Текст книги "Неистовый Евпатий"

– Ну что же! Поведай, раз говоришь во благо! – произнес Евпатий недоверчиво.

– В монастыре я была, богу молила, чтобы наделил он нас с тобой детками!

– Что за монастырь такой?

– В Ольгове, что князь наш недавно выстроил! Я тебе про него сказывала, да видно не придал ты тогда значения этому.

– Эка тебя занесла нелегка! Что же тебе в Рязани места мало?

– Не понять тебе, мой милый!

– Вот как! Ну что же, хорошо, будем надеяться, ваш бог тебя услышит!

– Не наш Евпатий, бог общий, и святой отец сказал, если бы ты был христианином… – Евдокия вдруг осеклась.

– Что?! – вспыхнул Евпатий, услышав последние слова супруги. – Святой отец! Ты на исповеди была? Значит скоро молва понесет, что у рязанского воеводы не может быть детей, из-за того, что я…!

– Верь мне! Никто кроме отца Порфирия. – Евдокия пыталась успокоить мужа.

– Верить! Я уже раз тебе поверил, а ты обманула меня.

– Нет не обманывала я, Богом клянусь. И если бы ты верил в Бога, то и мне бы поверил.

– Замолчи! Замолчи, несчастная! – Евпатий в сердцах ударил кулаком по столу, за которым сидел, да так, что разломился тот надвое. Евдокия в страхе отскочила и прижалась к стене. Впервые она видела супруга в гневе. Страх, застывший в глазах супруги, которая была готова убежать из дому, охладили пыл богатыря, и он опустился на скамью, обхватив голову руками.

Жалко ей стало мужа. Подошла Евдокия к нему тихонько, и с опаской коснулась пальцами его русых, густых волос. Никак не отреагировал Евпатий, даже головы не поднял. – Не сердись, милый! – Евдокия лаской пыталась растопить сердце богатыря, и загладить вину свою. Окаменело сердце Евпатия. Молча встал он, отстранил припавшую к его груди супругу и вышел из дому, оставив Евдокию одну.

– Прости меня, родной мой! – прошептала она, сникнув на лавку. Лишь заслышав во дворе шум, она встрепенулась и подалась к окну, увидев, как супруг сел на коня и ускакал в неизвестном направлении…

Меж тем, рассказ Евдокии святому отцу, о ее семейных бедах, глубоко запал в душу старого монаха. Порфирий уже давно слыл поборником христианства и ярым противником язычества на Руси. Еще служа в Царьграде, он неоднократно сталкивался с подобными случаями безбожничества, когда его во главе миссионерского отряда отправляли в отдаленные уголки империи, где царило инакомыслие. На первый взгляд мирная миссия священников, в большинстве случаев оканчивалась кровопролитием, с нежелающими принимать христианство аборигенами или отступниками. В 1204 году, когда на его родной земле образовалась латинская империя, созданная неугомонными рыцарями крестоносцами – посланниками Папы римского, Порфирий вынужден был бежать на Русь. На первое время, обосновавшись в Киеве, он пытался приобщиться к местным порядкам, которые были заведены его земляком Митрополитом Матфеем. Но не желая оставаться в тени своего влиятельного собрата по вере, Порфирий покидает Киев и отправляется вглубь страны, в поисках места, где смогли бы по достоинству оценить его знания, и где бы он сумел добиться почета и уважения. Этим местом, стало рязанское княжество, где к началу 13 века, половина жителей еще исповедовало язычество. Именно здесь Порфирий основал свою обитель, которая со временем разрослась до монастыря с приходами. Произошло это, благодаря успешному влиянию, которое святой отец сумел оказать на князя Ингваря, убедив того, что все его победы над врагами, как внешними, так и внутренними, это божий промысел. Глубоко верующий князь, решил вознаградить старца, и во славу Господа, выстроил в пятидесяти верстах к северо-западу от столицы Ольгов монастырь. Приблизившись к семидесяти годам, Порфирий стал еще ревностнее относиться к святой вере, и любое отступление от нее, считал личным оскорблением. С рождения наделенный крепким здоровьем и неутомимой энергией, старец ежегодно объезжал все уголки княжества, совершая молитвы и посвящая жителей в христианскую веру.

Вспышки ярости, захлестнувшие его во время разговора с Евдокией, были прямым доказательствам того, что монах не мог примириться с тем, что в ближайшем окружении князя, присутствуют безбожники. Более того, главарь этих безбожников командует княжеским войском, что вдвойне недопустимо. Ревность к славе Евпатия и его народной любви была непонятна Порфирию, хотя он хорошо знал Евпатия с детства, на протяжении нескольких лет являясь его учителем. Но тогда он только начинал свою деятельность на рязанской земле и не мог влиять на окружение князя Романа, зная его близкие связи с семьей Коловратов. Теперь же по истечении почти двух десятков лет, когда монах снова услышал это имя, он разразился безудержным гневом, выплеснув его на несчастную супругу Евпатия, обвинив ее чуть ли не в святотатстве за то, что та, имея греческие корни, вышла замуж за язычника.

Бедная Евдокия не знала, что ей делать. Она оказалась среди двух огней. С одной стороны – муж, который узнал о ее сговоре с церковью, а с другой святой отец, который давил на несчастную, и заставлял склонить непокорного воеводу к принятию христианства…

…После того как Евпатий ускакал, от отчаяния Евдокия зарыдала в голос, проклиная себя за свершенный поступок.

…Прошло несколько дней, и в семье Коловратов все наладилось. Евпатий, выпустив пар, вернулся домой. Супруги занялись привычным делом, и больше не заговаривали на волнующие их темы. Стараясь казаться любящей и заботливой женой, Евдокия выполняла все капризы мужа, но и Евпатий, надо отдать ему должное, чувствуя внимание супруги, не выказывал своего недовольства, был сдержан, вежлив и внимателен.

Однажды, холодной осенней ночью, прижавшись к мужу, Евдокия шепнула ему на ухо:

– Все у нас будет хорошо! Верь мне! – впервые за последние дни, богатырь почувствовал, как нужна ему любовь супруги, и как мерзко он поступал, отстраняя от себя любящего человека. Крепко-крепко он прижал к себе ее хрупкое тело и почувствовал трепетное биение молодого сердечка.

На другой день в княжеском дворце, Евпатий сидел на военном собрании. Шло очередное обсуждение положения, сложившегося на дальних рубежах. Снова и снова приходили тревожный вести о приближении могучего врага. Уже стало точно известно происхождение неприятеля.

– Послы, прибывающие с побережья Хвалынского моря, сообщают, что варвары, те что нападают на мусульманские города, именуемые татарами, пришли из далеких земель, лежащих у восточного моря. – В палатах за длинными дубовыми столами, среди знатных рязанских людей послышался гомон. Слишком животрепещущие новости говорил Ингварь.

– Говорят, поганые шамаханское царство разграблению подвергли! – наперебой твердили бояре.

– Скоро к половецким землям выйдут!

Евпатий до этого молча слушавший боярские разговоры, наклонился к князю и что-то прошептал на ухо.

– Интересную вещь предлагает воевода! – сказал князь. – Среди нас, много знатных и влиятельных особ из рода Рюриковичей. Многие из вас поддерживают тесные связи с соседями. Не так ли?!

Заинтригованное боярство начало переглядываться и перешептываться.

– Объясни, князь!

– То, что вороги придут на Русь, уже нет никаких сомнений! Но мы не знаем, когда они достигнут наших рубежей. Ваша задача, скакать в приграничные княжества, и спросить у сведущего люда известий.

– В половецкую Русь скакать нужно, к черниговцам и переяславцам!

– Правильно мыслишь, Данила! – похвалил князь одного из бояр. К Юрию Кончаковичу! Он один из немногих влиятельных ханов, который сможет через своих людей разведать обстановку, и без утайки все сообщить.

Многолетние династические связи, которые имели русские князья с половецкими ханами, сблизили их. Отсюда, каждый ведал, что происходит у соседа в различных делах, в том числе и военных. Юрий Кончакович, Данила Кобякович, да и сам Котян Сутоевич, будучи тестем Галицкого князя Мстислава, замыкали тройку степных правителей, которых именовали князьями половецкой Руси. Объединив под своим началом Побужских Лукоморских и Шаруканских половцев, они были ближайшими соседями и родственниками русских князей.

– Поэтому, необходимо узнать, какие сведения доходят до наших соседей, и что они думают по этому поводу, какие меры…

Не успел князь закончить свою мысль, как двери в залу распахнулись, и на пороге появился старец Порфирий с послушниками. Окинув своим грозным взором присутствующих, он стукнул посохом об пол и произнес.

– Дозволь, князь, и мне свое слово сказать!

Ингварь очень удивился столь неожиданному появлению святого отца. Раньше старец никогда не появлялся на подобных советах, считая политические дела чуждыми его богоугодному делу. Судя по его наряду, в которое тот был облачен – праздничная, светлая риза, расшитая золотом, чувствовалось, что именно для встречи с князем старец и явился в столицу.

– Добро пожаловать, святой отец! Здесь вам всегда рады! – произнес князь.

– Рады, да не все! – фыркнул монах, и в его помутневших глазах блеснул злобный огонек, и пристальный взгляд тут же был обращен на Евпатия.

Богатырь так же сурово смотрел на Порфирия, и было видно, как заходили скулы на его мужественном лице. Пожирая друг друга взглядами, старый священник и молодой воевода, заставили всех присутствующих в этом зале обратить на себя внимание.

– Святой отец! У тебя что-то важное к нам? – произнес Ингварь, желая разрядить напряженную тишину.

– Окружил ты князь себя людьми недостойными! – заявил старец, на два шага приблизившись. – От них все беды и несчастья на землю нашу многострадальную падут! Вот вы здесь сидите, думу думаете, как погибель от Руси отворотить, только одного не разумеете, что главная погибель в отсутствии веры святой!

– Не понятны нам слова твои! – заголосили бояре.

– Не понятны и обидны! Кому ты хочешь обвинение предъявить?! – заявил молодой боярин Данила.

– Не к вам обращаюсь я бояре, а вот к этому безбожнику! – и Порфирий указал прямо на Евпатия.

Тот вскочил со своего места в готовности перемахнуть через стол и вцепиться в монаха, словно тот был его заклятым врагом.

Князь также встал и вышел на середину зала, заняв позицию между Евпатием и Святым отцом. Он прекрасно знал, что причина накаляющейся обстановки, это вера Коловрата. Но оставаясь язычником, Евпатий исправно выполнял свой долг и находился в добрых отношениях с христианами. Более того, его супруга Евдокия, исповедующая православие, оказывала благотворное влияние на воеводу, постепенно приобщала к новой вере. И сам он был сторонником их союза, и нес за это полную ответственность и перед Богом, и перед своей совестью.

– В чем твои претензии к Евпатию? – спросил князь у Порфирия.

– Беда за ним ходит по пятам, князь! Изгнать его требуется с земли Русской! Изгнать изверга и язычника! – распалялся монах.

– Ты что старик, ополоумел! – не выдержал Евпатий.

– Как смеешь ты так заговаривать со мной, недостойный! – тут же отреагировал святой отец.

– По что ты извергом меня нарек монах?!

– Я знаю что говорю! – тут же бросил Порфирий

– Ты говори, да не заговаривайся! О моем достоинстве не тебе судить! Пока ты со своими послушниками и клирошанами в монастырских подклетях спасаешься, я кровь проливаю за Русскую землю! Известно ли тебе монах, что такое стоять лицом к лицу с ворогом, который хочет уничтожить твою землю. Сам-то ты смалодушничал, сбежал со своей стороны! В Русских лесах прячешься, да народ возмущаешь! И ты мне будешь толковать о достоинстве!

От подобного заявления Порфирий даже в лице переменился. Белесые его глаза налились гневом. Седая бородка задрожала от возмущения и обиды. Подлетев к столу и перевалившись через него, он буквально впился в Евпатия своим беззубым ртом, забрызгивая его слюной.

– Я служу Святой вере! А ты, ты…! Что ты молчишь, князь! – переключился он на Ингваря, ища поддержки. – На твоих глазах порочат святую веру…! А вы бояре, что сидите как перепуганные куры?! Или вы заодно с этим язычником!

– Святой отец, Господь с тобой! Что ты такое говоришь?! – испугались бояре.

– Сколько раз Евпатий отворачивал беду от нашей земли. Отвага его нам всем известна! – утверждал Данила, приняв сторону Евпатия.

– Беспочвенны и неуместны твои обвинения! – подхватили остальные бояре.

– Святой отец! Беда на нашу землю надвигается! Единство нам нужно и с войском, и с верой! – произнес князь, пытаясь сгладить обстановку.

– Единство может быть только в вере Святой! Пока среди вас царит безверие, не будет вам покоя, и земля ваша погибнет! – последние слова Порфирий буквально выкрикнул, словно проклятье. Стукнул он об пол своим посохом, развернулся, взметнув полами своего одеяния, и покинул княжеский совет…

– Видно не в духе святой отец! – вдруг, нарушил молчание, сложившееся после ухода священника боярин Данила.

– Ну, да ладно! Бог с ним! – произнес князь после затянувшейся паузы. – А то мы уже забыли, ради чего здесь собрались.

– И совсем не забыли! – все так же бодро подхватил Данила. – Мне задача ясна, сегодня же отправлюсь в дорогу.

– Добро! А ты, Евпатий, как сможешь, поезжай на юг, посмотри, как обстоят дела у Никиты! Я слышал, он на берегах Воронежа новую крепость выстроил?!

– Выстроил, князь, выстроил! Людей только у нас маловато! Слишком широкие просторы охранять приходится.

После того как собрание покинуло княжеские палаты, Ингварь еще долго, оставаясь в одиночестве, размышлял о последних событиях. Заложив руки за спину, он медленно прохаживался из одного угла светлицы в другой. Невольно его взгляд упал на образ, который покоился на стене в углу, под самым сводом светлицы. Упав перед ним на колени, он осенил себя крестным знамением и произнес:

– Господи! Сохрани нашу многострадальную Русскую землю!

Глава V

КАЛКА

Зима 1222/23 гг. выдалась на редкость снежной и суровой. Сильные морозы чередовались с незначительными оттепелями, сопровождаемые метелями. Сильные ветра, бушевавшие в степных районах Руси, несли колкий обильный снег, засыпая им бескрайние просторы. Проторенные пути между городами и селами, которые служили единственными артериями, по которым можно было добраться до пункта назначения, заваливало непролазными сугробами.

Боярин Данила Глебович, который по поручению рязанского князя отправился в южно-русские княжества для переговоров, один из немногих, кто отважился преодолеть немалые расстояние в ту суровую пору. По своему характеру и поведению он больше походил на представителя военного сословия или в лучшем случае простого дворянина. В нем не было той показной напыщенности, которая присуща именитой боярской прослойке, идущей вслед за княжеской. Едва перешагнув сорокалетний рубеж, Данила получил боярский титул и не успел с ним свыкнуться. В отличии от пузатых длиннобородых старцев, отличавшихся своей вальяжностью и молчаливостью, Данила оставался все таким же живчиком, который интересовался государственными делами. Будучи прежде послом в русские земли, он не утратил хватки в делах, а наоборот, с присвоением ему почетного титула, стал более почитаемым среди соседей.

Наделенный слугами и советниками, которые сопровождали его в ответственных поездках, он всегда держал себя достойно. Не старался обидеть, унизить или показать свое пренебрежение подчиненным, заслуживая тем самым приветливое и уважительное отношение к себе. Укутавшись потеплее, сидя в санях, сопровождаемый свитой, он версту за верстой, преодолевал заснеженные просторы, рискуя своей жизнью. Оставив позади небольшой городок Карачев, (где Данила со своими людьми останавливались на ночлег, обсушившись и отогревшись) они отправились дальше. Пуще прежнего разыгралась непогода в черниговских полях. Закружило, замело санные пути. Лошади упирались, не желая идти сквозь белую пелену.

– Эх, только бы добраться. Да горячего медку, аль квашонки с кренделями откушать! – шутил и подзадоривал мужичок, правивший лошадьми, которые были запряжены в боярские сани.

– Потерпи, старинушка! Как только до Переяславской земли доберемся, отблагодарю тебя за службу твою справную.

– Вот спасибо, батюшка! А то уж чую, стынет кровь-то в старых жилах, разогнать бы надобно! – старик засмеялся и подстегнул лошадей.

– Нам бы только целыми быть! Гляди как метель разыгралась, прям спасу нет.

– И что тебя, батюшка, угораздило в такую пору! Нешто ль нельзя до весны было обождать?!

– Нельзя, старинушка! Нельзя! Вороги на нашу землю движутся, неровен час нападут.

Вскоре, природа сжалилась над рязанцами. Снег постепенно стал сходил на нет, лишь дул холодных пронизывающий ветер. Снежная поземка клубилась, выбиваясь из-под полозьев, засыпая тех, кто скакал позади боярских саней. А потом и вовсе все стихло. Небо очистилось от тяжелых снеговых туч, и выглянуло солнце. Мужичок по имени Кузьма, который скрашивал одиночество своего хозяина в ту ненастную пору, сызмальства Данилы прислуживал в его семье и сопровождал его во всех поездках. Поэтому боярин не стеснялся заговаривать с ним на разные темы, даже если они были государственно важные. Верста за верстой, мчались рязанские послы по бескрайним просторам Черниговской и Новгород-Северской земли, пока в нескольких верстах от неизвестного населенного пункта их не остановили дозорные.

– Сто-о-о-й! – путь боярина Данилы преградили пятеро всадников. – Кто такие?!

– Посол княжеский! Боярин Данила Глебович Пронский.

– С какой целью пожаловали в Переяславские земли?!

– Князя вашего видеть желаю! У меня к нему важный документ имеется!

– Далеко князь сейчас, и когда воротится не ведаем!

– Куда это его нелегкая занесла?

– Вместе с новгородцами воюет немецкие земли, – ответили дружинники. – До весны вряд ли вернутся!

– До весны нам ждать нельзя!

– Поезжайте в Переяславль, там все разузнаете.

Путь до Переяславля пролегал уже по проторенной дороге. Лошади бежали быстрее, и их не было нужды специально подгонять. К утру третьего дня они были уже в столице княжества.

– Как же ты, батюшка, без князя-то дела свои решать будешь?! – интересовался мужичок у Данилы.

– Ну что же! За место князя есть с кем поговорить…!

– Вече! Слыхал Кузьма про такое?!

– Слыхивать слыхивал, но не разумел!

– Ну, да и не нужно это тебе. Не мужицкое это дело, а государственное.

– Твоя правда, батюшка!

Въехав в городские ворота, они оказались на центральной площади города. Сама площадь была небольшая, а построек на ней – великое множество, и было так тесно от них, что, казалось, и ноге ступить некуда. Все это было окружено могучей каменной стеной. Белая, словно снежная крепость, она возвышалась, потрясая своим величием. Сотни людей, словно муравьи сновали туда-сюда. Их лица выражали какую-то заботу и беспокойство. Словно что-то подгоняло их и заставляло двигаться быстрей.

– Суетно здесь как-то! Не то что у нас в Рязани! Верно, Кузьма?

– Твоя правда, батюшка!

Оглядываясь по сторонам, боярин удивлялся тому, как в этом городе пестрит разнообразие жизни. Торговцы и простой люд, а также священники, дворянские сословия и прочее население, перемешивались в единый людской поток. Казалось в этой суете и неразберихе невозможно что-то или кого-то найти. Словно все пути, ведущие из разных уголков Руси, сходились в этом городе.

Как оказалось, это всего лишь была торговая площадь города. Протиснувшись через плотные людские ряды, и выйдя через южные ворота, свита боярина оказалось в другой части города, где было гораздо спокойнее. Весь город был поделен на части, каждой из которых отводилась своя роль. Торговая, военная, административная, религиозная. На первый взгляд показавшись маленьким и тесным, на самом деле Переяславль был огромным центром Южной Руси, и играл важнейшую роль в защите этих земель от кочевников.

– Где ж мы, батюшка, будем твое вече искать?

– Ты вот что, Кузьма! Ступай назад, к саням, побудь с остальными, а то неровен час затеряются они, в суете-то городской, а я здесь сам разберусь!

Проводив взглядом своего слугу, Данила Глебович запахнул полы зимней накидки, и не спеша пошел вдоль дворцовой площади. Холодный зимний ветер дувший с реки, саднил со всех сторон, забираясь под теплые одежды боярина.

На ступенях террасы одного из белокаменных дворцов Данила заметил толпившийся народ. Человек десять, (судя по нарядам) знатных людей, что-то бурно обсуждали.

– Здравы будете, бояре! – подойдя, поклонился им Данила.

– И тебе здоровья, молодец! С чем пожаловал?

– Где у вас здесь посольство по иноземным делам собирается?

– А тебе почто надобно?

– Я боярин рязанский, Даниил Глебович! – представился тот. – Прибыл с княжеским поручением к Святославу. Но вот беда! Наслышан, что нет его в городе, а дело мое важное и отлагательства не требует.

– Ну раз так, ступай наверх, там тебя проводят куда надо!

Поблагодарил переяславскую знать, Данила и в два счета взбежал вверх по лестнице. За указанной ему дверью располагались палаты переяславского князя Святослава. Богатство и великолепие внутреннего убранства, поразило взгляд рязанского боярина. Просторные залы для гостей, трапезные, коридоры и огромные покои, раскрашенные богатой палитрой цветов, радовали глаз рязанского боярина.

– Да, пожалуй, наша «Старушка Рязань» таким похвастаться не может. – Произнес он со вздохом.

Не успел он все осмотреть, как к нему тут же подбежал малец, справно одетый, подстать княжескому прислужнику.

– Что угодно?! – произнес тот, опустив приветствие, даже несмотря на то, что перед ним стоял не простолюдин, а знатная особа.

Боярин тоже решил не утруждать себя очередным приветствием и представлением своей персоны, а молча подал служке свернутый княжеский пергамент, и застыл в ожидании, пока тот его изучит. Быстро пробежав глазами по тексту, тот свернул его и передал обратно.

– Следуйте за мной!

Ведя боярина по просторным коридорам дворца, малец даже не пытался с ним заговорить. Сохраняя молчание, он четко выполнял свои обязанности. Остановившись перед огромной дубовой дверью, он с силой распахнул ее и вошел в просторную залу.

– Посол рязанский, с важным поручением! – крикнул он.

Войдя вслед за ним, Данила увидел полную комнату народа. Это была посольская горница, где проходили важные совещания.

– Проходи! Садись, гость рязанский! Издалека ты к нам пожаловал! Видно и в самом деле что-то важное привело тебя в наши края! – Гордые озабоченные лица уставились на Данилу оценивающим взглядом.

– Зачастил к нам народ последнее время! – молвила переяславская знать.

– Все чаще с просьбами приходят, и все реже с предложениями!

– Ты к нам с чем пожаловал?

Пристальные, недоверчивые, насмешливые взгляды не смогли смутить опытного боярина. Данила, не оглядываясь по сторонам, пересек залу, и подошел к тому, кто сидел во главе стола, протянув ему пакет.

– Ты извини нас, боярин, за холодный прием. Все чаще по пустым делам приходится нам собираться. Но, вижу, твое дело важное. Дошла и до нас сия весть. Князь наш уже дал распоряжение на этот счет. Со дня на день ожидаем мы половецких послов с последними вестями. Если подтвердятся наши опасения, начнем снаряжать ладьи. Ханы на местах тоже ждут.

– Окажите честь, возьмите и меня с собой. До конца хочу выполнить княжеский наказ, – молвил Данила.

– Отчего же не взять. Возьмем. Места на судах всем хватит.

– Не много найдется смельчаков, кто добровольно согласится преодолеть днепровские пороги, – усмехнулись переяславцы, кивая Даниле.

– А я не из трусливых!

– Мы уж заметили!

В середине февраля, рязанский боярин со своими людьми, переяславская знать и половецкие послы, на ладьях отправились вниз по Днепру. Опасения подтвердились, и татарские полчища вышли в междуречье Дона и Волги. Теперь русскому посольству предстояло преодолеть трудный путь, пролегающий через опасные днепровские пороги, чтобы попасть в ставку половецкого хана Юрия Кончаковича – город Олешье, где на совете решится, как будут действовать русские княжества против общего врага.

…Евпатий тем временем, уже второй месяц гостил в зимовье у Никиты, на берегу реки Воронеж. Выстроенная под началом богатыря крепость, разрослась, и превратилась в пограничный город. Высокий дубовый частокол опоясывал его со всех сторон, а за ним располагался деревянный посад с постройками. Верхушки деревянных дозорных башен возвышались над грозными стенами. У самого подножья стен деревянная пристань принимала суденышки, спускавшиеся по реке. Они доставляли в крепость разные грузы. Крепость еще строилась. Повсюду шли работы. Стучали топоры, слышна была крепкая мужицкая ругань. Укреплялся крутой песчаный берег. Строились сходни для спуска к воде, чтобы жители свободно могли сесть на ладьи.

Никита и Евпатий ежедневно, следили за тем, как идет строительство. Сторож у городских ворот, которому приходилось их то и дело отворять, пропуская обозы, недовольно бурчал:

– Понаехало вас тут! Больше чем жителей!

– Чего возмущаешься, Прокоп?! Аль недоволен, что твоя деревня в город переменилась?

– Гляди, какой красавицей стала твоя Онуза! – задорно произнес Никита.

– А мне и прежде не худо было!

– Темный ты человек!

Прокоп, запустив последний обоз, затворил за ним ворота, и завязал их кушаком, которым был подпоясан, чтобы те не открылись от ветра.

– А князь-то не обманул! Помог с людьми! – сказал Никита Евпатию, когда они, забравшись на сторожевую башню, осматривали окрестности. Евпатий не отводил глаз от степей, белевших на многие версты.

– О чем задумался, дружище?! – произнес Никита, наблюдая задумчивый взгляд воеводы.

– Беспокоюсь! Вестей давно что-то нет?

– Каких вестей ждешь?

– А, помнишь, я тебе рассказывал про посольство, отбывшее в переяславские земли?! Два месяца уж прошло, как уехал Данила. Не случилось ли чего в дороге.

– Авось обойдется!

– Эх! Только бы сговорились послы. Половцы народ непредсказуемый. Сегодня они тебе в ноги кланяются, а завтра войной на тебя пойдут.

Никита похлопал друга по плечу.

– Не тужи. Образуется.

– Пустынно в этих краях, Никита! Сколь ни бьемся мы заселить новые земли, а бежит народ обратно в Рязань. Нет здесь условий для жизни. Кругом пустота, того и гляди из-за того холма кочевники покажутся. Боязно людям даже за крепкими стенами.

– А что делать?! Иначе не задержать нам ворогов на дальних подступах. А отсюда прямая дорога на Русь.

С высоты крепостной башни, богатыри наблюдали, как горожане устраивают свой быт в новых условиях. Деревянные рубленые избы, которые пришли на смену обветшалым халупам, украсились печными трубами, и из них белыми кольцами поднимался дымок, наполняя морозный воздух горьковатым запахом.

– Знать бы что беда пройдет мимо, сам бы здесь поселился! Тишина-то тут какая! – произнес Евпатий мечтательно.

– Пойдем, что покажу!

Спустившись вниз, они вернулись назад к пристани. Аккуратно скатившись с обледенелых мостков, они очутились на берегу под самой пристанью. Вода сюда не доходила. Скользя по мерзлой взрытой земле, Никита вел Евпатия за собой.

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь! Я это обнаружил сразу, как только здесь оказался. Мне ее Прокоп показал.

Богатыри оказались перед входом в пещеру, которая уходила вглубь берега, под самый город. Сам вход и стены, на глубину, на которую позволял проникнуть человеческий взор, были отделаны деревом, во избежание разрушения.

– Что там внутри? – поинтересовался Евпатий.

– Ничего! Пусто!

– А куда ведет!

– А вот этого я тебе сказать не могу, потому как сам не ведаю!

– Что же ты у своего сторожа не спросил.

Никита ничего не ответил, а лишь вопросительно посмотрел на друга.

– Ясно! Меня ожидал! – ответил за него Коловрат. – Ну что же, вот он я! Ступай! – И они вошли внутрь.

…Днепровские пороги славились своей коварностью по отношению к тем, кто отважится покорить их крутой нрав и удержаться на бушующих волнах. Эти опасные места, были известны путешественникам, со времен гибели великого киевского князя Святослава, который не смог преодолеть этот рубеж и был захвачен врасплох коварными Печенегами.

Рассказывая разные истории, связанные с этими опасными местами, послы старались подбодрить себя, но так неуклюже они это делали, что вместо ободрения, нагоняли друг на друга страх.

– А что, часто приходится эти места пересиливать? – поинтересовался Данила, у седобородых послов, которые увязались вместе с ним.

– Да уж бывало! Откуда бы нам знать все эти истории!

– Так как вы говорите, этот порог именуют? – спросил Данила, указывая на пенившийся и вздымающийся вал ледяной воды.

– Ненасытец! Слишком много люду полегло, пытаясь превозмочь его.

– Ненасытный в человеческих душах, отсюда и Ненасытец. – молвили со всех сторон, цепляясь за борта ладьи при приближении к опасному месту.

Едва успел старик закончить свое повествование, как ладью хорошенько подбросило, и она начала крениться с боку на бок. Пассажиры, кто не успел ухватиться, покатились по дну судна, словно бочки. Послышался жуткий скрежет. Это деревянное брюхо посудины скользнуло по острым камням, и все не на шутку испугались.

– Правь ближе к берегу! – послышались голоса.

Гребцы налегли на весла, пытаясь выправить судно от центра к краю реки. На носу, ожидая появления острых камней, застыла троица дюжих мужиков. Они держали наперевес длинные палки, чтобы вовремя успеть оттолкнуть ладью и избежать столкновения с речным рифом. Чуть поодаль, грохочущая и перекатывающаяся вода, образовывала водовороты. То тут, то там на мутной воде появлялись гигантские воронки.

– Уходи, уходи в сторону! – кричал все тот же мужичок, который буквально повис на мачте и вглядывался вперед. – Попадем к нему в лапы, все! Разорвет и разломает, никого в живых не оставит.

Внутри у путешественников все похолодело, от страха за свою жизнь. Еще никогда Даниеле не приходилось испытывать подобных ощущений. Больше всего его поразило то, с каким азартом, этот старый носник давал команды своим помощникам, во время прохождения ладьей этих ужасных порогов. Он был похож на умалишенного, который играет жизнями людей, оказавшихся в заложниках на его судне.

– Правь, правь в коридор между этими камнями! – истошно надрывался он.

– Мы должны ворваться в него с потоками воды.

Ладью сильно качало, и она с ужасным скрипом начала входить в образовавшийся коридор. Стоявшие на носу, палками подправляли ее плавный проход, и не давали сильно ударяться о камни.

Потоки воды, все это время захлестывающие путешественников постепенно сошли на нет, и превратились в легкие брызги. Речная поверхность постепенно успокаивалась, и на водной глади, заиграли солнечные лучи. Как будто сама природа радовалась чудесному избавлению путешественников. Да и сами пассажиры судна почувствовали себя в безопасности. Расправляя сбившуюся и промокшую одежду, они любовались красотами речной долины. Чем дальше они продвигались на юг, тем тоньше становился снежный покров, и сквозь него темнела земля. Обильное таянье снега, особенно заметно было на берегу, куда падали солнечные лучи. Бурые проплешины появлялись то тут, то там, возвещая о скором приходе весны.