Текст книги "Донесения из Константинополя. 1860–1865"

Итак, третьего вывода из правил Сардикийского собора не видится. И выглядит странно заключение болгаро-унитов: в своих заключениях о Сардикийских правилах имеют за себя и ученость Зонары, и Пидалион, и патриаршее благоволение и не имеют против себя «Книгу Правил».

Что же остается делать? Не обращать внимания на ссылку унитов, успокоившись на том, что Сардикийский собор поместный, а не Вселенский и утешиться тем, что наша Книга Правил не ссылается прямо на Зонару? Отказаться от намерения видеть в Сардикийских правилах уместным применение понятия православия и неправославия и грозящую тому или другому от истолкования их опасность? Поискать нового исхода из Правил, менее благоприятного притязаниям Папы, хотя также, может быть, не свободного от пререкания, отказавшись и от Пидалия, и от Зонары, и от голословного утверждения примечания Книги Правил, что Осия Кордубский именно потому и делает предложения на Сардикийском соборе, что сам принадлежит к области римского епископа и имеет в виду одни западные епархии?

Останавливая внимание на последнем, я, уже судимый за чужое свидетельство во имя истины и православия, дерзаю еще раз предстать пред Святейшим Синодом с чужим свидетельством. Как весьма нередко случается с тремя толковниками Правил церковных Зонары, Вальсамона и Аристина, и в толкование Сардикийских правил два первые разошлись во взглядах. Вальсамон{30}30
  Феодор Вальсамон (ок. 1140 – после 1199) – знаменитый византийский канонист Патриарх Антиохийский (1193–1199). По поручению императора Мануила Комнина и Патриарха Константинопольского Михаила III написал комментарий к Номоканону XIV титулов (Номоканону Фотия). В своих толкованиях Вальсамон стремился согласовать нормы кодекса Юстиниана с Василиками – юридическим сводом Македонской династии. Его комментарии представляют ценность как самостоятельное произведение канонического права, отражающее реалии церковной и политической жизни XII в.


[Закрыть] совершенно умалчивает о том, что на соборе дело шло о западных, или подведомых римскому престолу, областях. Самое строгое истолкование сделано им к 5-му правилу. Примечание ведет к заключению, что он в правиле том видит всеобщее в Церкви Христовой, не ограничиваемое никакой местностью преимущество римского престола судить по епископским апелляциям. Вот что говорит Вальсамон: «Мы и в предыдущих правилах уже заметили, что постановление здесь относительно Папы не есть собственно его одного преимущество так, чтобы вытекала из того необходимость всякому судимому епископу прибегать к римскому престолу, но что может также жаловаться и престолу константинопольскому. То же по… и здесь. (Σύνταγμα. III. Стр. 242). Итак, по мнению Вальсамона на соборе Сардикийском была речь только о праве Папы принимать апелляции от обвиненных и ищущих оправдания епископов. Каких? Он не говорит. Как ни выразительно выражение всякий, все еще можно бы было, согласно с Зонарою, подумать, что дело идет о западных (какой бы ни был тогдашний Запад) и след[овательно] подведомственных Папе (по 6-му правилу Первого Никейского собора), но его прибавка о константинопольском престоле не оставляет сомнения, что у него имелись в виду все вообще епископы. К тому же заключению, думаю, может привести и возникшее на бывшем вслед за Сардикийским Карфагенском соборе. Вопрос о 5-м Сардикийском правиле, которое представитель Папы на том соборе выдавал за одно из правил Никейского собора. Получая же такое общее значение правил Сардикийского, естественно не подают повода к заключению о тогдашней подлежности Иллирика Папе, а Вальсамонова заметка о константинопольском престоле отнимает у них возможность заключения о тогдашнем главенстве римского епископа во всей Церкви. Вальсамоново толкование Сардикийских правил представ ляется, таким образом, православнее Зонарина. Но которое из них вернее? Оба они равно могут быть названы знаменитыми церковными законоведцами.

Обстоятельство особого рода поражает мысль мою в V замечании. Им поставляется на вид толкователю правил Сардикийского собора авторитет Вселенского Патриарха и Святейшего Синода. Конечно, замечание имеет в виду при этом преимущественно мое донесение. Но, если бы одним лицом моим ограничивалось оно, результат его был бы меньший ожидаемого. Правила Сардикийского собора вызваны были для публичного обсуждения не мною, а болгаро-унитами, или, точнее, действующими от их имени иезуитами. Можно ли думать, что такого рода состязатели признают достаточным для себя предлагаемый замечанием авторитет? Я (связанный отчасти Зонарою) ограничился тем, что выразил затруднение уклониться от принятия какого-нибудь из двух выводов. А униты прямо говорят, что другого исхода из правил нет, как только через Римскую Церковь. В этом, конечно, еще нет беды, один только исход будет на почве чисто исторической. Но все же их утверждения налагают на православного законоведца долг отвечать им и при этом же, конечно, во имя иного авторитета.

Охотно и с полным смирением исповедую пред Святейшим Синодом недостаточность своего образования. Глубоко скорблю о сем и всеми силами стараюсь восполнить недостающее. Но припадаю к Святейшему Синоду с пламенною мольбою не приписывать моих недостатков нетвердому руководительству тех лиц и мест, которые наставляли меня на истину Божию. Утешаю себя надеждою, что под руководством отеческого замечания Святейшего Синода не подам более повода к прискорбным о себе заключениям.

Архимандрит Антонин.

Мая 12 1861 г.

Константинополь.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 263– 272об. Автограф.

11. Письмо митрополита Московского Филарета А. П. Толстому

4 сентября 1861 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь!

Вашему Сиятельству известны мои занятия и, между прочим, та часть их, которая переходит от Вас ко мне и от меня к Вам; и потому Вы не усомнитесь, что моих сил и времени едва достает для необходимого и неотсрочного, и потому менее нужное подвергается замедлению. Посему Вы не осудите меня строго за то, что сообщенное мне письмо архимандрита Антонина и при нем письмо его на имя Святейшего Синода от 12 мая прочитаны мною только на сих днях.

О. архимандрит поручает мне решить: представить ли его письмо Святейшему Синоду? Не почитаю себя призванным разрешить сей вопрос.

Но как он в своем письме на имя Святейшего Синода оправдывает свое донесение против сделанных на оное замечаний в «Записке» апреля 2-го дня сего 1861 года: то признаю долгом правдолюбия не препятствовать, а споспешествовать тому, чтобы письмо его доведено было до сведения Святейшего Синода, посему при сем оное и препровождаю.

Обстоятельно рассматривать сие письмо частию не нужно для меня, потому что мысли мои известны Святейшему Синоду из вышеупомянутой «Записки», частию не малотрудно, а малополезно, по неясности и своеобразности воззрений архимандрита на предметы.

Только для того чтобы сказанное теперь не осталось недосказанным, скажу нечто.

1. О. архимандрит употребляет иногда выражения неясные, неопределенные, частию открывающие, частью закрывающие мысль. Например:

«Сколько держимся, столько и держим в общем составе Церквей Господних».

«Никак не желая признать такого положения дел фатальным». – Что такое фатальным? Что за слепой рок (fatum) в Церкви?

«Отчего мы отрицаемся принадлежащей нам, по нашему независимому положению, инициативы?»

«Справедливо канонически, но вполне ли справедливо исторически?» – Что справедливо канонически или законно: как может то история сделать несправедливым и незаконным.

«Если бы Русская Церковь давно, постоянно и внятно гласила о себе в слух болящего Востока»

«Горький и обязательный урок нам».

«Другого исхода из правил нет, как только через Римскую Церковь». Что значит исход из правил? Почему дорога эта лежит через Римскую Церковь? Куда же она пойдет, прошедши через Римскую Церковь? Кажется, если выйдешь из правил, то попадешь в беззаконие. Туда ли ведет исход через Римскую Церковь?

Особенно и логика, и речь неясны в рассуждении о правиле Сардикийского собора.

II. Оправдываясь против замечания, что выражение плата рукополагаемого Патриарху есть порицательное, о. архимандрит не опровергает того, что это действительно есть порицание, но находит невинным порицание потому, что оно не слишком жестоко и что греческое слово φιλότιμον, которое он перевел словом плата, порицательно гораздо более. Вот его слова:

«Слово плата, по-гречески φιλότιμον (то, что внушается чувством чести, исходит из любочестия), употребленное мною в означении патриаршего побора с новопоставляемых архиереев. Выражение плата признается порицательным. Еще порицательнее явилось бы оно, если бы в точности передало смысл греческого, выразивши собою не нравственный расчет рукополагающего на честолюбие рукополагаемого. Если бы и желалось, трудно приискать одобрительное слово».

Помнит ли о. архимандрит изречение святого Златоуста в слове на Пасху: любочестив бо сый владыка, по-гречески: φιλότιμος γὰρ ὁ δεσπότης? Слыша сие в церкви, он, конечно, не думал, что святитель произносит здесь порицание на Господа; конечно, старался выразуметь изречение знаменитого учителя в знаменитый день; конечно, или по самому ходу речи, или по справке с греческим текстом, и, если угодно, с лексиконом, выразумел, что здесь слово φιλότιμος, любочестив, не значит: честолюбец, а значит щедролюбивый, любящий приходящим к нему оказывать почесть щедрыми дарами. Из сего надлежало бы ему заключить, что слово φιλότιμον у греков совсем не есть ругательное, а почетное; оно значит: дар щедрого, или усердствующего, почетный дар. Вероятно, известно о. архимандриту и то, что греческие архиереи в епархиях, в известные времена от мирян своей епархии получают φιλότιμον, что миряне дают, конечно, не из честолюбия, а по обычаю, обратившемуся в закон. Итак, оправдание его не имеет силы, потому что основано на ложном толковании слова φιλότιμον.

III. О. архимандрит представляет себя судимым, говорит, что над некоторыми частями его донесений произнесен «наказательный приговор». Приметно, в сем есть жалоба. Посему, да будет позволено заметить, что в сей жалобе есть преувеличение. Никто не приговаривал его ни к какому наказанию. Замечания на некоторые статьи донесения его не то, что суд и приговор, подобно как и он свои возражения против замечаний «Записки» 2-го апреля, конечно, не назовет судом и приговором. Если же ему непременно угодно найти в сей «Записке» приговор, то он найдет не осудительный, а оправдательный в следующих словах «Записки» 2-го апреля: «нимало не думаю, чтобы архимандрит Антонин наклонен был к неправославию».

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства

Милостивого Государя покорнейший слуга

Филарет митрополит Московский.

4 сентября 1861.

Дополнение.

Архимандрит Антонин в том, на что сам указал, мог бы найти легкое разрешение вопроса о Сардикийском правиле.

Римские послы обличены Карфагенской Церковью в том, что подложно называли Сардикийское правило правилом Никейского Вселенского собора.

Если бы они были уверены, что Сардикийское правило имеет вселенское достоинство, и обязательно для всех Церквей, им не было бы нужды выдавать Сардикийское правило за Никейское, теснить тем свою совесть и подвергать себя опасности обличения во лжи. Итак, очевидно не сознавали они, что Сардикийское правило не имеет вселенского достоинства и не обязательно для всех Церквей и потому прикрыли сей недостаток названием Никейского.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 392– 395об. Копия. (Опубликовано: Собрание мнений и отзывов. СПб., 1886. С. 300–303)

12. Мнение митрополита Филарета «О сведениях из Константинополя, по письму архимандрита Антонина, от 7 октября 1861 г.»[108]108
  Письмо архимандрита Антонина от 7 октября 1861 г. в архивном деле Св. Синода нами не обнаружено.


[Закрыть]

Конфиденциально.

I. Письмо архимандрита Антонина представляет печальный вид внутреннего состояния Константинопольской Патриархии. Но это известно и другими путями. Особенного внимания российской иерархии требует разговор архимандрита Антонина со Святейшим Патриархом 22 сентября. Он возбуждает заботу о сохранении мира Российской Церкви с Греческой.

II. Патриарх думает, что болгарское движение есть дело не многих лиц и что неизбежный исход его есть возвращение к прежнему порядку.

Трудно понять, как может он держаться сего мнения. Например: рукоположенный им архиерей приходит к епархиальному городу и, зная, что его не примут, подарками испрашивает от турецкого начальства военный конвой; несмотря на то, находит архиерейский дом запертым и входит в него турецкою же силою; никто из города не хочет принять от него благословения, даже тогда, когда к сему побуждает турецкое начальство. Есть ли это действие немногих лиц? И дорога ли это к прежнему порядку?

III. От сего предмета Патриарх в разговоре переходит к вопросу, строго ли в России наблюдается крещение чрез погружение? И далее замечает, что нынешний митрополит Сербии{31}31
  Сербский митрополит Михаил (Йованович) (1826–1898). В 1853 г. окончил Киевскую духовную академию и принял постриг в Киево-Печерской лавре. С 1854 г. профессор догматического богословия и гомилетики в Белградской семинарии и в том же году рукоположен в епископа Шабацкого. В 1859–1881 гг. архиепископ Белградский и митрополит Сербский. Автор учебников по богословию и герменевтике. В 1879 г. при нем была провозглашена автокефалия Сербской церкви. Вследствие несогласия с проавстрийской политикой князя Милана Обреновича митрополит Михаил был отстранен от власти и на его место был избран Феодосий (Мраович). В течение двух лет митрополит Михаил жил под домашним арестом в предместье Белграда, затем, посетив Константинополь, Палестину и Афон, прибыл в Россию, где прожил с 1884 по 1889 год. После отречения Милана в 1889 г. он вернулся в Сербию. См.: Корсунский И. Н. Высокопреосвященный Михаил, митрополит Сербский. М., 1898.


[Закрыть], получивший образование в Киеве, попускающий обливательное крещение, может быть, видел примеры сего в России; что он, Патриарх, слышал о двукратном, в один день, служении литургии одного и того же диакона в России; также о неслужении литургии участвовавшими в рукоположении архиерея архиереями, кроме первенствующего. Его Святейшество признает это отступлением от уставов Церкви.

Что значит этот переход от болгарского дела к обличению Российской Церкви? Не то ли, что Святейший Патриарх втайне винит Российскую Церковь в сочувствии болгарам; и потому недоволен ею; и потому ищет указать в ней какую-нибудь темную сторону?

Печально и удивительно! В то самое время, когда перед глазами Святейшего Патриарха расстройство единства собственной его Церкви, он простирает испытующие взоры на Церковь Российскую и изыскивает предметы, которые могли бы произвести расстройство единства Греческой и Российской Церквей.

IV. Но что же архимандрит Антонин ничего не сказал в оправдание Российской Церкви?

Например, ему легко было сказать, что уставам Церкви было противно двукратное, в один день причащение святых таин; но сего диаконы в России не делают, а приобщаются только при одной литургии, а при другой только читают, по нужде, ектении. Но Святейший, конечно, не почтет грехом, если один причетник читает и поет в один день сперва при ранней, а потом при поздней литургии. Не более греха и в чтении ектений одним лицом при ранней и поздней литургиях.

V. Преимущественного внимания Святейшего Синода требует отзыв Патриарха, что признание болгарского архиепископа Иосифа в России архиереем поведет к соблазну на Востоке и что у них рукоположенный латинским архиереем иеродиакон рукоположен вновь, и при том только в уважение особенных обстоятельств.

Хорошо, что Святейший Синод не поспешил признать Иосифа, а вошел с ним в общение один киевский митрополит, что не должно пасть на ответственность Российской Церкви вообще.

VI. Но при сем нужно принять в соображение, что перед сим были из Константинополя сведения о возвратившихся из болгарской унии священнослужителях, что они приняты снисходительнее, нежели как отозвался Патриарх в разговоре с архимандритом Антонином. Нужно Святейшему Синоду приобрести о сем верные и точные сведения, для соображения с делом о Иосифе.

VII. Все, здесь изложенное, показывает, что Российской иерархии потребна великая осторожность и проницательная предусмотрительность в отношении к иерархии Константинопольской, и именно, к нынешнему Вселенскому Патриарху, весьма своеобразно и исключительно мудрствующему.

25 ноября 1861 г.

(Опубликовано: Собрание мнений и отзывов. СПб., 1886. С. 307–309)

13. Письмо архимандрита Антонина А. П. Толстому

18 декабря 1861 г.

Сиятельнейший граф!

Неожиданно открылся благоприятный повод обратиться к Вашему Сиятельству с словом горячей мольбы о споспешествовании делу, которое должно иметь важные и весьма благие последствия для всего православного населения Константинополя, в частности же для русского здесь общества.

Г[осподин] посланник наш при Оттоманской порте{32}32
  Алексей Борисович Лобанов-Ростовский (1824–1896) – посланник в Константинополе (1859–1863), посол в Константинополе (1878–1879), Лондоне (1879–1882), Вене (1882–1895), министр иностранных дел (1895–1896). См. о нем: Теплов В. Князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. СПб., 1897.


[Закрыть] осведомился недавно, что примыкающий к самому дворцу посольскому значительный участок земли, частию застроенной, частию свободной, поступает в продажу, и решился воспользоваться давно желанным случаем освободиться от стеснительного соседства, приобретением ее в русскую собственность. О чем он уже и отнесся в Императорское министерство иностранных дел. Между тем, по высшему, конечно, внушению, он пожелал на предположенном для приобретения месте воздвигнуть церковь, которая бы служила сколько для самого посольства, столько же и для городской публики и известна была под именем «русской», по примеру церквей наших в Афинах и Париже{33}33
  Русская церковь Св. Троицы (Никодима) в Афинах была восстановлена из руин архимандритом Антонином во время его пребывания настоятелем (1850–1860). Церковь св. Александра Невского на ул. Дарю в Париже (архитекторы Р. И. Кузьмин и И. В. Штром) была построена в 1847–1861 гг. по инициативе священника русского посольства Иосифа Васильева на пожертвования русских, проживавших в Европе, императора Александра II, а также католиков и протестантов.


[Закрыть].

При постройке посольского дворца нашего в Пере, к сожалению, не было обращено достаточно внимания на помещение в нем церкви. Для нее отведена была зала в третьем этаже дома хотя с удобствами для богослужения, но с большими затруднениями для желающих молиться в церкви. Невозможность открыть вход в посольство всем и каждому сделала церковь нашу почти совершенно чуждою православному населению столицы, а удушающий восход в нее отдалил от нее и своих. Между тем огромные массы единоверцев из славян и греков не перестают заявлять (частным, конечно, образом) жалобы на то, что они лишены возможности видеть среди себя русскую церковь во всем ее, столько утешительном для них, величии и великолепии, считая подобное дело одной из обязанностей нашего официального присутствия в столице Турции, к чему можно присовокупить, что вместе с тем мы отказываем себе в весьма важной доле влияния нашего здесь на общество как единоверцев, так и разноверцев, так и на самую неверную стихию, которая нечувствительно должна склоняться пред блестящею показностию неутомимой в силах, неистощимой в средствах, отлично зоркой и отлично ловкой римско-католической пропаганды. Нам нужна здесь церковь отдельная, для всех открытая, большая, не столько великолепная, сколько в строгом церковном вкусе построенная и с достоинством содержимая, блестящая в своих внешних обрядах и шумная в своем благовестии. Смиренное мнение мое, льщу себя надеждою, найдет одобрение у Святейшего Синода и у Вашего Сиятельства. Обращаюсь потому к Вам, сиятельнейший граф, с покорнейшею просьбою употребить свое благое содействие к тому, чтобы драгоценный случай выполнить нам свой давний долг перед Царем-градом не был опущен.

(…)

Положение Великой Церкви, к сожалению, не улучшается. В Святейшем Синоде ее продолжает существовать разлад; хотя заседания его происходят обычным порядком (без заточенных геронд), Порта до сих пор не произнесла никакого решения над докладом Следственной комиссии, разбиравшей дело Его Святейшества с недовольными митрополитами. К затруднениям Великой Церкви теперь присоединяется и финансовый вопрос. Казна ее истощена. Служащие в Синоде уже около 5-ти месяцев не получают жалованья. Вчера было чрезвычайное собрание в Патриархии членов Синода с участием светских лиц, предметом коего было рассуждение о состоянии народной казны и требования отречения нынешнего кассира (митрополита Никейского) от своей должности.

Об успехах болгаро-унитского движения фанатическая газета Le Courier d’ Orient не перестает по временам сообщать неприятные сведения из европейских областей Турции, преимущественно же из Адрианополя. Недавно она известила, что там новые семь сел присоединились к унитам и что болгаро-унитская адрианопольская церковь продолжает, хотя и медленно, строиться. По частным сведениям, уния там поддерживается тем обстоятельством, что стоящий во главе ее болгарин, издержавший на нее, в порыве неразумной ревности, около 40000 пиастров, не имеет теперь средств к существованию, и живет жалованием от Пропаганды. Близок к подобному положению и здешний архимандрит Макарий, один из первых деятелей прошлогоднего унитского движения, отставший от него вместе с Иосифом, и теперь снова грозящий нам возможностью увлечься предложениями щедрой пропаганды. Таких самопродавателей с молотка, и кроме Макария, есть здесь много – не только из болгар, но и из греков». Далее рассказывается случай, когда в униатской церкви в Галате служил объявивший себя католиком митрополит Драмский. Литургия совершалась по-православному с прибавлением к символу веры и поминанием папы. Конст[антинопольская] Церковь надеется на его раскаяние и возвращение. «Естественно Великой Церкви утешать себя таким образом. Но не помрачение смысла ринуло бывшего православного архиерея в лоно Римской Церкви, а сознательный, самым естественным образом вытекающий из системы Великой Церкви примешивать ко всему интерес денежный. Новое положение бывшего митрополита доставляет ему ежемесячного жалования 5000 пиастров из сумм Пропаганды, тогда как прежде, по его собственному выражению, Патриархия обдирала его до самой камилавки». (…)

Дошел слух, что отвергаемый своею паствою, митрополит Софийский Дорофей (болгарин родом) за какую-то вину приказал остричь волосы одному священнику. Следствием сего был мятеж народный, стоивший ему места. По требованию Порты, Патриарх приказал ему переехать до времени в Адрианополь. Надобно жалеть о случившемся. Оно подает новый повод греческим архиереям говорить, что между болгарами нет людей, способных занимать иерархические кафедры, и с другой стороны – выставлять на вид, что не в греках собственно заключается причина народного неудовольствия против архиереев в Болгарии.

Мы начали получать присылаемые из Святейшего Синода богослужебные книги, предназначенные к продаже здесь по половинной цене. Между ними не оказалось ни одного экземпляра Богослужебных Миней. Между тем на книги сии есть большое требование. Их огромный объем, конечно, немало затрудняет пересылку их в отдаленные места. Не было ли бы возможно печатать их в компактном виде, мелкими буквами? (…)

РГИА. Ф. 797. Оп. 32. 2 отд. Д. 2. Лл. 1–8об. Копия. Внизу листа примечание о том, что подлинное письмо не возвращено митрополитом Филаретом.