – Помолчали, слушая дыхание друг друга. – Тут такое дело: мне нужно квартиру продать. Эту. Ну, в смысле, нужно. – Марго слушала внимательно. Он не спрашивал её разрешения или совета, но говорил, как бы извиняясь. – В общем-то, я её уже продал. – Он не решился спрашивать, есть ли у девочки место, куда бы она могла переехать, потому что боялся отрицательного ответа. – Сегодня, сейчас уже едет хозяин новый. В общем…

– Хорошо. – Очень легко сказала она, освобождая его от долгого размусоливания. – А что можно забрать?

– Да! Что хочешь! – Тут же проснулся он. – Бери, бери, конечно. Только нужно уже, что бы было покинуто, ну, помещение. Понимаешь? Ну что я говорю, ты уже взрослая. Как там вообще?

– Где и что?

– Ну вот и славно. Давай, ну, всё. – И положил трубку.

Протирая вспотевшие ладони о бёдра, девочка перешагивала, осматривая комнату. «И что делать-то я должна?» – озадачилась она сперва, но тут же взяла обратно телефон и набрала Артёма. Он пришёл через полчаса, Марго к этому времени разобрала шкаф и нашла сумки. Продолжая доставать вещи, она объяснила ситуацию, но Артём замер в непонимании. С точно таким же лицом девочка и сама сейчас раскладывала кофты. «Делать-то что-то нужно, правильно?» – Показывала она своим видом, а вот что именно, непонятно до конца.

Мужчина долго ещё расспрашивал про документы квартирные, про жизнь с бабушкой, собственников, но всё в итоге сводилось к тому, что никакого правонарушения не было совершено. Вроде не было. Все ответы от неё заканчивались на «вроде» или «кажется». Именно это и отделяло от возможности оспаривания своих прав. В конце концов продажа уже свершилась, значит, вариантов не было. Но как возможно было выселить собственную дочь, не ведая, куда она отправится, Артём никак не мог понять.

Вещей оказалось немного, девочка смотрела на годами скапливающиеся ткани и понимала, что они ею использовались крайне редко. Так что четыре сумки еле заполнились. Даже у неё, привыкшей использовать помалу вещей с наибольшей универсальностью, оказалось множество ненужных, запылившихся предметов. Разные коробки (для планируемых сортировок одежды), баллончики (от постоянных вредителей), ремни (на ориентировочную замену старым), сборно-разборная электроника (так и не открывшая свой принцип работы), не успевающая заполняться копилка, трубы, крюки, сломанная удочка. Всё это и многое другое складывалось на столе, как ненужное, для ожидания своих следующих владельцев.

В этот же список попалась бы и коробка с поделками, если бы Артём её случайно не заприметил. Девочка не выкидывала их, планируя периодически пересматривать и ностальгировать, но если момента такого до сих пор не наступило, то и никогда более не наступит, решила она. Мужчина спросил разрешение на осмотр до выброса и стал разглядывать картины. Карандаши рисовали многоэтажные дома, муравейники, ульи, поезда дальнего следования, офисы, конвейеры, казармы, зрительные залы, супермаркеты, книги в библиотеках. Всё так нелепо по-детски, но обязательно каждый рисунок, из перечисленных, был чем-то взорван / сломан / разбит. Целыми же стояли только одинокие объекты, будь то бабочка в полёте, дерево или даже простое небо. Оно же тоже одно.

Но больше всего внимание Артёма привлек нелепо нарисованный человечек, из шарика вместо головы, трёх палок – рук и туловища, с идеально нарисованными ногами. С пропорциями, сухожилиями, тенями и каждым пальчиком. Сделалось это девочкой для того, чтобы на этих ногах так же максимально подробно расположить неизвестный механизм. Это были два колеса для каждой ноги отдельно. В центре спиц по втулке в сторону шёл механизм, на котором располагался крепёж для ноги. Ступня вставала на педаль, а ремни затягивались на лодыжке. Носок стопы мог выпрямляться и сокращаться, будучи в механизме, но тогда ходовая часть, подгоняя внутреннюю цепь, предавала дополнительное ускорение всему колесу.

Мужчина понял принцип механизма не от своей эрудиции, а от расчётов и траекторий, расписанных рядом. Движение должно было быть подобным конькобежному, только дополнительное ускорение придавал ещё и носок. Выпрямляя заднюю отталкивающуюся ногу, носок вытягивался. Когда нога менялась, и вес переносился на неё, то голень сокращалась, и под собственным весом нажималась педаль – это был гибрид велосипеда и роликов. Компактный, мобильный, простой и удобный. А она собиралась выбросить его.

Шокированный мужчина повернул на девочку листок и ждал ответа. Маргарита повернулась, заметила листок, подошла и заглянула в него. Засмущавшись, девочка улыбнулась. По Артёму видно было всё его негодование и возмущение, так что и спрашивать не надо было.

– Нет, ну, а как я его могла бы сделать? – Оправдывалась она, но мужчина ещё раз моргнул со вскинутыми бровями и больше вдавил в себя подборок. – Тут приваривать нужно и отливать целиком детали.

– И ты собиралась выбросить? – Девочка ещё больше заулыбалась, не понимая, что он хотел с этим делать. – Это же патент, ты понимаешь?

– Если заработает.

– Заработает! – Сказал уверенно он, и они вновь взялись за наполнение сумок.

Какой-то преждевременной ностальгии при уходе у девочки не обнаружилось. Она предположила, что могло быть облегчение, как будто это место её наконец-то отпускает, но не было ничего. Ни одна мысль или воспоминание не держало её тут. Это безразличие и приковало внимание. Она намеренно напоследок искала хоть что-то, что бы попросило её остаться или нечто выгоняющее, от чего бы с радостью она бы выбежала за двери, но и этого не обнаружилось. Потому что девочка шла не от чего-то, а куда-то. Будучи сейчас в этой квартире, она находилась в своём доме. Выйдя на улицу, также она окажется у себя дома, и, придя в новое место обитания, она будет чувствовать себя дома. Всегда, пока рядом он.

– А куда ключи девать? – Спросила Маргарита, закрывая за собой дверь.

– Не знаю, повесь на дверь, что ли. А старушка та, в которой квартире живёт?

– Тебе на что?

– Да может поговорить с ней?

– Зачем? – Об этом же никто не должен был знать. – Она же просила, чтобы я не рассказывала.

– Ты тоже говорила, что у тебя всё в порядке, пока я не пробился.

– В этот раз не получится…

– Почему? – Перебил он, зная, что попробовать не помешает.

– Поздно. Она умерла. – Маргарита сдавила губы, обрекая мужчину просто приять этот факт.

Артёму казалось, что он всегда может помочь, от этого, что всегда должен и обязан помогать. Ему казалось, что никогда не поздно и что вытащить человека возможно из самой глубокой ямы. Примером тому служила девочка, накидывающая сейчас перед ним сумку себе на плечо. Но опровергающей эту теорию оказалась старушка, навсегда потерявшаяся в паутине той квартиры за неизвестной дверью. Действовать надо, думал Артём, пока не поздно.

В ту же ночь Маргарита, в новом своём доме, ещё долго не могла заснуть, смотря на Артёма. Он решал её проблемы, объяснял, учил, не доказывал собственную правоту своим примером, а заставлял саму думать и приходить к единственно возможному решению. Бывший отец больше не потревожит, он не найдёт девочку. У неё появился новый отец, создавший вокруг настоящую семью с пониманием и теплотой. Так что чувство внутри неё согревало всё тело. Бывшая несправедливость, того, что у всех были родители, а у неё нет, сейчас восполнилась с остатком. Всё, в чём нуждается один человек от другого, объединялось в Артёме. Он был любовником, другом, отцом.

Девочка чувствовала себя в его объятьях в полном покое. Его руки накрывали её как одеяло. Мужчина впускал её во внешний мир, одновременно ограждая и защищая. Создалась такая же нора, как и та, в которую она укутывалась каждую ночь, но теперь исчезли слои тканей / закрытых дверей. У неё не осталось сомнений в прочности защиты – покров был живым. Это живой человек между нею и окружающими. Соединительный мостик. Он спасал её, и она не была одинока. Больше нечего бояться или остерегаться.