Текст книги "Лёгохонькое тепло"

Девочка вспомнила, что совсем забыла про обещанную ею уборку и другие обязанности, которые она сама же на себя брала. По замученному мужчине и запаху моющего средства было ясно, что он всё сделал за неё. Растерявшаяся девочка попыталась найти способ начать диалог, и повод сам подвернулся.

– У меня почему-то ощущение, что я должна извиниться перед тобой за наш разговор.

– А ты хочешь это сделать? – Предсказуемо выговорил Артём, как заезженную, надоевшую, но нравившуюся пластинку.

– Наверно.

– Тогда сделай.

– Я не знаю как. Простое слово «прости» – это всего лишь слово. Тем более если бы я хотела сказать, то, что сказала, то не за что было бы извиняться. Я же хотела это сделать. А если бы не хотела, но сделала, значит, то было сделано ненамеренно, и опять же, нет смысла извиняться за то, что произошло не по моей воле. – Пытаясь осознать вывод мысли, договорила Марго.

– Значит, смысла извиняться вообще не существует. – Помог ей мужчина.

– По этой логике, получается, что так.

– Не бывает этой или другой какой-либо логики. Логика одна. Но чувство-то есть?

– Ты не рассказал, – вдруг придумала способ извиниться Марго, – что там с колёсами… – Тут она обычно говорила «твоими», но сейчас понимала, что мужчине это, как всегда, не понравится, – …нашими?

Он вмиг переключился, вспомнив про потрясающую новость, что не давала покоя весь вечер. Стал рассказывать он всё в подробностях: про место, в которое ездил; про людей, с которыми встречался. Как чувствовал себя человеком из совершенно другого мира и представлял, как разрушит все планы. Как люди бы, доверившиеся какому-то человеку с улицы, потом кричали бы в гневе, что убили на него своё время, а он с разрушенной идеей шёл бы домой. И все эти предположения казались ему тогда, да и сейчас, безумно смешными. Будь, что будет, тогда подумал он и начал рассказывать про изобретение. Именно возможная нелепость и волнение придавали ему смелости. От того он весь разговор проулыбался, как маленький мальчик в стриптиз клубе, что сочлось с выслушивающей стороны неуважением. Но их мнение в момент поменялось, когда они увидели бизнес проект.

Артём разлёгся и закрыл от усталости глаза. Заплетак языкался, но руки всё продолжали расписывать в воздухе. Девочка сделала то, что он хотел, хотя и не говорил об этом. Может, он и понял, что своим вниманием, уделённым на выслушивание не интересующей её информации, девочка немного и извинялась, но вида не подал. С развитием истории он всё глубже терялся в сонливости. Несколько раз зевнул, стал повторять слова и наконец совсем запутался в мысли. Маргарита наклонилась к его лицу и прошептала:

– Ты спишь?

– Нет. – Хрипящим голосом, еле выговорил мужчина, не шевеля губами. – А ты?

– А как ты думаешь, раз я говорю.

– Зачем же ты спросила? – Автоматически продолжал он.

– Не знаю. – Девочка на самом деле подумала, почему задала этот вопрос. Разницы же не было. Спал он или нет. Может, чтобы узнать, продолжит ли он разговор или чтобы самой отстраниться. Ведь если он спит, значит, он уже не здесь. Он не только с ней, но и ещё совсем от неё ушёл в другой мир. А когда он только с ней одной? Всегда его слова обращены не на решение её личных проблем, а на объединение общих. Он всё переводит на каждого человека в мире. Разбираясь с её неудачами, он ищет не частный выход, а такой, который был бы универсальным. Он всегда старается быть со всеми одновременно. – Может, чтобы думать, что я тут ещё не одна.

– А ты одна? – Выговорил он одним словом и, тяжело вдохнув, уснул.

– Теперь не знаю.

За время нового обучения человеческим взаимоотношениям девочка сильно свыклась с ними. Изначальные недовольства и возмущения остались, но теперь отодвинулись на задний план. Она, как оказалось, всегда всё обобщала. Теперь же Марго научилась видеть истинные причины поступков, из-за которых предыдущие омерзяющие действия стали оправдываться в её глазах. Сама же она никогда бы не назвала это оправданием скорее причиной или пояснением, объясняющим ранее неизвестное.

Утром – завтрак, днём – работа, вечером – магазин, ночью – фильм или сон. Дни повторялись, начали наскучивать, научив своей однотонностью ценить выходные. Заезженный, штампованный график обычного, стандартного человека она никогда не могла понять, но теперь видела. У каждого человека была какая-то обязанность. Он делал это не от скуки или не желания выбиться из нормы, а от годами оттачиваемой идеально удобной системы существования. Может быть, подумала девочка, прежде, в силу своей подростковой яро критикующей тайной экспрессии, она и противилась этого мира. Сейчас же, ощутив его на себе, поняла суть удобства и комфорта.

Злыми люди, толкающиеся на узких городских улицах, казались только из-за её собственной врождённой позиции остережения. Теперь она видела не несущегося тупого буйвола, толкающего всех на своём пути, а отца, бегущего во время перерыва за сыном в школу, чтобы успеть до вечерней смены отвести его на дополнительные занятия. Люди проходили величаво мимо бездомных, в презрении не помогая им средствами, возможно, из-за собственных финансовых трудностей. Даже простая косметика покупалась по причине понятного всем страха неприятия человека в обществе.

Девочка допустила, что могут существовать люди совершенно ей непонятные и, по неизвестной причине, не объясняющие своего положения. Что не являлось причиной их так грубо критиковать. Помимо того, что они могли быть лишь узниками сложившегося в обществе положения, они могли и переступить некий уровень развития. Теперь определённые их поступки или слова могли бы казаться глупостью для человека пока ещё не добравшегося до таких размышлений. Примеров предостаточно: взрослые не смеются над заезженными шутками, а молодые думают, что взрослые попросту не понимают юмора. Опытный водитель перед поворотом осматривается, подобно новичку, чем вызывает у любителя причины посомневаться в его опытности. Однако, жизнь его научила тому, чего любитель ещё не успел испытать.

Маргарита предполагала и находила подтверждения этой теории во всех примитивных человеческих действиях. Что люди не подсказывают дорогу приезжему, опасаясь, что он их обворует (что изначально выглядит как банальная грубость с их стороны). Как окружающие смеются над упавшим человеком, понимая, что увечий тот не получил. И, казалось бы, изначальная нелогичность оборачивается жизненным опытом. Влившись в прежде тошнотворную толпу, Маргарита совсем забыла, от чего вся мерзость шла. Артём научил её успокаиваться и следить за всеми волнующими её тревогами, но он не сказал, что побочным эффектом оказалось подчиниться им. Стать источником или попросту не замечать заботящие не так давно проблемы.

Научившись отрешённо, без личной негативной привязанности оценивать поступки людей, девочка также со стороны увидела и поступки близкого ей человека. Когда она только входила в их союз, то была ослеплена новооткрывавшимся для неё миром. Озаботившись сомнением в реальности происходящего при первых месяцах общения, девочка не замечала, что дар этот мужчина предоставлял не только ей. Он выделял её из окружающей толпы, но не распределял на неё большую часть своего внимания. В компании друзей своих ходил он не только из-за того, что ему всегда это нравилось, там находились люди, которым это порой было необходимо. Мужчина всегда был рад выслушать таких знакомых и помочь. Девочка, может, ему и нравилась больше остальных, но это не значило, что помогать он будет ей больше, чем другому нуждающемуся.

Казалось сначала, это же хорошо, должно быть, размышляла Марго, но тогда на её месте мог оказаться любой другой человек. И, что показалось ей странным, её не захлестнула волна возмущения. Она приняла своё равноправие с другими по отношению к Артёму, но думала, что после всего того личного, что создалось между ними, должен был возникнуть протест, чувство собственничества. Ревность, в конце-то концов. Но ничего перечисленного не было. Как будто они существовали на договорной основе. Пришла она, пришёл он. Она вскрыла всю себя, обнажившись догола и ещё глубже. Он содрал все шкуры с себя, докопавшись до трепещущейся сердцевины. Оба они сплелись нутром, полностью постигнув друг друга, а теперь беззаботно готов он принять следующего человека. Там совсем другая судьба, другое понимание, другие отношения. Всё то, что он делал ради неё, будет поделено с другим. Она отдалась ему как единственному, а он готов через себя конвейер пускать.

Да где ревность-то? Почему её кулаки не сжались в кровь и сердце спокойно принимает его таким, каков он есть? Головой она принимала все предпосылки к ревности, но не ощущала ни единого позыва в ту сторону.

Обратное же происходило с обществом, частью которого она стала. Логика не замечала нарушений в причинно-следственных выводах поведений людей и её самой. Но что-то, выгрызающее изнутри, всё сильнее подбиралось кверху. Тело зудилось от понимания того, что она стала частью прежде отвергаемого ею мира. Она не могла не стать этой частью, ведь того требовал Артём. Здесь не было ничего неприятного, не должно было быть. Он обещал, что обережёт и избавит от всего тошнотворного и от нужды в остережении. Он сказал, что здесь для того, чтобы помочь.

Если человек будет ползти по изнуряющей пустыне несколько суток, и тут ты начнёшь душить его, то фактически ты избавляешь его на миг от желания глотка воды. В этот момент для него важнее кислород, чем вода. Если в момент удушения заколоть его ножом, то для него важнее будет выжить, чем кислород. Ведь без кислорода он мог ещё существовать несколько минут, что не сделать без жизни.

Маргарита не думала, что Артём с ней проделал то же самое. Этот вариант предложил Клевер. Девочка стояла на лесном обрыве, только сейчас осознав, что оказалась тут. На следующий день после прочтения выехала она поутру, как сказала Артёму, на прогулку. Но в этот момент уже точно знала, что отправится туда, где не была почти год. По ещё сырой земле пробралась она сквозь обвалившиеся деревья и вышла к камню. Вспомнив себя вчерашнюю, несколько абзацев назад сидящую в тёплой кроватке, она совершила, можно сказать, путешествие в пространстве-времени.

Казалось бы, это сфера научной фантастики, но у неё есть реальное практическое применение, основанное на психологии понимания составных частей. Не будем долго разбирать наше понимание семантики времени, пространства или перемещения. Просто возьмём определённый момент времени. Допустим: сейчас. Если есть возможность, то лучше посмотрите на часы и запомните точное количество минут на данный момент. (Если нет возможности, то найдите её, я серьёзно) (Нет смысла продолжать мысленный эксперимент, который потом будет критиковаться, не выполнив его) А теперь мы с вами попробуем переместиться сначала только в будущее, что оказалось сделать проще, чем в прошлое. Допустим, переместимся на десять минут вперёд. Путём несложных математических вычислений рассчитайте то время, которое у вас получится через десять минут. И буквально увидьте это число в том формате, в котором вы на него посмотрите.

(Посмотрите прямо сейчас. Да, да, ты, читающий эту книгу, именно ты)

(Вы думаете, я шутки шучу?) (Не продолжайте читать далее, пока не посмотрите на часы и не представите то, что я сказал)

(Я слышал, что кто-то говорил, что если не посмотреть сейчас на часы, то потом неудачи будут всю жизнь, вроде это правда)

(Я бы не рисковал, но вы как знаете)

(Да посмотри ты и представь, что тебе стоит-то)

Для тех, кто посмотрел: Но цифра на часах это ещё не всё. Запомните слова, что вы сейчас читаете, шрифт, абзац, количество запятых в предложении. Даже точка в конце. Но самое главное: запомните то, как вы это запоминаете. Положение тела в пространстве, что-то, может, чесалось в тот момент, когда вы только взглянули на часы, может, было где-то натяжение кожи или некое неудобство. Ощутите всё это свои телом. Вспомните, не перечитывайте, а примерно вспомните начало всей этой мысли и то во что она превращается. Не торопитесь, нам же нужно преодолеть ещё десять минут. Теперь вспомните то, как представили, что время уже стало изначально задуманным. То есть тем, в которое мы сейчас с вами стремимся.

Ведь процесс перемещения во времени всегда у нас с вами идёт, мы всегда находимся в некой форме машины времени. Дольше всего она работает вначале рабочей неделе утром, но самую большую скорость развивает обычно в выходной день или отпуск. Время всегда несётся вперёд, и то, что для одного может тянуться как адская наискучнейшая мука, для другого промелькнёт одним мгновением. Один заметит весь продолжающийся процесс, не признавая своё перемещение во времени, другой же согласится, что с момента его первого взгляда на часы прошло какое-то время, и теперь он уже не в том времени. Он в будущем.

Мы не способны понять, что мы в будущем, пока в нём не окажемся. Это очевидно и должно быть понятно. То есть пока мы входим в машину времени, (если это реальное изобретение какого-нибудь безумного учёного) мы ещё не в будущем, мы в настоящем. Когда мы нажимаем кнопки и задаём время, в которое желаем переместиться, то также мы ещё не там. Даже в процессе перемещения мы ещё не находимся в том времени, в котором хотим быть. И только после того, как мы там оказываемся, то есть по прошествии времени, мы способны определить, что оказались в будущем.

Один из самых простых и глупых примеров: представьте, что вы хотите оказаться в том времени, когда вы уже выбрали время, в которое хотели переместиться, и нажали на кнопку «пуск». Но для того, чтобы оказаться в том времени, вам нужно вбить это время в машину времени и нажать на кнопку «пуск». Вот вы садитесь, набираете цифры и нажимаете кнопку «пуск». Всё, поздравляем, вы переместились туда, куда и хотели.

Точно таким же образом произошло и перемещение Маргариты, и точно так же она поняла, что уже переместилась, только про прошествии процесса перемещения. В тот момент, когда она стояла на краю лесного обрыва и смотрела на камень, параллельно вспоминая вчерашнюю ночь, как лежала после прочтения книги и задумалась о завтрашней поездке к этому месту, она только смогла понять, что совершила пространственно-временной скачок. По внутренним ощущениям она вычеркнула весь процесс перемещения, и он стал не столь важен, как та цель, к которой он её привёл. Мысленно она ещё была там, в кровати. Да даже не там, а тут, в кровати, рядом, лежала с мужчиной и засыпала. Уже точно зная, что тут же рядом она стоит в завтрашнем лесу.

Впервые эта мысль пришла мне в автобусе, в котором зачастую приходилось стоять на пути домой. Огромная пробка тянулась до переезда, и длинный ряд автомобилей, бывало, по нескольку часов, ждал своей очереди. Тогда, чтобы занять скуку в душной толкучке, я представлял, что уже дома. Что помылся, унял голод и завалился в тёплую удобную кровать. Я не мог быть точно уверенным, что это произойдёт, но подразумевал и, казалось, знал это. Ведь, чтобы оказаться там, нужно всего лишь дойти от остановки до дома. На остановке оказаться легко: выйти из автобуса, на котором надо всего-то прибыть, переехав через переезд. А чтобы перебраться за железнодорожные пути, нужно дождаться, что его откроют. То есть моё путешествие во времени – это простое ожидание. Нужно всего-то подождать.

Приходя домой я всегда делал запланированное, разваливаясь в удобстве. Но эта машина времени никогда бы не сработала, если бы я не подумал в тот момент, что она сработала. Если бы я ещё раз не вспомнил, не ощутил себя всё ещё стоящим там, на морозе, в жутко неудобной позе в душной толпе пассажиров. Только понимая разницу, эта машина придавала мне сил впредь совершать подобные перемещения.

А теперь мы с вами посмотрим на часы. Не уверен, что прошло именно то время, на которое мы с вами рассчитывали, допустите возможность разной скорости чтения, но на моих часах минуло десять минут. Теперь постарайтесь вспомнить то, о чём мы с вами говорили на прошлых страницах. Как вы запоминали свою позу, различные ощущения телесные. Сравните с новыми процессами внутри себя. Что поменялось? Вспомните, как вы смотрели на часы несколько минут назад, как запоминали, что вы смотрите и как представляли, что вы будете смотреть на них через десять минут. Как будете смотреть на них сейчас, что вы, собственно, и делаете. Можно ли сказать, что вы переместились с прошлого в будущее? На несколько вдохов вперёд, на новую позу для чтения, на страницы вперёд. Разве это не машина времени?

Маргарита, помимо того, что переместилась на двенадцать часов вперёд, ощутила смещение на десяток месяцев, вспоминая свой последний визит в это место. Большинство деревьев стояли ещё не распустившимися, но прошлогодняя трава всё светилась, правда, поблёкшей, зеленью. Клевер ушёл туда, вниз, посмотрела Марго. В грязь, колючие ветки и грязную землю. Сейчас же он покорял город, прыгнув на начало верхов. Он бы не смог этого сделать, если бы они не расстались. Также и она не обрела бы смелости в обычном существовании среди людей, если бы не отпустила его тогда.

И вот они спустя год встретились, вспоминая друг друга. Только пока это была односторонняя встреча. Девочка смотрела на него, слушала, но не говорила и не развивала его. Маленькая несправедливость происходила. Ведь поговорить с ним и высказаться, можно только написав, как и раньше, слова на бумаге. Таким образом, она сразу сориентируется и начнёт развивать мысли, и пойдёт разговор. Каждое последующее слово будет образовываться выводом другого. Но зачем писать, если всё хорошо? Началась история Клевера, как единственно возможный выход из ситуации, сейчас же ситуация растворилась сама собой.

Я общаюсь с людьми, мы ведём диалог, развиваем какие-то темы, смеёмся. – Как бы сама себе, объясняла Марго, но тут же лёгохонький голосок, как нечто очевидное, родился изнутри. – Смеётесь? – Ну да, смеёмся. – Значит, весело? – Иначе бы не смеялись. – Разве? – Ну да. Зачем смеяться, когда не смешно? – Это ты мне скажи, при каких условиях человек смеётся, когда ему не смешно? — Поддержать кого-нибудь пытается когда. Когда ему очень легко на душе и нет проблем или забот. Когда просто счастлив. – А также? – Когда пытается поддержать общую ситуацию и не хочет казаться другим. Когда пытается привлечь чьё-нибудь внимание. Когда кому-то больно. Когда другой проигрывает, а он побеждает. – Зачем ему это делать? – Не знаю. – Ты это делаешь? — Да. – Зачем? — Не знаю. – Ты это всегда делала? – Нет. – Когда начала? – Когда заговорила с ними и перестала общаться с тобой.

Маргарита чувствовала, как прочтённое прошлым вечером начинает воздействовать подсознательно на неё. Она просто не могла не видеть тех вещей, о которых сама же писала год назад. Клевер между тем продолжал заставлять её изнутри видеть всё то, на что она научилась закрывать глаза. Каждая поблажка поведений или оправдание поступка, лёгонькая лень или чуть повышенная громкость голоса, всё столь незначительное, долгими днями развивалось в девочке. Оттого что она старалась подобать людям. Понять их до сих пор не удалось, но принять замечательно получилось.

Пытаясь исполнить желание одного человека, чтобы помочь людям, Марго всё больше в них погружалась. Помочь им она не поняла как, но закрылись глаза на возникавшие изначально вопросы. Что-то, как-то, примерно было ясно. Ничего конкретного и поясняющего. Зачем вдаваться в подробности, если и так всё понятно? Но что понятно и кому, ясно не было. Сейчас же Клевер своими вопросами пытался реально узнать логику и пользу той жизни, в которой погрязла девочка. Она же чувствовала, что вместо размышления и последовательного объяснения в ней подымались негодование, злость и самозащита. Организм боролся с вирусом, ворвавшимся в устоявшийся порядок, но не победив его иммунитетом фактов, планировал избавиться агрессией.

Наконец Марго не выдержала и сорвала со спины рюкзак. Она достала записную книжку, исписанную заказами деталей и починок механизмов, и перевернула в конец. Ручка щёлкнула и начала чертить грубые глубоко вдавливаемые буквы:

«Мне не плохо, потому что я с этим что-то делаю!» – Яро ответила она, объясняя причину всех своих новообразовавшихся принципов. «Но что я делаю? Если я тонула и желала перестать тонуть, то я просто-напросто утонула. Но это должно было произойти, если ты уже двадцать лет как барахтаешься в воде, не то что бы пытаясь разглядеть, возможно, не существующую, сушу, а даже не умея плавать. Говорит ли это о том, что я просто сдалась, что поленилась и смирилась, успокоилась с неизбежным? Ведь все так делают, что в этом может быть плохого, если все выбирают такой путь? А только то, что мы знаем исход такого пути, но не знаем того, что нас ждёт, если мы продолжим барахтаться. А ждёт нас, по крайней мере, не это тёмное дно холодного солёного океана».

Маргарита дописывала слова дрожащей рукой. Голова уже знала, чем закончится предложение, но рука ещё его выводила, так что слёзы подступили заранее. Но она терпела, сильно терпела, чтобы всё это сказать ему и даже больше. Но не смогла. Сдавив веки, девочка прикусила верхнюю губу и сложилась на холодном камне. Она высказалась и стало так отвратно. Всеми написанными / придуманными словами Клевер тыкал её в привыкшую, успокоившуюся бытовую жизнь. Чем подробнее она вспоминала каждое наигранное удивление, с которым встречала совершенно ей безразличных знакомых, каждую юмористическую передачу, над глупостью которых они с Артёмом могли часами смеяться по вечерам, каждое собрание забитых, вычурных эгоистов, убивающих одинокие вечера, тем больнее становилось внутри.

Но девочка не останавливалась, она желала охватить всё своё неведение, каждую беззаботно прожитую минуту, все бессмысленные разговоры и пустые эмоции, прожитые ею за год. Чтобы ничего не забылось, чтобы она за всё получила. И даже за то, что начинала получать сейчас удовольствие из-за избавления от собственной боли и неприязни. Клевер выжигал устоявшееся из неё, возвращая забитую одинокую девочку, но теперь готовую, привыкшую и окрепшую.

Марго пообещала всё рассказать ему, что только сможет вспомнить. Она писала и писала. Пришла домой и продолжила писать. С каждым эпизодом рождался новый поток слёз, а со слезами вытекала застоявшаяся внутри грязь. Она потела и смеялась сквозь покрывшееся пятнами лицо. Артём не должен был видеть её в таком состоянии, так что она просто, молча, скрывалась от него. Мужчина уже заставал такое поведение с её стороны, и ему оставалось лишь ждать, когда её отпустит, и она сможет ему всё высказать.

Через несколько дней она пришла полностью обновлённой из леса. Клевера за плечами не было. Все листы собрались ею и сложились в почтовый конверт. Конверт этот она пустила туда же вслед за оригинальной историей. Потерянный год не вернёшь, – решила она. – Да и зачем? Вдруг он опять кому-нибудь понадобится, мне же он уже помог и большего не сделает.

Клевер не понимал значение слова «сожаление», в то время как Марго испытывала его, глядя на пропавший год. Герой её книги вынес из этого года только нужное и необходимое. Он не успел, до того как оказался выброшенным, объяснить ей возможность того, что произойдёт. И откуда он мог знать? И поверила бы она ему? Теперь-то, конечно, любой бы утверждал, что обязательно поверил, случись это с ним. И теперь этот любой не понимал бы, почему другие, находясь ещё в начале предстоящего пути, не верят, также, как и он в своё время.

Так называемые взрослые всегда тыкают детей в то, что они ещё не доросли и не понимают того, что открывается только с годами. Дети же спрашивают: а что открывается? Просят, чтобы им объяснили, но взрослые только самоуверенно смеются. Они прекрасно помнят, как сами были в том возрасте, когда им говорили, что они ещё маленькие и с нетерпением ждали своего часа. Жалко, что данное время им далось не для того, чтобы открыть младшему поколению неизвестный и таинственный процесс развития, а на то, чтобы тыкать тех, что помладше, своими прожитыми годами, как поступали и с ними.

И хорошо бы было, если бы ребёнок, твёрдо решивший не продолжать замкнутый цикл глупой самоуверенности, ждал бы своего взросления. Он был бы точно уверен в том, что не повторит ошибок своих предков. Он собирал бы данные по постепенному процессу взросления и готовил бы целый доклад для очередного озадачившегося юнца. Чтобы можно было тому сказать своими, известными всем, простыми словами, что, да как, да для чего.

Но вот идут года, взрослеющий юнец понимает, что его в своё время тыкали в так называемое незнание, его унижали за неизвестную глупость, а он своими усилиями собирается закончить этот круг. Над кем-то когда-то издевались, и тот равносильно издевался над ним. Но он никогда не сможет восстановить справедливость, он собирается её ещё больше уменьшить. Чтобы ему за все выношенные насмешки пришлось не восполниться, а затратиться на кого-то, кто ему совершенно ничего не сделал.

И, подобно маленькому, обиженному младенцу, новый взрослый забывает всё своё стремление и отвечает заезженной фразой: ты просто маленький ещё и не понимаешь.

Тем не менее этот взрослый знает способ, какими словами себе же молодому возможно было объяснить то, что никто никогда не говорил. Если бы была возможность вернуться в прошлое и обратиться к себе, то он бы научил себя и не переживал все годы с подсознательной злопамятностью. Но как это сделать? В этом есть и доля интереса, и избавление нас от скуки или подчинения – незнание будущего. А регулярное и постоянное изменение прошлого под необходимое нам настоящее со временем надоело бы. Не будь оно столь сложно и полностью невозможно. Но вот если не полностью…

Перед вами книга. Эта книга, которую вы сейчас читаете. Судя по объёму, вы понимаете, что это ещё не её конец. Всё же конец есть. Может, не повествовательный, так как вы не дочитали её ещё, но точно фактический конец листов. Уже можно по объёму примерно предположить, сколько их осталось или высчитать по последнему. Также нам неизвестно, прочтёте вы её до конца или остановитесь, но точно мы знаем, что пока не остановились. Быть может, и начали только с этих строк, но это не столь важно. Важно то, в какое время, из прожитого нами, мы вернёмся. Первая проблема заключается в том, что мы не можем вернуться дальше осознанного. То есть, максимальное расстояние, на которое мы можем переместиться назад, это то время, с которого мы научились перемещаться назад. И момент нахождения в том времени, из которого мы перемещаемся в то время, куда мы перемещаемся, едины. Сейчас постараюсь объяснить.

Попробуем с вами переместиться в этот абзац (допустим, первый), но перемещаться в него мы будем из послеследующего (третьего), серединный обойдём. Сейчас: внимание! Буду стараться описывать всё максимально подробно. Для этого нам нужно в данный момент, пока ещё будучи в этом абзаце, точно знать, что мы в следующем захотим сюда вернуться. Не просто так, а по какой-то причине (допустим, неверно выбранного пути). И не просто глазами вернуться, а именно во времени, когда мы читали его в первый раз. То есть в то время, что происходит сейчас. Возвращение откроет нам новые возможности. Так как мы уже будем знать, что произошло на несколько строк ниже, то можем их не перечитывать, а использовать полученное дополнительное время на другие цели. Например: не поступить так, как поступили на один абзац ранее. Допустим, я, предполагая, что, выпрыгнув сейчас из окна, буду жалеть о своём поступке, сейчас не делаю этого. То есть я возвращаюсь из такого неблагоприятного мне будущего в прошлое, где выбор ещё не совершён и продолжаю печатать главу. И только вы, пока ещё находитесь в этом абзаце, можете изменить следующее будущее. Можете не читать, разорвать книгу или всё что угодно, но пока вы ещё тут.

Оп! Вы уже не там, а в новом тут. Всё в ваших руках, пока вы не сделаете выбор. Как только вы на что-то решитесь, вы сразу встанете на один из возможных путей. Невозможно не совершать выбор, так как не совершение – тоже один из выборов. Что-то всё равно обязательно произойдёт. А пока выбор не сделан, вы стоите на развилке. Вы можете осмотреть все пути и выбрать наиболее вам подходящий. На исходе некоторых из путей вы поймёте, что совершили ошибку и лучше было бы выбрать другой. И вступив на такой путь, обратного пути не будет. Но пока вы были там (в предыдущем абзаце), пока ещё не перешли на этот, вы как бы вернулись из неприятного вам будущего, а эта информация позволяла вам тогда находиться в прошлом до наступления выбранного вами пути.

Но насколько бы мы подробно заранее не предполагали возможные исходы, думаю, тяжело было представить, что тут будет описана расплескавшаяся кошка, поделённая на проксиму ускоряющегося Евгения. Тем не менее и это могло быть. Именно открытая возможность и иллюзия права собственного выбора дали нам шанс вернуться в прошлое и изменить будущее. Не знаю, что вы сделали, закрыли страницу, станцевали макарену или перестали жевать муху, но всё это является результатом повлиявшей на вас причины. Именно сложившиеся обстоятельства сформировали вас таким образом, что вы сделали то, что сделали. И только они позволяют вам продолжать делать.

Теперь можно лечь на течение и, не задумываясь, плыть по нему, как толстеющий зритель в кинотеатре, а можно взять дело в свои руки и совершать только те поступки, которые никогда не заставят вас пожалеть о совершённом выборе. Мы бы исправляли прошлое только так, как нам это нужно, значит, любое сожаление – это результат произошедшего не по нашей воли. Если мы хотим, чтобы в прошлом что-то не свершалось, значит, мы признаём наличие поводыря, а себя – марионеткой. Признавание – это, конечно, начало изменения, если только такое намечается.

Маргарита не желала закрывать глаза на то, кем она была, пока жила над этим магазином. Наоборот, она хотела помнить, чтобы эта игла не давала ей повода расслабиться, чтобы не забывала и не повторяла своих ошибок. Для этого приходилось постоянно следить за собой: что она говорит, зачем. Почему одна реакция возникла в её теле, почему что-то другое не появилось так, как появлялось в прежние моменты. Отчёты о проделанной работе над собой девочка стала регулярно отправлять Клеверу на подножье обрыва. К тому времени сухие ветки уже озеленились и стали скрывать разбросанные конверты. Может, их влага разъест, может, муравьи, ну хотя бы на что-то они сгодятся.

Девочка писала про события, окружающие её, про людей, которых видит, про Артёма, который с каждым днём поникает от укрепляющегося в ней образа жизни. Сначала было Маргарите очень тяжело, и во всём настрое её чувствовалась какая-то грубость. Она же, со своей стороны, просто озадачивалась вопросами и перестала делать не понятные ей вещи. Поддержание разговора с условными друзьями исчерпывалось сразу, как разрешались никогда её не интересующие темы. Людям совсем не нравилось, когда девочка категорично отзывалась о дорогом для них и близком. В свою очередь, они всегда просили говорить то, что человек думает, и не могли выносить ложь. И Марго приходилось говорить правду, которая оборачивалась против неё самой.