Текст книги "Это убьет тебя раньше, чем СПИД"

Я дослушал почти до середины, когда курил свой Кэмел, выдыхая пары, в кожаную обивку совершенно забывая о том, чтобы открыть хотя бы одно окно. Я посидел ещё немного, едва ли удержался от того, чтобы не всплакнуть, взглянул на оставшиеся у меня деньги и дал дёру. Вышел на трассу, и поехал, куда глаза глядели. Тут уж фраза «Куда глаза глядели», не совсем для литературного словца добавлена, я ведь тупо не знал, куда мне ехать! Я забыл, откуда мы приехали. Солнце катилось к закату, было ещё светло, но даже это не помогло мне в том, чтобы найти правильной дороги. Это и неважно, ведь я всё равно вернулся. Конечно. Как я мог оставить Леру в одиночестве? Как я мог оставить эту больную сумасшедшую ебанутую дуру тупую, на произвол судьбы? Я ведь продолжал её любить. Я любил её до сих пор, и не важно, что я сдал её Крестного отца – не важно.

Я проехал пару часов в одну сторону, чтобы три часа возвращаться обратно. Ближе к рассвету я успел достичь гостиницы, пока Лера не проснулась. И всё оставалось как прежде, словно и не было этих пяти часов. Та же гостиница, тот же молокосос, стоящий из себя портье за стойкой, те же номера и всё остальное. Только вот место моё теперь было занято, и я до последнего не верил в тот факт, что в подобной глуши нашелся, если не реальный инвалид, так хотя бы пиздабол, себя за него выдающий. Ну, такое себе.

Оставив машину неподалеку, я взглянул на часы, встроенные в приборную панель. Ещё немного и снова рассвет. Каких-то три часа и снова солнце взойдет, вот уж счастье! Я уже подходил к гостинице, как услышал звуки скорой помощи неподалеку. Эти звуки были всё громче, неужто кому-то стало плохо? Удивительно, что скорая помощь работала даже в этой глуши, интересно как давно её вызвали…

Я зашел в фойе, но не нашел там никого. Ни того парня со стойки, ни уборщиц ни постояльцев. Их и раньше-то было не шибко много, даже написать не о ком, но в ту ночь там, в фойе было поистине мрачно. Забравшись по лестнице на свой этаж, я удивился снова. Все эти постояльцы, эти уборщицы и портье-молокосос – они стояли на моем этаже, какого хуя вообще? Толпились, человек тридцать точно! Они пялились через дверь в какой-то номер. Неужели скорая приехала прямиком на наш с Лерой этаж? Ну, нихуя себе, совпадение! Надо бы попросить у них анальгина, а-то от этой сирены, уши до сих пор гудят…

Пройдя чуть дальше, мне пришлось распихать человек десять, пока я всё-таки не нашел тот эпицентр всеобщего интереса. Это была дверь в мой номер. Помню как в тот момент мне и самому понадобился бы какой-нибудь врач. Сердце в пятки ушло, ей богу! Я прошел чуть ближе, взялся за ручку двери и распахнул её. О, господи.

Лера. Она сдержала обещание. Она покончила собой, стоило мне уехать.

Она… это правда?

– Господи… – прошептал я, от увиденного.

Ком подкатил к горлу. Дышать было всё труднее. Капилляры набухли, глаза покраснели, суровая мужская слеза прокатилась по щеке. Сев на пол, я, не открывая взгляда, смотрел на картину, которой не пожелал бы даже самому ебанутому из сценаристов хоррор-жанра. Лера вскрыла себе вены, лежала там, в кровати, сжимая в ладошке мою ей записку, пока кровь медленно стекала по простыне на деревянный дощетчатый пол. Обхватив руками голову, я крикнул что-то бессвязное. Зеваки точно узнали во мне постояльца этого номера. Скорая наконец-то нашла мой номер, и вот уже Леру положили на носилки, пока я рыдал в углу той комнаты, в богом забытой гостинице.

Потом появился какой-то мент. Толпа уже разошлась, а я так же сидел, сжимая голову руками, шептал себе под нос что-то про Леру, про то как я её люблю и всё в таком духе. Этот мусор пришел поговорить со мной, на предмет опознания жертвы. Это, пожалуй, единственное, в чём я мог бы ему помочь.

– Вы знали погибшую?

Я рассказал ему, что она была моей девушкой.

– У нее в сумочке было найдено две ампулы с мескалином…

– Не понимаю, о чем вы.

Я остался совсем один теперь.

Не осталось больше никого, кто был бы мне так же дорог. В ментовке нашли номера её родителей, дозвонились им, и сообщили о случившемся. Леру оставили в больничном морге, в маленьком городке, в сорока километрах к западу от гостиницы. Ехать мне туда было нельзя. Я не знал наверняка, знают ли её родители обо мне, и знают ли обо всей этой хуйне с Егором… блядь, он ведь тоже должен был узнать о произошедшем. Ну, теперь мне точно пиздец. Окончательно, пожалуй, теперь точно. Я всё проебал.

Заглянув под кровать, я нашел там припрятанную ранее сумку. Пересчитав в сотый раз эти бабки, я сложил из обратно и закинул в машину. Сел за руль, включил радио и тронулся с места. Взглянул ещё раз на гостиницу, закурил, и рванул что было сил. Я ехал куда угодно, лишь бы подальше от Леры, подальше от воспоминаний о ней, подальше от Егора, подальше от всего этого мира. Подальше от наркотиков, подальше от грязи.

Я ехал навстречу золотому восходу.

В поисках юга, без признаков севера, я проехал не один десяток километров, и ехал дальше, пока не закончился бензин. Потом заправился, и поехал дальше. Поехал на поиски своего «Долго и счастливо», очень слабо представляя себе его форму. Стараясь не думать о том, что ждет меня в будущем, осознавая перед собой лишь: «Здесь и сейчас», я ехал всё дальше и дальше от того места, где в последний раз виделся с девушкой своей мечты, где виделся с Лерой.

Юг без признаков севера. Это то, что убьет тебя раньше, чем СПИД.

История похороненной жизни. Не моя история.