Текст книги "Загадка о двух ферзях"

Хозяйка квартиры куда-то сходила и принесла вещи, которые должны были сделать Лизу похожей на настоящую фрау. Надев аккуратное бордовое платье с высоким воротником с перламутровыми пуговичками, кружевной белый фартук и расшитый искусственным жемчугом чепец, взяв в руки серебряный лорнет на длинной ручке и корзину для похода в прачечную, Лиза и в самом деле почувствовала себя чистоплотной и хозяйственной Гретхен. Под белье на дно корзины Дора и Андрей аккуратно уложили бомбы – «македонки». Они несколько раз повторили своей неожиданной помощнице, чтобы она была максимально аккуратна со своим тайным грузом.

Прежде всего Лизе обязательно нужно было попасть на барскую лестницу, не замеченной жандармами. Парадной лестницей пользовались только те, кто жил в элитных квартирах на первых трех этажах доходного дома.

Лиза быстро преодолела два пролета вниз по крутой лестнице, устланной затасканными половиками, и оказалась на широкой площадке. Дора рассказала, что где-то здесь есть небольшой служебный коридор, которым пользуется обслуга дома – истопники и водопроводчики. Следуя этим коридором, можно было попасть в привилегированную часть дома, где арендовали «барские» квартиры представители аристократического крупного чиновного дворянства, банкиры и промышленники, светила медицины и адвокатуры, модные литераторы и художники.

Однако оказалось, что найти неприметную дверь, открывающую путь в тайный коридор между мирами, не так-то просто. В отличие от богатой части дома, здесь не было света. В полумраке Лиза металась во все стороны, но никак не могла найти нужного входа. Она почувствовала себя мышью в мышеловке. В нос бил кислый, спертый воздух. Здесь пахло прогнившим деревом, детскими пеленками, жареной картошкой и щами. Откуда-то неслись бешеные звуки рояльных экзерсисов, их то и дело заглушал хохот гуляющей компании. Где-то надоедливо пиликала скрипка, а из одной полуотворенной двери сиплый голос упорно звал какого-то Федора.

Между тем времени почти не оставалось. Лиза подошла к небольшому оконцу, из которого виден был грязный двор. Там на дне «колодца» собралось человек пятнадцать. Среди них Лиза увидела людей в ненавистной синей форме и полицейских с шашками на боку. Но вот часть группы двинулась к подъезду. Внизу хлопнула дверь, загрохотали по лестнице сапоги, послышались отрывистые команды. Кусая губы, чувствуя, как вскипают в глазах слезы отчаяния, Лиза вжалась в стену. И без того тяжелая корзина вдруг показалась ей смертельным свинцовым грузом, тянущим ее на дно.

«А если попробовать затаиться в глубине темного коридора, – мелькнула мысль, – то, может, меня не заметят и пройдут мимо?» Но интуиция подсказала девушке, что направляющиеся сюда охотники обязательно осмотрят все.

И тут на лестнице появилась неряшливо одетая горничная с кипящим самоваром в руках. Лизе показалось, что сейчас эта женщина выдаст ее приближающимся жандармам. Девушка вся сжалась в ожидании неизбежного разоблачения и того, что должно за этим последовать. Дора честно предупредила добровольную помощницу, что ее могут раздеть донага для обыска и даже избить.

Горничная с любопытством оглядела Лизу.

– Ну что, заблудилась, подружка? – вдруг беззлобно усмехнулась она. – И как только тебя занесло в наши края? Ладно, пойдем провожу.

Поставив самовар прямо на грязный пол, горничная повела Лизу по коридору. По дороге простодушная проводница без умолку пересказывала «немке» местные новости. Они остановилась возле небольшой двери. Местная обитательница толкнула ее, дверь бесшумно отворилась.

– Ну, ступай в свои хоромы, фройлян. Может, как-нибудь тоже зайду к тебе. Страсть как хочется посмотреть, как миллионщики и профессора разные живут. Говорят, у вас там фонтаны на этажах и электричество. – Пышнотелая баба подбоченилась и шутливо «бортанула» крутым бедром худосочную «немку». – А, подружка? Покажешь мне свой рай? А я тебе веселого дружка найду. А то небось помираешь с тоски со своими-то шибко культурными.

Лиза осторожно пошла вниз по парадной лестнице. Перегнувшись через мраморные перила, она увидела, что из парадного, переговорив со швейцаром, ей навстречу поднимаются двое мужчин, тоже похожие на врагов.

Внезапно в голову начинающей подпольщице пришла отличная идея. Девушка вернулась на площадку третьего этажа и вызвала лифт. Из плавно опускающейся кабинки Лиза увидела двоих в штатском – они скользнули по ней равнодушными взглядами и отвернулись. «Сработало!» – обрадовалась Лиза.

Вся прилегающая к дому улица была полна полицейских и мужчин в штатском. Но никто из них не остановил иностранную прислугу, горделиво шествующую мимо. Лишь один невысокий носатый тип в мятом костюме учтиво приподнял котелок и игриво подмигнул «немке», но та в ответ обдала его ледяным презрением.

Лиза осталась жить у Доры. Они быстро стали подругами. Студентка химического факультета Дора была заметной фигурой в революционном террористическом движении. Недавно партия поручила ей организовать лабораторию по изготовлению боевой взрывчатки. В помощь себе Дора взяла Лизу.

Дора всегда с восхищением говорила Лизе о мужчине, который принес к ней домой бомбы.

Его революционной клички Лиза пока не знала. Но Дора говорила, что это удивительный человек – бесстрашный, как гладиатор, чрезвычайно умный, благородный:

– Он настоящий народный вождь, как Робеспьер или Марат! Уверена, что если бы эти великие народные трибуны не жили в то время, мы не знали бы Великой французской революции. Нам повезло, что у нас теперь есть такой человек. Благодаря его кипучей энергии во многом держится наше дело. Он мотор борьбы!

Дора сама была удивительным бурлящим потоком. Единственная дочь крупного чиновника, она в университете увлеклась левыми идеями и почти сразу решительно порвала с прежним миром. Представительница старинного дворянского рода, чей далекий предок был одним из ближайших соратников Петра I, пришла в политику в поисках настоящего смысла жизни, возможностей для личностного роста. Ее всегда угнетала перспектива спокойной, размеренной жизни, которая была уготована ей по рождении.

Родители Доры были людьми умеренно передовых взглядов. Благодаря их поддержке девушка смогла поступить в университет и стать единственной студенткой на курсе этого мужского заповедника. Но в целом положение женщины, даже дворянки, в России было более чем плачевным. Фактически она была закована в кандалы ханжеской морали, строгих религиозных догм. С точки зрения общества ей отводилась роль хорошей матери и примерной жены, и только. По мнению Доры, это было прокрустово ложе. Но друзья-марксисты указали девушке иной путь.

Очень быстро революция стала ее наркотиком. Дора превратилась в фанатика революции, готового пожертвовать всем ради идеи. Она покинула мужа, отказалась от возможности иметь ребенка.

Впрочем, помимо духовных наркотиков эта женщина потребляла и химические вещества, стимулирующие работоспособность. Дора была морфинисткой. Она пристрастилась к наркотикам в Лондоне. Там приходилось много работать: утром она посещала лекции в летней партийной школе, вечером руководила работами в небольшой химической лаборатории, изготавливающей бомбы для действующих на родине боевых групп. Владеющая четырьмя иностранными языками и серьезными познаниями в области химии, Дора считалась ценным партийным кадром. Ее постоянно перебрасывали из одной европейской страны в другую для организации новых лабораторий.

В первый раз Дору арестовали, когда она уступила просьбам матери и приехала на недельку в родительское имение. Но как оказалось, охранка давно держала ее на прицеле и только и ждала, когда опасная преступница пересечет границу империи. Как только это случилось, Дору арестовали, заключили в Выборгскую женскую тюрьму, затем судили и приговорили к каторжным работам. На нерчинской каторге Дора едва не погибла.

Однако прошло всего три года, и она вырвалась из каторжного ада за границу, а потом вернулась в Россию. У этой женщины отсутствовал инстинкт самосохранения – ведь она согласилась без колебаний, когда партийное руководство попросило ее организовать производство боевых зарядов прямо на месте, в Петербурге.

Подпольщики сняли меблированную комнату под лабораторию. Им в помощь прислали квалифицированного специалиста с характерным псевдонимом Механик. Это был рано полысевший мужчина неряшливого вида, совсем невзрачный. К своей внешности он относился наплевательски: откровенно пренебрегал личной гигиеной и редко менял одежду.

Кроме того, Механик нюхал табак. Делал он это так: насыпал на тыльную сторону кисти между большим и указательным пальцами дорожку пахучей смеси и начинал втягивать ее в нос. Или же просто набивал табаку в ноздри. Потом с удовольствием чихал. Обычно после таких «перекуров» на его носу, на волосках, торчащих из ноздрей, на усах, на одежде оставались остатки коричневого порошка. Выглядело это крайне неприятно.

Нечистоплотность и общая неухоженность Механика могла бы вызвать отвращение у женщин, вынужденных жить с ним под одной крышей, но этот неряха был необыкновенно талантлив в работе с механизмами. Он постоянно совершенствовал бомбы, изобретал новые виды: магнитные, с электрическим детонатором. Механик даже предложил гранату, начиненную веществом, при контакте с воздухом преобразующимся в облако ядовитого газа. Впрочем, идея была отвергнута руководительницей лаборатории: слишком высоким был риск навредить случайным прохожим. Тем не менее Дора очень высоко оценивала талант своего сотрудника.

– Вот увидишь, – говорила она Лизе, – вскоре он непременно изобретет какое-нибудь хитроумное приспособление, чтобы разом стряхнуть с русской земли царя – кровопийцу и всех его ближайших сановников.

– Что же может быть опасней этих штук? – недоумевала Лиза, кивая на изготовленные ими «адские машинки».

Лицо Доры приобретало мечтательное выражение:

– Например, бомба чудовищной разрушительной мощи величиною с грецкий орех, которую можно будет незаметно спрятать в царском поезде. Нашему гению все по плечу! Он может построить летательную машину и с воздуха разбомбить Зимний дворец.

Лиза видела, что ее подруга сгорает от жара революционной борьбы. Для Доры справедливое общество, ради которого она и ее соратники ежедневно рисковали головой, не было чем-то абстрактным. Она поездила по миру и могла на конкретных примерах рассказать, как должна быть устроена жизнь в новой России, освобожденной от оков самодержавия. По словам Доры, в будущем все будут равны перед судом, в стране не останется безработных и нищих. Важнейшие государственные вопросы будет решать не кучка царедворцев, узурпировавших власть, а депутаты народного парламента, избранные от всех слоев населения. А освобожденные женщины наконец получат те же права, что и мужчины.

Постепенно Лиза заражалась новой религией. «Ради такой цели и в самом деле можно пострадать, – думала она, слушая проповедницу прежде неведомой ей веры. – Страдали же апостолы Христа, неся людям знание, полученное от Спасителя». От новых идей и открытий у Лизы временами захватывало дух. Ей открылся целый мир совершенно новых, возбуждающий разум понятий: «коммунистический манифест», «социальная революция», «профсоюзы»… Оказалось, что смысл жизни может заключаться не в устроении личного мещанского счастья. Дора показала юной подруге, какое это наслаждение – служить великой цели, строить лучший мир для русского народа или даже для всего человечества.

Естественно, разговаривали в основном о политике. Удивительно, но при всем своем максимализме и ненависти к существующему строю Дора была готова к диспутам. Механик, хоть и давно работал на революцию, тем не менее иногда позволял себе скептически высказываться об остальных.

– Помилуйте, родная вы моя, – говорил он, подслеповато щурясь из-за толстых стекол очков. – Неужели вы действительно верите в то, что кучке фанатиков под силу перекроить людскую природу? Человек устроен, как любая машина. А машина делает только то, для чего она предназначена. Так же и мы с вами созданы, чтобы есть, пить, размножаться. Людям свойствен биологический эгоизм. А вы пытаетесь искусственно вывести из общественного животного нечто декоративно – альтруистическое. Помилуйте, голубушка! У вас ничего не получится!

– Значит, вы не согласны, что русский человек по своей природе бессребреник и что ему свойственны поиски справедливости? – возмущалась Дора, желая уличить собеседника в страшной крамоле. – Вы же сами попали на каторгу, когда ходили в народ по заданию партии[40]40
  «Хождение в народ» – массовое движение радикально настроенной молодежи. Под влиянием идей Бакунина преимущественно студенты под видом странствующих ремесленников и богомольцев ходили по деревням и подстрекали крестьян к бунту против царя и помещиков и установлению общинного социализма.


[Закрыть].

– Дурак был, – пожимал костистыми узкими плечами механик. – Меня повязали и выдали полиции именно те, кого я пытался осчастливить своими проповедями. Вместо того чтобы университет кончить, лучшие годы в Зерентуйской каторжной тюрьме да на руднике провел. Наша сельская община – это средневековый пережиток, а не база для построения коммун нового типа, как полагали господа Герцен и Чернышевский и те наивные идеалисты вроде меня, что отправлялись в народ агитировать мужичков строить деревенский социализм. Нарежьте бедноте солидных кусков землицы, дайте денег на закупку необходимого инвентаря, скота, и они завтра же хором запоют «Боже, царя храни!». Вот увидите, власти этим займутся и без нашего принуждения.

И практически в каждом споре Механик наступал на любимую мозоль воительницы за права угнетенных женщин.

– А уж ваше намерение избавить в будущем слабый пол от заботы о муже и детях, которых в будущем должно воспитывать государство, и вовсе утопично. Неужто вы и в самом деле полагаете, что большинство женщин денно и нощно мечтают отправить свои чада в детские трудовые колонии социалистического типа, чтобы заниматься государственными делами, наукой и, как вы выражаетесь, свободной любовью? Все это, извините, бред собачий!

– Отчего же вы до сих пор с нами? – едва сдерживая гнев, недоумевала Дора. – Шли бы к какому-нибудь промышленнику со своими талантами. Он бы вас озолотил.

– Скучно, – пожимал плечами Механик. – Да и не нужны у нас никому Кулибины да Черепановы. Я тут предложил одному промышленнику способ втрое увеличить добычу угля на его шахтах и при этом снизить риск для рабочих, ежедневно спускающихся в подземный забой. Так знаете, что он мне ответил? «А зачем? – говорит. – У нас людская жизнь – копейка. А внедрение новой техники обойдется во многие тысячи. Невыгодно! Если же мне какая-нибудь машина для дела понадобится, то я ее лучше в Англии или в Германии закажу. А то меня собственные акционеры без хлеба съедят, если узнают, что я их деньги на русское расходую». – Механик уныло махнул рукой. – Нет, для нормального дела я человек потерянный – с брачком. Тот, кто всерьез попробовал террора, с этой иглы уже не слезет. В нашей конторе все, что сделаю, сразу в дело употребится. Больше нигде не найти такого простора для творчества, как в терроре.

Впрочем, регулярные споры не мешали членам технической группы слаженно работать и производить достаточное количество бомб. Партийное руководство было очень довольно.

Даже то, что некоторые из новейших изделий лаборатории в ходе неудачного покушения на товарища министра путей сообщения попали в руки полиции, в конечном счете сыграло на руку подпольщикам. В газеты просочились сведения, что террористы начали применять против сановников сверхмощные мины, которые их создатели зачем-то помечают своим фирменным знаком качества – голубым ангелочком. Поднялась шумиха, у нескольких крупных чиновников сдали нервы. Перепуганные министры и генералы один за другим подавали в отставку и срочно уезжали за границу. Как выразился один из беглецов в приватной беседе, подробности которой тоже каким-то образом стали достоянием общественности и мгновенно превратились в популярный анекдот: «На этой должности я сделался настоящим параноиком! Даже в ночной горшок заглядываю, чтобы убедиться, что там не сидит заложенный этими негодяями голубой дьявол!»

Глава 19

Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Лиза стала работать с Дорой. Однажды в квартире, где они теперь жили, снова появился Андрей. Когда он пришел, Лиза стряпала обед. Выглянув из кухни, она увидела в прихожей какого-то человека в старом плаще, разбитых сапогах. На глаза его был нахлобучен картуз, а нижнюю часть лица скрывал обмотанный вокруг шеи шарф.

Заметив Лизу, незнакомец театральным жестом скинул с себя кепку и начал разматывать шарф. Андрей шутливо объявил, что жизнь представителя британской фирмы, торгующей велосипедами, ему осточертела, так что теперь он – чернорабочий с Сенного рынка.

– Шел вот сейчас сюда, – глядя смеющимися глазами на Лизу, рассказывал Андрей, – и вспоминал, как здорово вы нас в прошлый раз выручили, золотой вы мой человечек. И Дора в своих записках вас очень хвалит. Все думал, какой же подарок вам купить. Уж не сердитесь на меня за такой выбор. – И Андрей с шутливым поклоном подал Лизе коробку, в которой оказались изящные женские ботики.

Лиза всплеснула руками от восторга. Ее ботинки совсем износились. «И как только он догадался, что мне очень нужна новая обувь!» Девушка тут же примерила обновку – ботинки оказалась ей в самый раз. Видя ее реакцию, все засмеялись.

Доре Андрей тоже принес скромный подарок – дешевый перстень с изумрудным глазком. Оказывается, два дня назад у Доры был день рождения, но она никому об этом не сказала. По лицу женщины было видно, что она растрогана.

В юности Дора украшала себя уникальными драгоценностями из фамильной шкатулки. Много лет назад во время свадебного путешествия муж тоже покупал ей уникальные вещи в лучших ювелирных магазинах и антикварных салонах Рима и Лондона. Но даже принадлежавшие королевам сокровища не радовали Дору так, как это скромное колечко, которое она тут же надела на безымянный палец левой руки.

В тот вечер Лизе разрешили остаться и выслушать то, ради чего пришел эмиссар партии. Это означало, что ей доверяют.

Беседа шла за чаем. Говорил больше гость. Он объяснил, что с этого дня они работают сразу на несколько боевых групп. Цели были такими: новый шеф жандармов Дрентельн; прокурор окружного суда Суханов, виновный в вынесении нескольких серьезных обвинительных приговоров их товарищам; и еще трое крупных царских чиновников и военных, приговоренных к смерти революционным трибуналом.

– Две недели назад на совещании в Брюсселе я настоял на необходимости новой волны террора, – скользя внимательным взглядом по лицам собравшихся, рассказывал Андрей. – Пора показать этим сволочам нашу силу. В некоторых газетах о нас пишут, как о жалкой кучке экзальтированных интеллигентиков. Что ж, устроим нашим врагам настоящую народную расправу. Только вместо топоров нам нужны бомбы. Много бомб.

После визита Андрея персонал маленькой лаборатории перешел практически на круглосуточный режим работы. Постоянно приходили какие-то люди – доставляли расходные материалы, уносили готовые изделия. Неиспользованные бомбы нужно было обязательно разрядить, а затем снова зарядить перед новой попыткой покушения. Это была адская работа. От крайнего напряжения у Механика обострилась язвенная болезнь, и ему пришлось лечь в больницу. Теперь вся тяжесть работы легла на хрупкие женские плечи.

Несколько раз в день Дора минут на десять запиралась в ванной. Выходила она из нее полная энергии, с расширенными зрачками, неестественно веселая, разговорчивая. В таком состоянии эйфории Дора могла без отдыха и пищи работать десять-двенадцать часов. Однако потом она обессилевала. Тридцатишестилетняя женщина вмиг превращалась в старуху. В таком состоянии ей в сотни раз сложнее было работать с вредными химическими препаратами.

Даже у Лизы запах динамита вызывал сильную головную боль и приступы дурноты. Несколько раз она чуть не падала в обморок прямо за верстаком. Руководительница запретила ей работать с запалами, где требовалась особая выдержка и аккуратность. Себе же она никаких поблажек не давала.

Когда Доре становилось совсем худо, она ложилась на расстеленный на полу возле рабочего места матрац и минут десять – пятнадцать лежала на нем с закрытыми глазами. Потом снова принималась за работу. Здесь же стояло ведро на случай внезапно открывшейся рвоты или горлового кровотечения.

Однажды Лиза боковым зрением заметила, как напарница вдруг покачнулась и начала медленно падать навзничь. В этот момент Дора как раз работала с детонатором. Лиза едва успела подхватить подругу на руки. На ее страшно бледном лице двумя ниточками выделялись ручейки крови, которая была почему-то не красной, а почти черной.

– Тебе необходимо отдохнуть! – воскликнула Лиза. – Хотя бы полчаса.

– Не говори ерунду, – с ласковым ответила профессиональная революционерка. – Ты же сама знаешь, что всего через час за этими снарядами придут.

– Но это же настоящая каторга! – воскликнула Лиза. – Ты убиваешь себя!

Дора как-то странно посмотрела на нее, но ничего не ответила. Они продолжили работу. Только когда срочное дело была выполнено и готовые бомбы забрал курьер, Дора продолжила разговор:

– Если ты считаешь, что попала на каторгу, то лучше уходи. Подпольная работа – это действительно адский, опасный труд. И наградой за него может быть петля или медленная смерть в каторжной тюрьме. Три дня назад одного из наших разорвало собственной же бомбой. Полицейские не смогли его опознать и выставили заспиртованную голову в банке на всеобщее обозрение. Вот что нас ждет. И тем не менее я не на что не поменяю свою судьбу, ибо точно знаю, ради чего могу умереть в любую минуту. Если же твоя вера еще недостаточно крепка – уходи, пока не поздно. Ты молода, красива и еще найдешь свое счастье.

Через три дня произошло несчастье: при покушении на шефа жандармов от взрыва брошенной бомбы пострадали несколько прохожих. Погиб мальчишка-газетчик, оторвало ноги какому-то старику. Дора очень тяжело восприняла эту новость и вообще перестала спать. Ее душевные муки были столь сильны, что Лиза стала всерьез опасаться за душевное здоровье подруги. Иногда Лиза замечала, что Дора, устремив остекленевший взгляд в пустоту, тихо обращается к кому-то невидимому с вопросами или молит о прощении. Но самое страшное, что подпольщица стала пренебрегать собственной безопасностью и конспирацией. Видимо, подсознательно она решила наказать себя за страшный грех. При выполнении особенно опасной работы Дора стала отсылать помощницу из комнаты, не слушая ее протестов. Лиза понимала, что подруга хочет уберечь ее от несчастья…

Стекла вылетели из всех окон четырехэтажного дома, в котором взорвалась бомба. Сильно пахло гарью. На мостовой валялись какие-то доски, куски мебели, выброшенные из квартиры, где произошел взрыв. Но Эристова пока это не интересовало. Он равнодушно переступал через обломки. Всю дорогу сюда начальник рассказывал новому сотруднику о правилах слежки. Выйдя из пролетки, мастер продолжал наставлять ученика:

– Когда ведете скрытое наблюдение, нельзя подолгу задерживать взгляд на чем-то одном. Избегайте смотреть прямо в глаза тому, за кем приглядываете. Если он опытный конспиратор, то сразу вас раскусит. Это на барышень можно глазеть сколько душе угодно. Им такое внимание очень даже нравится. А наши клиенты очень не любят, когда ими интересуются.

Серж-Анри делал вид, что слушает, а сам впился взглядом в черный пролом на уровне второго этажа, из которого еще вился черный дымок. Именно там и рвануло. Молодой человек был так погружен в свои мысли, что машинально кивнул на очередной вопрос командира. И тут же услышал насмешливое:

– Как! Неужели вы и в самом деле считаете, что клоунский колпак – лучшее прикрытие для филера?

Словно застигнутый врасплох гимназист, Серж уставился на учителя, пытаясь быстро сориентироваться в происходящем.

– Ну-с, – подобрался Эристов. – У вас только тридцать секунд на то, чтобы выпутаться из передряги. Если не ответите, я буду считать вас провалившим задание.

– Я прикинусь извозчиком. – Серж выпалил первое, что пришло ему в голову.

– А где же, позвольте узнать, ваша лошадь? – хмыкнул учитель и пообещал: – Еще пятнадцать секунд, и я на неделю отстраню вас от работы.

– Притворюсь дворником.

– У вас осталось только десять секунд. Имейте в виду: мое доверие трудно завоевать, но очень легко потерять. Хотите, чтобы я на полгода забыл о вашем существовании? Итак, у вас осталась всего одна попытка.

– Пьяный приказчик! – воскликнул Серж, и это прозвучало, как знаменитое: «Эврика!»

– Ну конечно! – поощрительно кивнул Эристов.

Лицо его вдруг поехало куда-то вбок, вся фигура мгновенно сделалась разболтанной. Казалось, его прямо на глазах развинтили.

– Эй, морда, пшел с дороги! – вдруг по-кабацки заорал он в спину одному из зевак, стоящему к ним спиной. – Не вишь – я иду!

Мужик тут же опасливо посторонился и изумленно закрутил головой в поисках горластого пьяницы. Его испуганный взгляд скользнул мимо прилично одетых господ.

– Но тут важно не переборщить, – пояснил Эристов, – а то привяжется городовой и сорвет вам все дело.

Серж уважительно покачал головой:

– Ловко.

– И у вас получится, – обнадежил его Арнольд Михайлович. – Интересуйтесь людьми, наблюдайте за ними, примеряйте понравившиеся типажи.

Тут к Эристову подошел участковый пристав. В руках он нес окровавленный сверток с частью женской руки.

– В сквере нашли, – доложил начальству полицейский. – Почитай, в квартале отсюда.

На одном из обугленных пальцев оторванной взрывом кисти был дешевый перстенек с зеленым камешком. Полицейский стал рассказывать, что женщину, которая, по-видимому, работала над изготовлением бомбы, разметало по всему кварталу. А вот вторая обитательница злополучной квартиры каким-то чудом выжила. Она была контужена и завалена щебнем, обломками рухнувшей межкомнатной перегородки и мебели. Также пострадали еще шестеро жильцов дома. Кроме того, куском стены тяжело покалечило молодую женщину, проходившую по улице в момент взрыва.

Юную террористку, раненых соседей и случайную прохожую увезли в больницу на карете «скорой помощи» еще до прибытия полиции.

– Я уже нашел владельца дома, – обстоятельно рассказывал участковый пристав. – Сам он в лицо многих жильцов не знает. Но у него имеется управляющая, старуха шестидесяти лет, которая ведет дела с квартирантами. Она сумеет опознать преступницу. Дворника и швейцара тоже опросил. Прикажете выслать в больницу наряд и препроводить ее в тюремную часть?

Пока они разговаривали, полиция начала оцеплять место происшествия. В нескольких шагах от начальства городовой размахивал руками и беспрестанно дул в свисток, боясь случайно выбраниться. Вскоре у дома не осталось посторонних.

– Послушайте, Егор Филлипович, – вдруг обратился Эристов к полицейскому начальнику, – а давайте поручим это дело моему молодому коллеге. Юноша рвется в бой. Дадим ему возможность отличиться. Вы не возражаете?

Пожилой полицейский добродушно улыбнулся в усы:

– Пускай едет. Я ему двух городовых дам.

Итак, Серж ехал арестовывать опасную террористку. На всякий случай в кармане его брюк лежал браунинг, заряженный восемью боевыми патронами.

По словам управляющей, девушке – террористке на вид было не больше двадцати лет. И судя по всему, она уже являлась закоренелой преступницей, убившей и покалечившей многих.

В приемном покое казенной больницы Сержа встретил молодой доктор. Чуть усталый взгляд его скользнул по визитеру, когда тот рассказывал о цели своего приезда.

– Хорошо, пойдемте, – кивнул он и строго предупредил: – Только вы один. Остальные пусть здесь ожидают. У нас тут не постоялый двор, а больница.

Серж решил пока не спорить с сердитым доктором. В конце концов, ему важно было оценить обстановку, а уж потом опознавать и задерживать преступницу.

Дежурный врач повел полицейского длинными гулкими коридорами – показать труп случайной прохожей. Оказалось, что полиция получила ошибочные сведения: несчастная была не ранена, а убита.

У Сержа похолодело в груди, когда они вошли в холодный подвал мертвецкой. Здесь было темно. От тяжелого запаха тухлого мяса юношу замутило. Серж вытащил из кармана платок и задышал в него. Местный служитель светил визитерам керосиновой лампой. Пятно света неторопливо скользило по синюшным лицам покойников. Здесь было много неопознанных трупов. Некоторые представляли собой просто жуткое зрелище. Серж старался не смотреть на них. А служитель, который, видимо, соскучился по общению, обстоятельно рассказывал историю каждого мертвеца.

Наконец они подошли к останкам несчастной, которую доставили сегодня с места взрыва. Ее труп был сильно обезображен. Серж осмотрел одежду погибшей. Никаких документов при ней не оказалось.

– Опознать будет сложно, – со знанием дела прокомментировал служитель морга. – Наверное, из деревни на заработки приехала, раба Божья. Пачпорт, скорей всего, у хозяйки остался. Да только где ж ее теперь сыщешь.

– Ничего, установим, – веско пообещал Серж, хотя в душе сам не слишком верил, что в огромном Петербурге можно быстро выяснить личность погибшей беспаспортной крестьянки. Даже если хозяева, к которым она нанялась, быстро обратятся в полицию, пройдут недели, прежде чем все выяснится. Да и то не факт. Впрочем, это уже не его забота. Теперь он должен заняться уцелевшей террористкой.

Из мертвецкой Серж поднялся в палату, где лежала вторая молодая женщина. Именно в ней ожидающая внизу управляющая домом должна была опознать выжившую террористку. Во всяком случае, Карпович очень на это надеялся.

– Скорее всего, у нее сотрясение мозга и внутренние переломы костей, – объяснял врач по дороге. – Мы также подозреваем повреждение органов живота.

Возможен разрыв селезенки. Сейчас ее готовят к операции. Поэтому у вас есть только пять минут на общение с больной.

Серж объяснил:

– Если выяснится, что это опасная преступница, я должен буду перевезти ее в тюремную больницу.

– Об этом не может быть и речи, – ответил врач и неприязненно покосился на идущего рядом полицейского. – Неужели вы не понимаете, что больную нельзя трогать без крайней нужды?

Серж хотел сказать что-то вроде: «Напрасно вы считаете меня бездушным служакой», но передумал. Эристов не раз предупреждал новичка, что ему придется сталкиваться с откровенно враждебным отношением интеллигентов. «В обществе нас многие не любят. Теперь в моде Нечаевы и Засулич[41]41
  Сергей Нечаев – русский нигилист и революционер, автор «Катехизиса революционера», лидер террористической группы «Народная расправа». Вера Засулич – народница, террористка, пытавшаяся убить петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова.


[Закрыть]. А мы для них – царские ищейки».

– Пять минут, – напомнил сыщику доктор, когда они остановились возле стеклянных дверей.

В палату они зашли вместе. И Серж остолбенел: на кровати с забинтованной головой лежала Лиза, его любимая родная Лиза, которую он уже не чаял отыскать!

Глаза девушки были закрыты, но веки подрагивали. Иногда она постанывала и беспокойно крутила головой на подушке.