Текст книги "Это убьет тебя раньше, чем СПИД"

– Ладно! – воскликнула она, усевшись на край постели. Я тут тебе фотки принесла.

Только я забрал папку, как Инга принялась продолжать:

– Твой член понравился главному редактору, так что фотки будут в следующем номере! Решила занести их тебе, пока ещё могу, а-то сегодня ко мне мама приезжает, мы с ней должны будем встретиться. Вообще-то, мы вроде как ещё вчера должны были, увидится, но мы с Марком так упоролись, что я решила не брать трубку, от греха подальше!

Хм-м, а что, если Ева была мамой Инги, а? Это было бы круто, наверное! Блин, я ведь получаться трахнул и дочку, и маму… оставалось только отца трахнуть, ей богу!

– Мама… – протянул я, состряпав на лице гримасу душевнобольного.

Я всё ещё продолжал думать о том, как было бы интересно, если бы Ева оказалась её мамой! Это ж бред какой-то, такое вообще бывает? Кино какое-то… Даже не знаю, были ли бы они в восторге, от того, что я трахал их обеих… блядь, а ведь, наверное, нет! Не знаю даже. Они бы расстроились, скорее, чем обрадовались. Ну, мне так кажется. В любом случае, хорошо, что Ева не её мать!.. или все-таки мать? Бля, нужно было поскорее выпроводить Ингу, пока Ева не вышла из ванной. Мало ли.

– Ты чего в потолок уставился? – удивилась она, поглядывая на меня снизу вверх, продолжая сидеть на краю постели. Я же стоял совсем неподалеку, в метре всего.

– Ма-ма… – тянул я это слово, не решаясь выгнать её, на всякий случай.

– Всё хорошо? А-то мычишь, как придурок…

И тут всё прояснилось.

Это случилось, когда Ева вышла из ванной, томно улыбаясь, со словами:

– Кажется, я вчера не распробовала твоего хуйца, как следу… АХ! ИНГА?!

– МАМА?! – удивилась Инга, чуть повысив голос.

– Мама? – довершил я своим вопросом, эту сцену из типичного Анального Водевиля.

Наспех поправив махровый халат, Ева заметила, что никак не может прикрыть свою грудь, эта махровая срань всё время норовила соскочить с чистого тела. Вот и в тот момент, халат её подвёл, представив нашему общему с Ингой взору неплохую такую второго размера грудь, с чуть более, чем средними ореолами сосков. Навряд ли Инга должна было увидеть подобное, когда-нибудь… по-моему, это действительно чересчур!

– Ты трахнул мою маму? – обозлившись на меня, с яростью в глаза спросила Инга, вскочив с постели.

Ответить я не успел. Инга не дала мне и слова сказать, когда выкинула свою левую ногу и ударила меня по яйцам. Боль была дикая, это всё, что я помню.

– Это пиздец, не круто! – кряхтел я, заваливаясь в кровать.

Инга выбежала из моего номера, только пятки сверкали, а Ева – Ева спохватилась её догонять, придерживая на себе халат, что было сил.

Потом, она вернулась, переоделась в свои шмотки и, ни слова не сказав, убежала, теперь уже навсегда. Под вечер ко мне пришел Марк. Рассказал, как Инга на меня обиделась, сказал, что она не то, что меня видеть, а даже жить со мной на одном этаже не хочет, и поэтому они съезжают. Попрощавшись с этим рыжим сыном, своего богатого отца, я остался в номере, в гордом одиночестве. Боль в яйцах никак не утихала. Достав из заначки небольшой сверток с травой, я сварганил себе неплохое обезболивающее. Ничего не подумайте – это было исключительно в медицинских целях! Честное пионерское!

12

А потом его всё-таки поймали.

Егор не успел выехать из города, выбраться из страны, ну и так далее, короче – его взяли за жопу. Задержали в аэропорту, когда тот покупал билеты на рейс до Амстердама. Даже немного нелепо от того, в каком городе находились его поставщики и партнеры по бизнесу – это ведь настоящая Мекка, для торчков, барыг, перекупщиков, и остальных, таких же ублюдков вроде меня. Помимо первой полосы на утренней газете, что лежала в холле отеля, новостной сюжет про Кожаного пиджака показали даже в паре выпусков новостей, на региональных каналах. Огласка была небольшая, не такая большая, как если бы Аркадий Палыч поймал не Егора, а, скажем, Пабло Эскобара, но даже и этой пары выпусков по телевизору было достаточно, чтобы я узнал всю правду. Ну, или что там выдают за правду по телевизору?

Только я досмотрел новости, как мне позвонил Аркадий Палыч.

Спросил, посмотрел ли я новости, а потом восторженным криком раздался в трубку о том, что они всё-таки его поймали. Он сказал мне, что Кожаного пиджака успешно задержали в аэропорту, и теперь настала моя очередь. Ну, собственно, он сказал мне то же, о чем передавали в новостях, ничего нового… Вдаваться в подробности типа: «Что это значит?», я не стал. Всем и так всё было понятно. Егора задержали в аэропорту? Значит, дело дрянь. Я думал, Аркадий Палыч возьмется за него как минимум через пару дней, неделя ведь ещё не кончилась. Видимо, у него не было выбора, нужно было что-то решать, пока Кожаный пиджак не отвалил бессрочно.

– Жду тебя в отделении, – улыбаясь в трубку, процедил Аркадий Палыч.

Согласившись на встречу (будто у меня был выбор), я начал собираться.

Бегая по номеру в поисках пары целых носков, я снова вспомнил про Леру. Нужно было попросить этого мусора, оставить нас в покое. Чтобы не получилось так, как будто бы я сдал Егора, сам остался на свободе, а он сам, в это время, занялся поисками Леры. Её бы ведь и искать даже не пришлось – она всё ещё лежала в больнице со своим сотрясением. Да, точно! Нужно было обязательно попросить его, чтобы он опустил нас обоих, иначе это всё не имеет никакого смысла. Зачем мне эта свобода, если я не смогу уехать с Лерой? Зачем мне эти деньги, эта сумка доверху забитая купюрами крупного калибра, если мне будет не на кого их потратить? Вот и я о том же! Всё это не имеет смысла, если в итоге я останусь один. За всю свою жизнь я не любил ни одной девушки так же, как полюбил Леру, поэтому я и полез на её борова, поэтому и попал во всё это…

Он ждал меня в той же переговорной, хотя я до сих пор не знаю точно, как называлось то место на самом деле. Стены были теми же, тем же был и стол, за которым сидел Аркадий Палыч. Без доли стеснения, будто у себя дома, я сел напротив него, сдерживая улыбку изумления на лице. Улыбался я потому, что видел в нём человека, что мог отмазать меня от всех проблем на свете, коих у меня было немного, а точнее – всего одна, зато какая! Как же не улыбнутся такому-то человеку…

Когда двери закрылись, я разглядел на его лице едва уловимую улыбку, которая очень быстро менялась на отвращение, а потом Аркадий Палыч и вовсе приуныл.

– Ты не передумал? – спросил он у меня, закуривая свои дешевые сигареты.

Только я собрался спросить его про Леру, как он и слова не дал мне сказать:

– Если не ради себя, так ты хотя бы о девчонке подумай… как там её? Валерия? Лера, значит… Без доказательств я буду вынужден отпустить Егора. Уже сегодня он выйдет на свободу, сядет в самолет и улетит за границу. Завтра он найдёт новое место, и будет продавать траву, как будто ничего и не было.

Потянувшись в карман штанов, я взял в руку телефон, но стал выкладывать его сразу же. Сначала спросил:

– Я отдаю вам телефон, вы сажаете Егора, отпускаете нас с Лерой, так?

– Всё верно. Я своё слово держу.

– Кстати, я и вправду не знал о том, что он собирался уезжать…

– Ну, вот видишь!

Я сделал, что нужно было. Выдохнул и оставил телефон на столе, взамен вытащив из его пачки грубую сигарету с гравировкой герба несуществующей страны на фильтре, и закурил, будто сделал только что нечто настолько важное, после чего обязательно требовалось выкурить сигарету-другую. Похорошев лицом, когда щеки его наполнились румянцем, Аркадий Палыч взял мой телефон, облизнув губы.

– Тут все ваши переписки? – уточнил он, не выпуская телефона из рук.

– Да, всё в приложении. Всё, что я знаю, есть в телефоне, и этого должно быть достаточно, чтобы посадить его лет на десять, или пятнадцать.

– Ну, в этом можешь не сомневаться…

– А что с нашими паспортами? Егор наверняка будет нас искать, даже там, в тюрьме.

Ответить Аркадий Палыч не успел, или, быть может, даже и не собирался отвечать. Дверь открылась, и в комнату вошел молодой парень, чуть старше меня, с едва уловимой щетиной на лице, в очках с роговой оправой, клетчатом пиджаке и рубашке цвета морской волны. Забрав телефон у Аркадия Палыча, он вышел так же внезапно, как и появился, не проронив ни слова.

– Нам нужно время, чтобы снять с телефона всю информацию… подождём.

– Так что с паспортами?

– Извини парень, но придется вам просто уехать. У меня нет таких полномочий.

Чего? Каких это таких полномочий? Он же обещал мне программу защиты свидетелей. Он меня наебал что ли? Так получается?

Обомлев от столь внезапного поворота событий, я начал проигрывать в голове разные сценки, ситуации, в которых Егор, даже через десять, а-то и двадцать лет, находит меня, пока я весь такой старый поливаю газон перед небольшим домиком где-нибудь на юге. Вот стою я, поливаю газон, и всё вроде бы хорошо, как внезапно к моему дому подъезжает красный автомобиль. Номера вымазаны грязью, их не разобрать. Из машины выходит два человека. В одном из них я узнаю, и он идет ко мне. Он всё знает. Потом резкий хлопок, и я падаю на свой же газон, понемногу смешиваю холодную воду своей кровью. Огромная большая лужа растекается по газону. На шум выбегает Лера, вся такая тоже старая уже и с морщинами на лице. Бежит ко мне, не обращая внимания на Кожаного пиджака, потому что не узнаёт его. Зато он точно её узнаёт. Он стреляет в Леру, и теперь она лежит на мне, такая же с дыркой в теле, из которой сочиться её кровь, перекрашивающая газон в нечто скверное.

– В смысле? – покончив с визуализацией собственной смерти, наконец-то спросил я.

– Всё что я могу, – ответил он, изменившись в лице, – это отпустить тебя на все четыре стороны.

Больше он не улыбался. Его лицо напоминало серьезную рожу, с которой лучше не шутить, лишний раз. А лучше – никогда.

– И не смей просить меня о большем! – гаркнул он, не сдерживая своих белоснежных клыков. Он смотрел на меня так, будто это и в самом деле то единственное, что он может для меня сделать, и просить о большем нет никакого смысла. – Подружку твою я тоже оставлю, обещаю. Сейчас мой помощник снимет информацию с твоего телефона, и можешь быть свободен. И больше мы не увидимся.

Оставив в пепельнице свой жирный окурок, я ещё минуты три не мог понять, что мне теперь делать. Я думал, что у нас будут новые документы, мы будем независимы… хотя, постойте. Знаете, в прочем, срать вообще на этого мусора! У меня ведь были деньги! Я ведь мог купить себе что угодно, даже новые паспорта, точно! Так что срать я хотел на честное слово Аркадия Палыча, хоть бы он только отпустил нас уже поскорее. Затем в комнату вернулся тот парень, его помощник. Оставил телефон на столе, и взглянув на Аркадия Палыча убедительно кивнул ему гривой, мол: «Всё хорошо!». Ну, и славно. Мне не терпелось покончить с этим и навестить Леру. Интересно, она уже смотрела новости?

– На этом всё, мой юный друг! – улыбнувшись своей победе над очередным отбросом общества, в лице Кожаного пиджака, предвкушая ту же победу в судебной тяжбе, или как там называется вся эта хуйня, воскликнул Аркадий Палыч. – Хотя, возможно, ты понадобишься для дачи показаний в суде.

– Каких показаний?

– А как ты хотел? – удивился он. – Переписки, это, конечно, хорошо, даже отлично! Но если я пойму, что этого мало, если Егор надумает подкупить судью… в общем, мне придется вызвать тебя снова.

«Ну, уж нет!», хотел было сказать я, но сдержался. Нужно было валить! Валить оттуда, сверкая пятками, поскорее бы забыть всю эту херню, кто кого сдал, кто кому заплатил, кто кого отмазал – нет уж. Хватит с меня! Если бы я появился в зале здания суда, Егор убил бы меня одним только своим взглядом. Ему не пришлось бы мне ничего говорить, я помер бы от одного только стыда о том, что сделал. Но, какой смысл думать о том, что уже итак сделано? Хорошо бы только, чтобы Лера ни о чем не узнала. Ведь если она хоть как-то догадалась бы о том, что я натворил – она бы меня бросила, точно!

Забрав телефон, взглянув в последний раз на ту комнату, поросшую плесенью, с осыпавшейся извёсткой по углам, я вышел из комнаты, к чертовой матери, как можно скорее, чтобы внезапно этот мусор не передумал, и не сцапал меня, запросто так. Верить в его честное слово с каждой минутой было всё труднее. Я вышел на улицу, закурил свои сигареты и с чувством выполненного долга пошел домой. Теперь, когда всё было позади, нужно было сделать всё возможное, чтобы откреститься от этой хуйни, как можно сильнее! Чтобы даже мысли не возникло у людей о том, что это я сдал Егора. Простой барыга, превратившийся в стукача, ради спасения своей жопы – это я.

Потом была Лера. Она позвонила мне, когда я шел домой, в отель.

Как во время, я ведь совсем недавно вспоминал о ней!

– Ты… ты тоже видел? – заливаясь слезами, спросила она в трубку.

Сквозь все её сопли и слезы, слов было почти не разобрать. Она буквально рыдала в трубку, и тогда я понял, какая я скотина на самом деле. Только в тот момент, едва расслышав её голос в телефоне, я понял, какого черта я натворил. Я упрятал за решетку единственного человека, на которого ей было не насрать. Мы никогда не говорили об этом, но в тот момент я точно это понял.

– Я скоро приеду, – процедил я, попытавшись хоть как-то её успокоить.

Отключив телефон, я всё ещё держал его в руке, думая о том, что я натворил. Ведь если бы она не встретилась со мной, если бы не привела, если бы не познакомила с Егором, если бы… если бы я его не сдал, всё было бы хорошо, а теперь Лера пребывала на грани нервного срыва. Какой же я ублюдок!

Злость белой пеленой затмила мои глаза, когда я задумался о том, чтобы вышвырнуть телефон куда подальше. Сказано – сделано. Телефон откатился от меня по мостовой метров на десять, но успокоения это принесло едва ли. Переступив через кучку микросхем и прочих деталей, я побежал, куда глаза глядели. Слезы проступали на глазах, медленно скатываясь по щекам вниз по подбородку и затем туда же – на мостовую. Я помню, как добежал до телефонной будки, заперся в ней и зарыдал. Я – человек, до того момента не проронивший ни слезы, теперь ревел как баба. И слезы текли ручьем, по моему лицу, спрятанному под обильной бородой.

– Что же ты натворил… – взывал я, бросив глаза к потолку. – Что же ты сделал…

Ответа не было. Никто не мог ответить мне на этот вопрос, и теперь всё что мне оставалось – это лишь пожинать плоды собственной трусости. Да, я был трусом! Иначе как объяснить ещё этот мой поступок? Я ведь ни о ком не думал, кроме себя. И про Леру я вспомнил только в самый последний момент, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от собственного эгоизма. Я думал только о спасении собственной задницы, и так уж получилось, что спас и Леру заодно. Хватит врать! Я сдал единственного человека, который дал мне шанс, заработать и выбиться в люди. Я сдал человека, который видел во мне нечто большее, как видел это самое и в Лере и в остальных, окружавших его людях. А я его предал! Предал, и теперь рыдал, забившись в угол телефонной будки, отгоняя прохожих зевак, чтобы никто не увидел моих слез. Как же я был жалок!

Но делать было нечего. Нужно было идти до конца. Нужно было перестать трусить, взять судьбу за яйца и попытаться всё наладить. Взять Леру, наврать ей, для её же блага, мол, я ни в чем не виноват, и уехать с ней. Неважно куда, просто уехать, и оставить это всё позади. А если Егор откупиться – тем лучше. Мы приедем к нему, встретимся, и всё будет как раньше. И я никогда не признаюсь ему в том, что сделал. Ни ему, ни Лере я никогда не расскажу о том, что я натворил. Ведь неважно, настолько сильным окажется этот груз для меня со временем, важно то – чтобы ни единая душа не прознала о моей трусости. Чтобы никто, и никогда, не узнал о том, настолько я жалок.

Вытерев слезы, я успокоился и вышел из будки. Закурил снова. То была третья сигарета за последние полчаса. Я накурился её после первой, но из-за всех этих переживаний, меня никак не покидала мысль занять чем-нибудь свой рот. Наверное, я педик, если рассуждать по Фрейду. В пизду его, он никогда не был в той ситуации, в которой оказался я, а значит и мнения его, касаются меня едва ли. Прогуливаясь в сторону больницы, я думал о том, как бы забрать Леру оттуда. Убедить её поехать со мной, а всё остальное не важно! Не самый лучший план, но хоть какой-то.

Лера, тем временем как я пришел, валялась на своей койке совсем отрешенная. Система, к которой она была подключена, работала исправно. Синяки её почти зажили, и выглядела она сравнительно лучше, чем прежде. Точнее, выглядела бы лучше, если бы глаза её красные от слез, не бегали по сторонам. Изнывая от столь неприятной новости, Лера тужилась, словно из последних сил, раздаваясь громкими всхлипами, пока медсестры накачивали её новой порцией обезболивающего. Не знаю, что там было, я не вдавался в подробности, но эта хрень работала исправно. Через пару минут, Лера больше не плакала, а глаза её больше не носились по углам палаты, в надежде найти хоть что-то отвлекающей от всей этой ситуации. Теперь она пялилась в точку, перед собой.

А потом в палату зашел я, и Лера встретила меня легкой улыбкой, расплывающейся по всему лицу. Я улыбнулся в ответ, хотя мы оба понимали, что никаких улыбок здесь совсем не нужно. Настроение у нас было одно на двоих – мрачное. Такое же мрачное, какой и была вся эта ситуация с Егором. Сдерживаясь от того, чтобы не проболтаться ей о своей вине, я спросил как у нее дела. Тоже – весьма спорный вопрос, совсем не к месту.

Взяв её за руку, я присел рядом с койкой и протянул:

– Надо нам тебя отсюда вытащить.

– Было бы неплохо, – отозвалась она, продолжая смотреть в стену напротив.

Взгляд её был отстранённым, зрачки стеклянными, губы вялыми. Неплохо её накачали! Очень даже неплохо, вот тебе и современная медицина…

– Да, – кивнул я, в ответ. – Если его поймали, тогда и за нас возьмутся. За меня, потому что продавал, а за тебя – потому что отмывала деньги.

Я решил соврать ей, потому что ничего более оригинального так и не придумал. Мне показалось, что если я смогу внушить ей страх перед полицией, то она согласится уехать со мной куда быстрее, чем, если бы я просто уговаривал её. Появились бы вопросы, типа: «Думаешь оно того стоит?», или: «Да ладно, пронесёт!», и всё в таком духе. Пронести-то нас, конечно, пронесло бы, но оставаться в том городе хоть немного больше, мне совсем не хотелось. Это я и попытался внушить Лере. Чтобы ей тоже опротивело это место настолько, насколько он опротивело мне.

– Знаешь, я ведь машину купил! – соврал я, не отпуская ладони.

Лера только улыбнулась, но так прозрачно, будто бы и не было этой улыбки вовсе. Может быть, мне показалось, не знаю точно.

– Я тут подумал, – продолжал я врать, – ты ведь хотела, чтоб я подвез тебя, помнишь? Ну, вот я бы подвез, теперь заживем! Поедешь со мной?

Она кивнула, улыбнулась чуть шире, не отпуская моей ладони. Она сжала её чуть крепче, и я понял, что она поверила мне. Согласилась поехать со мной, а значит всё не зря.

Полный решимости оправдать ожидания Леры по поводу нашего с ней отъезда, я зашел в интернет-кафе, что было по пути в отель. Начал поиски автомобиля. Я никогда в них не разбирался, если честно. Вообще никогда не думал о том, что когда-нибудь куплю себе автомобиль. Помню как ещё в институте, девчонки западали на парней с тачками, в то время как меня самого они обходили стороной, меня – пройдоху без колёс. Тогда я понял, что машины – они для тёлок. Для того, чтобы снимать их, трахать на заднем сидении и всё в таком духе. Бабы, они падки на колёса, но только в том случае, если ты ездишь не на отцовской Девятке. Но, тем не менее, ещё по совету родителей, я всё-таки сдал на права. Если бы они только знали, какими оказались те обстоятельства, вынудившие меня сесть за руль.

В таком случае, они бы наверняка не стали оплачивать мои экзамены в автошколе.

Я даже цен никогда не знал. Ну, тысяч двести, наверное, этого было бы достаточно. Все объявления пестрили яркими картинками, будто спизженными из того же интернета, в то время как сами автомобили наверняка были не первой свежести, с приклеенными на скотч бамперами и остальными деталями. Такое себе, если честно…

После получаса поисков, кажется, мне повезло.

Хозяин автомобиля был приветливым мужиком, лет пятидесяти, с комком нервов в области живота, и островом надежды на голове. Он показался мне весьма типичным водилой. Стаж его был, наверное, лет тридцать, или того больше. Это и не важно. Важно то, что пока другие парни продавали свои отцовские Девятки, да корейские иномарки с транзитными номерами, этот дядька продавал настоящую эпоху. Нет, не Москвич, конечно! Он продавал… как же это называется… Дипломат? Ну, знаете, такой старый Мерседес, на котором ещё Высоцкий катался по Москве. Темно синего цвета, этот автомобиль всем своим видом внушал мне успокоение и уверенность в завтрашнем дне. Плевать я хотел, что он был ровесником моей мамы – это был автомобиль мечты, и я написал продавцу!

На моё счастье, продавец оказался поблизости. Я договорился о встрече, но перед этим забежал в отель, взять необходимую сумму. Мы договорились с тем мужиком на триста тысяч. Это была почти половина от всей моей сумки, но делать было нечего, ведь я просто влюбился в эту тачку! Влюбился как девушку, как в Леру влюбился, но в отличие от той же Леры, я мог купить её за деньги, и слава богу, их было достаточно.

Поглядывая на меня со своим прищуром, явно не доверяя моим красным глазам, дядька не сразу, но всё-таки согласился показать мне тачку, и пустил за руль.

– У тебя стаж какой? – спросил он, усевшись на пассажирское место.

– Два года, – соврал я. – Мне на двадцать лет похожий Мерс подарили, но пришлось продать его за долги. Теперь вот деньги заработал, и хочу машину…

– Ты смотри, – нацелив на меня свой указательный палец, дядька сказал мне, словно только он один разговаривал в салоне машины. Он будто бы совсем не слышал, что я ему там врал, он сразу понял, что нет у меня никакого стажа. – Не разбей её! Я на этой ласточке уже двадцатый год катаюсь. Я её купил, между прочим, у сына Высоцкого!

Ага, конечно, блядь. Так я ему и поверил!

– Я буду осторожен.

– Еще бы, сука, ты не был осторожен! Эта ласточка если что не так тебя в могилу сведёт. Тебе с ней подружиться нужно…

– Чего?

– Попробуй её завести…

Взяв ключ, я вставил его в гнездо и попытался завести. Не получилось.

– Вот видишь! – улыбнулся он. – Тебе с ней контакт наладить нужно. Эта девочка за руль кого попало, не пускает…

Чего блядь? Какая девочка? Это ж просто, блядь, машина! Но дядька, видимо, считал иначе. Похуй, что он там считал, на самом деле, но я решил ему подыграть. Взялся за руль обеими руками, нащупал швы на кожаном чехле и нежно их погладил. В этом было так много секса, что если бы я взялся выебать этот чехол на самом деле, то выглядело бы всё куда менее эротично. А так, я будто бы насиловал его своими пальцами, надрачивал, пытаясь довести эту девочку до оргазма. Потом снова взялся на ключ. Завелась!

– Вот! – гаркнул он, заливаясь смехом. – Вот видишь! С ней ласково нужно, она тебе не какой-то Москвич, тьфу блядь…

Снял с плеча ремень от сумки с деньгами, я протянул её мужику.

– Там всё точно, но можете пересчитать.

Открыв сумку, мужик заглянул внутрь и пересчитал каждую пачку. Я даже занервничал, ведь мало ли – даже я не пересчитывал их с таким энтузиазмом. Но всё было точно, как в аптеке! Аптечка, кстати, лежала в бардачке, и это было, кстати, учитывая состояние моей попутчицы, до сих пор лежавшей в больнице. Когда он покончил с пересчётом налички, мы решили поехать в ГАИ. Ну, так положено. Нужно было переписать машину на моё имя и всё такое… не буду описывать всех этих деталей, они всё равно не имеют смысла. Вечером того же дня, Дипломат стоял на парковке отеля. Воодушевленный новой покупкой, я провалился в безмятежный сон. Это всё было будто бы не со мной, будто бы это не я сдал Егора, купил тачку, уговорил Леру поехать со мной, куда глаза глядят. Как будто это не я ревел в телефонной будке, от нехватки желания лицом к лицу встретиться с тем, что меня ждет в будущем. Но это не так, ведь – это был я.