Текст книги "Путь воина"

Глава 47

Князь Буривой вспомнил, как объявил сбор в поход на Вину десяти лодий и почти тысячи воинов.

Много провизии с собой он решил не брать. Как-никак, по рекам своей страны плыть предстояло, а потому повсюду можно было без особой опаски останавливаться и пополнять запасы.

Воевода Станимир и боярин Борута собрали около сотни опытных рыбаков, дали им три длинные лодки, карты, составленные рукою Кагеля, и направили по воде в сторону Холма. Они быстро и незаметно уплыли, не привлекая к себе внимания.

Послали их искать удобные места для стоянок князя Буривоя и его лодий, готовить съестные припасы и места для ночлега, а самое главное – собрать побольше люду на волоках, дабы быстро перетащить по ним княжьи лодьи из реки в реку.

Князь не должен был в своём походе испытывать неудобства, стар слишком он для этого.

На корме самой большой флагманской лодьи для него соорудили нечто похожее на небольшой шатёр-палатку из просмолённой парусины, установили внутри кресло и походное ложе. При хорошей погоде полог легко было откинуть, чтобы князь мог любоваться красотами проплывающих мимо берегов, греясь под лучами тёплого летнего солнышка.

Провожать в поход лодьи и самого князя на берег высыпало всё население Новогорода, его концов и даже дальних посадов. Люди, прознав об отплытии государя, уже несколько дней кряду скапливались по берегам реки, устанавливали шалаши и палатки, жгли костры и вели длинные разговоры о своём, наболевшем.

Расставание дружинников с родными происходило часто и надолго, поэтому стало обыденным делом. Но всё же то тут, то там раздавались женские и детские крики и причитания, перекрываемые грубыми мужскими голосами. Всё стихло, стоило только лодьям отчалить и выйти на стремнину реки.

Воины, стоящие у бортов, с грустью смотрели на удаляющийся берег, пытаясь разглядеть своих близких. В глубине души каждый мечтал и надеялся, что судьба будет благосклонна к нему и позволит вернуться домой целым и невредимым.

Большая лодья, рассекая форштевнем мелкие речные волны, всё дальше и дальше отдалялась от города. Она уводила за собой целую армаду кораблей, несущих на палубах сотни и сотни воинов, готовых воевать и убивать по приказу князя.

А он восседал в резном кресле на носу этой флагманской лодьи и, казалось, пристально вглядывался в даль, где в туманной дымке открывались необъятные просторы страны, на создание которой ушла его жизнь, а также жизнь отца и деда.

Свежий речной ветерок, несущий запахи леса и земных испарений, приятно щекотал ноздри, вызывая прилив сил и поднимая настроение.

Мыслями князь Буривой унёсся в далёкую юность, когда он в сгущающихся сумерках шёл вдоль высоких дощатых заборов, окружающих дома и постройки горожан. Его тогда влекли весёлые крики и девичий смех, раздававшиеся всего в сотне саженей от дома деда.

Внезапно плетень слева кончился, и сквозь заросли кустов он увидел две кучи свежеошкуренных брёвен, сложенных одна подле другой. На ближнем к нему штабеле, как на насесте, расположилось два десятка молодух, весело щебечущих меж собой. На втором штабеле рядком сидело шестеро парней. Все они как один повернули головы в сторону вышедшего на поляну Буривоя.

– Ты зачем сюда пришёл? – Голос принадлежал юноше, которого он давеча, когда шло судилище, видел на княжьем дворе с Кочебором. Взгляды парней и их позы не предвещали ничего хорошего.

– Что я вам сделал, почто гоните меня? – Буривой с удивлением смотрел на парней.

– Топай отсель и забудь к нам дорогу, а то не посмотрим, что ты княжич, накостыляем по шее! – не унимался всё тот же юноша, заводясь от собственных слов.

Он спрыгнул с брёвен, и в его руке невесть откуда появилась дубинка длиной в два локтя. – Ты мне ещё за брата Кочебора ответишь!

– Не делай этого, Олех! – пронзительный девичий крик резанул слух и заставил Буривоя резко повернуться.

Княжич не сразу узнал её, хотя что-то неуловимо знакомое промелькнуло в облике девки, а тембр голоса с твёрдыми интонациями воскресил в памяти лицо той, которую уже никогда нельзя было забыть.

Милена. Это была она. Вот только распущенная коса и копна разметавшихся по плечам пшеничных волос сделали её совершенно неузнаваемой.

Парень с дубинкой на мгновение остановился, бросил взгляд на девку и снова двинулся вперёд. Вслед ему вразвалку зашагали пятеро его дружков.

Буривой машинально потянулся к рукояти меча, но вдруг понял, что всё оружие он оставил в доме деда.

– Что, княжич, без своего меча ты никто? Ну, мы тебя надолго проучим! – Глаза юноши, названного Олехом, с ненавистью глядели на своего соперника.

Его дубинка уже взметнулась вверх, но внезапно замерла и медленно-медленно опустилась вниз. Остановились, как вкопанные, и парни за его спиной.

Изготовившийся к предстоящей драке, Буривой ощутил присутствие кого-то постороннего рядом с собой.

– У княжича меча нет, но он ему без надобности, у него телохранители имеются, а у них оружия много. Брось палку на землю и преклони колено, иначе головы своей лишишься. И вы тоже! – Справа из-за спины Буривоя на шаг вперёд выступил Борута с обнажённым мечом в руке. Позади него стояли четверо воинов из молодечной дружины.

– Больше повторять не буду! На колени! – рявкнул Борута.

В его голосе было столько злости и решимости, что парни не задумываясь бухнулись на землю.

Вот так это всё и начиналось у него с Миленой в далёком прошлом. Суд, поединок, странная встреча возле кучи брёвен и такая короткая-короткая совместная жизнь.

…Князь Буривой поёжился от речной прохлады, а может от своих воспоминаний, и посмотрел вперёд. Русло реки расширялось, уходя далеко-далеко за горизонт и открывая перед ним сотни разных путей.

Он же должен был выбрать только один. Правильный.

Глава 48

Драккар, сильно рыская на волнах из стороны в сторону, шёл в крутой бейдевинд по реке Вине, оставляя за собой пузырящуюся кильватерную струю и сотни миль пройденного пути.

На носу его возвышался Клепп, с изуродованного ожогами лица которого не сходила улыбка. Изредка он посматривал по сторонам и удовлетворённо кивал сам себе, видя вокруг целую армаду кораблей.

В это раннее весеннее плавание вместе с ним на трёх своих драккарах отправился ярл Эйнар с женой Мэвой и младшим сыном Альриком, которого отпустил в поход его наставник и дед ярл Харальд. Он передал мужу своей дочери двенадцать драккаров с викингами. Сам же, сославшись на возраст и усталость, не рискнул надолго покидать родной посёлок. Но, как обычно, послал присматривать за всем верного Бейнира.

За Клеппом последовал Аки с двумя сотнями данов ещё на двух драккарах.

Редко кому-либо из ярлов на побережье удавалось снарядить в поход семнадцать драккаров и почти полторы тысячи воинов, объединив всех одной целью. А она была проста и понятна.

Клепп убедил ярлов Харальда и Эйнара в том, что нужно плыть в далёкую и удивительно богатую страну Биармию, захватить Поднебесные острова и расположенную на них крепость, построить там свой город, а также крупные посады по всему побережью и в дельте Вины. Можно привлечь для этого местные племена и роды биарминов. Тогда вся торговля Биармии и Гардарики, идущая через Студёное и Варяжское море, окажется под контролем викингов, и даже Кагель и его грозный брат – правитель Биармии, Гардарики и Новогорода князь Буривой вынуждены будут считаться с ярлами. Нет, Клепп не призывал бросить свои фьорды и посёлки. Отнюдь нет! Он предлагал лишь создать в чужой стране собственные хорошо укреплённые крепости и совместно с русами и биарминами осваивать её несметные богатства, вести торговлю со всем миром. Гигант не сомневался, что ярлу Эйнару удастся договориться с посадником Кагелем о мирном существовании и заключении союза между викингами и русами. Ведь крепость на Поднебесных островах когда-то давно была брошена князем Волемиром, а город внутри неё сожжён дотла, поэтому она теперь не принадлежала никому. Если не считать её хозяевами племя охотников и рыбаков, которые совсем недавно так неприветливо встретили его и Аки.

Брызги от разбившейся о борт драккара волны обдали холодом Клеппа, тонкими струйками потекли ему за ворот куртки, заставляя поёжиться.

Великан посмотрел на плывущий впереди справа огромный «Фенрир», стоящего рядом с мачтой ярла Эйнара и тут же вспомнил последний разговор, произошедший между ними в один из вечеров после своего возвращения во фьорд, когда уже, казалось бы, они переговорили обо всём.

Он был для обоих тяжёлым и неприятным.

– Послушай, Клепп, меня мучает один вопрос, – заговорил ярл. – Почему ты не рассказал посаднику Кагелю о себе, о своём отце и о родстве с ним самим? Это ведь можно было сделать после битвы под стенами крепости, да и в нашем посёлке Нордфьорд, куда он приплывал вместе с Антоном на лодье. Почему не стал говорить с ним на родном языке? Ты ведь сын князя и сам теперь по праву князь, пусть даже пока и безземельный! Таких у вас называют княжичами, верно? Но крепости, города и земли у тебя, родного племянника князя Буривоя, ещё будут, в том я не сомневаюсь! Да и Кагель, мне кажется, легко смог бы помочь в наших поисках, он же хорошо знает всю Биармию! Ведь это от него мы узнали о девочке, подобранной биарминами в море!

Эйнар с удивлением и недоумением смотрел на Клеппа.

Великан долго молчал, как бы обдумывая и взвешивая готовые сорваться с языка слова, но всё же ответил:

– Действительно, Кагель – мой родич. Но я его совсем не знаю. Он осел на Вине посадником и построил там крепость, когда меня ещё на свете не было. Столкнулся я с ним всего лишь один раз, когда малой да глупый был, годов двенадцати. В ту пору князь Буривой отправил моего отца посланником к королю франков Карлу. Путешествие должно было быть долгим и интересным, поэтому отец решил взять меня с собой. Посольство по реке приплыло в Холм забрать у Кагеля загодя приготовленную в подарок королю ценную пушнину. Мы были у посадника в доме, но он, позабыв обычаи гостеприимства, смертельно унизил меня. Вот тогда я поклялся убить его! – Клепп на мгновение умолк, но тут же продолжил свою взволнованную речь: – С тех пор минуло много зим, но обида так и не прошла. Может быть, поэтому я вернулся сюда, чтобы утопить её в крови Кагеля!

Привыкший за свою воинскую жизнь к различным проявлениям жестокости среди викингов, ярл Эйнар хмыкнул:

– Ту обиду нанесли ребёнку! Мне кажется, она была глупая и никчёмная. Неужели нельзя забыть о ней? Ты же берсерк и самый сильный воин из всех, кого я видел в своей жизни, убивший своей рукой много врагов. Мы никогда не замечали за тобой мстительности или кровожадности. Неужели лютая смерть близкого родича сможет принести облегчение и вернуть тебя в беззаботное детство? Подумай над этим, Клепп!

– Ты не знаешь, о чём говоришь, ярл! – изувеченное ожогами и шрамами лицо великана ещё больше побагровело. – Не всё можно простить!

– Из-за этой обиды тебе хочется навлечь беду на всю Биармию, на своих родных? – Ярл Эйнар тоже начал злиться и терять терпение. – Наш поход будет не лёгкой прогулкой по морю и реке, а долгой и тяжёлой войной для всех. И сражаться придётся не с горожанами, а с хорошо обученными и опытными дружинниками князя Буривоя. Надеюсь, понимаешь это?

– Не думаю, что князь со своими войсками сможет успеть на помощь Кагелю. Пока он соберёт дружины, посадит их на корабли, мы сумеем захватить крепость на Поднебесных островах, да и Холм тоже.

– Ну а что потом? Князь Буривой приведёт на Вину многочисленные войска. Сможем ли мы перед ними устоять?! Ради чего тогда этот поход затевать?

– Если захватим крепости, то сможем выторговать у князя выгодные нам условия. Поделим реку, торговлю и все богатства Биармии. Даже не сомневаюсь, что так оно и будет!

Очередной удар волны окатил палубу драккара брызгами, заставив Клеппа поморщиться. Ладонью правой руки он отёр с лица катящиеся капли воды и мыслями перенёсся на несколько дней назад.

Их плавание по морям прошло удачно, и, казалось бы, нужно было сразу входить в русло Вины и двигаться в сторону Холма.

Вот только ярл Эйнар, похоже, никуда не торопился и даже не собирался воевать. Он пребывал в благодушном настроении и в полной уверенности, что ему удастся договориться со своим недавним союзником Кагелем, и, невзирая на все доводы и уговоры Клеппа, приказал сделать длительную остановку на морском берегу при входе в дельту Вины. Ярл хотел пополнить запасы мяса, а потому решил дать викингам несколько дней на отдых, а заодно возможность поохотиться.

Даже всегда внешне невозмутимый, а в суждениях и решениях упёртый Бейнир махнул рукой на ярла, смирившись с необходимостью подстраиваться под его непонятные желания и капризы. Он сам вынужденно пытался в течение всего плавания успокаивать нетерпеливого и постоянно злого великана, уверяя его в том, что армия викингов как никогда сильна. Ей некого бояться ни на море, ни на реке, а про сушу можно и не говорить.

Но всё же без дела Клепп оставаться не мог. Он взял один драккар и направился на нём вверх по реке к посёлку Гирка. Ему очень хотелось повстречаться со своими друзьями, а особенно с Лесей, когда-то спасшей его на Вине.

Проплывая вдоль берега возле лесных зарослей, за которыми прятался посёлок, великан не сомневался, что бдительные охотники уже знают о прибытии викингов на побережье и что десятки глаз следят за драккаром.

Улыбка скользнула по губам стоящего возле форштевня Клеппа, а его зычный голос разнёсся над водной гладью и лесными зарослями:

– Гирк! Гирк! Выходи на берег! Это я, Вран!

Кричать долго не понадобилось.

На лесной тропинке появилось пятеро вооружённых луками и топорами охотников. Впереди, как всегда, шёл вождь.

Киль драккара зашуршал по речному песку, и могучее тело перемахнуло через борт.

В руках Клепп держал довольно большой мешок. Он что-то сказал викингам на драккаре и подошёл к охотникам:

– Ну что, Гирк, помнишь, я обещал вернуться?

Раздавшийся сбоку треск кустов заставил мужчин стремительно повернуться.

Маленькое лёгкое тело в высоком прыжке уже летело на великана.

Худенькие руки девочки обвили могучую шею, а едва слышный голос, наполненный радостью, прошелестел над ухом:

– Я очень ждала тебя, Вран!

Вот так, одной рукой прижимая к себе Лесю, а в другой неся мешок, Клепп двинулся вслед за мужчинами в посёлок.

А в набившемся людьми доме вождя собравшиеся женщины уже готовили угощение для долгожданного гостя.

Не забыл Гирк и о чужеземных воинах. Жители посёлка по его приказу отнесли на берег плетёные корзины с вяленым и копчёным мясом, свежевыловленной рыбой, выпеченным хлебом.

В свою очередь Клепп развязал принесённый мешок, вытащил оттуда длинную мелкоячеистую кольчугу, шлем с приваренной маской, а также короткий меч в кожаных ножнах. Всё это богатство он протянул Гирку.

– Прими их, вождь. Надеюсь, что кольчуга и шлем помогут тебе сохранить жизнь, а меч отпугнёт всех врагов!

Гул изумлённых и восхищённых людских голосов наполнил дом. Трясущимися руками и не проронив ни слова, вождь принял дары из рук великана. А тот, не обращая никакого внимания на его состояние, вытряхнул из мешка два ярко-красных платья, украшенных тесьмой и галунами, и две пары сапог из выделанной кожи вишнёвого цвета на толстой подошве. Сразу было видно, что одежда и обувь были рассчитаны на взрослую женщину и на ребёнка.

– Леся! Верея! – призывно загремел голос Клеппа.

Держась за руки, мать и дочь испуганно приблизились к великану.

– Эти платья и обувь привезены из далёких чужеземных стран, где никогда не бывает холодно. Они делают любую женщину красивее, а маленькую девочку старше. Я привёз их для вас!

Всё это было ещё вчера.

Глава 49

Молодой человек мощного телосложения и огромного роста сидел на холодном каменном полу, прислонившись спиной к стене. Он очнулся от тяжёлого тревожного сна и теперь прислушивался к ощущениям внутри себя.

Пошёл второй день, как его привезли и поместили в этот каменный мешок с маленьким зарешеченным окном, из которого был виден только пустынный берег моря. Кисти рук гиганта стискивали металлические обручи с приваренными к ним звеньями цепи, прикованной к каменной стене. Её длины не хватало даже на то, чтобы приблизиться к входной двери. Наверное, тюремщиков предупредили, что великан может голыми руками выбить её, а потому с него не сняли оковы.

Голова сильно болела, а вся правая затылочная часть опухла и кровоточила. Сказывался последний удар дубиной, который ему нанесли, когда втаскивали в каменную камеру. Он пытался привести в порядок разрозненные мысли, но это плохо удавалось.

Всё же мало-помалу туман в мозгу рассеялся.

Мыслями он вернулся на несколько дней назад, когда чья-то рука трясла его за плечо, а знакомый голос слуги настойчиво повторял:

– Господин, господин! К тебе прибыл человек эмира! Господин!

Вошедший незнакомец был невысок ростом, скромно одет и, похоже, без оружия. Он достал из складок туники свёрнутый в трубочку пергамент и молча протянул его на вытянутой руке.

Развернув послание, Масуд сразу узнал печать эмира Аль-Хакама. Бегло пробежав глазами несколько написанных строк, он перевёл требовательный взгляд на посыльного.

– А на словах?

– Эмир Аль-Хакам, да будет благословенно имя его, повелел спешно направиться в Баэну, где стоит твой отряд, и немедля привести всех воинов в Кордову.

– Что сучилось?

– В городе новое восстание! Ещё более страшное, чем прошлое, которое войскам удалось быстро подавить! Да ты и сам про то не хуже меня знаешь. Теперь мятеж подняли факихи – мусульманские богословы-фанатики. Они считают недостаточным благочестие нашего эмира, обвиняют его в том, что он пьёт вино и увлекается охотой. Хотя, как ты сам знаешь, на самом деле наш господин отстранил их от власти, потому его противники так недовольны. Факихов собралось несколько тысяч. Эти люди пытаются осадить дворец. К ним присоединились влиятельные горожане и предавшие эмира вельможи со своими людьми. Даже твой Абу-Сирхан примкнул к факихам. За местной знатью пошла чернь. Войск в городе осталось мало, да и они окружены за центральным базаром. Восставшие захватили в Кордове все мосты и ворота. В город войти можно, а выйти из него сложно. Эмир надеется, что ты сумеешь выбраться за крепостные стены. Он также поручает тебе направить гонцов за помощью во все крупные города. Поспешай! Охрана дворца долго продержаться не сможет.

Так это начиналось.

А уже ночью грохот копыт по мощёным мостовым известил о прибытии в Кордову двухсот всадников под командованием Масуда.

Он не стал дожидаться помощи из других городов.

При свете факелов конный отряд плотным строем, сметая всё на своём пути, пронёсся к Римскому мосту через Гвадалквивир, откуда был хорошо виден дворец эмира.

А там их поджидал завал из деревьев, за которым притаились вооружённые люди. Засвистели стрелы, несколько человек упало с лошадей.

– Отходим! – Громкий крик Масуда, а также угроза смерти заставили развернуться конную массу и стремительно покинуть мост.

На противоположном берегу по мановению руки своего командира все остановились.

Масуд был не на шутку разозлён постигшей его неудачей. Он разделил свой отряд на две части. По его команде сотня воинов спешилась и, прикрывшись щитами, выстроила черепаху. Внутри неё встал сам Масуд. Вторую сотню он поручил своему помощнику Таамиру, приказав атаковать мятежников, как только будет разобран завал на мосту.

Черепаха, ощетинившись копьями и мечами, двинулась вперёд. Снова полетели стрелы, но нанести существенный урон атакующим воинам они уже не могли.

Приблизившись вплотную к завалу, черепаха рассыпалась, и телохранители эмира с рёвом бросились на прятавшихся за стволами и ветками срубленных деревьев людей. Толпа восставших была обращена в бегство, проход в центре моста расчищен, и в него тут же ринулась вторая сотня всадников Масуда.

Началась дикая резня.

Горожане не могли противостоять хорошо обученным и облаченным в доспехи воинам. Тех же, кто надеялся на быстроту своих ног, догоняли и рубили мечами всадники.

Сотни трупов устилали землю в окрестностях дворца.

Всё было кончено.

Но, освободив от восставших берег реки и подступы к резиденции эмира, Масуд на этом не успокоился. Во главе своего отряда он двинулся в сторону центра города, где были окружены преданные эмиру войска.

С жуткими воплями и свистом конная армада по двум пустынным улицам вынеслась на базарную площадь, сминая скопившуюся на ней людскую массу. Без устали взлетали вверх и опускались на головы ошарашенных горожан мечи, а длинные копья пронзали насквозь не защищённые доспехами тела. Копыта лошадей начали скользить на мокрых от крови булыжниках мостовой. Крики и стоны раненых неслись со всех сторон. Факихи, забыв обо всем, в страхе разбегались в разные стороны. Масуд приказал не преследовать их. Он придумал, как можно быстро покончить с восстанием.

Оставив при себе всего лишь десяток воинов-лучников, Масуд послал Таамира с отрядом в пригород Ар-Рабад, где жили факихи и их семьи, с приказом устроить большой пожар. Масуд понимал, что восставшие бросятся спасать свои дома и ценности, а потому им будет уже не до мятежа.

Сам же он направился в противоположную сторону. Туда, где располагался дом Абу-Сирхана. Странные предчувствия овладели им.

Масуд, кивнув десятскому, оставил своих людей у задних ворот сада, спрыгнул с коня и, к ужасу своему, сразу на аллее наткнулся на лежащее тело охранника. С сильно бьющимся сердцем он пробежал по садовой дорожке и схватился за ручку железной двери, ведущей в дом. Переступив порог, Масуд увидел в приёмной ещё восемь трупов. Тела стражников Абу-Сирхана были иссечены мечами, всё вокруг залито кровью.

«Кто мог совершить такое? И сколько же убийц тут было? – пронеслась в его голове мысль. – Как можно так легко перебить хорошо обученную охрану?»

Не думая больше ни о чём, он распахнул двери в покои своего наставника, одновременно вытягивая один меч из висевших за спиной ножен.

Первое, на чём остановился взгляд Масуда, было залитое кровью лицо его учителя Сахира. Древки двух копий торчали из его груди, а правая рука была почти полностью отсечена. Он погиб, не успев даже схватиться за оружие. Рядом с ним лицом вниз лежал Абу-Сирхан. На белоснежной ткани его туники расплывалось красное пятно, в центре которого темнела рукоять кинжала. Его убили предательским ударом в спину. И эти люди всё ещё находились здесь.

Их было шестеро.

Они выстроились у дальней стены залы с окровавленными мечами в руках.

На два шага вперёд выдвинулся Файсал – любимый телохранитель эмира Аль-Хакама, самый известный в Кордове из всех сакалиба. Сухощавый и жилистый, он слыл хорошим воином, но всегда сторонился Масуда, не вступая с ним в единоборства на многочисленных тренировках и поединках. Пятеро других тоже были из числа телохранителей эмира.

Дикая ярость начала сотрясать огромное тело Масуда. Он теперь понял, почему никто из окружения Абу-Сирхана не оказал сопротивления этим людям. Все подумали, что они посланники эмира, ведь с ними был Файсал.

– Не спеши, Масуд, выслушай меня! – Файсал поморщился и тяжело вздохнул всей грудью. – Сам знаешь, что Абу-Сирхан дважды предал своего господина и должен был умереть! Так решил эмир. Я и мои люди всего лишь выполняли его приказ! Ты великий воин, недаром же получил прозвище Блистательный! Но даже тебе одному не справиться со всеми нами!

– Мы ему поможем! – громкий и чёткий голос прозвучал со стороны распахнутой настежь двери.

Масуд повернул голову и невольно улыбнулся. Позади, натягивая луки, выстраивались его воины, о которых он совсем забыл.

– Прости, господин! Мы увидели, как ты побежал в дом, и поняли, что случилась беда, а потому поспешили за тобой. Эти люди – убийцы! Они не должны жить! – Десятский поднял вверх руку.

– Файсала не трогать! Мы будем с ним драться один на один! – упредил лучников Масуд.

Расстояние было слишком мало, чтобы искушённые в своём деле стрелки могли промахнуться.

Взмахом руки десятский отдал команду.

Резкий звук спущенной тетивы многократно повторился десятком мощных арабских луков.

Пятеро воинов эмира, пронзённые стрелами, распластались на полу возле стены.

Даже не посмотрев в их сторону, Файсал поднял вверх меч и шагнул вперёд, навстречу своей смерти. Он в этом не сомневался. То, что было сделано в доме, не заслуживало прощения. Пятерых воинов возмездие уже настигло, настал черед их командира.

Тяжёлый удар обрушился слева, вынуждая Файсала отражать его своим мечом в сторону. И тут же на лице любимца эмира промелькнуло выражение ужаса. Похоже, он вспомнил, что противник – двурукий. Но было уже поздно. Второй меч, сверкнув, вылетел из ножен за спиной Масуда, нацеливаясь на шею Файсала…

Неожиданно картинки воспоминаний исчезли.

Боль толчками снова начала пульсировать в голове великана, вынуждая встать на четвереньки. Он прижался лбом к массивной каменной стене, пытаясь холодом заглушить её.

Это помогло. Масуд облегчённо вздохнул. И тут же мысли о прошлом снова ворвались в его сознание.

Какую же глупость он совершил тогда, отправившись во дворец эмира!

Масуд хорошо помнил, как, стоя перед троном Аль-Хакама, вытащил из мешка за волосы отрубленную голову любимца эмира Файсала и сказал:

– Мир тебе, эмир верующих! Этот человек и ещё пятеро его подручных убили твоего ближнего советника Абу-Сирхана вместе с десятком домочадцев. Я застал их с окровавленным оружием в руках и вынужден был применить силу. Прежде чем голова Файсала отделилась от шеи, он признался, что совершил все убийства по твоему приказу, эмир! Но я не поверил услышанным словам. А потому пришёл за правдой к тебе!

– Что? Ты убил Файсала? – Взгляд Аль-Хакама с ужасом остановился на отрубленной голове в руке Масуда, левая щека и глаз его задёргались, а голос с привычной хрипотцы неожиданно перешёл на визг: – Схватить! Связать!

Телохранители эмира со всех сторон бросились на Масуда, повисая на нём и норовя свалить с ног. А в тронную залу вбегали всё новые и новые воины из отряда дворцовой стражи.

Такого столпотворения здесь ещё никогда не было.

Масуд почти не сопротивлялся и позволил повалить себя. Теряя сознание от сыплющихся со всех сторон ударов, он разжал пальцы, и голова Файсала упала на мозаичный мраморный пол. Кто-то из людей в мятущейся толпе случайно пнул её, и она покатилась к подножию трона.

– В Кадис! В Кадис! Отправьте убийцу в Кадис вместе с другими главарями бунтовщиков! – завопил Аль-Хакам, вскакивая на ноги. – Пусть его там содержат в крепостной темнице до моего решения! Мне теперь есть о чём с ним поговорить! Скоро я сам прибуду туда!

Десятки сильных рук ухватились за одежду великана и потащили огромное бесчувственное тело прочь из дворца.